Читать книгу Слабое звено - Михаил Нестеров - Страница 3

5

Москва, Главное разведывательное управление, 20 июля, пятница

Поздоровавшись с капитаном первого ранга Шестаковым за руку, генерал-майор Прохоренко не спешил сесть за рабочий стол. Высокий, грузный, пятидесятилетний начальник управления оперативной разведки ГРУ, две недели назад назначенный на эту должность, немного постоял у раскрытой шторы кабинета.

Шестаков тоже остался на ногах. Усмехнувшись своим мыслям, что впервые видит шефа со спины, разглядывал его поредевшую шевелюру на затылке, сцепленные за спиной руки.

Капитан первого ранга имел представительный вид: высокой лоб, седоватые виски, тонкие эгоистичные губы, маленькие проницательные глаза. Одевался, как правило, в серый костюм и нейтрального цвета галстук.

– Чем занимается ваш отдел, Владимир Дмитриевич? – Генерал наконец вернулся на свое место и жестом усадил подчиненного за стол.

Шестаков слегка нахмурился, не зная, как ответить. Вопрос если не коварный, то двусмысленный. При сурово сдвинутых бровях шефа его можно было расценить как недовольство. Сейчас лицо генерала выглядело «неудобочитаемым» – все эмоции как бы сбалансированы. Взгляд сероватых глаз, выражающих упрямство, направлен мимо собеседника, тонкие губы плотно сжаты.

– Работаю по Дагестану, – осторожно напомнил Шестаков, поскольку не далее как вчера получил от Прохоренко распоряжение действовать по первому приоритету. – По факту хищения с законсервированной базы вооружения боевых пловцов, – добавил Шестаков.

– Давайте подробней, – потребовал генерал. – Что нового удалось узнать?

– Хищение совершено предположительно капитаном Юрием Санниковым. Судя по донесениям – неудачник, уволился со службы, перебивался случайными заработками. Его труп нашли в его же квартире. Там же обнаружили патроны и гильзы от унифицированного оружия.

Генерал жестом потребовал материалы дела и раскрыл перед собой пожелтевшую папку. Пока Шестаков рассказывал, Борис Викторович успел прочесть несколько страниц, остановившись на акте, едва ли не основном документе, испещренном подписями и скрепленном печатями. Из него следовало, что в комиссию по консервации входило восемнадцать человек – многовато для консервации даже секретной базы. Однако чуть позже выяснилось, что шесть подписей принадлежат бойцам из диверсионно-разведывательного отряда «Гранит». Они-то зачем подписались, удивился Прохоренко. Хватило бы одного росчерка командира группы боевых пловцов: он сдает, комиссия принимает.

– Вас не удивляет скорость? – спросил генерал. – Я вижу здесь ссылки на приказы командования ВМФ, но не обнаружил копий этих распоряжений. – Прохоренко перевернул несколько листов: лишь номера, даты и громкие фамилии. – Объяви войну, и то так быстро не смогут мобилизовать или перебросить секретное подразделение.

– Два, – подсказал Шестаков, – включая морской спецназ, а это сто пятьдесят человек.

– Сроки консервации не определены, – закончил генерал. – Продолжайте, я слушаю.

– Переброску оборудования предполагалось провести подразделением технического обеспечения – борт научно-исследовательского судна «Михаил Травин»[4]. Собственно, на борту «Травина» и хранились боевые заряды. Однако коса нашла на камень: в связи с капитальным ремонтом судна боевые заряды временно поместили на морскую базу.

Внимая подчиненному, генерал отыскивал соответствующий документ. Сейчас он пробегал глазами справку. Из нее следовало, что судно, названное в честь исследователя Каспия, списали летом 92-го года как непригодное к эксплуатации, то есть спустя месяц с начала ликвидации морского разведпункта и два месяца – с мая 92-го года – с начала образования Вооруженных Сил Российской Федерации.

Прохоренко кивнул головой и закрыл папку. Акты о списании «Михаила Травина» были последними в этом странном деле. До сегодняшнего дня к нему не возвращались.

– На умысел не похоже, но все одно к одному. – Собственно умысел в представлении генерала представлял собой смесь безалаберности и спешки. Что касается консервации базы, то это обычная стратегическая практика. Российские тайные базы с оружием разбросаны по многим зарубежным странам. Есть и небольшие тайники, есть и целые подземные бункеры.

Шестаков намеренно не затронул еще одну серьезную тему, точнее, она прозвучала вскользь. При законсервированной базе и нетронутых боевых зарядах все члены диверсионного отряда были не опасны, а при исчезновении зарядов становились опасными хотя бы в информационном плане. Спецслужбам последние годы не везло. На них сорвались, как цепные псы, все кому не лень. Прежде чем сделать шаг, надо сто раз оглянуться.

– У меня еще пара вопросов.

– Слушаю, Борис Викторович.

– Вы начали проверку бывших «гранитовцев»?

– Да, такая проверка началась. Она тем более необходима, что все, кроме Родиона Ганелина, ушли со службы по разным причинам. Не исключено, что кто-то из них побывал на базе.

– С Ганелиным уже беседовали?

– Да. Сразу же, как только установили его непричастность к хищению. А вот его бывший командир Андрей Овчинников не имеет на день совершения преступления алиби. Он женат, двое детей. С его слов, в тот день он проводил время с любовницей.

Шестаков усмехнулся. Овчинников упорно не хотел называть имя женщины, однако сдался, поскольку дело оказалось серьезное.

– Его любовница, – продолжил он, – молодая жена управляющего столичным банком «Мегаполис», в котором Овчинников возглавляет службу безопасности с исполнением функций личной безопасности руководящего состава банка. То есть он личный телохранитель управляющего.

– Равно как и его супруги, – заметил Прохоренко. – Сколько же длилось их последнее свидание?

– Трое суток. Босс Овчинникова отправил свою половину и малолетнего ребенка в правительственный санаторий «Волжский утес». Андрей, разумеется, сопровождал их. Потом якобы отправился с инспекционной проверкой в Новоград – там есть филиал «Мегаполиса», а служба безопасности номинально подчиняется шефу столичного банка, то есть Овчинникову. Новоградские охранники попали в щекотливое положение. Овчинников действительно нагрянул с проверкой, но только на два дня позже. Впору предположить любовный сговор – для управляющего банка. В нашем случае сговор носит иной характер. Так или иначе бывшему командиру «Гранита» неприятностей не миновать.

Да, кивнул Прохоренко, в воображении которого не сам Овчинников, но его кабинет предстал как гардероб, куда можно навешать собачьих шуб.

– Продолжайте работать в этом направлении, – распорядился он. – Вернемся к Родиону Ганелину. Он ваш агент?

– Нет, «свободный» агент. – Шестаков сделал ссылку на заместителя Прохоренко. – Полковник Карагаев разрешил привлечь его к делу. Во-первых, потому, что опыта Ганелину не занимать. Во-вторых, Родион знает все о консервации базы. Таким образом мы ограничим круг лиц, посвященных в это дело, до минимума.

– Помощники Ганелину не нужны? – Вопрос за вопросом генерал потихоньку добирался до главного. И тем не менее «спускался» все ниже, до рядовых агентов. За две недели работы в управлении Прохоренко, руководивший до этого аналогичным управлением в ФСБ (управление военной контрразведки), сделал немного, пока только осматривался и «обживался», распоряжения на первых порах согласовывал с опытным полковником ГРУ Карагаевым и тем самым потихоньку овладевал ситуацией. По одному принимал у себя офицеров управления, беседовал с ними, относительно каждого делал выводы и заносил данные в отдельную папку.

– Помощники? – переспросил Шестаков и едва заметно покачал головой: Ганелин отправляется на оперативно-разыскные мероприятия, в его распоряжении окажутся офицеры из морской разведки на Каспии – консультанты и помощники. Они уже включились в работу: тщательно обследовали базу и восстановили действия неизвестного с большой точностью. Кто-то, обрубая кабель, выбил кусок от стены-ширмы. Затем простучал всю стену (на то указывали небольшие выбоины), освободил дверь, обнаружил вооружение.

Сам Шестаков позволил себе усомниться в этом. Знай он все о базе, поступил бы так же, чтобы отвести от себя подозрение: надрубил кабель, простучал стену… Пятьдесят на пятьдесят, думал он, подозревая в хищении кого-то из бывших «гранитовцев». Арсенал стоил очень дорого, взять хотя бы мины – боевые, настоящие, не какие-то мешки с гексогеном. Компактные, не очень тяжелые. Да еще система приведения в боевое положение впечатляла: взрыватели приводятся в действие и ставятся на предохранитель по радиосигналу. К тому же мины оснащены приборами неизвлекаемости.

Санников мог действовать по наводке. На месте организатора похищения Шестаков поступил бы так же. Нашел бы слабовольного человека с тощим кошельком, заключил с ним сделку, получил основную часть товара, остальное утопил. Потом бы устранил свидетеля.

Однако дальше получалось чуть сложнее. К чему оставлять на месте преступления патроны и стреляные гильзы, которые, как компас, указывают на остров Приветливый? Поскольку сроки консервации в деле не оговорены – ни к чему. Со дня хищения мог пройти год, два. А это означало бы, что поезд ушел и догнать его нет никакой возможности.

Шестаков пришел к выводу, что подброшенные улики осложняют положение воображаемого организатора. А что, если Санников утаил часть вооружения? Автомат, пистолет, боеприпасы к ним? Не исключено. И это главная ошибка организатора. Равно как и устранение свидетеля – у него же на квартире, на месте главных событий, непрофессионально, лишая себя алиби. Если, конечно, он не сфабриковал его. А мог он привлечь к делу третье лицо? Опять спорный вопрос. Профессионал мог так сделать, чтобы именно на третьем лице обрубить нить, ведущую к нему.

Все вставало на свои места, когда Шестаков отбрасывал версию спланированной акции, оставляя лишь Юрия Санникова – одного, с зубилом и молотком в руках.

Оставалось выяснить, с чего Санников начал торговлю. Вряд ли с оружия. Скорее всего с аквалангов. Правда, мог толкнуть товар богатым предпринимателям. А мог заезжим. Но это маловероятно. В Южном есть яхт-клуб с приличной базой для подводного плавания – единственное место в городке, где можно сбыть акваланги. Этим и должен заняться Родион Ганелин.

– Расскажите про Ганелина, – попросил Прохоренко, видя легкое замешательство на лице подчиненного.

– Родион начинал службу в бригаде морской пехоты, – начал Шестаков. – Затем ему предложили пройти двухгодичное обучение в специальном центре нашего ведомства на Балхаше. Обычная программа: прыжки с парашютом, высадка с вертолетов по канатам и без них, выход из подводных лодок, торпедных аппаратов. Учения по захвату аэродромов, командных пунктов, узлов связи.

Генерал едва заметно покачал головой. Он надеялся услышать другое – человеческие качества агента. А про навыки боевых пловцов он знал достаточно. Их учили выживать в любых условиях, осуществлять побег из плена, работать на всех типах радиостанций, владеть различными техническими средствами, преодолевать рубежи подводной обороны.

– Затем служба в подразделении «Гранит» на Каспии, – продолжал Шестаков. – Поучаствовал в конкретных разведывательно-диверсионных операциях.

– Когда вы планируете отправить Ганелина в командировку?

– Завтра он отправится в Дагестан. Недалеко от Дербента, в отеле «Богосская вершина» на его имя забронирован номер. Документы, оружие и необходимые данные по этому делу получит сегодня. Разрешите вернуться к началу разговора, Борис Викторович?

«Давайте», – тяжелыми бровями разрешил генерал.

– Местная милиция и ФСБ не захотели брать на себя опасное дело, – не очень осторожно высказался Шестаков – перед ним сидел бывший генерал ФСБ. – С одной стороны, это плюс нам, с другой – минус. Начав сейчас операцию вроде «Перехвата» или «Кольца», можно только переполошишь похитителей. А им первое время необходима передышка, что ли. Тем более оперативных данных у нас практически нет.

– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнил генерал. – Ганелин отправляется один?

«Это он про помощников», – вспомнил Шестаков, едва не ответив дерзко: «Нет, помощники ему не нужны».

– Так точно, Борис Викторович.

Прохоренко ответил на телефонный звонок и некоторое время провел в раздумье.

– Вот что, Владимир Дмитриевич… – Снова пауза, во время которой генерал поменял постановку вопроса. – Чем у вас занимается Марковцев?

Этот вопрос живо напомнил Шестакову начало разговора, когда шеф тяжело поинтересовался: «Чем занимается ваш отдел?» Капитан рискнул предположить, что именно про Марковцева и хотел спросить начальник управления. И здесь ничего удивительного не было. Несколько дней назад генерал потребовал от Шестакова список агентов его отдела. Пробежав бумагу глазами, поставил напротив двух фамилий галочки и затребовал на них досье. Одним из агентов, которым заинтересовался начальник управления, был Сергей Марковцев.

– Ничем конкретно, – ответил Шестаков.

– Вы планируете еще раз осмотреть базу?

– Да. Необходимо, чтобы Родион своими глазами осмотрел место взлома.

«Да, место там тихое, надежное… – представил генерал. – Лучше и не придумаешь». Что-то романтическое всколыхнулось в его душе. Не грубый выстрел в затылок агенту где-нибудь в грязном подъезде, а смерть на вершине крепости. Может, оттого так образно мыслил генерал, что горный Дагестан, название отеля так или иначе напомнили ему о дуэли Лермонтова в Пятигорске.

– Услуги Марковцева нам больше не нужны, – согнав мимолетное оцепенение, распорядился Прохоренко. – Ясно, Владимир Дмитриевич?

Ответом генералу послужил запоздалый кивок подчиненного.

* * *

Перед сменой руководства в Главном разведывательном управлении, обусловленной назначением на должность министра обороны бывшего генерала внешней разведки, начальники управлений и отделов Главка получили передышку. Для них настала пора межсезонья. Причем двойная: период полураспада генерала-спрута – старого руководителя Аквариума, и период становления-ознакомления с коллективом нового начальника. Последний явился, как нечистая сила, из Федеральной службы безопасности. Развалят аппарат, справедливо думали офицеры ГРУ, как развалили бывший Комитет госбезопасности и приступили к сносу МВД.

Газета «Независимое военное обозрение» задолго до назначения нового министра обороны предрекала отставку начальника ГРУ: считалось, что генерал-полковник предан только своему мощному ведомству и ни под кем ходить не станет; не станет и лицемерить, изображая преданность. Вместе с начальником военной разведки свои посты оставили шесть из двенадцати начальников управлений, их места заняли генералы из СВР и ФСБ[5].

Шестаков находился на распутье двух дорог. Выбрав одну, шел по ней осторожно. ГРУ – не то место, где зря мелют языками о кадровых перестановках. Каждый начальник, начиная с отдела и кончая управлением, достаточно четко представлял сложившуюся ситуацию. Агентура останется нетронутой, но вот среди особо приближенных к бывшему начальнику ГРУ агентов начнется чистка. Уже началась.

Докладывать о положительных результатах старому начальнику и новому – две большие разницы. Если старому как бы приелась успешная работа подчиненного, то на нового успехи произведут особое, первое впечатление. Первое – вот в чем соль. И Шестаков решил поднажать на дело о хищении арсенала боевых пловцов. Однако особого воодушевления не чувствовал.

Что касается особых агентов, то Борис Викторович Прохоренко, лично знавший Марковцева (последнее звание подполковник спецназа ГРУ, конспиративная кличка Марк), – знал и подробности его побега из колонии строгого режима. Марк убил своего напарника по работе в котельной, спрятал труп, а робу покойника с биркой «Филимонов В. А. 2-й отряд» подложил в грузовую машину, покидающую зону. Спецовку обнаружили уже за пределами колонии при выгрузке готовой продукции. Филимонова объявили в розыск, а Марковцев поджег котельную, оставив внутри труп напарника, и бежал в мусороуборочной машине. Сбежал достаточно легко, поскольку числился на тот момент обуглившимся трупом.

Сергей был удивительным человеком, в своем рапорте на имя начальника профильного отдела управления военной контрразведки ФСБ он описал детали своего побега в стиле Дейла Карнеги: «Я и мой напарник смотрели на мир через решетку тюрьмы. Он видел грязь, а я видел звезды».

Возможно, Марковцев «прижился» бы в профильном отделе в качестве секретного агента по особо важным поручениям, если бы не откровенное предательство комитетчиков. Сергей выбрал тяжелый, но единственный вариант – поменял одно ведомство на другое и стал агентом ГРУ.

Отдел капитана первого ранга Шестакова, куда входил Марковцев, представлял собой едва ли не стандартное подразделение при мощном силовом ведомстве любого государства. Кроме оперативной рутины, его функции – определение и последующее устранение источников, представляющих государственную опасность («внесудебные убийства, провокации, теракты, похищения»). В отдел входило несколько групп по четыре, пять человек в каждой: группа наружного наблюдения, группа оперативно-технических мероприятий, занимающаяся ко всему прочему прослушиванием пейджеров, сотовых телефонов, и группа секретных агентов-боевиков.

Наверное, потому, что Сергей представлял собой «носителя секретов государственной безопасности» и был чересчур информированным агентом, его и решили убрать.

По большому счету Марковцев, кроме деликатных заданий – планирование убийств и собственно ликвидация, – больше ни на что не годился. Он не числился в розыске, но мог попасть в розыск, если бы его случайно опознали. Ниточка потянется, навернет на себя секретные отделы ФСБ и ГРУ. Как бы ни были натянуты отношения между ФСБ и ГРУ, они часто работают вместе, не так часто, но делят ответственность пополам или согласно ранее обговоренным долям.

Как бы то ни было, Шестаков решил выжать из «покойника» Марковцева максимум полезного, помня о первом приоритете в этом деле. А дело о хищении арсенала с законсервированной базы на первых порах могло оказаться полезным именно для Шестакова. В случае непредвиденных обстоятельств с прошлым Сергея можно поиграть. Если Ганелин агент как бы в чистом виде, то Марковцев – агент-смертник, преступник и тому подобное.

Временное замешательство Прохоренко Шестаков понял по-своему. Насчет участи Марковцева генерал определился заранее, колебался же по другой причине, спрашивая: «Помощники Ганелину не нужны?» Намек на Ганелина как на исполнителя? В Дагестане? Но почему не открытым текстом? А вообще – это мысль. Марковцев – думающий агент – успокоится: ему дают задание. Он ведь отчетливо понимает свое положение в ГРУ в обновленном варианте и может расценить это в виде ходатайства или своего рода просьбы самого Шестакова оставить отдел и его агентуру без изменений. Что ни говори, агент он ценный.

Вообще на двойных стандартах погорело немало руководителей спецслужб. Тут важно умение чувствовать ситуацию.

В этом деле Шестаков довольно отчетливо видел грань и не опасался переиграть. А игру он строил на полной открытости информации по консервации базы, хищению вооружения. Хотя порой чрезмерная откровенность настораживает. Главное, не заводить разговора о грядущих перспективах, заданиях. Многие агенты поплатились, выполнив последнее задание. И прихватили с собой в могилу важные секреты.

Впрочем, Шестаков «не гнал лошадей». Имея первый приоритет, он передаст часть инициативы Ганелину. Коли Родион посчитает необходимым убрать Марковцева, так тому и быть. Все покажут первые результаты оперативно-разыскных мероприятий.

Не откладывая дела в долгий ящик, Шестаков вызвал к себе Родиона Ганелина. На свой лад интерпретированные недомолвки и колебания Прохоренко могли обернуться для начальника отдела крупными неприятностями.