Читать книгу Гафт и Остроумова. История любви - Михаил Захарчук - Страница 4
Часть 1
Детство на улице Матросская Тишина
Война
ОглавлениеОтец прошел войну, он был военным,
Один в роду оставшийся в живых.
Я хлеб тайком носил немецким пленным,
Случайно возлюбя врагов своих.
В. Гафт
Самая страшная в истории человечества война, для советского народа – Великая Отечественная, – можно сказать, опалила лишь краешек биографии Валентина Гафта. Меж тем и о той грозовой поре его память хранит живые, пульсирующие искренностью воспоминания.
Поначалу ему грезилось, что войну он увидит через окно собственной квартиры. Вот придет кто-то неведомый, отстроит зеленый забор у окна, и будут там ходить пограничники с собаками. И обязательно наши победят всех проклятых немцев. Жизнь оказалась не просто жестче детской фантазии, рожденной в голове мальца, а трагичнее донельзя. Первым на фронт добровольцем ушел отец. Сам факт расставания с родным человеком не очень отпечатался в памяти Вали. Зато проводы двоюродного брата, девятнадцатилетнего Исая, маминого племянника, который также ушел добровольцем в неполные двадцать лет, он запомнил в потрясающих подробностях. Исай пришел к ним домой уже в военной форме. Валя прижался к нему, еле доставая лбом до пряжки ремня, а потом убежал в другую комнату и первый раз в жизни заплакал от страха и досады. Как будто кто-то злой со стороны нашептал ему, что с дядей Исаем будет беда. И она случилась. В кровопролитных боях под Москвой еврейского юношу осколками снаряда буквально изрешетило. Но, к счастью, он остался в живых, правда, с сильно укороченной ногой и одним легким. Оба маминых родных брата и сын одного из них погибли под Сталинградом. Когда война кончилась, мама несколько лет ходила на Белорусский вокзал в надежде кого-нибудь из них встретить. Но – никто не вернулся.
Среди других впечатлений о войне – постоянные очереди в булочных, куда Валя ходил с тетей Феней. И еще запомнились бесконечные, казалось, воздушные тревоги. Сирена будила жильцов Матросской Тишины, и они бежали в сырое подвальное помещение, именовавшееся бомбоубежищем. Там были всегда теплые трубы. Детей обычно накапливалось больше, чем взрослых. Многие из них кричали, но Валя быстро засыпал под их возгласы. Однажды бомба упала рядом с его 23-м домом и угодила в так называемый «женский магазин». Почему «женский», он до сих пор не знает. Но отлично помнит, что все, кто находился в том магазине, погибли. С той далекой поры Валентин Иосифович не переносит всяких подвалов, даже если в них располагаются ресторанные заведения. Они всегда ассоциируются в его воображении с бомбежками, с сырыми подвалами, где вечно пахло проросшей картошкой и сырой известкой.
В первый класс 378-й мужской школы Валя Гафт пошел как раз на пике войны. Запомнились очень холодный класс (не все стекла были целыми, из них всегда сквозило) и очень старенькая первая учительница. А вот как ее звали-величали – забыл. Вид у нее был какой-то еще дореволюционный: черная шапочка, длиннющий синий халат и пенсне с цепочкой до пояса. Несколько раз они всем классом возили на санках ей дрова для печки.
Когда Красная армия зимой 1943 года перешла на новую форму, отец прислал своим домочадцам очередную посылку, в которой оказались его полевые майорские погоны. Валя любовно ими играл на досуге, несказанно гордился суконными прямоугольниками и регулярно повышал отца в звании. Потом те погоны хранились в домашнем шкафу до самой отцовской смерти. А Иосиф Рувимович ушел из жизни очень рано, на шестьдесят втором году – классический случай, когда сказались тяжелейшие боевые увечья, выпавшие на его долю. Валентин Иосифович хорошо помнит, как зимой 1943 года отца после ранения привезли в один из московских госпиталей. Они с мамой долго шли по длинному коридору. Вале было боязно и страшно увидеть родного человека изувеченным, он уже был наслышан о том, что у отца разбито лицо и почти оторван нос. И страхи, увы, оправдались: голова и лицо Иосифа Рувимовича были в сплошных бинтах. Рядом с кроватью стояла тумбочка, где грудилась всякая вкуснятина, доставленная подчиненными отца: шоколад, компот в банке, печенье. Испытывая неловкость и даже стыд за свою жадность, Валя тем не менее смел почти все, пока отец с матерью разговаривали.
Отец никогда не рассказывал о своих фронтовых подвигах, даже когда Валя его нечасто, но расспрашивал. Отнекиваясь, говорил, что военные юристы не самая героическая профессия на фронте. И даже тот факт, что он пролил кровь за Родину, не вызывал в нем никакой гордости. Он был выдержанным и скромным человеком. За это его ценили и на службе, и в быту. И лишь много лет спустя после отцовской смерти Валентин Иосифович узнает, за что отец был награжден медалью «За боевые заслуги».
Из «Наградного листа»: «Военный юрист 3-го ранга Гафт Иосиф Рувимович на фронте с сентября 1941 года в составе прокуратуры войск НКВД – Западный фронт. 31 декабря 1942 года он находился в селении Боровск, район Кондрово, Смоленской области. Противник после артподготовки вклинился в нашу оборону и отрезал расположение прокуратуры от наших контрнаступающих частей. В этот момент тов. Гафт получил приказ доставить срочный пакет в штаб Западного фронта. По пути из селения Боровск в город Кондрово авиация противника в числе 6 мессершмиттов бомбила дорогу, ведущую из Боровска в Кондрово. Стараясь проскользнуть через обстрел вражеской авиации, тов. Гафт в 6 часов вечера 31 декабря 1942 года был контужен осколком бомбы. Машина, на которой он следовал, была разбита. Тов. Гафт получил ранение носа и травму головы и в тяжелейшем состоянии был доставлен в передельническую больницу. Пакет был доставлен своевременно».
А потом пришла Победа! Валя со своей любимой и замечательной тетей Феней отправились 9 мая на Красную площадь. Народу там собралось видимо-невидимо. Все радовались, обнимались, целовались. То тут, то там играли гармошки. А высоко-высоко над площадью парил громадный аэростат, на котором висел портрет И. В. Сталина. К вечеру его осветили прожекторами. Вале запомнился тот портрет, а еще торчащие палки, на которых висели галоши, чтобы потерявшие могли их подобрать. При этом, что самое удивительное, на площади не ощущалось никакой толкотни и давки. В атмосфере всеобщего ликования люди словно парили над землей, а если и задевали друг друга, то только ко взаимной радости.
Восемь лет спустя Валентин Гафт с другом Володей Кругловым еще раз попал в огромное скопление народа – при похоронах Сталина. Ребята смогли добраться только до Дома Союзов, а дальше пройти уже не представлялось никакой возможности. Спастись из той жуткой давки им удалось чудом. Забежали в какой-то подъезд и там провели всю ночь. В те дни многие москвичи были затоптаны и задавлены насмерть. Был среди смертельно пострадавших и мальчик из школы № 378, Семен Шляффер. Победное народное столпотворение источало радость жизни, а вот похоронная давка ничего иного, кроме смерти, не могла принести…
В том же победном мае студенческое общежитие превратилось в военный городок. В нем разместили солдат и офицеров, приехавших из Германии для участия в Параде Победы. Из постоянно распахнутых окон звучала патефонная музыка, слышались уже известные фронтовые песни. В общежитие беспрерывно входили и выходили воины-герои, с обветренными лицами, в полинявших гимнастерках, завешанные, как броней, огромным количеством орденов и медалей. У офицеров наград было и того больше. Мальчишки Матросской Тишины и Валя среди них с утра до поздней ночи ошивались возле общежития. И не зря. То и дело из открытых окон вылетали конфеты в ярких немецких обертках, бритвенные лезвия, заграничные открытки. Солдаты с голыми торсами обливали себя водой на улице и брызгали ею на мальчишек. Все весело хохотали от не умещающейся в груди радости: война кончилась! Так на Матросскую Тишину пришла радостная и бодрая мирная жизнь. Но, прежде чем приступить к ее описанию, приведу еще один фрагмент из военного детства Валентина Гафта. И будет он называться коротким, но емким, из четырех букв, словом: «Кино».