Читать книгу Мы не мы.... - Мила Сербинова - Страница 3

– Доченька, ты бы хоть немного дала себе отдых, – покачала головой Валентина, глядя на исхудавшую, осунувшуюся Наталью.

После развода с Константином она сильно изменилась, стала замкнутой, мало бывала дома и только работой пыталась утолить свою боль от предательства любимого человека. Ради дочери Валентина вышла на пенсию, освободив для молодой помощницы должность заведующей отделом иностранной литературы в одной из крупных библиотек Северной столицы. Пока бабушка нянчилась с Катюшкой, Наталья могла заняться своей диссертацией. Она целыми днями работала в университете или занималась в библиотеке, а дома допоздна засиживалась над своей научной работой. Работа стала для Натальи ее спасением и мучением одновременно.

Валентина прекрасно понимала, что чувствует ее дочь. Когда она развелась со своим вторым мужем, то не знала, как успокоить расшатавшиеся нервы и в чем найти утешение. Не помогали ни вино, ни короткие интрижки с ничего не значащими для нее мужчинами. Она тогда открыла для себя истину, что одиночество вдвоем более скверная штука, чем просто остаться наедине с собственными переживаниями и воспоминаниями. От присутствия рядом нелюбимого человека становится только больнее. А ведь ее муж, Евгений Сергеевич, не бегал от нее по девкам, а лишь тайно возобновил связь со своей первой женой. Муж Валентины вернулся в семью, из которой она его на время позаимствовала. В итоге, что ей осталось на старости лет? Одиночество, забота о дочери, а сейчас еще и о внучке, но Валентина ни о чем не жалела. Она обожала Катеньку, играла с ней и гуляла, полностью освободив Наталью от забот о ребенке.

Четырехлетняя Катюшка бегала по квартире и что-то верещала, когда пришла ее другая бабушка, Арина Дмитриевна. Она не могла понять сына, так вероломно поступившего с Натальей, оставившего семью и уехавшего в Москву с какой-то вульгарной официанткой. Не таким она его растила! Арина вместо Константина извинялась перед Валентиной Николаевной и Натальей за его поведение, искренне недоумевая, где и что она упустила в воспитании Кости.

– Здравствуй, моя ласточка! – воскликнула Арина, подняв на руки и закружив в воздухе внучку.

– Ура! Бабуля Арина пришла! – радостно закричала Катюшка, обожавшая обеих своих бабушек.

– Смотри, Катюша, что тебе бабушка Арина подарила!? – спросила Валентина, показывая большую белую игрушечную собаку с кудрявой шерстью.

Черные бархатные глазенки Кати загорелись при виде лохматого зверя. Она схватила игрушку, обняла ее, но потом бросила на пол и громко заревела.

– Что случилось, Катюшка? Маленькая моя, тебе не понравилась собачка? – спросила Арина, ничего не понимая. – Ты же любишь собачек, ты сама мне это говорила. Я думала, тебе понравится…

– Она не живая! Она не настоящая! Я хочу настоящую собаку, – капризно крикнула Катя, поставив в тупик обеих бабушек. – Хочу белую собаку! А-а-а!

Валентина с Ариной озадаченно переглянулись.

– Что делать будем, Аря? – спросила Валентина.

– Искать белого щенка, что же еще! – усмехнулась Арина. – Ох, и разбаловали мы ее! С другой стороны, я своим детям все запрещала, и что? Старший сын, Игорь, назло мне шатался по парадным с местной шпаной. Думала, пойдет в армию, образумится, сделают там из него человека. Ага, сделали! Игорь попал в Афганистан, а этого врагу не пожелаешь! Я проводила красивого здорового мальчика, а мне вернули наглухо закрытый цинковый гроб.

– Полноте, Ариночка, дорогая, – обняла расплакавшуюся подругу Валентина. – Ничего уже ведь не изменишь…

– Мы не должны на внуках повторять свои ошибки с детьми, Валя! Я своих внучат, детей Тонечки, ни разу не видела вживую. Хороша мать, если дочь сбежала от нее в другую страну, выскочив за совершенно незнакомого парня, лишь бы быть от нее подальше, – продолжая всхлипывать, сказала Арина.

– Помнится, ты говорила, что Тоня живет в Великобритании? А где именно? – уточнила Валентина, не зная, как успокоить Арю.

– В Ливерпуле они живут. Тоня говорит, что все хорошо. Ее муж, Джек, капитан грузового корабля, часто бывает в плавании, а Тонечка остается совсем одна с ребятишками. Старшему Майклу сейчас девять, а Дену шесть. Господи, хоть разочек бы увидеть их при жизни! – взмолилась Арина, вытирая слезы тыльной стороной руки.

– Аря, ты зря изводишь себя! Похоже, твоя дочь счастлива, не то, что моя Наталья, – сказала Валентина и тут же пожалела об этом.

– А из-за кого твоя дочь несчастна?! Из-за моего мерзавца Кости! Мне о нем даже говорить совестно, – еще больше расстроилась Арина. – Так что, видишь, Валечка, плохая я мать! Очень плохая! Строгостью и запретами ничего хорошего не добьешься, это я уже поняла! Посмотри, ребенок плачет, хочет собаку. Так и пусть играет с живой собакой, чтобы ее маленькое сердечко не сжималось от обиды. В жизни и так наверняка найдется из-за чего поплакать.

– Аря, давай чаю попьем, – вместо ответа предложила Валентина и пошла на кухню.

– Конечно, пусть детка играет с собачкой! Не тебе же за ней убирать, – пробурчала она себе под нос.

Валентина сама была готова вместе с Катюшкой визжать от счастья и умиления, когда Арина, спустя несколько дней, пришла с маленьким тявкающим белым шерстяным клубочком, укатанным в теплый мохеровый шарф. Крошку пуделя так и назвали, Шарфик.

Арина, улыбаясь, смотрела на бабушку с внучкой, теряясь в догадках, кто из них больше в восторге от ее подарка. Несмотря на неудавшийся брак между их детьми, Валентина с Ариной очень подружились. У них было много похожих или общих воспоминаний. Обеим в жизни пришлось немало пережить, рано потерять родителей, похоронить мужей и даже собственных детей.

Валентина ребенком пережила блокаду Ленинграда, потеряв мать и брата Гришку, а второй старший брат Митя, как и отец, погиб на фронте. Круглую сироту воспитывали совершенно чужие люди. В двадцать лет, выйдя замуж за Бориса Горн, она, казалось, вернула забытое ощущение счастья и жизни в семье, но у них с Борисом не было детей. Валентина воспринимала это как личную трагедию. Многократные выкидыши и мертворожденные дети доводили их с мужем до отчаяния. Валентина уже перестала надеяться стать матерью, а Борис всерьез задумывался над усыновлением. Рождение Натальи в сорок четыре года стало настоящим чудом. Поэтому видеть свою единственную дочь несчастной было мучительной пыткой для Валентины. Теперь счастье дочери и единственной внучки стояли для нее на первом месте. Все остальное просто перестало иметь значение.

Арина также обожала маленькую непоседу Катюшку. История ее семьи, как и семьи Валентины, неразрывно была связана с Петербургом. Она родилась в Ленинграде, всю жизнь прожив в родном городе, но, в отличие от Валентины, Арине повезло родиться после войны. Ее мать успела уехать из города до начала блокады, переждав худшие дни в жизни страны у кавказской родни в Нальчике. Арина в жизни считала себя очень счастливым человеком: любящий муж, трое детей, комфортная жизнь в Северной столице. Счастье закончилось, когда в Афганистане погиб старший сын Игорь. Горе подкосило здоровье ее мужа Георгия. Вначале один сердечный приступ, затем второй. Инфаркт в сорок два года добил его. В отличие от Валентины, Арина не стала повторно выходить замуж. Свою дочь Антонину она не видела почти десять лет, а Костя вообще не оправдал надежд матери. Арину огорчало, что ее мальчик, несмотря на то, что умен, красив и всем хорош, в жизни, как слепой котенок. Он не видит собственного счастья, гоняется за пустоголовыми дешевками, а семью променял на объятия гулящей девки, как называла Арина его нынешнюю жену Жанну.

После расставания Кости с Натальей Арина впервые всерьез поссорилась с сыном. Она высказала ему напрямик все, что думает о нем, его новой подружке и таких, как она потаскухах. Обидевшись, Константин не только перестал общаться с матерью, но и уехал из Питера. Он даже через годы с содроганием вспоминал, как Наталья его жестоко обидела, узнав о его невинной шалости с другой девушкой.

– Ну, ошибся, подумаешь?! С кем не бывает?! Я же мужчина, – оправдывал он себя в собственных глазах. – Это же не повод уничтожать мою многолетнюю работу!

Константин, наутро после забытой им годовщины свадьбы, как ни в чем не бывало, вернулся домой. Он опасался скандала, а вошел в опустевшую квартиру. Константин сразу же все понял, особенно, когда увидел на столе пейджер с сообщением от Жанны. Наталья от него ушла и здесь уже ничего не исправишь. Он знал, насколько его жена строга к себе и другим. Она гордячка и такого точно ему не простит, так что не стоит даже пытаться просить прощение. Настоящий шок Константин испытал, когда, заглянув в шкаф, не нашел ни одной своей вещи. Отсутствие вещей Натальи было вполне объяснимо, раз она ушла от него.

– Скорее всего, вернулась к маме. Куда же ей еще идти? – подумал он. – Но, на черта ей мои вещи?!

Константин крепко выругался, когда обнаружил исчезновение всех своих бумаг. Это уже была не шутка! Неужели Наталья могла быть настолько мстительной, чтобы уничтожить его монографию, над которой он трудился на протяжении полутора лет?! Константина охватила настоящая паника при мысли о том, что его научная работа погублена навсегда.

– Но куда она могла деть мои вещи? – лихорадочно думал он. – Не к маме же она их повезла?!

Тут он вспомнил печальный опыт расставания с предыдущей женой и подбежал к окну. Худшие опасения подтвердились. Внизу что-то валялось, пестрея среди желтых листьев на газоне, а на кустарнике кто-то позабыл джинсы. Константин, взвизгнув от отчаяния, выбежал из квартиры и метнулся вниз, чтобы спасти хоть часть своего гардероба.

– Ну почему с каждым разом они все стервознее?! – воскликнул он, чуть не плача, когда, собирая вещи, увидел смятые бумажные листы своей монографии. – Вот я идиот! Нужно было самому от нее уйти! Никогда больше не женюсь!

В процессе развода Константин с Натальей практически не разговаривали. Делить им, в принципе, было нечего, совместное имущество они не нажили, а на единоличное воспитание дочери он и не посягал. Константин снова стал свободен и наслаждался молчаливым общением с сексапильной Жанной. Поскандалив с руководством факультета своего вуза, он вместе с Жанной переехал в Москву. Жениться в третий раз ему все-таки пришлось. Жанна ждала от него ребенка, но после свадьбы оказалось, что это ложная тревога. Константин выдохнул с облегчением. Питерскую квартиру Жанны поменяли на московскую. Костя считал, что неплохо устроился в столице, живя у Жанны, работая в коммерческом институте и без зазрения совести крутя романы с симпатичными студентками.

Каторжный труд Натальи над диссертацией по американской литературе первой половины ХХ века привел к заслуженной защите. Став кандидатом филологических наук, она продолжила успешно выстраивать карьеру ученого и преподавателя, только на дочь катастрофически не хватало времени, как и на личную жизнь.

Главными и любимыми людьми в жизни маленькой Кати были бабушки, а маму она почти не видела, да и когда Наталья находилась дома, ей было не до ребенка. Она не любила гулять с дочерью или играть с ней, и вообще мало ее радовала материнским теплом. Наталью в душе умиляла мордашка с выглядывавшими из-под челки круглыми черными глазками, но она совершенно не знала, как обращаться с детьми, не понимала сказочный мир фантазий ребенка и не умела вслушиваться в детский лепет. Наталья целовала блестящую темно русую макушку дочери, а затем просила ее быть умницей и не мешать мамочке работать.

Маленькая Катя уже привыкла к холодности мамы, зато со своими бабушками она могла вытворять все, что ей вздумается. Когда подросла, Катя не могла вспомнить ни одного радостного события из раннего детства, связанного с мамой. Наталья, конечно же, любила свою симпатичную дочурку, но она всегда была занята чем-то более важным, чем забота о ребенке. А, может, Катя своей внешностью и самим фактом существования напоминала ей неудачный брак и мужчину, разбившего ее сердце…

Катя росла не по годам сообразительной девочкой. Бабушки обучали ее всему, что знали сами. Валентина занималась каждодневным воспитанием внучки, учила ее считать, читать и писать, а также английскому и французскому языкам. Арина занималась с Катей музыкой, учила играть на пианино, петь и танцевать. Сама она в молодости отлично танцевала твист и рок-н-ролл, фанатела от битлов и с пониманием относилась к пацифистским идеям хиппи. С годами Арина, конечно же, образумилась, став для своих детей примером идеальной, строгой и во всех отношениях безупречной матери, но, бывало, она с умилением вспоминала приключения своей бесшабашной молодости. Ее только мучили угрызения совести, когда она думала о том, в какой шок повергала свою несчастную тетю Нину, воспитывавшую ее после смерти родителей.

Собственных отца с матерью Арина почти не помнила. В волну послевоенных репрессий по политической статье ее родителей арестовали, а затем расстреляли, как врагов народа. Вначале, в 1948 году, пришли за отцом. К врагам народа оказался причислен вернувшийся с фронта человек, прошедший всю Отечественную войну, многократно награжденный за храбрость и заслуги перед отечеством. Тайная переписка с родным братом, эмигрировавшим еще в юности в Париж, оказалось достаточным основанием для предъявления столь чудовищного обвинения. Короткая записка со словами: «Дорогой Николай, я жив! Я вернулся! Мы всех их победили! У нас все хорошо. Как ты, как Леночка и дети? Я Вас очень люблю! Бог даст, свидимся». Вот так выглядит смертный приговор себе, написанный собственной рукой!

В 1949 г. настала очередь супруги Дмитрия Алексеевича Крылаткина. Мать Арины арестовали и судили по аналогичному обвинению, как пособницу государственного изменника. Двоюродная сестра мамы Ари, тетя Нина, уберегла маленькую племянницу от детского дома, каких в то время по стране было множество. В таких детдомах воспитывали осиротевших после войны и репрессий детей под лозунгом: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство».

Вспоминая собственное детство, Арина делала все, чтобы детские годы ее внучки Катюшки ничем не были омрачены. С девочки хватит уже того, что собственному отцу она не нужна, а мать, хоть и любит ее по-своему, но дочерью совершенно не занимается, отгородившись от нее стеной науки.

Детство Валентины прошло еще более драматично, чем у Арины. Оказавшись на попечении сердобольной соседки, тети Иры, она успела хлебнуть лиха, пока не встретила своего будущего мужа Бориса. Валентина полностью разделяла мнение Арины о том, что детство у ребенка должно быть долгим и счастливым, а не таким, каким был у них. Забота о Кате стала смыслом жизни для двух пожилых женщин.

Катя пошла в первый класс. Ей интересно было узнавать новое, но рисовать в тетради крючочки при том, что она уже умела писать, было очень скучно, а от скуки дети часто начинают дурачиться, изводя учителей и одноклассников. С Катей все произошло именно так. Она не слишком хорошо была встречена как первыми, так и вторыми. Кате, в сущности, было безразлично отношение окружающих. Она, еще в дошкольном возрасте сумела передраться почти со всеми детьми на детской площадке. Например, один мальчик, Ваня, из игрушечного детского пистолета обстрелял болезненно-неигрушечными пульками ее любимого пуделя Шарфика. Песик испуганно метался и скулил, а Катя бросилась с кулаками на обидчика своего пушистого друга, несмотря на то, что он был старше ее на три года и на голову выше ростом. Ваню местные считали бешенным и лишний раз не связывались с ним, а тут вдруг мелкая девчонка-самоубийца в кровь разбила ему нос и унизила перед кучкой трусов, боявшихся даже смотреть в глаза психованному хулигану.

– Я когда-нибудь перережу глотку тебе и твоей шавке, – прорычал он, брызжа слюной.

Кате тогда было шесть лет. Она не на шутку испугалась за Шарфика, да и за себя тоже. Ваня-Полбашки, как его прозвали, в их районе был наихудшим врагом из всех возможных, особенно для маленькой девочки.

В течение трех лет, всякий раз, как Катя встречала Ваню во дворе, в школе или где-то на улице, он делал зверское лицо и красноречиво проводил большим пальцем правой руки поперек горла, недвусмысленно намекая, что желает перерезать ей горло. Катя прижимала к сердцу любимого кареглазого Шарфика и спешно уходила домой. Она обожала своего белоснежного кудрявого друга, купала его и причесывала, но гулять с ним боялась из-за чокнутого Вани, а рассказать кому-то о нем не хотела, боясь, что ее сочтут трусихой и выдумщицей. Кто поверит девочке, которая утверждает, что какой-то мальчик ходит вооруженный ножом, тиранит всех детей округи и, как говорили, садистски издевается над ни в чем неповинными животными. Катя до ужаса боялась даже на минутку оставить Шарфика без присмотра. Она была девочкой бесстрашной, это знали все, но сумасшедший с ножом мог напугать даже взрослых, не то, что девятилетнюю девочку.

Начало января. Новогодние каникулы. Катя слегла с ангиной. Гулять с семейным любимцем Шарфиком пошла бабушка Валя. Она ненадолго отвлеклась, общаясь с соседкой, а Шарфик за эти несколько минут как в воду канул. Она звала его, искала в соседних дворах и подъездах. Валентина представить не могла, как она посмотрит в глаза внучке и скажет, что не уберегла ее любимого песика. Шарфика нигде не было. Валентина просила прощения и уверяла Катю, что она обязательно найдет Шарфика, расклеит объявления, попросит местных ребят за вознаграждение поискать песика, но все это не потребовалось. Окна квартиры, в которой жила Катя выходили на детскую площадку. Проснувшись следующим утром она увидела живодера Ваню со своим Шарфиком. Маленький маньяк нагло смотрел на окна ее квартиры и у нее на глазах таскал отчаянно визжавшего Шарфика за уши, мучая бедолагу и причиняя боль, а затем он вместе с Шарфиком куда-то ушел. Испуганная Катя забилась под одеяло и не смела подойти к окну весь день. Следующим утром вопли прохожих огласили двор, когда на детской площадке увидели повешенное на брусьях изувеченное тело несчастного белого пуделя.

С Катей впервые в жизни случилась истерика. Она так кричала и плакала, что пришлось вызвать скорую и сделать ей укол успокоительного. Это печальное событие стало для Кати знаковым. Она с тех пор, как увидела под окном окровавленное, изуродованное тельце своего любимца, сильно изменилась, стала грустной, молчаливой, рисовала странные густо-черные рисунки жирными линиями черного фломастера. Она отказалась от всего белого и цветного, словно из ее жизни вмиг ушли все краски жизни. Катя закатывала истерики, если на нее пытались надеть что-то не черного цвета. Любовь ко всему черному стала переходить в манию.

Валентина с Ариной не знали, что и делать. Идти к детскому психологу или бабкам-знахаркам. Наталья, как мать, волюнтаристски приняла за всех решение. Она оттащила сопротивляющуюся плачущую Катю к соответствующему специалисту. Горе-психолог успокоил Наталью, заявив, что дети в этом возрасте часто подражают разным киногероям.

– Скорее всего, ваша девочка посмотрела фильм «Семейка Аддамс» и теперь стремится выглядеть как Уэнзди Аддамс. Наберитесь терпения. Со временем это пройдет, – успокоил детский психолог. – Мой шестилетний сын какое-то время воображал, что он бородавочник Пумба. Ну, помните мультик «Тимон и Пумба»? Радуйтесь еще, что у нее воображаемые друзья не появились!

Наталья успокоилась за душевное здоровье дочери, но только не умудренные жизненным опытом бабушки.

– Господи прости, словно бес в девочку вселился, – перекрестилась Арина.

– Черти тут не при чем! – уверенно заявила Валентина. – Просто девочка очень переживает от потери любимого питомца. Да при виде такого ужаса и взрослый человек спятит, ты только подумай, Аря! Я полагаю, Катюшку нужно как-то отвлечь от всего этого кошмара. Может, ее увезти на лето куда-нибудь? Как думаешь, дорогая?

– Знаешь, Валечка, ты, как всегда, права. У меня есть одна идея, – произнесла Арина с заговорщическим видом.

Арина предложила идеальное решение – на летние каникулы поехать им втроем в гости к ее дочери Тоне в Ливерпуль. Не на все каникулы, разумеется, а на пару недель, но смена обстановки все равно должна была помочь Кате отвлечься от тягостных мыслей и воспоминаний о любимом Шарфике.

– Тонечка меня наконец-то пригласила к себе! – не могла поверить своему счастью Арина, готовая разрыдаться от переизбытка чувств.

– Я так рада за тебя, Аря, – воскликнула Валентина, обнимая подругу.

– Я поверить не могу! Я увижу своих внуков! Они уже такие большие. Это сколько кому? Мишеньке, то есть Майклу исполнилось в марте пятнадцать, а Дену скоро будет двенадцать. На фотографиях они очень симпатичные. Веселые такие, рыженькие. На папу похожи. Тонечка вся в меня, такая же белобрыска, – рассмеялась Арина.

– Аря, а это удобно, что ты приедешь не одна? – поинтересовалась всегда щепетильная в вопросах приличий Валентина.

– Конечно, дорогая! Во-первых, я все рассказала Тонечке и она совершенно не против гостей. Кроме того, вы ведь ей тоже не чужие люди. Как-никак, Катя ее родная племянница, да и ты нам, получается, тоже родственница, – успокоила подругу Арина.

– Спасибо, Ариночка! Знаешь, стыдно признаться, но я, дожив до шестидесяти лет, ни разу не была заграницей, – грустно улыбнувшись, призналась Валентина. – У меня родня во Франции, двоюродные братья, сестры, их дети, но я с ними даже не знакома. Когда стало можно выезжать, куда захочешь, у нас с Натальей на это не было средств.

– А я, называется, бала заграницей?! – рассмеялась в ответ Арина. – Болгария и Турция… Тоже мне, заграница?! Ха-ха-ха! Было время, я хотела объездить весь мир. Вот, на старости лет хоть в Англии побываю.

Бабушки решили, что пока закончится учебный год, они как раз успеют уладить все формальности с документами и визой, хотя при наличии приглашения от близкого родственника, проблем с получением визы в принципе не могло быть. Катины бабушки все устроили, как и собирались. Арина предвкушала встречу с дочерью и внуками, которых еще ни разу не обнимала, а Валентина искренне надеялась, что заграничное путешествие залечит кровоточащие ранки на душечке ее внучки.

Распрощавшись в аэропорту с мамой, Катя, в сопровождении своих неразлучных бабушек, впервые в жизни взошла на трап самолета. Может, не все так плохо, и яркие краски жизни фейерверком осветят жизнь всех людей, переживших потери?!