Читать книгу Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе - Мила Нокс - Страница 16

Жена молочника остановилась у дома, подозрительно вглядываясь в крыльцо. Между ступенек что-то блеснуло. Женщина наклонилась, и ее рот превратился в буковку «О». Пухлыми пальцами она вытащила из трещинки небольшой камешек. Очутившись на ладони, самоцвет вспыхнул зеленым и, точно упавшая с неба звезда, разогнал темноту.

Женщина зашла в дом, поднялась в свою квартиру на втором этаже и присела на банкетку в прихожей. Она смотрела на камушек и не могла наглядеться. Он казался ей каким-то сказочным сияющим чудом.

В дверь постучали.

Тетушка насторожилась, но открыла. На пороге стояла соседка.

– Кума! Соль дома закончилась, поделись, а? Тесто замесила на пирожки, а сготовить не могу.

– Сейчас, ладно уж… – бубня что-то в духе «свое надо иметь» и «недотепы», молочница принесла кубышку. – Вот, бери. Да только возврати сразу, самой надо.

Соседка исчезла, а тетушка поспешно переоделась в домашнее, плюхнулась на кровать и принялась разглядывать камушек. Свет она не зажигала: в темноте самоцвет горел сам по себе, еще ярче, чем в сумерках.

– Дивное диво, – прошептала женщина.

Вновь кто-то постучал.

Тетушка запихнула кубик в карман халата.

– Покоя не дают! Бестолочи! – выругавшись, женщина открыла дверь, однако никого не обнаружила. – Да что ж сегодня творится!

Стук возобновился. Тихий, но уверенный. Тук-тук-тук. Затем – тишина. И снова: тук-тук-тук.

Звук шел не от двери, а откуда-то из глубины квартиры. Молочница прошла в комнату и выглянула в окно. Там никого не оказалось, только качало ветвями старое абрикосовое дерево. Одна веточка жалобно скреблась о стекло.

– Мерзкое растение! – рассердилась женщина. – Никчемная деревяшка! – Она принесла ножницы, открыла окно и обрезала ветку. – Так-то лучше!

Но едва она сделала несколько шагов вглубь комнаты, как снова послышалось негромкое «тук-тук-тук». Сердце в груди тетушки оборвалось. Она медленно повернулась – за стеклом чернела темнота. Ничего больше.

«Это просто несносный мальчишка, – сказала она себе. – Просто маленький негодяй, которому не сидится на месте. Он выследил меня от лавки до дома. Я выловлю его за ухо и притащу родителям, а после его посадят под замок и отхлещут розгами. Я прослежу, чтобы его родители так и сделали! Это отобьет охоту донимать приличных людей».

Вооружившись веником, жена молочника отперла дверь и, шлепая домашними туфлями, спустилась по лестнице. Она слышала, как открывает дверь своей квартиры соседка, но сейчас было важнее поймать мерзопакостного оборванца. Тетушка притаилась за дверью. Совсем рядом, в каком-то метре от нее, внезапно раздался стук.

– Ах ты дрянь! – громыхнула женщина и выпрыгнула из укрытия.

Соседка удивленно застыла, обнаружив дверь в квартиру открытой.

– Эй, кума, я соль возвращаю. Ты где?

В комнатах оказалось пусто. Неожиданно с улицы донесся испуганный женский вопль, и женщина схватилась за сердце, а потом бросилась вниз. Добежав до последней ступеньки, она боязливо высунула нос из-за двери и огляделась. На улице никого не было. Только густой туман, клубящийся во мраке, и домашняя туфля на крыльце.

* * *

О мэре Китилы ходили слухи не слишком приятные, большей частью – настороженные и опасливые. Кое-кто звал его «живой мертвец». Чушь, конечно, однако было в наследнике древнего рода Вангели что-то этакое… холодное, пугающее. Он говорил редко, но каждое слово его падало обломком льда на булыжную мостовую.

Сейчас мэр сидел в своем кабинете в высоком кресле и вертел в пальцах загадочный камень. Этот камень он обнаружил, придя на место исчезновения молочника. Ходили какие-то слухи про это преступление, и он решил проверить… Не зря. Вангели выключил свет. Так и есть! Кубик светился сам по себе, словно впитал сияние светлячков. Без сомнения, эта игральная кость была чем-то невероятным. Даже волшебным. Впрочем, мэр относился к категории людей, которые не верят в волшебство. Даже тот факт, что, когда он положил кубик в карман, на его голову внезапно пролился дождь и туча преследовала его по всему городу, нисколько не удивил Вангели. Любой другой человек воскликнул бы: «Бог мой! Это ведь волшебство!» Но мэр – нет.

Вангели сжал в пальцах находку и поглядел на портрет мальчика лет пяти. В золоченой рамке, на темно-зеленом фоне, румяный малыш улыбался и сжимал в руке деревянную игрушку. Александру Вангели прищурился. В дверь постучали.

– Войдите.

Дверь беззвучно отворилась, и вошел начальник полиции. Он был точь-в-точь старый пес: лохматый вихор надо лбом, седые бакенбарды и глаза, смелые и неожиданно ясные для человека в возрасте.

– Здравствуйте, капитан.

Мэр встал и учтиво протянул руку. Пожимая ее, начальник полиции про себя отметил, что ладонь мэра не теплее дверной ручки.

– Еще один случай. Женщина средних лет, жена молочника, первого пропавшего. Соседка говорит, видела ее буквально за несколько минут до исчезновения. Та была не на шутку взволнована.

– Враги?

– Весь подъезд. Как обычно! – усмехнулся капитан.

По лицу мэра не проскользнуло даже тени улыбки. Он редко улыбался, и уж точно не при полицейских.

– Недоброжелатели семьи. Быть может.

Начальник полиции пошевелил усами.

– Маловероятно. На месте похищения кое-что обнаружено… Вам лучше увидеть это самому. Это дает все основания считать, что преступление совершено необычным способом.

– Необычным? – Тон мэра слегка изменился. – И кто же, по-вашему, его совершил?

Начальник полиции сжал губы и посуровел. То, что он должен сказать, – худшая новость за последние десять лет. Он знал об отношении мэра к таким вещам. Вангели потеряет покой. Мэра не видели злым, однако сквозь его нечеловеческую бесчувственность проступали пугающие черты, если ему сказать что-то подобное. Начальник полиции сквозь зубы произнес:

– Они.

Зрачки мэра на мгновенье стали огромными, будто в глазах распахнулись две черные дыры.

* * *

Тео проснулся в сумерках, услышав далекие звуки волшебной кобзы. Музыкант играл где-то у реки, и грустная, тонкая мелодия плыла по воздуху над кладбищем и холмами. Тео ощутил запах чего-то нового, раскрыл дверцу чердака и понял: ветер был совсем теплым.

Это невероятно. Ведь только начало марта. Очередное волшебство Макабра? Смерть решила устроить теплые весенние каникулы! Но действительно – никогда прежде весна не приходила так быстро.

За день солнце пригрело так, что тут и там виднелась молодая зеленая травка. В небе загорались звезды, а где-то у горизонта мерцала комета. Хвост за ней был совсем большим, и даже горожане уже заметили небесное явление. Они выходили по вечерам глазеть на удивительную комету, и это Теодору совсем не нравилось – лишние свидетели его поисков игральных костей были ни к чему.

Тео решил перекусить по-быстрому и отправиться на разведку. Он все еще не нашел игральной кости, а время шло – что, если остальные растащат и ему ничего не достанется? Тео взял дневник и пролистал страницы. На последних почерк был корявым – Теодор был занят поисками и записывал все впопыхах. Он старался не приближаться к местам прежних похищений – по слухам и шепоткам нежителей он понял, что тени по-прежнему там. Они сторожили эти места, и Теодор отнюдь не горел желанием вновь с ними встретиться.

Но он должен найти свою игральную кость! Теодор по-быстрому набросал:

Стихии и их игроки:

Ворона – «земля».

Человек в маске – «огонь».

Мэр Китилы – «вода».

Игрок Х – «огонь».

Теодор задумался. Игрок Икс – так он назвал того, кто забрал игральную кость с места исчезновения отца. Тео так и не узнал, кем он был.

Теодор принялся тушить костер. Сапоги из кабаньей кожи, единственное напоминание об отце, выдерживали огонь. Тео растоптал угольки, и тут один подскочил в воздух и упал на дневник. Страница вспыхнула.

– Эй!

Тео, обжигаясь, захлопал ладонями по книжке и затушил пламя.

– Да что за чертовщина происходит? – возмутился он и замер прислушиваясь.

Выглянув в окно, он увидел Ворону. Тот изрыгал страшные ругательства, пытаясь высвободить ногу из ямы. Около одной могилы земля провалилась, и альбинос увяз по самые колени. Наконец, вымазанный в грязи, Ворона выбрался наружу. Когда Тео спустился и подошел, парень блеснул на него красными глазами.

– Прелесть! Теперь я и шагу не могу ступить, чтобы не провалиться по колено, не ощутить за шиворотом ком земли или не хлопнуться в грязь. Значит, вот как проявляется действие стихии? С детства ненавижу землю! В меня постоянно кидали комьями! Впрочем, я не один такой везучий. Тут в городе прошел ливень. На одной-единственной площади, как тебе? Да еще хлестал так, будто туда ринулись все тучи мира. Сдается мне, это еще один участник… Узнать бы, кто он.

– Ты знаешь кого-то еще из игроков?

Ворона почесал нос, и на белой коже осталось пятно грязи. Он глянул на Теодора.

– Знаю. Есть один… Если ты о нем узнаешь, тебе это явно не понравится.

– Я хочу узнать, – сказал Теодор. – А взамен скажу, кто тот игрок, за которым гнался дождь.

– Обмен, стало быть?

Ворона покачал головой и взгромоздился на надгробие. Бужору Болдуряну явно не понравилось бы, что его эпитафия «Покойся с миром, верный друг!» была мигом измазана грязью.

– Что ж… На днях у одного жителя сорвало крышу с оранжереи. Закрутился такой ветрюган, что вымело все цветы. А они были диковинные – орхидеи, лианы. Как ты понимаешь, смерч в городе – нечто из ряда вон, как говорят. Сдается мне, там бушевала стихия воздуха. Крыша поднялась в небо и приземлилась ровнехонько на старое поместье, где проживает Алхимик.

– Алхимик? Это кто такой?

– Титу Константин, он входит в Пятерку Совета, которую возглавляет мэр; ну, а ты уж слыхал, что Пятерка некогда устроила расправу на кладбище. Они единственные знают о нежителях. Впрочем, сейчас думают, что всех отсюда вымели.

– Ты про облаву? – Теодор взобрался на другой камень, без надписи.

Ворона сделал паузу, видя, что Теодор мало что понимает.

– У Вангели когда-то умер ребенок, – со вздохом принялся объяснять он. – И какой-то нежитель был к тому причастен. Мы так и не выяснили кто. И мэр Вангели тогда прознал про кладбище. Устроил облаву, страшнее не придумаешь! Что тут было! Половина удрала в другие места, а некоторые так и вовсе исчезли. Говорят, мэр их словил и что-то с ними жуткое сделал… А ведь заметить нежителя – не говоря уж о том, чтобы изловить, – это никому, считай, неподвластно! Так устроен мир – живые с мертвыми не пересекаются. Однако Вангели это удалось! С тех пор мэр сам не свой, глаз с кладбища не спускает. Мы затаились как могли, и мэр считает, что уничтожил всех. Но если он узнает, что кладбище по-прежнему населено, – Пятерка придет снова и уничтожит всех до единого. Потому что мэр до глубины души – если она у него есть – ненавидит нежителей и мечтает стереть с лица земли. Каждого и собственноручно.

Теодору стало не по себе. Получается, если бы Вангели его увидел – точно бы узнал. С таким лицом, как у Тео, привлечь внимание ничего не стоит.

– Получается, что игрок – горожанин? Тот, у которого сорвало крышу с оранжереи? И кто он?

– В том-то и проблема! – Ворона устало постучал пальцами по покосившемуся кресту, на котором его рука выделялась белым пятном. – Этот Цепеняг тоже входит в Совет.

Теодор чуть не задохнулся, вспомнив все как мерзкий сон, который видел в детстве и пытался забыть.

– Чучельник?!

– Чего ты глаза-то вытаращил? Ну, Чучельник.

– Откуда он здесь взялся?

– Переехал несколько лет назад. Ты его знаешь? А знаешь, что он делает чучела не только из зверюшек, но и… – тут Ворона приблизился и зашептал: – из нежителей?

Тео вспомнил голову с косыми глазами. Получеловек-полуживотное. И лапа перекидыша. Не зря отец предупреждал его держаться от Чучельника подальше. Цыган убивал нежителей и делал из них чучела.

– Цыган по фамилии Цепеняг, – убито проговорил Теодор. – Да, я его знаю.

– Так что теперь в нашей теплой компании завелся живячок, который, если увидит хоть одного нежителя, сдаст нас Пятерке Совета и самому мэру.

– Два живяка, – устало проговорил Теодор.

– Что? – Ворона ошарашенно уставился на него.

– Я знаю второго игрока, и тебе это не понравится…

– Второй игрок – тоже горожанин?! – вскричал Ворона. – Кто?

Альбинос сжал кулаки и огляделся, будто ожидая, что сейчас вылезет человек с удавкой.

– Мэр.

По тому фонтану из грязи, который Ворона поднял, когда свалился с надгробия, Теодор понял: эта новость была худшей из всех.

Титу Константин по прозвищу Алхимик жил на окраине Китилы. Дом его напоминал черный зуб – старый, гнилой, шаткий. Он стоял здесь с незапамятных времен и успел обрасти легендами. Алхимик прибыл в город много лет назад и поселился в Черном Зубе, отмахнувшись от суеверных толков, как от мух. Он жил уединенно, но активно участвовал в городских собраниях, жизни Китилы и водил знакомство с гробовщиками.

Тео и Ворона поднялись на всхолмье, откуда открылся потрясающий вид на другую половину города и поле. Теодор вдруг увидел огонек далеко на холме. Он прищурился – огоньков стало несколько, и они поползли вверх, словно какая-то процессия.

– Что это? – Он указал на холм.

– А-а, – кивнул Ворона, – руины смотровой башни. Там время от времени появляются загадочные огоньки. «Мертвые все еще держат дозор», – говорят пастухи, которые выгоняют отары на поле. Они убеждены, что призраки следят за трактом, чтобы охранять город. Алхимик, думаю, поселился здесь по той же причине: следит за кладбищем. Вон там, видишь? – Ворона указал на стеклянное здание поодаль. – Оранжерея Чучельника. Ишь, устроились рядышком – как пара сапог.

Они стояли среди деревьев, глядя на луну, отражавшуюся в темных окнах Черного Зуба. На темной улочке показался старик, который быстро шел по направлению к старому дому. Теодор удивился, насколько энергичны его движения, будто маленький мальчик надел взрослый костюм. Ворона потянул за собой Теодора и залег в перелеске. Старик приостановился, будто поджидая кого-то. Теодор огляделся. Со стороны дороги шагал рослый паренек.

– Это Корнел. Его племянничек. Гнусный, мерзкий, прыщавый… – Ворона зашипел, брызжа слюной, так что разобрать ругательство оказалось невозможно.

Корнел нес что-то длинное и темное. Луна вышла из-за туч, и Теодор увидел, что парень тащит за хвост дохлую кошку.

Алхимик подошел к Черному Зубу, но вдруг налетел сильный порыв ветра. С головы старика сорвало шляпу, он бросился за ней, и ветер потащил его по дороге, словно маленький аэростат, только ноги волочились по земле.

– Помогите! – закричал старик.

Корнел вскрикнул, кошка полетела в кусты, и племянник ринулся за дядюшкой. Ветер крепчал, и ноги Алхимика уже оторвались от земли. Еще чуть-чуть – и его унесло бы в небо. Корнел вцепился в старика и опустил того на землю. Ветер, крутя шляпу помчался дальше.

– Уф! – донесся тяжелый вздох. – Дядюшка, ты уверен, что это хорошая затея? Тебя уже третий раз сдувает.

Алхимик поднялся с колен и принялся деловито собирать камни. Он напихал булыжники в брюки, в карманы пиджака и даже немножко за пазуху, а после, чуть подумав, сыпанул горсть гальки в отвороты сапог.

– Все! Теперь не утащит! – заявил Алхимик. – А если что, буду передвигаться, держась за железную тележку.

– Мне кажется, это дурная затея. Тебе лучше выкинуть эту кость. Тот чудак в дурацкой шляпе, по-моему, наболтал какой-то чуши! Не верь ему. Он просто хочет содрать с тебя денег.

– Корнел, – старичок вытащил из куста дохлую кошку, – я давно читал про Макабр в записях алхимиков – это правда. Кобзарь не лгал. Я получу вечную жизнь! Он сказал, там можно набрать живой воды! Дело решено – я играю. Ты бы лучше помог. Может, и тебе достанется!

Корнел подпрыгнул, по-видимому обрадованный идеей перехватить частичку бессмертия от дядюшки, и все трое, включая дохлую кошку, скрылись в доме. Некоторое время спустя мансарда осветилась, и оттуда начали доноситься странные звуки, будто воет какое-то придушенное животное. Изредка кто-то вскрикивал. Потом – тишина. И снова вой.

Теодор с Вороной переглянулись.

– Значит, не просто так крыша упала на его дом! И Чучельник, и Алхимик – оба игроки!

– Да-а… – протянул Теодор. – Вот так поворот.

Они подождали до полуночи. Свет погас, в доме стало тихо. Теодор и Ворона посидели еще немного, но ничего не происходило. Видимо, хозяева отправились на покой.

– Это необычно, – задумался Ворона. – Чаще свет горит чуть ли не до утра, Алхимик много работает именно по ночам. А днем спит. К счастью.

– К счастью?

– Я, – кисло сказал Ворона, – тоже днем сплю.

Альбинос вздохнул и полез сквозь кусты. Тео подумал и отправился следом. Они зашагали к кладбищу. Делить дорогу было неловко. Одно дело – следить сообща. Но вместе прогуливаться под луной для таких одиночек – это что-то из ряда вон выходящее.

– Алхимик… чем он занимается?

– Я бы тоже хотел знать. Полагаю, тем же, чем и остальные алхимики.

– И многих ты знаешь?

– Некоторых, – туманно ответил Ворона.

– Хм.

– Ты наверняка слышал, что алхимики ищут секрет вечной жизни? Они суют нос в подлунный мир, и хотя большинство остается без носов, самые пронырливые узнают то, что смертным ослам знать не надо. Я давно наблюдаю за Алхимиком. Он хорошо скрывается. Но кое-что упускает, – Ворона усмехнулся, – как и любой из города. Алхимик кое-что хранит в тайне даже от Пятерки Совета.

– Что, например?

– Похищение трупов.

Теодор шумно выдохнул. Они молчали до следующего холма, где оба остановились. Тео исподтишка рассматривал Ворону. Хотя его нос был небольшим, в лунном свете он отбрасывал просто гигантскую тень. Теодору почудилось, в глубине тени что-то движется, вроде как очертание птицы… А может, просто иллюзия.

– Итак, вот и участники Макабра: Чучельник, Алхимик, мэр, Маска и я.

– Ты знаешь о Маске?

– Да, Шныряла рассказала.

– О-о, да вы помирились.

– Никак нет, – фыркнул Ворона. – Но игра подразумевает кое-какие условия. Приходится взаимодействовать. Итак, двое нежителей, трое живых. Если я правильно понимаю, должно быть равновесие. Макабр – соревнование со Смертью. Чтобы силы обеих сторон были равными, нужно равное количество участников. Ты знаешь кого-то еще из игроков? – спросил Ворона.

Теодор угрюмо глянул на альбиноса и нехотя кивнул.

– Игрок Икс. Не знаю, кто он, нежитель или живой, но у него кость огня.

– Что ж… – Ворона улыбнулся и подкинул в воздух свой кубик. Тот зеленой вспышкой упал на белую ладонь. – Спасибо за игрока Икс. Ну, и я расскажу тебе кое-что. В городе недавно произошло еще одно похищение. Теперь даже безмозглые живяки о чем-то догадались, и потому о нем мало слышно. Я как-то прогуливался у молочной лавки, и в соседнем дворике услышал разговор… Думаю, тебе следует наведаться туда, к дому молочника и его жены… Жизнь за жизнь, так ведь?

Ворона вспрыгнул на пригорок.

– Кажется, я понимаю, зачем Смерть устраивает Макабр. Раньше люди верили, что иногда живые и мертвые сходятся в жутком танце, и вешали на стенах гобелены, где со скелетами отплясывали все – от крестьян до епископов. Чушь, конечно, но в этом отголосок Игры. Макабр – союз живых и мертвых! И хочешь ты или нет, а всем придется в нем завертеться! Впрочем, «кто научился умирать, тот разучился быть рабом». – Альбинос подмигнул и скрылся из виду.

Теодор постоял и зашел под арку, скользнув меж теней, и его шаги не отзывались эхом под сводами. Выйдя на пустую улицу, Тео увидел неспешно бегущую дворнягу. Собака понюхала воздух, огляделась, подошла к столбу с белеющей листовкой и встала на задние лапы. Теодор был готов поклясться: она читает объявление!

Тео знал, что за лист трепал ветер: с изображением дородного мужчины с усами, на голове которого красовалась белая шапочка. Лицо мужчины едва вмещалось в рамку, а надпись гласила: «Пропал».

Собака опустилась на четыре лапы и деловито побежала в город. Теодор моргнул и пошел следом, старательно выбирая самые темные места. Он спустился по наклонной мостовой и вдруг понял, что собака исчезла. Тео почесал в затылке. Он-то считал себя следопытом, а тут… Тео огляделся: он стоял на краю улицы Роз. Еще пара минут – и он очутился на маленькой площади, а потом свернул в темный лабиринт заборов и сарайчиков, возле которых складировали доски, клетки для животных и птиц, старые бочки. Наконец впереди открылся просвет, и Теодор увидел небольшой дворик. Возле подъезда двухэтажного дома над скамьей грустно склонилось абрикосовое дерево.

Никого.

И тут он увидел собаку! Та стояла у корней абрикосового дерева и что-то тщательно обнюхивала.

Тео поднял ком холодной влажной земли и швырнул из-за угла в дворнягу. Испуганно взвизгнув, она метнулась куда-то за дом. Тео подошел к дереву: так и есть! По стволу абрикоса протянулись ряды корявых букв:

Теодор сразу понял, о какой стихии говорится в загадке. Он читал подобную, когда Ворона обнаружил кость. Значит, здесь тоже должна быть… Где же? Теодор огляделся, и в темноте под крыльцом ему померещилось зеленое свечение.

Он нагнулся и протянул руку, как вдруг кто-то ухватил его за шиворот, зажал рот рукой и потащил назад, в темноту за сарай.

– Тихо! – прошипел ему на ухо девичий голос. – Иначе крышка.

Из-за угла дома раздались голоса, и во двор зашли люди.

В закутке остро ощущался собачий запах. Тео обернулся и увидел Шнырялу, которая испепеляла его взглядом. Так вот кем была та дворняга! Тео понял, что оказался в дураках. Как он сразу не сообразил, ведь Шныряла – перекидыш!

– Что ты здесь делаешь, урод? – прочел он по ее губам.

– А сама? – беззвучно ответил Теодор.

Девушка провела большим пальцем по шее, намекая, что ждет Теодора. Тот широко ухмыльнулся. Шныряла приложила палец к губам, но это было излишне – Теодор и так знал, что следует молчать.

К дереву направлялись пятеро. Впереди шел высокий человек в черном, и Теодор сразу его узнал. Он почувствовал себя словно на ладони, словно не стоял в темноте за сараем, а торчал прямо под деревом, да еще и ясным днем. Вангели неспешно огляделся. Когда мэр повернул голову к сараю, у Теодора екнуло сердце, и он зажмурился.

Мэр остановился у дерева и, казалось, ничуть не удивился буквам. Он изучал их хладнокровно и молча.

– Здесь? – спросил толстый человечек в котелке.

– Да, – ответил начальник полиции.

– Батюшки! – Толстяк увидел надпись, вытащил из кармана фляжку и выплеснул половину себе в глотку. – Батюшки-светы! – Он снял котелок, почесал лысину и принял, с его точки зрения, лучшее решение в этой ситуации – опорожнил фляжку до конца.

Теодор стоял ни живой ни мертвый. Люди, целых пять, и так близко! Он и Шныряла, затаившись, глядели из мрака между постройками. Нависающие по обе стороны крыши сарайчиков создавали глубокую тень. Глаза Шнырялы дико блестели: она узнала Совет!

Высокий черный человек – глава Пятерки, мэр Вангели.

Толстяка с фляжкой звали Янко Попеску. Простак, сама наивность, любитель горячительного. По мотивам историй, в которые Попеску ввязывался из-за любви к содержимому фляжек, можно было написать роман не менее захватывающий, чем о приключениях трех мушкетеров. Байки о Попеску рассказывали за кружкой пива в барах; к счастью, материал не иссякал – Янко регулярно подкидывал темы для анекдотов. Говорили, что бесконечны только две вещи: Вселенная и любовь Попеску к фляжке.

Петру Цепеняг. Черноглазый цыган со смуглой кожей и носом, загнутым к подбородку. Его оранжерея в Изворе сгорела несколько лет назад, и он отстроил тут новую. Чучельник охотился в лесах, но говорили, он делает и более редкие поделки – чучела диковинных существ. На такое находились покупатели. Когда Чучельник проходил мимо кладбища, нежители были готовы провалиться под землю в прямом смысле слова.

Седой решительный мужчина – начальник полиции по имени Симион Стан. «Нюх у Стана лучше собачьего», – говорили в полиции, и кто-кто, а Шныряла знала цену комплименту.

Последним – Шныряла затряслась от злобы, когда увидела его, – был костлявый человечек с юркими глазками. Титу Константин по прозвищу Алхимик говорил тихо, шепелявил и выглядел совершенно безобидным, тщедушным старичком. Худые руки, тощие ноги наводили мысль о том, что он болен и скоро сойдет в могилу. Однако старик намеревался прожить еще сотню лет и старательно над этим работал в лаборатории.

– Здесь был кто-то.

– Что вы, господин мэр! Ребята сказали, никого не видели. Все спят!

Теодор похолодел, а Шныряла только блеснула выпученными глазами.

– Когда мы подходили, здесь был кто-то, – повторил мэр.

Остальные члены Пятерки переглянулись, но смолчали.

Чучельник шагнул к дереву и зачитал надпись:

Теодор переглянулся со Шнырялой. Та сдвинула брови.

– Дом для мертвых? – промямлил Янко Попеску. – Мертвых? Бог мой! Этот неизвестный – псих!

– Или неизвестные, – заметил начальник полиции.

– Неизвестные? Не хотите ли вы… О! – Попеску взволнованно потянулся к фляжке, но вспомнил, что она пуста. – Батюшки! Мне даже страшно подумать…

– Не думайте, – отозвался Симион Стан.

Попеску фыркнул, однако заговорил мэр:

– Это они.

– Содержание двусмысленно, – покачал головой Стан. – Мы не можем быть уверены в том, что похититель нам известен.

– Капитан, – мэр внимательно поглядел на Стана, – если бы вы похитили кого-то, то написали бы загадку?

– В этом нет ничего удивительного.

– Неужели?

– Дом для мертвых! – воскликнул Попеску. – Батюшки! Он псих, ей-богу, псих! Страшный, неуловимый и опасный!

– Успокойтесь, – холодно сказал Стан. – Нет ничего опасного в этих стишках. Мертвецы, мрак, черви… Это может оказаться одержимый магией. Оккультист, в конце концов.

– Может?

– Лучше, если бы это было именно так.

Мэр мрачно усмехнулся.

– Вангели, послушайте, – обратился к нему начальник полиции, – покуда есть надежда на то, что преступника легко изобличить, нельзя допускать возникновение паники!

– Паники вообще никогда нельзя допускать.

– Вот именно! В этом городе слухи распространяются быстрее ветра… Об этом не должно быть сказано ни слова. Только, – он обвел взглядом пятерых, – между нами.

– И что делать, если пропавших не обнаружат? – поинтересовался Чучельник.

Симион Стан замолк.

– Кхе-кхе… – В голосе Титу Константина слышалась то ли усмешка, то ли неодобрение.

– Поделиться средством от кашля? – скривился начальник полиции.

Старик, казалось, не заметил колкости и как ни в чем не бывало подошел к дереву.

– Смею предположить, – начал он, – что вопрос, скорее, не в том, кто похититель… А в том, чего он хочет.

– Похищать, – фыркнул Попеску.

– Нет, дорогой мой, – скрипуче засмеялся Титу Константин, – о нет… Сие послание, загадка, позвольте заметить, содержит… м-м-м… так называемый позыв к действию. Отгадать ее.

– Что? – удивился Попеску. – Отгадать загадку? Про мертвых? Чушь! Бред! Ерунда! Полнейшая и глупая не-су-ра-зи-ца.

– Кхе-кхе, мне кажется, это не так, дорогой мой. В этой бессмыслице, возможно, больше смысла, чем может подумать обычный… извините за выражение… кхе… простак.

Попеску вспыхнул, на его красных скулах заиграли желваки.

– Господин мэр, – Алхимик повернулся к Вангели, – возможно, стоило бы прислушаться к указаниям? Возможно… Я, конечно, не смею указывать… м-м-м… Но одна идея, с вашего позволения, одна… м-м-м… скромная идея не кажется такой уж пустой.

– И что же означает эта загадка? – Вангели устало коснулся виска.

– О, – хихикнул старик, – о, это нетрудно. Всего-навсего лишь… одну из известных людям стихий. «Она – дом для мертвых, начало всего и конец». Это земля!

– Земля… дом мертвых, – медленно проговорил Вангели. – Стало быть, похитители – они… Живые мертвецы. Снова. После стольких лет.

Мэр говорил тихо, но каждый звук слышался так четко, словно в мире других не было. «Снова. После стольких лет». Ледяные слова, не сулящие ничего хорошего.

– Они же исчезли, – проговорил Стан.

Попеску блеснул глазками. Непонятно, чего ему хотелось больше: открыть фляжку с горячительным или закрыть неприятную тему.

– Их здесь нет. Так ведь он говорил? Человек в маске?

Мэр промолчал.

– Я верю ему.

Попеску насупился:

– Но… маска.

Теодор переглянулся с Шнырялой. Человек в маске? Не о том ли игроке речь, который похитил кость огня? Но ведь Маска – нежитель. Кто бы еще мог умчаться на летающем коне!

– Этот черный – странный тип. Разве можно доверять тому, чье лицо не видишь?

– Он был полезен, – сказал мэр.

– Это-то да… Но почему он всегда приходит ночью? И в маске?

– Не знаю. Но он – один из нас.

– Маска говорил, этих мерзких мертвяков больше нет, – отозвался Попеску.

– Он говорил, их нет здесь, – проговорил мэр. – Теперь, я думаю, он ошибается. Нежители ближе, чем мы думаем. Но чем ближе они к нам, тем ближе к своей смерти.

От этих слов по коже Тео пробежали мурашки.

– Мир только для живых. Мертвым здесь не место.

Вангели прикрыл глаза, вжав палец в висок, словно думая о чем-то. А может, напротив – пытаясь забыть.

Вскоре члены Пятерки принялись расходиться. Мэр, прежде чем исчезнуть за поворотом, оглянулся и стоял так долго, что Теодору показалось: вот-вот он направится прямиком к ним! Секунды тянулись бесконечно. Однако мэр постоял, отвернулся и ушел.

У дерева остался только Симион Стан. Когда все стихло и дома погрузились в холодную ночную тишину, он негромко сказал:

– Выходи.

Тео посмотрел на Шнырялу. Девушка вытащила нож, но Теодор покачал головой.

– Давай выходи. Я знаю, ты здесь. Я тебе ничего не сделаю. Просто хочу поговорить, а нет – придется тебя наказать. Там, на углу, полицейские, мне придется сдать тебя им, сказав, что ты подслушиваешь дела Совета.

Полицейские? Сколько их? Теодору нарисовалась толпа жутких типов с дубинками в руках, ведь полицейских он ненавидел больше всех.

– Отвлеки его, – еле слышно выдохнула Шныряла. – Я подкрадусь сзади и схвачу за горло. Если он закричит, нас обоих повяжут. Мэр еще где-то рядом!

Тео нехотя кивнул, и в тот момент, когда уже хотел выйти, из-за угла другого сарайчика шагнула какая-то девчонка.

Она была небольшого роста и, в отличие от горожанок, носила штаны, а не юбку. Даже при свете луны Тео разглядел, насколько обтрепаны штаны и куртка. Девчонка сдула со лба челку и уставилась на Стана, уперев руки в бока. На ее плече висел лук, а за спиной угрожающе топорщились в колчане стрелы.

– Санда, из-за угла падала твоя тень. А эту вихрастую челку я где угодно узнаю, – проговорил начальник полиции.

– Ну и что? – фыркнула девчонка. – Сколько раз говорила, чтобы ты рассказал мне. А нет – сама узнаю.

– Не суй нос в дела Совета, иначе без носа останешься.

– Папа! – Санда сжала кулаки. – Мне не пять лет! Я не ребенок. И скоро я буду в Совете!

Симион Стан покачал седой головой.

– Это невозможно. Ты – девочка, в Совете одни мужчины. Причем взрослые. Там не место для… детей.

– Я не ребенок! – вскричала девушка, и Стан, шикнув, приложил палец к губам. Санда покачала головой, но голос понизила: – Ты прекрасно знаешь, что я в свои шестнадцать умею больше, чем твои балбесы Нику и Нелу. Тоже мне, полицейские! – Она пренебрежительно фыркнула. – Неужели ты думаешь, что дочь начальника полиции не может постоять за себя? Я хочу быть в Совете! Я хочу найти их!

Симион Стан шагнул к девушке и схватил ее за плечи.

– Санда, живых мертвецов не существует.

– Вы же занимаетесь их поисками! – вскрикнула она, чуть не плача. – Я все слышала! Это они похитили ту женщину? Они написали загадку, чтобы поиздеваться? Они похитили молочника, а теперь ее! Если так – их уже нет в живых!

Стан покачал головой:

– Мы найдем их. Я, начальник полиции, отвечаю за горожан.

– Нет! Не будет с ними ничего в порядке! Они умрут! Я знаю, сама видела!

– Ты всего лишь переболела ветрянкой, а после недели высокой температуры… услышала что-то у соседей и сбежала из дома! Мы чуть с ума не сошли, когда увидели, что тебя нет. Не знаю, что там ты увидела на речке, но я уверен, тебе почудилось. – Начальник полиции тяжело вздохнул. – Раду утонул.

– Вы не нашли тела!

– Иногда так бывает… Да еще этот проклятый омут. Вот на прошлой неделе возле кладбища утонул пастух, а рядом была выжженная земля… Ну и что?

– Отец, – Санда отмахнулась, – не заговаривай мне зубы. Я прекрасно знаю, что живые мертвецы существуют. В городе столько слухов о кладбище! И там пропал мой лучший друг!

– Раду поссорился с мамой и убежал на речку. Там решил искупаться и утонул. Ты же нашла его кулон с птицей на берегу, и тетя Мирела его узнала. Да, она все еще ждет сына, но прошел уже год! Мне жаль твоего друга, но поверь: он утонул.

– Я была с ним. Мы оба сбежали. И я слышала его крик на берегу… Его что-то утащило под землю… – Девушка вздрогнула, как будто ей стало тошно, и ее лицо исказила гримаса ужаса и отвращения.

– Нет. Ты себе придумала, Санда. Никто его не…

– Я видела это чудовище! Оно…

– Неправда!

– …его съело!

Санда зажала себе рот ладонью, словно ее вот-вот вырвет.

– Он был моим лучшим другом, папа, – помолчав, тихо заговорила она. – А его съели… Я слышала, как он кричал там, под землей. Ты не хочешь найти это чудовище, хотя прекрасно знаешь, что живые мертвецы похищают людей.

Симион Стан грустно покачал головой.

– Тогда я сама поговорю с мэром. Он должен взять меня в Совет. И ты не сможешь мне указывать.

– Иди домой, – устало проговорил Симион Стан и вздохнул, заметив на курточке девушки кулон – деревянную птицу.

Девушка сжала подвеску в кулаке и проговорила хриплым голосом:

– Я найду их, слышишь? Сегодня или через сто лет – я их найду. И никто меня не остановит!

Она рванулась в сторону, подпрыгнула, уцепилась за крышу сарая, буквально взлетела на него – и исчезла. Теодор со Шнырялой вжались в стену, стараясь превратиться в невидимок.

Симион Стан покачал головой, повернулся, еще раз осмотрел буквы, пересекающие ствол абрикоса. Краем глаза он заметил под крыльцом какое-то мерцание и даже крякнул от удивления. Только он присел и потянулся к зеленому огоньку как налетел ветер. Стан схватился за шляпу, но ее вырвало из пальцев, и она с бешеной скоростью закружилась вокруг мужчины. Вихрь завыл, засвистел во дворике, срывая белье с веревок, подхватывая всякий мусор, бумажки, прошлогодние листья, сухие ветки. Теодор и Шныряла вцепились в стену сарая, ногу Теодора уже оторвало от земли и он едва-едва держался пальцами за доски. Внезапно доска оторвалась и взмыла в воздух, но Теодор, взвыв, проделал неимоверный кульбит, вырвался из объятий ветра и рухнул обратно в щель между сараями, на какой-то старый хлам и Шнырялу.

Высоко над ними с громким криком уносился в небо Симион Стан.

Ветер пропал так же неожиданно, как и появился. Во дворик с грохотом и стуком попадали доски и ветки, а следом возле крыльца рухнул канализационный люк.

Шныряла выбралась из-под завала и, отпихнув Теодора, ринулась к крыльцу, где под первой ступенькой блестела игральная кость. Теодор бросился следом за девушкой, но не успел.

Едва Шныряла вытащила кубик, мимо нее свистнула стрела, вспоров кожу на запястье. Шныряла вскрикнула, зеленая искорка выскочила из ее пальцев, подпрыгнула и, сверкнув, упала в темноту открытого канализационного люка.

– Ни с места, а то еще выстрелю! – завопила вихрастая Санда, стоя на заборе. Ее взгляд упал на шляпу Симиона Стана, которая валялась под деревом, и лицо девчонки исказилось. – Вы! – Она выхватила вторую стрелу и положила на тетиву. – Где он?!

– Бежим! – вскрикнула Шныряла, бросилась к сараю, но, словно опомнившись, поглядела на люк. Оттуда лилось зеленоватое свечение. Колодец пугал глубоким провалом, оттуда тянуло опасностью и землей. Шныряла передернулась, словно припомнила какой-то забытый страх.

Теодор толкнул ее, и возле уха Шнырялы просвистела вторая стрела.

– Дура, не до этого!

Они ввалились в закуток за сараем, и тут уже Шныряла толкнула Теодора. Над его головой вонзилась стрела, и Тео только ахнул от неожиданности.

– Еще чего! – Хищное лицо Шнырялы исказилось ухмылкой. Она плотней натянула на плечи шкуру, вытащила из-за пазухи нож. Воткнула его в доску на земле и, подпрыгнув, сделала умопомрачительный кувырок на лету. Едва ее руки коснулись земли по ту сторону доски, они стали звериными лапами, а остальное тело – собачьим.

Дворняга вылетела из-за сарая и бешеными зигзагами ринулась к люку. Она ухнула в темноту колодца и почти тут же выскочила обратно, держа в зубах светящуюся искорку. Стрела задела Шныряле хвост, и она взвыла от боли, но камень из пасти не выпустила. В несколько гигантских прыжков она скрылась за углом дома, из окон которого выглядывали переполошенные шумом горожане.

Теодор прыгнул на забор. Он уже подтянул вторую ногу, но вдруг сорвался и грохнулся оземь, да так, что спина затрещала. И тут же ощутил на своем горле острый наконечник стрелы.

Над ним стояла Санда. Ее взгляд скользнул по изможденному лицу и уродливому выпуклому шраму. Потом девушка посмотрела Тео прямо в глаза – карие, с золотыми искорками – и удивилась, что они не похожи на глаза страшного мертвеца. Она тряхнула головой:

– Где он? Куда вы его утащили?

Теодор молчал. Ботинок девчонки давил на грудь, упираясь в дневник во внутреннем кармане плаща.

– Я знаю, ты мертвец-людоед. Нелюдимец, так вас называет мэр. Вы жрете людей!

Она содрогнулась от отвращения и нажала стрелой сильнее. Тео почувствовал, что на его коже проступила кровь, и тяжело задышал. Он хотел достать нож из голенища, но не мог дотянуться – ведь над ним нависала девчонка так, что запах ее волос щекотал ноздри.

– Не молчи! Говорить умеешь? Я тебя сейчас застрелю или отведу к мэру!

В этот же миг над их головами со свистом пронесся ветер, над макушкой Санды завертелся маленький смерч, и оттуда прямо во всклокоченную челку выпал сверкающий кубик.

Девушка удивленно выпучила глаза, и эта секунда промедления дала Теодору возможность среагировать. Он дернулся, отбив стрелу, ударил Санду по руке и вырвал лук. Но девчонка не растерялась, схватила вторую стрелу и пырнула воздух возле его уха. Теодор увернулся, и в то же мгновение плечо его вспыхнуло болью. Тео схватил девчонку за локоть, сделал подсечку и бросил ее на землю, тут же навалившись сверху. Санда охнула от боли, когда руки Тео сжали ее плечи. Она мотнула головой, попытавшись его сбросить, но Теодор ударил ее головой о землю. Хотел приложить еще раз, но остановился.

В глазах девушки блестели слезы. Сжав зубы, она смотрела прямо на Тео, и этот взгляд вызвал в нем какое-то очень странное чувство.

– Мой папа… – выдохнула Санда. – Ты…

Она смотрела ему в глаза так, что Теодор растерялся. Он хотел заломить ей руки за спину, чтобы девчонка закричала от боли, но пальцы не повиновались. Тео просто замер и чего-то ждал. Девушка всхлипнула, и он, сам не зная зачем, разжал пальцы, встал и отошел на пару шагов.

– Это не я. Не мы.

Он видел светящийся кубик, запутавшийся в волосах девушки. Игральная кость была у него под носом. Можно было протянуть руку и взять его.

Игральная кость за похищенного Стана. Так же как за похищенных родителей Теодора…

Тео шагнул к девушке, но в тот же миг раздался оглушительный раскат грома, и на Санду обрушился ливень. Дождь хлестал как сумасшедший всего в метре от Тео, и до него долетали холодные брызги. И Теодор понял, что кость принадлежит не ему, а Санде. Стихия уже признала ее игроком.

Он отступил и, бросив последний взгляд на растерянное лицо девчонки, исчез в проулке меж сараями.

– Эй!

Санда еще что-то кричала вслед, но Теодор не обернулся. Плечо кровоточило, и Тео сжал его посильнее пальцами. Он поднял глаза к небу и увидел, что у кометы уже было два хвоста. Тео так и замер посреди темной улицы. Сегодня начнется первый тур! Все игроки нашли свои игральные кости… Значит, он не игрок? Он следил за каждым из мест похищений, гонялся за игральными костями… и так ни одной и не добыл. Что-то вечно уводило кубик из-под самого носа, и теперь Теодор не может участвовать в Макабре.

Значит, играть со Смертью будут четверо живых – мэр Вангели, чучельник Цепеняг, Алхимик, Санда Стан – и четверо нежителей – Маска, Ворона, Шныряла и…

Кто же четвертый? Неизвестный игрок, похитивший кость за его родителей! Теодор так ничего и не выведал о таинственной фигуре, игроке Икс. Игрока выбрала стихия огня, потому что об огне говорилось в загадке.

Тео уныло побрел по улице, но вдруг остановился снова. А что, если?.. Да не может быть. Он не мог ничего пропустить, обшарил каждый сантиметр.

Тео подумал об игроке Икс. Его должна преследовать стихия огня, подстерегать на каждом шагу, проявлять себя. Словно подтверждая эти мысли, над головой Тео раздался треск и грохот. Небо вспорола молния, ярко осветив улицу, ударила в ближайшую телегу, и Тео повалился навзничь. Воздух запах гарью, и Теодор понял, что ничего не слышит. Когда он поднял голову, в паре метров от него полыхала солома.

Теодор лежал, глядя на танец огненных язычков, и внезапно – так, как приходит в голову забытая песня, – все понял. Он – игрок огня. Это его стихия. Так же как стихия его отца. Он владел игральной костью!

Теодор с трудом поднялся на ноги. Кто-то открыл окно и закричал:

– Молния! Молния ударила!

– Какая молния, дурень?! Не время еще для грозы да и небо чистое. Дети небось пустили фейерверк! Иди спать. Не пускай сквозняк!

Окно захлопнулось. Тео подошел к полыхающей телеге, достал дневник и раскрыл его. На слегка обгоревшие страницы падали красные отсветы. Ему на ладонь вывалилась обугленная ветка, которую Север принес с места исчезновения отца.

Тео сжал пальцами дерево, ветка треснула и рассыпалась мелкими угольками. А между ними зеленоватым огоньком засиял небольшой кубик. Теодор покачал его на ладони – и сияние усилилось. В его руке горела самая настоящая звезда, такая красивая и чудесная, такая удивительно чистая, что Тео забыл про все: боль в плече, усталость, тревогу и злость.

Он смотрел и смотрел на игральную кость и не мог отвести от нее глаз.