Читать книгу Вязниковский самодур - Михаил Волконский, Сергей Волконский - Страница 8

Во флигеле все еще спали. Ставни в нижнем этаже были заперты. Чистое крыльцо, на котором происходил разговор, выходило в примыкавший к березовой роще парк. С этой стороны было совершенно безлюдно. Большой дом стоял в стороне, и только из верхних окон флигеля виднелась из-за деревьев его крыша.

– Ну, нас никто не мог еще заметить здесь и никто не заподозрит, по крайней мере сегодня, что вы у нас. Пойдем к нам в комнату! – сказал Чаковнин Гурлову.

Они поднялись на крыльцо, прошли по темному коридору и благополучно очутились в полутьме своей комнаты, освещенной лишь щелями в ставнях.

– Ну-с, теперь обсудим, как нам быть! – начал Чаковнин, усаживаясь на постель.

Гурлов беспомощно опустился на стул.

– Ничего не поможет! – с отчаянием произнес он. – Она вновь никогда не полюбит меня!..

Труворов закачал головою, отчего кисточка на его колпаке замоталась из стороны в сторону:

– Ну, что там любить! Надо, какой там… человека того…

– Истину изволите говорить, Никита Игнатьевич, – подхватил Чаковнин, научившийся уже понимать бессвязную речь Труворова. – Истину чистую изволят они говорить, – обратился он к Гурлову, – суть не в любви теперь, и особая статья; любит она вас или нет – это еще ничего не известно, потому что девичий нрав таков, что забодай его нечистый… а спасти ее надо, как человека, по человечеству, значит, и для этого должны вы о себе забыть и живот свой положить ради ее освобождения.

– Именно, того, живот!.. – подтвердил Труворов с таким видом, точно не Чаковнин, а сам он произнес всю эту речь.

Гурлов поглядел на Александра Ильича, и проблеск надежды мелькнул в глазах его.

– Да, – проговорил он, – спасибо вам, вы хорошо сказали: если умереть, то за нее, не так, не зря, а за нее… Правда ваша… Ну, говорите теперь, что мне делать?..

– Да вы успокойтесь, батюшка, – улыбнулся Чаковнин. – Сию минуту делать еще ничего не приходится; вот подумаем да обсудим, а вы успокойтесь пока, поберегите себя для нее же. Вот хотите, я кваску налью вам, – и он потянулся к столику у кровати, где стоял графин с квасом.

– Нет, – остановил его Гурлов, – если уж я должен беречь себя, так этот квас пить мне не годится.

Чаковнин внимательно поглядел на него и сказал с расстановкой:

– Эге, я забыл, что вчера мне было предупреждение насчет этого кваса! Я теперь так смекаю, что за него я вас благодарить должен. Это вы мне вчера записку подбросили, теперь понимаю. Так! Значит, я вам жизнью, может быть, обязан, если в этом квасе отрава заключается.

– Отравы нет, – ответил Гурлов, – а только сонные порошки. Вы бы заснули так, что вас сегодня Никита Игнатьевич не добудился бы, а потом пришли бы люди и отнесли бы вас вниз, в погреб. Там вы очнулись бы в беспомощном состоянии.

– Ну, а потом-то как же? Или выхода нет из этого погреба?

– Есть. Только вас там довели бы разными снадобьями до помрачения рассудка и выпустили бы полоумным, а потом жалели бы, что вот, дескать, что приключилось с человеком!..

– Ах он, изверг рода человеческого, – не испуганно, но удивленно проговорил Чаковнин. – Ну, во всяком случае, благодарен вам за предостережение… Теперь я уже в неоплатном долгу пред вами…

– Ну, что там долгу! – запел Труворов, стоявший у окна и глядевший в вырезанное сердцем отверстие в ставне, – какой там… вот там!.. – повторил он, показывая пальцем в парк.

Чаковнин встал и подошел к окну.

– Вот оно что! – проговорил он. – Господин князь действовать начинает…

– Что такое? – и Гурлов кинулся тоже к окну.

– Ничего еще особливого нет, – остановил его Чаковнин, схватив за руку, – не горячитесь! По парку мужики идут цепью с дубинами. Очевидно, вас ищут. Ну и пусть ищут! Пока вы у нас – вас открыть нелегко, ну, а если откроют, так мы бунт подымем и, во всяком случае, живыми не сдадимся. Ведь не сдадимся, Никита Игнатьевич? – обернулся он к Труворову.

– Ну, что там не сдадимся! – протянул тот. – Какой там бунт… надо его того…

Он отворил платяной шкаф и осматривал его внутри, а сам прислушивался к тому, что происходило во флигеле.

Наверху уже слышалось движение. Где-то хлопнули дверью. Внизу в коридоре прозвучали шаги. Сторож хлопал ставнями, отворяя их на другом конце флигеля.

– Того! – проговорил Труворов, показав Гурлову на шкаф.

Тот вскочил в него, но не успел Никита Игнатьевич захлопнуть за ним дверцу, как дверь растворилась, и на пороге показался Степаныч.