Читать книгу Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена - Микаэл Геворгович Абазян - Страница 7

Дабы не привлекать к себе особого внимания, Филипп зашел в зал аж за двадцать минут до начала репетиции. Для пущей надежности он расположился в одном из затененных кресел амфитеатра, из-под которого доносились приглушенные голоса двоих парней, беседовавших на автомобильные темы. Общая обстановка, включая эти голоса неизвестных ему людей, как нельзя лучше расположила Филиппа к воспоминаниям о том, как раньше, еще ребенком, он приходил сюда на новогодние представления, после которых непременно получал подарки и красивые мешки с конфетами.

Хотя тогда он еще и не знал значения этого слова, ему нравилась атмосфера происходящего. Все были причастны к чему-то волшебному, все ждали чего-то, все проникались приключениями, разыгрываемыми актерами на сцене. В его детское сознание запало то, что все вокруг него – и сверстники, и их родители – улыбались и делились улыбками друг с другом. Поначалу ему, правда, казалось немного странным то, что один из действующих лиц всегда говорил голосом его отца. Как бы он ни хотел, чтобы хоть в следующий раз папа оказался рядом с ним и поучаствовал в этом интересном событии, тот всегда появлялся после того, когда все заканчивалось.

Годами позже отец рассказывал ему о том, как создавался этот театр, кто стоял у его истоков и почему его назвали Молодежным. Группа дерзких молодых студентов театрального училища, в числе которых был он сам, решила создать свой театр. В относительно молодом городе такие идеи было сравнительно несложно реализовать. Были бы средства, как говорится. Энтузиазма у студентов было не занимать, и они предприняли все необходимое для того, чтобы получить эти средства, определиться с местом, договориться с муниципальными службами и к началу следующего театрального сезона открыться всем – себе в том числе – на удивление. Их курс был руководим именитым режиссером, который был ими всеми любим. Особо упрашивать его не пришлось, и он согласился стать их художественным руководителем.

Шли годы. Театр укреплял позиции, ежесезонно радуя своими интересными постановками. Слух о нем быстро перекинулся не только за границы города, но и страны. «Фестивали, гастроли, встречи с мировыми именами, «нет ли лишнего билетика?» – вся эта атрибутика, присущая нормальным театрам, применялась к чему-то, что мы создали своими собственными руками, ты понимаешь?» – восторженно объяснял он сыну, а Филипп лишь послушно кивал в ответ. Он слушал, пытался представить, как все это происходило в жизни, как выглядели в молодости все эти взрослые мужчины и женщины, к которым он обращался просто по именам, а другие – с многочисленными эпитетами, с поклонами и благоговением. Нередко он задумывался, уходя мыслями во что-то свое, и отец замечал это. Ему начинало казаться, что Филиппа особо не интересуют эти истории, и он все меньше возвращался к своему прошлому.

Когда же отца не стало, Филипп на какое-то время стал частым посетителем театра: ходил на репетиции, на открытия сезонов, поздравлял знакомых актеров со знаменательными датами. Позже и этот огонь угас в нем, и в последние годы он лишь сливался с толпами людей, приходившими проститься с любимыми героями их юности, некогда входившими в труппу, собравшуюся из дерзких молодых студентов театрального училища.

Дверь в зал открылась. Вошли двое парней. Вполне вероятно, что он видел их два часа назад, но, будучи увлеченным поисками Агнессы, не запомнил. Подумав, что он может быть замечен, Филипп переместился на еще более затененное место в своем ряду. Тем временем двое молча расположились в первом ряду партера и начали готовиться к выходу на сцену, а в зал вошли еще трое. Их он вспомнил сразу по ярким цветам курток, в которых они выходили из репетиционного зала: Красный, Синий и Зеленый. Эти трое были в прекрасном расположении духа и галдели так, будто им неделю не давали возможности общаться, и теперь они должны были в течение нескольких остававшихся до репетиции минут рассказать друг другу о происшедших с ними событиях. «Забавные ребята», – подумал Филипп, с улыбкой на лице наблюдая за ними. Минутой позже вошли, как ему показалось, все остальные, среди которых были Аарон с Артуром, Агнесса и еще четыре студентки, двух из которых он вспомнил.

В течение всей их недолгой первой встречи Филипп пытался понять, что же необычного он увидел во внешности Артура. Этот вопрос не давал полностью сконцентрироваться на неожиданной встрече с Аароном, и даже после того, как Артур оставил их у входа в зал, эта мысль нервно царапала его изнутри. Лишь сейчас, когда Филипп увидел его с высоты амфитеатра, ответ озарил его, появившись так же, как и сам вопрос – непонятно откуда. Помимо того, что он был похож на модели из журналов мод конца 50-х – начала 60-х годов и его внешность практически не имела изъянов, прическа была симметричной относительно вертикальной оси. Даже изображение на его майке представляло из себя какую-то правильную геометрическую фигуру, и Филипп предположил, что не удивился бы, если бы в зеркале он увидел тот же самый образ, что и в реальной жизни.

Его мысли развеяли вошедшие в зал через минуту после студентов режиссер с ассистенткой, которая закрыла за собою дверь.

Несколько раз пересчитав собравшихся, Филипп убедился в том, что лишь четырнадцать из шестнадцати студентов собралось на репетицию. Кто-то расположился перед сценой, кто-то в первых рядах партера, а режиссер с ассистенткой ушли в глубь зала. Включился микрофон, и прокуренный голос заполнил эфир.

– Все на месте? – довольно сухо прозвучал вопрос.

– Как всегда… Да… – почти одновременно ответили Зеленый и Синий, как будто обращались именно к ним. Красный лишь широко улыбнулся, глянув на них. Вероятно, он тоже хотел добавить свой голос к хору, но опоздал.

– Ладно, подождем еще минут пять, а пока что давайте на сцену те, кто должен работать.

С места тяжело поднялся один из первой пары вошедших и неторопливо поднялся на сцену. Вслед за ним откуда-то из-под амфитеатра легко выбежала девушка и по тем же ступенькам у правого края сцены, обогнав нерасторопных Красного, Синего и Зеленого, выпорхнула на сцену. Следом за ней поднялись те, кого Филипп уже знал по именам: Аарон, Артур и Агнесса. Эти три «А» собрались в ближнем левом углу сцены и заняли определенную позицию. Цветные, скопившись в диаметрально противоположной части, все еще говорили о чем-то, вероятно продолжая обсуждать тему, поглощенными которой они вошли в зал. Парень и девушка все это время медленно ходили взад-вперед по центральной части сцены.

– Так, продолжаем прорабатывать мизансцену. Все готовы? Аарон и Артур: вы спорите. Тибальт недоволен, Аарон, не забывай. Тебе не нравится то, как дядя распоряжается твоим чувством чести. Агнесса, тебя радует происходящее в зале, и ты лишь бросаешь яростные взгляды на спорящих родственников.

В этот момент дверь в зал открылась, и двое студентов – высокий смуглый парень и девушка с заметными аж с дальних рядов амфитеатра раскосыми глазами – зашли в зал, закрыв за собой дверь, и с виноватым видом посмотрели на режиссера.

– Быстрее, быстрее! Вас ждем. Скоро сдача, давайте-ка хоть теперь уж не опаздывайте. Времени почти не осталось, – продолжал ворчать режиссер, пока они скидывали с себя куртки и усаживались в ближних к входу креслах во втором ряду. – Вы трое: помните, вы там – в противовес этому углу. Вам весело, вы – дерзкие молодчики, слегка подвыпившие.

Слушая эти ценные указания, Филипп начал догадываться над какой именно сценой шла сейчас работа. Он ждал подтверждения своей догадки, и когда Аарон, выйдя со своей группой на середину сцены, начал декларировать «Негодяй осмелился пробраться к нам под маской в насмешку над семейным торжеством!», все сомнения рассеялись: бал в доме Капулетти. Этот эпизод обычно подразумевает значительно большее число актеров, чем восемь, которые сейчас находились на сцене, и Филиппу стало интересно, какое решение предложил режиссер.

Группа, в которой был Аарон, игравший роль Тибальта, Артур, воплощавший графа Капулетти, и Агнесса в роли леди Капулетти, выходила в центр сцены, когда приходил их черед читать свои строки, после чего они снова уходили в свой угол, а на их место выходили Ромео и Джульетта. Эти двое выглядели взрослыми, даже старше своих студенческих двадцати. На лицах их была написана фатальная неизбежность трагичного конца, и хоть улыбки были призваны сделать эту сцену легкой и красивой, каждый их выход, сопровождавшийся чтением соответствующих строк пьесы, камнем ложился на ее общее восприятие. Лишь однажды группе Цветных выпала очередь выйти на середину и прочитать выдуманные реплики.

Филипп чуть привстал, чтобы убедиться, что режиссер таки участвует в процессе. Мало того, что тот участвовал, он еще и посматривал на ассистентку, которая, слушая читаемый текст, сверяла его с написанным и время от времени монотонно кивала. Казалось, все были довольны происходящим, хотя может быть сейчас прозвучит что-то типа «Нет! Стоп! Все не так!» …

– Так, стоп… – сказал режиссер. – Я думаю, может быть, все же вернемся к первоначальному варианту. Ну-ка, Дэйв, Боб и Пан, выйдите вперед.

Цветные приблизились к авансцене. Сейчас они особо не улыбались, а на лице почему-то читалось безразличие.

– Повторяем первоначальный вариант. Начали!

Та же самая сцена, но теперь все выглядело очень плоским и еще более убогим: сцена потеряла всякую глубину, текст звучал в пустоту, и сами актеры уже не отличались от группы школьников, репетирующих рождественскую постановку. Филипп уже и не думал о том, что каких-то три часа назад его целью было лишь найти ту самую «смуглую девушку лет двадцати» и сказать ей «Спасибо за то, что вернула меня к жизни!». Сейчас его интересовала эта зовущая на помощь постановка, в которой были задействованы шестнадцать потенциальных Лекарей Человеческих Душ, Благих Манипуляторов, целых шестнадцать Мудрецов, которым, вероятно, будет дано подсказать живущим и помочь найти ответы на вопрос: «Так о чем эта жизнь?».

За прошедшие три часа были опробованы еще три мизансцены, не менее бесполые по своей сути, и, так же, как и сцена бала, вызывавшие уныние. Единственным положительным аспектом происходящего было то, что Филипп узнал имена почти всех присутствовавших здесь. Ромео и Джульетту играли Мартин и Ариадна. Красного, Зеленого и Синего, игравших, соответственно, Меркуцио, Бенволио и Балтазара, теперь следовало именовать Дэйвидом, Робертом и Паном. Аарон, Артур и Агнесса, как он сам догадался, олицетворяли собой Тибальта, синьора и синьору Капулетти. Монашеский чин был представлен тучным Алексом, игравшим роль брата Лоренцо и, как ни странно, девушкой по имени Лаура, выступавшую за Джиованни. Фигура у нее была довольно-таки мальчишеской, а короткая стрижка еще больше оправдывала такой вот в целом странный подбор актеров. Однако еще большее удивление – скорее со знаком «плюс» – доставил Филиппу аптекарь. Эта роль также досталась девушке, той, которая зашла в зал с опозданием. Звали ее Я'эль, что вполне резонировало с ее не совсем обычным обликом. Было в ней что-то, что наводило на мысли и о Древнем Востоке, и о Диком Западе, а ее голос, который начал озвучивать реплики аптекаря, лишь добавил очарования ее уникальному образу. Низкий, сочный и бархатный, он вполне мог принадлежать мужчине, а в сочетании с осознанием миссии, выполняемой с помощью этого голоса аптекарем, он ставил эту сцену далеко впереди остальных, которые группа успела опробовать в течение трех часов.

Имена двух других девушек он не запомнил (к ним обращались всего по одному разу), а кого-то из парней звали Симон. Опоздавший же смуглый парень так и просидел все три часа во втором ряду, время от времени меняя позу. Режиссер не уделял ему никакого внимания, но тот, несмотря ни на что, впитывал происходившее вплоть до малейших деталей. Так, во всяком случае, показалось Филиппу, и он решил убедиться в этом без промедления.