Читать книгу Страсти в неоримской Ойкумене – 2. Истерическая фантазия - Михаил Огарев - Страница 5

Выждав, покуда оконфуженные дядечки не разошлись, чудесный Леонтиск преподнес мне приятный сюрприз. Оказывается, сгонной задвижкой он давным-давно уже поймал «точку», чем и замедлил движение уровня вниз-вверх до предела.

– На самом деле, мне довелось поправлять не свыше десяти раз, – с лукавой улыбкой признался мой напарник. – Простишь за откровенное вранье, а?

Прощение было немедленно даровано путем типично сестринского поцелуя в щеку. Не получив ответного братского, я подавила разочарованный вздох и, завладев мужским запястьем, повела его хозяина к позабытому диванчику. Дабы записать на восемнадцать ноль-ноль сведения. И в последний раз за сегодняшний денек побаловаться чайком. И вдобавок…

Дикий, какой-то подземный вопль, перешедший затем в непрерывный вой, вполне под стать Минотавровому, заставил нас вздрогнуть, а меня еще и присесть. Орали откуда-то из самых недр отопительного центра – более точно определить было трудно.

Обмуровщик, уже собравшийся уходить, передумал и вооружился красным противопожарным ломом. Сочтя себя достаточно защищенным, он осторожненько заглянул за угол операторской, но на большее не решился.

Оттеснив его в сторонку, Леонтиск двинулся по узкому коридору между задними дверцами энергощита и стеной мастерской – я по-шпионски кралась за ним. Шествие прикрывал Локисидис с воздетым над моим затылком тяжеленным куском металла.

Остановилась наша процессия возле ремонтницких верстаков. Дальше идти не имело смысла.

Из мужской раздевалки Аркадий и Филиппий под руки выводили Сергия Шлеппия Центавруса. На него было жутко смотреть.

Новообращенный верующий сейчас походил на своих ранних собратьев, над которыми всласть надругались бессердечные римские легионеры. Оборванный, мокрый, в грязнейшей нижней одежде, пальцы рук и ног изодраны в кровь, на лице застывший неописуемый ужас… Густая слюна свисала с нижней губы аж до кадыка.

– Белая горячечка? – прошептала я, прижавшись боком к Леонтисковой спине и боясь выглянуть. – Неужели из-за меня?

– На первый вопрос я бы ответил положительно, – процедил Лео. – На второй… Вряд ли.

– Ничего страшного, – вдруг сзади подал голос Локисидис и со стуком опустил лом. – Обычная вытрезвительная сцена! Каждую неделю такую вижу. А иногда и самолично участвую. Тут главное – завернуть в ледяную простыню и навзничь не класть. А то, не ровен час, рвотой захлебнется…

Появившийся вскоре Гаммий без труда углядел струсившую операторшу, сколь тщательно она ни прикрывалась растянутым белым халатом Корнелия, и, пыхнув папируссой, язвительно хмыкнул:

– Ну-с, мисс дурочка? Чай, теперь ваша душенька довольна? Не желаете ли навестить беднягу? О самочувствии выспросить?

Мое сердечко провалилось куда-то вглубь живота и там мелко-мелко затрепыхалось. Кажется, Леонтиск это ощутил, ибо пришел ко мне на помощь:

– Не строй из себя Домициана, бригадир. Что произошло?

– Охотно поясню, – кивнул Филиппий и подошел ближе. – К моменту появления Короля с инспектором наш Центаврус, потрясенный выходкой этой самонадеянной толковательницы мифов, упился до положения риз и желал лишь одного: спрятаться. Во избежание увольнения по статье. Перемещаться на дальние расстояния он не мог и был рад-радешенек, когда набрел на душевую. Где и заперся, посчитав себя в безопасности. Ну и заснул, естественно. На резиновом коврике…

Гаммий сделал эффектный стоп-кадр – мне стало совсем нехорошо, и я пару раз икнула. Насладившись этими чарующими звуками, Филиппий продолжил:

– А когда он пробудился (по-прежнему в дугу пьяный), то обнаружил себя в кромешной темноте. Возможно, и скрежет зубовный услышал – снаружи оконная рама на ветру скрипит впечатляюще! Ощупал пространство руками, а кругом сплошные стены из шероховатого камня. Вода откуда-то сверху падает, капля по капле… Сами понимаете, тут что угодно могло почудиться! Вот Сергий и начал выть да метаться. Хорошо, мы подоспели, а не то и башку мог расшибить.

Меня всю затрясло; возникла уверенность, что я вот-вот рассыплюсь на суставы и органы, если не окажусь в крепких объятиях. В них я и очутилась – только мои вздрагивающие плечики надежно обхватил не Лео, а Локисидис!

– А чего ты девочку запугиваешь, бугор? – не без угрозы сказал он. – Ни я, ни она над шутовской трагедией Шлеппия плакать не намерены! Меньше надо было по катакомбам да по криптам шляться! Когда он малость очухается, напомни ему старую скифскую поговорку: «За чем пойдешь, то и найдешь!»

Гаммий молчал где-то с полминуты. Потом, немного наклонив голову, проникновенно поведал:

– Локис, я с радостью приведу тебе иной вариант народной мудрости: «Quod licet bovi, non licet Jovi». ¹ Как, уразумел или перевести? Так вот, эксплуатируй дозволенное, сколько хочешь, но не замахивайся выше бородищи! Не смеши Аргуса – он прозорливее, чем ты думаешь.

– Не забывай: если я пожелаю, то сумею всем понравиться, – бросил обмуровщик и, не оборачиваясь, спросил: – Ты, надеюсь, не наврала?

– Почти нет, – приободрившись, подтвердила я. – Портик Одиссея и в самом деле разрушен, а вот «Цирцея» была куплена в антикварной лавочке. Но ведь я и не утверждала, что это именно дочь Гелиоса – Сергий сам так решил!

– Говоря нормальным языком, ты его спровоцировала, – (Филиппию явно хотелось покрепче пригвоздить меня к позорному столбу). – Проучила…

– Леонтиск, проведай Центавруса, – спокойно распорядился Локисидис непривычно звучным баритоном. – А Грация покажет мне титаниду.

Не верилось, что Лео безропотно подчинится, но так и получилось! Я же и пикнуть не посмела.

Долго, очень долго пристально всматривался лохматый, неопрятный человек в прекрасное мраморное лицо неведомой женщины. Подносил ближе к светильникам, отдалял; щурился, словно глядел сквозь предмет в одну ему видимую точку… Наконец, он провел своей немытой ладонью по камню от волос до подбородка и глухо произнес:

– Это она, чародейка. Избавься от нее поскорее. Продай или подари, но непременно мужчине.

– Почему? – спросила я, придя в замешательство.

– Кирка тоскует по утраченному телу. Может забрать твое.

Вернув скульптуру, Локис быстро отошел от моего шкафчика и скрылся за дверью, оставив меня в тревожном недоумении.

Трезвон! Трезвон!! Трезвон!!!

Я мгновенно пришла в себя и полетела на всех парах к заброшенному третьему «отопустику», который наверняка захлебывался питательной водой. Или, наоборот, изнывал от жажды…

Как ни странно, ни того, ни другого – ажур, норма, порядочек. Вообще я зря спешила: защиту ведь мы не ставили!

Ничего не оставалось, как в темпе вернуться к щитовой и недовольно вырубить то, что истерически надрывалось в правом металлическом ящике. Но едва я оторвала палец от красной кнопочки, как истерика и надрыв незамедлительно возобновились.

Снова вдавив мизинец в надпись «Stop», я впилась взглядом в табло.

Прошло минут пять. Мизинчик начал ощутимо уставать, но отнять его не было никакой возможности – разве что заменить на другой. Завороженный взор трансформировался сначала в напряженный, а потом и в равнодушный.

Самая дурацкая ситуация: система безопасности срабатывала слишком быстро, чтобы человеческий взгляд успевал подметить причину. В железячно-листовом пространстве размером девять на шесть футов располагались десятки световых окошек – как определить, которое из них перемигивало в течение считанных долей секунды? Случайно, если повезет.

Мне упорно не везло. И, по обыкновению, под конец смены!

Прижав кнопку коленкой и облизнув уставший, покрасневший пальчик, я активировала раскритикованное давеча Гаммием женское логическое мышление и пришла к выводу, что с наибольшей вероятностью безобразничает «воздух» или «разрежение». Параметр «давление пара высоко» исключался: давно бы уже предохранительный клапан засвистел.

Но мог и упасть-подняться напор воды в сети. Только этого не хватало!

Я отдернула колено (на нежной коже четко отпечаталось: «potS…») и, периодически нажимая ладошками на уши, потащилась в сторону приямка, где едва слышно жужжало ПоПСУ. Беглый осмотр показал, что сальничек давно пора менять, а корытце чистить, но в остальном придраться было не к чему.

И куда это там Лео запропастился? Отчего не помогает, не хлопочет, не сочувствует?

Обозлившись на весь белый свет, я строевым шагом вернулась к щиту и с отчаянной страстью пропела строфу из трагедии «Медея» Сенеки-младшего:

После чего пятью короткими щелчками сняла с автомата главные датчики. И собственноручно установила все стрелочки на указателях ровно посередине.

Вызывающе стукнула кулачком по кнопке – и… и все стихло! Кроме моего торжествующего крика:

Позади чмокающе зашлепали одна о другую чьи-то мощные ручищи. Хотя чего тут догадываться? Явление Шурейры перед уходом.

– Не кажется ли тебе, душенька, что бестолкового шума за последний часок было явно через край? – подковырнула меня мавританка. – Говорят, твоих беспутных ручонок дело!

Я снисходительно оглядела мою любимую толстуху и сотворила названными конечностями очередное беспутство в виде непристойнейшего жеста – к тому же типично мужского. Затем голосисто осопранила загадочное: «И никто не узнает, где ее саркофа-а-а-ааг!» и убежала переодеваться.

Как оказалось, Шушечку здорово обеспокоил потусторонний намек, и она приперлась в операторскую в целях выяснения подробностей. Чтобы развязать язык, мне было предложено слегка промочить горлышко полной фиалкой фирменного напиточка «My God!» Отказа не последовало, а вот кашель после употребления и усвоения высокоградусного продукта пробил меня аж до слезок.

– Часок назад Локисидис мне предсказал: я могу стать беспал… беспилот… бесплотной! – с третьей попытки выговорила я и, переведя дух, агрессивно потребовала: – Дай же хоть чем-нибудь загрызть! А не то здесь будет зафиксирован первый случай людоедства!

Порывшись в сумке, Шурейра достала изрядно обкрошившийся коржик размером с тарелочку, куснула сперва сама за бочок и лишь потом поделилась со Старшей в Смене. Я мигом сжевала пережаренное тесто, запила холодным, горьким чаем и ощутила в себе новые слабые силы.

Выслушав сбивчивое толкование сегодняшних событий, аппаратчица призадумалась и вдруг не без смущения призналась, что…

– И ты туда же, бочка глазастая из эбенового дерева?! – страшно возмутилась я и попыталась высыпать крошки с бумажки Шушечке за шиворот. Меня скрутили тремя пальцами и усадили на место. Отвесили подзатыльник, попали по «хвосту» и оцарапались о бронзовую заколку. Злорадно каркнув: «Ага!», я отползла в дальний диванный угол и оттуда продолжила шпынять и укорять. Все попреки сносились воистину с крестианским смирением, что вполне сочеталось с очередным приступом свободы Шушкиной совести. Попытка стукнуть по затылку, вообще-то, сюда не вписывалась, но то было остаточное влияние самой знаменитой заповеди Моисея, не иначе. Ну, «око за зуб» или что-то похожее…

– И как же тебе не ай-ай-ай! – я успокаиваться не собиралась. – Наверное, все земные вероисповедания перепробовала, а вот неймется! У буддистов о Высшей Правде узнавала? В прошлом году! К иеговистским учениям проявляла интерес? Неоднократно. С варяжскими Богами ознакомилась? Еще бы! Гермесу-Трисмегисту поклоны била? С величайшим усердием. К египетскому Тоту за мудростью обращалась? То-то! Даже вишишта-адвайтой увлекалась, но шиш унесла, ибо выяснила: ведантистами становятся исключительно уроженцы Индостана. Разве что у магометан не была?

– Наведывалась как-то, да сразу сделала ноги, едва получила по рукам за винопитие, – хладнокровно пояснила мавританка. – В принципе, женщинам там неплохо: работать необязательно, сиди себе за надежной мужней спиной да сплетничай с другими женами. Кухня, киндер, коран – четвертого не дано и не требуется.

– Сначала замуж надо выйти!

– Не вопрос, имелось бы приданое. Но у крестиан все-таки лучше – проще, спокойнее. Вдобавок прочие божества несчастного человечка если и не в бараний рог согнуть норовят, то уж унизить не забывают! Доброго слова не дождешься, а преподношения давай, законы исполняй… А Спаситель за нас, убогих и недостойных, бескорыстно такую муку принял!

– «Господь, одно из двух: либо под Твоей защитой, либо под защитою Рима!» – усмехнулась я и выразительно добавила: – Предпочитаю второе. И не потому, что в первом сомневаюсь, – просто не выношу, когда к Богам относятся потребительски!

– Мишну цитируем? – (ну, Шурейра меня и удивила!) – Или Гемару? Ишь ты, талмудисточка образованная нашлась! А знаешь, я тоже стала кое-какие древние свитки почитывать. И вчера наткнулась на восхитительное высказывание: «О, Всевышний, помоги мне подняться – падать я умею и сам». И теперь я уверена: никому это не под силу, кроме Иисуса. Возлюби Его – и встанешь! Основательно и навсегда.

– Да не пойдет на пользу «убогим и недостойным» никакое божественное вмешательство! – завопила я. – Ни от Христа, ни от Зевса, ни от Иеговы, ни от Брахмана с Атманом! Извольте предварительно подлечиться и обрести достоинство! Тогда вами наверху, может, и заинтересуются!

Тут вбежал Леонтиск и уставился на крикунью со встревоженным видом. Пришлось спешно усесться в приличную для воспитанной барышни позу (ручки на коленочках, коленочки вместе) и показать, что я уже при полном параде. Не сразу, но это заметили и, спохватившись, отбыли. А через очень быстро – вернулись. При параде полном.

Сообразив, что мой язычок отчего-то усердно цепляется за зубки, я сыграла на опережение: тихо затребовала у Шушечки информацию на Пышечку и приготовилась трезво слушать.

О своей легкомысленной кузине аппаратчица почти ничего не знала:

– Родила девочку и прячется вместе с ней у кого-то из многочисленных подружек. Заходила Суламифь, забрала все накопленные деньги, которые Поля держала у меня. Но еврейка тоже не в курсе – сестренка сейчас никому не доверяет. Очень мужа боится. А наш вепрь дикий вообразил, что главные связи идут через меня, и не реже семи раз в неделю появляется на моем горизонте с увещеваниями признаться и открыть. Пышкину берлогу, значит… Заверяет, что простит и, вполне возможно, не врёт. Выборы-то Марк выиграл! С огромным преимуществом и в первом же туре. И не без помощи наставленных женушкой рогов!

– С каких это пор рожки помогают стать квестором? – засмеялся Лео, но как-то ненатурально. Шурейра его поддержала гораздо естественнее:

– А ты представь пятерых кандидатов: все на одно мордастенькое личико, не слишком человеческое! «Кабан», «Медведь», «Носорог», «Бегемот», «Горилла»! Встретишь любого из претендентов на почетную, хлебную должность в темном переулке – и будешь откровенно счастлив, если тебя всего-навсего разденут, изнасилуют, ограбят и наружность попортят. Речь идет о слабых девицах, не конфузьтесь, Лео! И голосующие чувствуют себя неуютно: будто не на избирательный участок забрели, а в разбойничий вертеп. Нормальная реакция – поставить крестик в графе «против всех», но в сознании любого имперского обывателя это ведь протест, чуть ли не бунт! И вдруг среди сего зверинца отыскивается гуманоидный страдалец, у которого жена из рабочих и притом стопроцентная шлюха! Грациэлла, не морщись… Как будто сексуальные наклонности моей Полинии для тебя новость! Готова была отдаться любому, у кого имелось хоть что-то выпирающее!

– Ерунду городишь! – не выдержала я. – Пышечка обожала судачить о мужиках, но подкладываться под каждого встречного-поперечного не спешила! Это тебе не Наташечка-Вертушечка, которая перед тем, как охомутать Короля, обстоятельно ознакомилась с потенцией каждого ремонтника и наладчика! Вот один Лео не поддался. Хотя, когда он к нам пришел, Саблюний уже был прочно захомутанный…

– Я же оператор! – резонно отпарировал мой напарник. – То есть, куда более морально устойчивый!

(Что-то я не обнаружила в его голосе ни малейших признаков гордости по этому поводу. А вот фальшивинки – сверх меры).

– Да какая теперь разница? – отмахнулась Шурейра. – Главное, что наш трудовой, торговый и пенсионерствующий сердобольный люд вознамерился дружно отдать свои голоса за единственного представителя новой элиты, у которого имеются понятные для всех житейские, низменные проблемы! А не заморочки типа, в каком бы экзотическом ресторанчике позавтракать. Или где отыскать необычный ночной клуб…

– А после своей убедительной победы Гальваний запланировал следующий умный ход: возвращение к семейному очагу униженной блудницы, ее слезливое покаяние и публичное прощение, – живо подытожил Леонтиск. – Сдается мне, что в шахматах, действительно, появилась новая выгоднейшая защита – «Галилейская». Ну и самообладание у Марка!

– Да, он далеко пойдет, если способен обращать себе на пользу и свой позор, и чужой, – задумчиво согласилась я.

Распахнулась дверь, и перед нашими взорами предстали правые и левые половины туловищ Гриппий – снежок на шапочках, сосульки на шарфиках, между ними румянец и сытость. Затем дочкина мясная часть плавно уплыла по направлению к раздевалкам, а мамашина оформилась в целое и втиснулась в комнатку, где сразу же стало до отвращения тесно.

Как обычно в последнее время, о событиях минувшего дня важно начали расспрашивать приятного господина Леонтиска, а ничтожную Гракову удостоили лицезрения оттопыренной в ее сторону обширнейшей задницы. Уклониться от созерцания оной было некуда, что вынудило меня крепко зажмуриться.

В таком незавидном положении я пребывала несколько минут, утешаясь про себя тем обстоятельством, что Лео понятия не имеет о переведенных на ручной режим датчиках. А значит, об этом и не сообщит, что обеспечит двум нашим медведихам славную нервотрепочку. Хотелось бы в самое неподходящее время, когда им вздумается сладко подремать…

Наконец-то, Шушечке надоело томиться на неудобном сиденье, и она шумно двинулась к выходу, чем и завершила затянувшуюся передачу очередной шаляй-валяйной смены.