Читать книгу Тетрадь в клеточку - Микита Франко - Страница 7

Привет, тетрадь в клеточку.

Я, как и планировал, перечитал вчера записку, но ночью мама мне все равно не приснилась. Решил вклеить записку сюда, чтобы не потерять.

Вот она:

«Ты знаешь, почему я это сделал, так что я не собираюсь ничего объяснять, а лишь подтверждаю твои предположения. Эта липовая жизнь уже не налезает на меня, и я ее ненавижу. Нет смысла продолжать. Прощай».

Я не знаю, почему она написала «сделал» без буквы «а», может, случайно. Наверное, когда собираешься повеситься, не обращаешь внимания на такую мелочь, как пропущенная буква. С другой стороны, она проставила все запятые.

Все-таки странно.

Я нашел записку вечером в День S. Это было прошлым летом в субботу, а по субботам мы с папой всегда ходили в кинотеатр смотреть какой-нибудь новый фильм.

Тогда мы возвращались взбудораженные и веселые, потому что по пути купили мороженое, в котором я измазался, и папа по-доброму шутил надо мной всю дорогу. Удивительно, что иногда нас отделяет от трагедии один поворот ключа в замочной скважине.

Из коридора была видна часть кухни. Заходя за папой, я лишь мельком увидел ее, потому что он тут же перегородил мне обзор, и все, что я успел разглядеть, – как мама будто повисла в воздухе над перевернутой кухонной табуреткой. Кроме ее ног, не достающих до опоры, я больше не увидел ничего.

Отец вытолкнул меня из квартиры, быстро сказав:

– Звони 03 и 02.

Не знаю, почему я тогда никуда не начал звонить. От увиденного у меня в голове стало очень пусто, и я, пятясь, пошел назад.

Пятился, пока не врезался спиной в дверь соседей. А когда врезался, обернулся и начал лихорадочно жать на звонок.

– Кто? – недоброжелательно спросил оттуда мужской голос.

– Я.

Там как раз жили баба Нюра и ее муж, которые все время хотели вызвать на нас «опеку».

Дверь открылась. Оттуда выглянул Алексей Палыч с пренебрежением на лице.

– Опять у вас дискотека?

– Мама… – У меня дрогнул голос.

– Задолбали уже всех…

– Мама на кухне…

Алексей Палыч резко выпрямился. А я отвел взгляд в сторону.

– Позвоните. Скорая, полиция…

– Ты чего мелешь?

– Там… На кухне.

За спиной соседа мелькнула грузная фигура бабы Нюры.

– Илья, что случилось?

– Баб Нюра… Там мама… Позвоните в полицию и скорую.

Соседка кинулась в глубь квартиры, послышались щелчки телефонных клавиш.

– Алло! – Она почти кричала, хотя и не знала точно, что случилось. Наверное, догадалась. – Пожалуйста, приезжайте!..

В следующий час на папу наорали около десяти раз. Сначала – бабушка. Они приехали вместе с дедом, и у бабушки началась настоящая истерика. Она ревела, почти выла и кидалась на папу с оскорблениями и угрозами. Говорила, что он мерзавец и паршивец, что он убил ее дочь и должен быть на ее месте. Папа только вяло оправдывался:

– У нее была депрессия.

– И ты ничего не сделал!

– Но вы же сами говорили, что это ерунда, что депрессии не существует…

– Я такого не говорила! – истерично кричала она.

Меня же накрыли непонятные равнодушие и скука. Взрослые начали глупо соревноваться: кто больше виноват, – и от этого стало еще скучнее. Бабушка считала, что она ни в чем не виновата, потому что она мать, а папа – муж-объелся-груш и он кругом не прав.

Мне показалось, что у меня кончился воздух. Я захотел выйти из подъезда на улицу, но внизу курил дедушка. Поэтому я пошел наверх и поднялся пешком до двенадцатого этажа. Шел и думал: как это странно, что я ничего не чувствую. Так было пусто, такое ничто поселилось в голове.

Потом я спустился вниз, к дедушке, и спросил:

– Скорая тоже приехала?

Это было не обязательно спрашивать – карета скорой помощи стояла во дворе. Но я все равно зачем-то спросил, хотя, наверное, и без этих вопросов был ему невыносим.

– Там они уже…

– Надо подняться. Вдруг помощь нужна.

– Я туда больше не пойду… Пусть твой отец любуется, ему полезно!

– О чем ты?

– Довел ее…

Он что-то еще говорил, но я не стал слушать.

Поднявшись на второй этаж, я остановился перед дверью нашей квартиры. Вход домой? Нет, дом уже развалился. Это – дверь в катастрофу.

Я снова погрузился в атмосферу самоубийства, о котором раньше приходилось слышать только мельком.

В квартире даже воздух казался застывшим. Яркие шторы на кухне выглядели какой-то насмешкой над ситуацией.

Тело уже сняли с веревки, над ним суетились санитары. Я не стал подходить, остановился возле папы в коридоре – его допрашивал человек в полицейской форме.

– Вы кто?

– Муж, – ответил папа.

– Что-нибудь предпринимали до приезда скорой и полиции?

– Переживал.

Полицейский оживленно разглядывал то меня, то папу.

– Вы не ругались накануне с суициденткой?

– Это она для вас «суицидентка», а для меня – жена, – устало отвечал папа.

– Она не сумасшедшая? – в лоб спросил полицейский.

– Не знаю. Нет.

– Тем хуже.

Когда вышли из подъезда, я, почувствовав свежий воздух, глубоко вдохнул. Стало полегче. Но вокруг была толпа: соседи, полицейские машины, карета скорой помощи.

Тогда я подумал о том, что видел много ужасных вещей на картинках и в фильмах. Однажды я был в гостях у одноклассника, и мы за один день посмотрели «Пилу», «Человеческую многоножку» и «Бешеных псов». Кровавые кадры из этих фильмов поражали меня своей отвратительностью, но впечатления забывались уже через несколько дней.

В День S я не увидел ничего такого. Я заметил лишь ноги, висящие над табуретом. Но знал: это самое ужасное, что мне приходилось видеть, и, скорее всего, ничего хуже уже не будет. Мне предстоит всю жизнь об этом помнить. Даже если буду совсем старым и начну забывать собственное имя, этого я не забуду никогда.