Читать книгу Страсти в неоримской Ойкумене – 2. Истерическая фантазия - Михаил Огарев - Страница 9

Помимо многочисленных бусинок пота на лице и порядком растрепанной прически в глаза бросалась явная растерянность моей напарницы. Неужели за время моего не совсем учтивого отсутствия произошло нечто непредвиденное-кошмарное? Ничего ведь не вякало и не звякало!

Обнаружив в столь позднее время такое количество хорошо знакомых алкашей, Грация сперва оторопела, а затем, по своему обыкновению, очень эмоционально подпрыгнула.

– Мальчики-мальчики, – затараторила она с частотой падающего града, – или скорее разбегайтесь по домам, или крепко-накрепко запирайтесь и сидите тихо, как мышки-лягушки! Я вызываю «аварийку»!

– С какого-такого переляку? – Гаммий слегка встревожился. – В нашем хозяйстве тяп-ляп давно исправлен на тип-топ!

– И кроме того, чего нам бояться? – вскинулся Арбузий. – Рабочий день давно выпал в осадок. А рабочий люд сидит и культурно отдыхает!

– А ежели и пьянствует, то ведь не без повода же! – вставил Шлеппий. – Мои проводы, так сказать!

– Тебе лично уже ничего не грозит, а вот остальные могут лишиться премиальных. Сегодня в «А-Дэ-эС» главным дежурит Тит Гнутий Балбус. Тот самый, который иногда заикается, повышая голос при этом. И с бородищей наподобие Локисидисовой…

Все перевели взгляды на обмуровщика, который от такого внимания застеснялся и прикрыл волосню, что ниже подбородка, обеими ладонями. Поскольку его почему-то продолжали пристально рассматривать, он грузно плюхнулся на колени и отполз в дальний угол, где и замер, заслонившись поленом.

– Знаем такого бригадирчика, – согласился Сычий. – И что?

– Гнутий из бывшего начальства. Средненького, профсоюзного, – пояснил я. – Пониженный в должности за то, что однажды наорал на начальство высокое. И вдобавок обдал оное вонючей слюной. Нет, будучи под воздействием не денатурата, а редкостной природной дури. В итоге, оказавшись вместо отдельного кабинета в общей халупе, он нимало не пал духом, а незамедлительно создал в своей «аварийной» смене атмосферу доносительства, наушничества и ябедничества…

– Лео, нам недосуг вникать в нюансы этих неприглядных синонимов! – перебила меня Грация. – Заклинило паровую задвижку на паропроводе водоподогревателя! А Балбус, объявившись здесь, помочь, конечно, поможет, но в нагрузку самолично проинспектирует у нас все – «от» и «до». И назавтра доложит о найденных недостатках на планерке самому Авлу Корзявию. И тому придется реагировать! На мелочи он глаза закроет, а вот гулянку на рабочем месте вынужден будет увидеть.

Ремонтники многозначительно переглянулись – впрочем, к Самсонию это не относилось, спец был абсолютно спокоен. Родич, как никак!

– Мой приятель, обещавший развести по домам нашу теплую компанию, появится через полчасика, – невозмутимо сказал он. – Плюс-минус десятиминутка. Думаю, операторы подождут столько с вызовом, а?

Последнее слово оставалось за Грациэллой, но произносить его она отчего-то не спешила. Тогда бригадир поднялся и торопливо направился к выходу. Арбузий не менее споро последовал за ним.

Дольше засиживаться было совсем неприлично, и я тоже встал, радуясь, что не пошатнулся. Мое запоздалое включение в трудовую деятельность выразилось уместной фразой: «Остановиться бы не мешает…»

– «Отопустик» давно уже остывает, а пар благополучно стравливается, – не без холодка в голосе ответила девушка. – Звонилку я предварительно вырубила.

– Ясненько…

– Очень рада.

Чтобы скрыть смущение, я неловко закурил и тут же, спохватившись, снова широко раскрыл пачку. Сначала ее проигнорировали, но потом, унюхав сладкий аромат «Золотого руна», не вытерпели и вытянули одну штучку.

В этот миг наверху загремело: там неистово лупили, колошматили и гваздали железом по железу. Заткнув совсем по-уличному папирусску за ушко, Грация выпорхнула из комнатки, не оглянувшись.

Серьезно расстроенна, но виду не показывает. Уж лучше бы дулась или брюзжала.

На втором этаже обстановка была до одури душной, удушающе дымной и дико дребезжащей. Долбили наши ремонтники по несчастной запорной арматуре с таким остервенением, что даже лестничная площадка содрогалась. Самим работничкам приходилось ой как несладко, ибо трудились они в эпицентре созданного ими звукового апокалипсиса.

Пришлось вдавить кулаки в уши, но это помогло мало: громозвон перешел в громогул и только. Зато я получил хорошее представление о том, какого рода наказанию подверг Зевс мятежного Асклепия…

Наконец, Филиппий и Аркадий почти одновременно выпустили кувалды из рук и уставились друг на друга, тяжело сопя. Немного восстановив дыхание, они взялись за искривленные лома с приваренными к ним рукоятями.

Скрип… скрежет… сочные высказывания в поддержку совместных усилий повернуть… Долгая пауза – и единодушный вердикт после обоюдного сплевывания на пол:

– Задвижке – трындец.

– Полный и окончательный.

Последнее определение, выданное спрыгнувшим с бочкообразного корпуса Арбузием, помимо трагической категоричности имело еще и прескверную для нас перспективу неизбежной встречи с Балбусом-заикой.

– Перейдем на другой водоподогреватель? – не подумав, предложил я. Гаммий в ответ показал кукиш, а затем покрутил им у виска, и мне пришлось молча согласиться с тем, что язык жестов зачастую бывает и короче, и выразительнее языка словесного. Всего лишь двумя движениями бригадир ответил на вопрос и вдобавок оценил мои умственные способности…

– Между прочим, Леонтиск сказал вовсе не глупость! – Грациэлла неожиданно пришла мне на помощь. – Поскольку паропровод у нас общий, то надо всего лишь отблинить неисправную задвижку! И потом спокойно переходить!

– Предложение, в принципе, верное, но неосуществимое при нынешних условиях хозяйствования в Империи, – объяснение появившегося из-за моей спины Центавруса, как всегда, отличалось глобальностью. – «Блин» такого размера – штука редкая, и у нас его нет наверняка. А в «А-Дэ-эСе» нету точно. Да и по району еще поискать надо!

– И кроме того, эта работеночка не на пять минут и не на десять, – заключил бригадир и тоже сиганул вниз. Подошел к Грации и попытался развязно обхватить ее за талию – к моему удивлению, от этого не уклонились. На обычный в подобных случаях издевательский вопросик: «И как же ты, такая слабенькая на вид, сумела безнадежно поломать идеально исправное оборудование?!» преспокойно ответили:

– Это последствие чрезмерного употребления скверных горячительных напитков, о Фил! Очищенная политурочка, тройной одеколончик, туалетная водичка… Вот скоро скорешусь со спиртиком – тогда еще и не то увидите! А теперь чао! Я пошла вызывать летучую группу технической поддержки.

– Так Самсоний же просил!

– Знать ничего не знаю и ведать ничего не ведаю. Я – насквозь порочное, ленивое, легкомысленное существо, которое только и делает, что пакостит, пакостит, пакостит…

С этими словами девушка ловко вывинтилась из гаммиевских объятий и загремела пятками по лесенке. Филиппий с преувеличенной озабоченностью потер запястье и, прищурившись, поглядел на меня:

– Представь себе, ущипнула да как больно! Кстати, из-за чего у вас размолвка?

– Тебе же только что всё подробно объяснили, – рассеянно молвил я. – Оба активно занимаемся приятным делом, то бишь винопитием, но как-то порознь, порознь… Шли бы вы, парни, собираться, а? Конечно, «летучая поддержка» обычно приползает после сигнала не ранее, чем через часик, но ведь бывают исключения!

– Увесистый довод. Да, не повезло тебе. Так хорошо посидели, теперь бы отбой, а вместо этого – облом.

– Не впервой, сам знаешь…

– …да и не в десятый. Стакан на посошок, накрытый бутербродом, я оставлю в нашей душевой на полочке для мыла. Там никто не найдет. Смотри, не опрокинь ненароком – полка очень шаткая!

Опрокинуть-то как раз и не помешает. Во внутрь. Вот лишь когда? И в каком настроении?

Оставшись в одиночестве, я обвел грустным взглядом огромные, плохо освещенные площади второго этажа, заполненные уродливым нагромождением труб всевозможных диаметров в ободранной теплоизоляции, и заскучал. Зачем-то залез гимнастическим способом на бойлер и тоже подергал зверски избитую задвижку. С протяжным стоном она подалась вправо-влево на пару дюймов, но и только.

И на что положительное мы надеемся при подобном отношении к вещам, подумалось мне. Ну, к человеку ладно: ему всегда найдется, за что врезать, но так изгаляться над бессловесными творениями рук своих и чужих… Откровенно же напрашиваемся на неприятности! Причем не поддающиеся логическому просчитыванию.

Элегантно высморкавшись при помощи указательных пальцев, попеременно прижимаемым к ноздрям, я вместо несолидного и опасного для моей больной ноги прыжка вниз решил воспользоваться постепенным спусканием по швеллерам и железным скобам. Первый этап прошел без осложнений: обогнув выпуклую торцевую крышку, размером с колодезную, я изловчился и перекинул тело в узкое пространство между двумя водоподогревателями – действующим и запасным. Но до второго этапа дело не дошло: проход к противоположному конечному торцу оказался невозможен ввиду не известно зачем установленной посередине металлической крестовины.

Чертыхнувшись, я вскинул руки и ухватился за нечто гнутое и горячее, нависшее сверху. Не без усилий подтянулся и втиснулся в тесное сплетение ржавых реек, узких трубочек и толстой проволоки. Внизу что-то заскрипело и переместилось.

Потыкавшись наугад, я с трудом сумел высунуть наружу голову – плечи уже не лезли. Повозил туда-сюда ногами, но прохода внизу не было: его полностью закрыл выдвинувшийся откуда-то сбоку стальной лист неправильной формы.

Я почти не мог шевелиться. Напряг мускулы, но без толку: зажим вокруг шеи не поддавался.

Прямо передо мной, на расстоянии не свыше фута, черной, прокопченной громадой торчала сломанная задвижка. Внезапно меж ее фланцев с шипением вырвались струйки пара и жгуче прошлись по моей физиономии.

Я ощутил себя троянским Лаокооном в губительных змеиных объятиях. Хотел было перекреститься, но не смог донести щепоть пальцев до лба.

Ну и ситуация-ситуёвина… И какого чёрта меня сюда занесло?

Пар вновь обжег лицо. Гораздо чувствительнее, зараза!

Я попробовал скорчиться – со второй попытки получилось, хотя бедный халат затрещал и по швам, и кроме. Кругом дышал густым жаром каленый металл, в зыбкой полутьме это дыхание казалось почти видимым.

Крестианский ад… вернее, преддверие в него.

Сердце начало покалывать, перед глазами всё поплыло, и виски заломило нестерпимо. Так, наверное, и бывает: неожиданный инфаркт – и в следующее мгновение уже извиваешься на раскаленной сковородке, а снизу рогатые и хвостатые дровишки подбрасывают. Дабы очередная закуска к грандиозному застолью под названием «Страшный Суд» как следует прожарилась…

На редкость точное определение. Для основного блюда ты не годишься.

Я вздрогнул. Эта чужая безмолвная фраза возникла в моем сознании с такой невероятной отчетливостью, что исключало всякое подозрение на посталкогольный синдром.

На стене напротив вспыхнули две яркие точки и через миг оформились в пронзительные зеленые зрачки. Контуры женского лика проступили менее разборчиво: бледная маска, намеченная ломаными светящимися штрихами.

Мальчик, ты заигрался. Еще не безнадежно, однако слишком опасно.

Головная боль усилилась и толчками запульсировала в затылке. Я сжал его обеими ладонями и съежился в комок, стараясь не смотреть, – тщетно! Отчаянно зажмурился, но каким-то непостижимым образом продолжал видеть.

Чтобы вернуться в реальность, достаточно сделать четыре движения двумя или тремя перстами – по вертикали и по горизонтали. Как тебе и хотелось. Я не буду этому препятствовать.

Всего четыре пасса в самом распространенном по Аристотелю измерении – и вот он, новый мир. А что останется по ту сторону?

…Знойное лето, древний орфический храм с массивными колоннами на берегу сонного, мутного залива… высокое палевое небо в легких мазках перистых облаков. Бесконечная надмирная тишина, цепко вбирающая в себя и редкий плеск волны, и случайный вскрик птицы. Надежда, что в святилище по-прежнему живет Богиня; гадание долгими синими вечерами, в какую из земных девушек, проходящих по галерее в венках из полевых цветов, она сегодня воплотилась… Ненужные миражи, ослабляющие мужскую волю.

Всего четыре пасса…

Я сплел пальцы за головой, как можно крепче.

Польщена. Только потом не пожалей о содеянном. Проволочный каркас за твоей спиной нетрудно сдвинуть вправо.

Не сразу удалось сообразить, какой рукой удобнее это сделать.

…Когда я, наконец, спустился на первый этаж, то мой внешний вид настолько потряс Грациэллу, что она позабыла об испорченном не без моей помощи настроении и даже не стала задавать вопросы. И лишь после того, как ее незадачливый напарник полностью переоделся, девушка осмелилась на осторожное замечание:

– Лео, твои халатики не стирались вот уже две смены. Помочь?

Она наивно заблуждалась – на самом деле я не приводил в порядок свою спецодежку не меньше трех недель. Бурные события последнего месяца осени, как ни странно, основательно притупили обычно столь отточенное лезвие моего самоконтроля. Вернее, оно временно перестало быть обоюдоострым.

– Спасибо, сам справлюсь, – смущенно пробурчал я. – Вот сразу нынче утречком, то есть завтра. Доведу до состояния голубой белизны. Или белой голубизны… С душистым мылом и качественным порошком. Ежели не всё еще израсходовал.

– У меня есть и то, и это! А кроме того, очень хороший триполитанский отбеливатель! Надо лишь заранее замочить испачканное. Ты пока проверь наведенный мной порядок, а я живенько выполню начальную стадию постирушки. Тебе наутро останется простая физическая работа!

– Если можно, в женской душевой! – я поспешно прокричал ей вслед. – Там… там смеситель получше!

– Правда? Не замечала. Ладно, значит, у нас.

Интересно, моя морда покраснела хоть чуть-чуть? Или уже привыкла к постоянному вранью? Скорее, второе.

Придирчивый осмотр нашего отопительного хозяйства показал, что за время моих дурацких злоключений Грация потрудилась на славу. Всё, самое ценное, запрятали в укромные уголки; бесчисленное ремонтницкое барахло тщательно протерли и отряхнули, чем привели в пристойный для барахла вид; пол подмели, по меньшей мере, дважды – жестким и мягким вениками; нашу операторскую буквально вылизали до блеска. Титу Гнутию Балбусу практически не к чему было придраться!