Читать книгу От веры к государству шаг за шагом. Исторический роман - Михаил Валентинович Ежов, Михаил Валентинович Молоканов, Михаил Молоканов - Страница 6

Все ближе подъезжая к позициям своих воинов с тыла, князь Владимир замедлил ход коня и показал рукой охране держаться чуть поодаль от него. Путь лежал через густой кустарник. Князь перевел коня на шаг.

«Неужто опять спят, сучьи дети, – подумал Владимир. – Доеду, всех сотников посеку. Мало им, что за месяц триста человек вырезали. Сколько еще нужно смертей, чтобы приучить русский люд к порядку?»

Где-то впереди раздался еле слышный шорох, рука князя потянулась к мечу. Слегка качнулся, как от легкого ветра, кустарник, и через минуту, сбитый с коня, он уже лежал на траве. У его кадыка грозно блестело лезвие меча, который держал в руке статный молодой русич, прижимая коленом грудь Владимира к земле.

Сзади с шумом и криками: «Что ж ты наделал, ирод!» – выскочила охрана и кинулась на княжьего обидчика.

Князь встряхнул головой и, приподнявшись на локте, так что меч вплотную уперся ему в горло, скомандовал:

– А ну, стой. Не троньте его. Я сказал!

К князю выдвинулся всего один из сотни:

«Ты что же, сволочь, творишь? Чуть князя Владимира не зашиб до смерти. Вишь, какой вымахал. Так что, лупить кого ни попадя можно направо и налево?!»

По голосу князь узнал воеводу Вышату, своего родственника, ближайшего советника и друга, командующего его личной охраной.

– А хрен вас разберет ночью, кто князь, а кто вор обычный к ратникам в осаде подбирается, уши и носы нам резать, пока спим. Все нормальные князья дома сидят, а не по кустам шныряют, – ответил русич.

Вышата даже поперхнулся от такой наглости. Но тут князь ужом вывернулся из-под меча, метнувшись, как тень, ногой выбил оружие из руки своего обидчика и мощным ударом кулака свалил его на землю.

– Ну что, квиты, охранничек? – спросил он у караульного.

– Наверное, квиты, – ответил ему русич, поднимаясь с земли и выплевывая вместе с кровью выбитый зуб. – Прости, князь Владимир, не признал в темноте. Сотник наш строго- настрого приказал, что если проскочит через заставы наши хоть какой-то гад или если уснем на посту невзначай, живьем шкуру снимет со всех дозорных. Он точно снимет! А без шкуры, сам знаешь, по ночам прохладно будет. Так и выходит, раз без нее никак, то стараемся, даже князей, бывает, отлавливаем, – пытался пошутить дозорный. – Ты уж, князь, не обижайся на меня.

– Ладно, забыли. А это заместо выбитого зуба. – И протянул ему туго набитый кошель.

– Спасибо, князь, не надо, – ответил тот.

Князь удивленно вскинул здоровую бровь:

– Бери, заслужил.

– Нет, княже, не возьму. Делу ты учишь нас, без порядка Корсунь не взять. Без порядка все тут ляжем, без славы, во хмелю и сонные. Себя погубим, тебя и Русь погубим. А за дельное ученье разве ученику платят? Это он платить должен. Потому – не возьму, княже. Без обид?

«Какие уж тут обиды, -думал про себя Владимир. – Ох, русичи, русичи, и как может в одном народе уживаться бесшабашная удаль и разгильдяйство с такой широтой души, любовью ко всему родному, которая и пробуждается-то только в минуты крайней угрозы, но не для себя и своей жизни, а ради жизни близких и родных. И снимут последнюю рубаху, и отдадут все вплоть до последнего вздоха, создав несоздаваемое, победив непобедимое.

И счастье великое вести такой народ, и ответственность великая. Нельзя попасть ему в руки грязные, ибо народ этот чист и светел, как новорожденный, наивен и прост, как дитя доверчив. При этом силен и неистов, как исполин, в гневе своем сносит всех на пути. И тот, кто силу эту великую направит к целям праведным и душу его к добру обратит, поистине велик будет, и слава его и память о нем будут жить столько, сколько жить будет народ русский, а значит – вечно».

От этих мыслей князя отвлек шум со стороны западной стены города. Он пустил коня рысью и вскоре увидел колышущиеся в свете костров тени русских воинов. Оружие их еще не остыло от крови врагов. Здесь же, на втоптанной в землю траве, лежали тела в черных одеждах, где поодиночке, где и более. Там, где застала их битва и смерть.

К князю подошел рослый воин, без шлема, в кольчуге, в его руке блестел в свете костра окровавленный меч. На густой шапке седых волос следы запекшейся крови.

– Здравствуй, княже, все сделали, как ты сказал. Весь вечер гуляли, потом спать повалились. Как и думали, пришли супостаты. Все они здесь полегли. До полста человек, наверно.

– Молодцы, – ответил князь. Теперь неповадно будет.

– Молодцы-то молодцы, да в погоню за остальными с пылу увязались, пошли за ними к стене.

– Сколько? – уточнил Владимир.

– Да около трех сотен. Не успел я их, княже, остановить, виноват.

– Ох, Добрыня, не вовремя. Да чего уж там. Кати таран, прикрой их лучниками. Поднимай всех на штурм, – приказал князь. А сам подумал: «Эх, не готовы мы пока. Да лишь бы на стену не полезли, перебьют ведь всех, перещелкают лучники».

Не прошло и получаса, как огромный таран уже катился, постепенно набирая скорость. Русичи -лучники обстреливали ромеев, пытающихся поразить стрелами и дротиками их товарищей, карабкающихся наверх.

В то время как на стене сражение шло с переменным успехом, и перевес русских был незначителен, с треском и грохотом в крепостные ворота врезался таран, образовав в них большую брешь, в которую и хлынули русские воины. Со стены сражение переместилось в район внутренних городских ворот, где небольшой отряд греков преградил дорогу нападавшим.

Князь не мог наблюдать картину боя – обзор закрывала городская стена. Большая часть тысячного отряда русских еще не прошла в ворота и находилась за пределами крепости.

Нехорошее предчувствие охватило князя. Словно во сне, за несколько секунд перед его глазами пронеслась картина, где тысяча русских воинов во главе с воеводой отчаянно бьются в узком проходе между крепостных стен. А отовсюду на них льется кипящая смола и летят вражьи стрелы. Он воочию увидел, как гибнет вся тысяча его воинов, один за другим, не имея возможности спастись.

Владимир обернулся к воеводе своей охраны:

– Дядя, скачи к крепости. Выводи всех из-под огня. Передай воеводе, пусть отходит. Лучники прикроют их снаружи крепости. Скачи, не мешкай, иначе будет поздно.

Дальше он видел, как посланные им всадники во весь опор несутся к городской стене, видел распахнутые в крике рты, видел, как один из всадников, пораженный стрелой, пущенной с городской стены, упал на гриву своего коня.

Ратники, повинуясь приказу, отходили от крепостной стены, двигаясь плотным отрядом, построенным в колонну, щиты прикрывали их от стрел по бокам и сверху. У ромеев этот строй назывался «черепахой». «Могут же, когда захотят, – подумал князь, – вот черти». Строй русичей все дальше отходил от стены, стрелы, пущенные греками, уже не долетали или бились об щиты на излете.

«Ну, по-моему, самое время», – решил князь, взмахом руки подозвал к себе ближайшего конника из охранной сотни.

– Скачи и передай: всем в стороны.

Конник бросился к строю русских, что-то громко крича на скаку. Во мгновенье ока «черепаха» распалась на тысячу отдельных частей. Воины поодиночке, врассыпную, бежали к своим позициям. Перестроение произошло как нельзя вовремя. Воздух рассек низкий свист, и в том месте, где только что шла «черепаха», вспенился земляной фонтан от упавшего каменного ядра, выпущенного из греческой катапульты. Такие же фонтаны рассыпались по всему полю, но принести сильный ущерб они не смогли, русичи уже были на подходе к своему лагерю.

Воевода охранной сотни князя громко рыкнул: «Воины! В строй! В две шеренги!»

Князь Владимир беглым взглядом пересчитал людей. «Не густо, сотен шесть неполных будет. Два месяца осады- и почти половина из тысячи. Так и месяц не продержимся. Дорого учеба брать крепости дается. Бесшабашной отваги здесь мало, только лоб об стенку расшибить можно. Эх, ромейскую науку военную да с духом русским отважным бы соединить. Тогда никто не устоит. Не будет равного воинству русскому».

Владимир посмотрел невидящими глазами сквозь строй и вдруг, словно очнувшись от краткого сна, спросил:

– Воины, а где воевода-то ваш?

– Сгинул воевода, князь. Между стен сгинул. Когда выходили из крепости, бился он с греками, в передовых бился. Не уберегли мы, княже, воеводу своего, – ответил знакомый по ночной встрече воин.

– Не уберегли, говоришь. А ты что еще умеешь, кроме как князей по ночам дубасить?

– Биться могу, на мечах, на копьях. Луком владею и в седле держусь неплохо.

– А из грамоты что знаешь?

– Счет знаю, княже, до тысячи, язык ромейский понимаю, а вот письмо их, прости, пока не осилил, недосуг было.

– А звать-то тебя как, грамотей? – спросил князь по-гречески.

– При крещении в Царьграде Даниилом назвали. А как мать с отцом нарекли, не знаю, потому как не помню ни матери, ни отца. Товарищи Рысем зовут за быстроту и ловкость, – отвечал воин на правильном греческом, без запинки.

– Так вот, Данила, быть тебе воеводой над тысячей, раз нет с нами прежнего. И смотри мне, береги людей. Люди для нас сейчас на вес золота. Каждый клинок на счету. Смотри, не дури, зубом не отделаешься. Вышата, огласи воинам нового воеводу. А ты, Данила, порядок наведи, с сотниками разберись. Тех, кто погиб, замени новыми. Достойных сам знаешь, лучше меня. К полудню жду тебя на совет, воевода Даниил. – Отдав эти распоряжения, князь сел в седло подведенного Вышатой коня, и тихо шепнул ему: «Шли гонцов к воеводам, сидящим по стенам. Пусть скинутся каждый по сотне воинов новичку. Тебя и их тоже на совет жду».