Читать книгу Время, в котором меня нет - Милла Генрих - Страница 4

Эгон спустился с камня, видно, нога у него болела сильно, раз он не стал подниматься на ноги, а только морщился, подполз ко мне, его голова нависла над моей, и, глядя мне в глаза, он спросил:

– Ну как, тебе уже лучше?

– Совсем капельку, – ответила я.

– Да вижу, щеки порозовели, а то зеленая была, то ли от страха, то ли от моей крови. Эх ты, совсем как принцесса. Как тебя звать-то?

– Миледа, прости, сил нету, чтобы присесть в реверансе.

– Миледа, какое странное имя, никогда не слышал такого. А меня Эгон зовут, смешная ты, лежи, я не милорд, чтоб передо мной в поклоне имя называть.

– Спасибо тебе, Эгон.

– За что?

– За все, за помощь, за защиту, ведь ты и вправду пострадал из-за меня.

– Да ладно тебе, я хоть не из знати, но нас милорд обучает женщин защищать и уважать.

– Кто такой милорд?

– Ха-ха-ха, – засмеялся он, – не придуривайся, что не знаешь, кто в наших краях милорд и на чьей земле ты живешь.

– Я правда не знаю. Хотя, наверное, я сошла с ума, сейчас ведь весна, а здесь репейники уже не просто цветут, а еще и цепляются. Все, что появляется летом, уже все есть. И кабаны странные, они ж пугливые по идее, хотя если раненые, то не знаю.

– Тогда откуда ты к нам пожаловала, совсем голая?

– Вот бы знать сейчас, откуда, и вообще, почему голая-то? Одетая, как и все.

– Как все? Так на тебе ничего нету, кроме нижней юбки и какой-то странной повязки сверху. А теперь и нижняя твоя юбка уже не юбка. Вот как ты пойдешь в деревню?

– Ну да, моя одежда немного не вписывается в ваше кино, она слишком современна, пойду очень даже хорошо, и не в деревню, а в город, и даже стесняться не буду, гордо пройду по улице и мне пофигу, что обо мне могут подумать люди.

– Ты и разговариваешь как-то странно, я тебя даже не понимаю иногда.

– Я тоже вас не понимаю, на каком языке вы говорили?

– На местном, который знают все, кто здесь родился и живет.

– Хм-м-м, ну может быть, я ведь тут не родилась, поэтому могу его и не знать.

– А на какой земле ты родилась?

– Я родилась в волшебной стране, большой, красивой, богатой. Слышал о такой стране? Называется Россией.

– Нет не слышал, – ответил он.

– Что, в школе не проходили о России ничего? Что-то не верится. Эгон, двоечник ты, наверное, и как тебя еще в артисты взяли.

– Вот сейчас я тебя опять не понимаю.

– Ну и ладно, может, когда вырастешь, все будешь понимать, и еще услышишь о моей стране.

– Ты что думаешь, я маленький?

– Ну и не взрослый, тебе сколько лет?

– Шестнадцать, я жениться могу.

– О-о-о да, и чего ты будешь с женой делать, если женишься сейчас, ее кормить надо, а если дети будут? Эх, Эгон, приколист ты, учись лучше, а жениться всегда успеешь.

Он вдруг насторожился и тихим голосом сказал:

– Вставай быстро, кажется, к нам кто-то пожаловал. Давай спускайся под камень.

– Ой, мамочка, что опять? То поднимайся, то спускайся, я не слышу ничего. Эгон, давай еще маленько посидим, не двигаясь.

– Вставай, говорю, быстро.

Он схватил меня за руку, стал помогать подняться. И потянул опять в колючие заросли под тот камень, из-под которого совсем недавно я умоляла Бога, чтобы он помог выбраться. Пробираясь опять по колючкам и насыпи вниз, я уже просто хотела кричать от злости, боли, от всей этой дурацкой ситуации, которая как будто испытывала меня сейчас на выносливость.

Как только мы завалились под камень, Эгон молча показал, чтобы я поджала ноги и спиной прижалась к камню сильнее, сам он сидел, одной рукой держась за острый выступ от камня, а другой обхватив меня за шею, и зажал мне рот, я хотела было опротестовать такой жест, но в это время действительно сверху над нами послышались голоса. Я не понимала речь сверху, только чувствовала, как Эгон своей рукой еще сильнее сдавил мне рот. И от этого замерла, не дыша. Сверху разговаривали тихо, но властно. И так неожиданно перед нами упал камень, я вздрогнула, Эгон ногой подтолкнул камень, и тот покатился вниз. Сверху кто-то еще начал кидать камни, потому что тут же упал другой, потом следующий, я сидела, уже не шевелясь. Над нами что-то пошумело, потом опять кто-то что-то скомандовал, и мы услышали удаляющий бег. Но Эгон не ослабил хватку в руке, и по-прежнему держал мой рот зажатым. Не знаю, сколько мы так сидели, но мне показалось, вечность. Я понимала, что там, наверху, опасность, раз так тихо сидит Эгон, я не хотела подводить его и тоже сидела, стараясь изо всех сил не шевелиться. Все было тихо, и я не понимала, почему мы сидим так, зажавшись под этим камнем… Как только я об этом подумала, сверху упал подожженный факел, хорошо, угодил не на сухой колючий куст, а на насыпь. И послышались опять голоса, я даже поняла, что грубый мужской голос сказал:

– Уходим, тут нету никого. Пора догонять, а то сильно отстанем от своих.

Другой голос ответил что-то, и я услышала, как человек пять, наверное, перекликнулись, и голоса стали удаляться.

Наконец Эгон расслабил руку и отпустил меня. Но я еще боялась что-либо сказать. Он тоже молча показал, чтобы я оставалась на месте, сам скатился к факелу, взял его и стал зарывать, чтобы тот потух. Как только факел потух, он положил его обратно. Потом тихо спросил:

– Ты сможешь тут посидеть тихо? Мне надо срочно к милорду вниз.

– Как это вниз, там же кабаны, они съедят тебя.

– Нету их уже внизу, если и есть, то не съедят меня, один я быстро сумею уйти от них. Понимаешь, пока наши сегодня там, внизу, охотятся, на замок сейчас нападут…

– Кто нападет, куда нападет?? Хватит вам уже это дурацкое кино играть, мне оно совсем не нравится, – затараторила я.

И он как взрослый мне скомандовал:

– Не ной, мне правда надо вниз. Оставайся тут и сиди тихо, я скоро вернусь.

Морщась от боли в ноге, он начал по насыпи скатываться вниз. Я глядела ему вслед, а на глазах собирались слезы. Я хотела плакать. Но какой-то черт дернул меня изнутри, и я стала тоже быстро скатываться вниз за Эгоном. Скатившись вниз, Эгона я не увидела, но пошла в ту сторону, куда он, хромая, шустро скрылся, и блин, это те самые кустарники, откуда выпрыгивали эти страшные и необычные кабаны, почему-то они их называли клыкастые. Не знаю, что двигало в эти минуты мной, но я ринулась вниз в эти кустарники, так как наверху были сплошные колючки, и на кусте увидела окровавленную повязку Эгона.

«Значит, он точно сюда пошел», – подумала я. И стала негромко звать его:

– Эго-о-н, Эго-о-н, ты где-е?

Шла по рву вниз, правая нога, что была босая, не давала мне двигаться быстрее, я не привыкла босиком ходить по камням, колючкам, и вообще ходить босиком. Наступив ногой на острый камень, я вскрикнула и остановилась. Посмотрев на ногу – по ней текла кровь – я не сдержалась и закричала:

– Эго-о-н, черт бы тебя побрал, куда ты убежал! Ну и беги себе. Я не буду тебя искать. И вообще я домой пошла, пошли вы все к черту!

И села. Посмотрела направо, перед моим носом рос куст, почему-то я на него засмотрелась, но он был какой-то необычный, не просто зеленого цвета, а ужасно ядовито-зеленого цвета. Я сильно зажмурила глаза, ну не бывают такого цвета кусты, и листья странные, разжала глаза – куст стал еще ярче, опять зажала глаза, разжала, я сидела на зеленом газоне, на пушистой и мягкой траве, рядом со мной рос красивый куст можжевельника, который полз по земле и спускался по склону. Сидела я в сказочном парке, где внизу ступенчатым каскадом спускалась туристическая дорожка к замку герцогов Алижуан. Позади меня по скалистому рельефу вела такая же широкая, красиво оформленная туристическая дорожка наверх, на обзорный балкон, который нависал над этой красотой, которая просматривалась внизу. Да я сидела в парке великого герцогства Алижуан.

Повернула голову в другую сторону, завороженная красотой, и меня кто-то начал трясти за плечи.

– Черт бы тебя побрал, чего ты тут расселась, я где сказал, чтобы ты сидела? – тряс меня Эгон и ворчал, как старый дед.

Я моргала глазами и не могла понять – что происходит? То видела Эгона грязного, рассерженного, переводила взгляд на куст – это был можжевельник, и сидела на мягкой траве, я не хотела возвращаться в ров, поросший колючками и ядовитыми кустарниками. Ударив Эгона по руке, закричала в ответ:

– Оставь меня в покое, отцепись от меня наконец.

– Я тебе сейчас отцеплюсь, вставай давай! – кричал он.

В глазах резко все поменялось, я сидела у ядовитого куста, с ноги капала кровь, Эгон тряс меня за плечи. Посмотрев назад, я увидела нависшую скалу, напоминавшую мне балкон обозрения.

– Эгон, какой ужас вы со своим кино наделали! Там внизу должен быть замок герцогов Алижуан, а там за вот этой скалой, а точнее, балконом, на второй возвышенностью – замок графа Агело.

– Очнулась наконец-то?

– Это что, мы бегаем под мостом, который соединил две части города? А где сам мост? Его же видно со всех сторон?

– Какой мост?

– Большой, красивый, он был назван в честь герцогини Беатрис Алижуан. А вон с той стороны, – указала вправо пальцем, – должен быть еще красивее мост, он так и называется, мост графа Агело. Эго-о-н, блин, чего дурачком прикинулся и смотришь на меня такими глазами, как будто я сошла с ума? Двоечник, живешь на земле и в стране великих герцогов и не знаешь даже малого о своей земле.

– Ты точно ненормальная какая-то. Давай отрывай еще кусок от юбки, мотай свою ногу быстрее и пошли уже в низ. Милорд сказал, чтобы я тебя привел в крепость, они не могут за нами прийти. Все ушли укреплять замок.

– Зачем его укреплять, если его недавно отреставрировали?

Оторвав еще кусок от юбки, я заматывала ногу.

– Чего сделали? – спросил Эгон.

– Отремонтировали, если это сказать просто.

– Вот и говори просто, чего ты говоришь непонятными словами.

– Эх, Эго-о-н, ты меня удивляешь своей неграмотностью. Хотя я сама не вундеркинд, но простое-то знать надо.

Mы спускались медленно по склону рва вниз, и каждый раз, преодолевая колючие препятствия, я удивлялась все больше и больше, в мое сознание никак не укладывалось все то, что я видела неделю назад, гуляя здесь по парку, куда съезжаются миллионы туристов, чтоб полюбоваться красотой обоих замков Алижуан и Агело, которые были когда-то разделены не только большим рвом, но и впоследствии даже принадлежали разным государствам. Войны, которые соединяли и разрушали оба замка, а затем их перестраивали, расширяли. Но сколько бы веков ни миновало, они остались символами и гордостью великого герцогства Алижуан. Прославившего свое государство не только своими подвигами, но и очень справедливым правлением, оно до сих пор отличается высоким уровнем жизни во всей Европе…

Больше всего меня поражало то, что, снимая фильм по любой истории, невозможно изменить до такой степени декорациями местность и засадить так колючками все то, где совсем недавно росли ухоженные клумбы с цветами, подстриженные газоны, каскадной лестницей спускавшиеся к низу рва. Стоя на мосту, можно было лицезреть сказку сочетаний всех цветов радуги, а теперь что? Все разбито, как будто тут никогда и не было тех самых цветов, пушистой травы, и тех асфальтированных дорожек, которые вели аккуратно вниз, и по которым ехал маленький поезд на колесах, везя туристов, к замку на обозрение.

Как можно было ради кино все так разрушить, ведь я шла реально по колючему склону, и это была не декорация, а настоящая растительность. Правда, кабаны были непонятные, они не должны были гнаться за нами, а эти ж гады как собаки, прям по следам лезли вверх. Размышляя про себя, я медленно шла за Эгоном, мы оба хромали, но он сильнее, и поэтому тоже шел медленно.

– Эгон, мы что, заблудились что ли? – спросила я его.

– Почему заблудились, нет, можно было пойти прямее, но ты не сумеешь там пройти, и так идешь как бабка столетняя, все тебе мешает.

– Сам ты дед столетний, хотя я и не спорю. Сейчас я на все двести себя чувствую. Интересно, который час?

Эгон задрал голову кверху, повертел ею и ответил:

– Четверть после полудня, хотя наверно больше.

– Это сколько, значит? – переспросила я, не разобрав сразу такой ответ.

– Чудная ты, интересно, когда ты такой чудной стала, до того, как увидела клыкастых и от страха очумела?? Хотя, наверное, раньше, чтобы ты тогда голой по лесу бегала, – сказал он.

– Это вы чудные, совсем крышу снесло с вашим кино, перерыв-то в кино тоже бывает, а вы все играете и играете.

Он остановился резко, повернулся ко мне лицом и спросил:

– А как ты там возле двора Сальза сумела так закрытым ртом издавать столько голосов? Что даже Гор убежал?

– Эгон, ты сейчас про что у меня спрашиваешь? Что-то я не пойму. Что за двор Сальза?

– Ну там, недалеко от озера милорда. Это и есть двор Сальза.

– А-а-а-а, вон оно у вас как, все под названием. Тогда кто такой Гор?

– Гор у нас там управляющий.

– А это не тот, который с лицом вышибалы, типа хотел мне уши надрать? И самого куда-то как муху снесло?..

– Ты не ответила, как ты сумела так сделать? Или ты ведьма?

– Ага, ведьма, была бы я ведьмой, я бы вас всех в тот момент в лягушек превратила, нее, не в лягушек, слишком много лягушек под ногами, брр, тоже не очень хорошо. О, в бабочек и сачком по попе всем бы надавала.

– Чего бы ты сделала?

– Да так, это я уже фантазирую.

– Чего делаешь?

– Отвали, Эгон, со своим чего да как. И не прикидывайся, что ты не понял, что это музыка была с мобильного телефона.

Он посмотрел мне пристально в глаза. И сказал:

– Покажи еще раз, как ты там сделала?

Я сунула руку в карман юбки, мобильник, про который я совсем забыла, был все же в кармане. Достала и протянула его Эгону, он отступил дальше.

– Вот, на, сам смотри, чего отходишь, он же не стреляет.

– Нее, я лучше от греха подальше встану, а то потом замаливать устану твое злодейство.

– Да иди ты, сам злодей.

И начала нажимать на кнопки телефона. Нашла музыку и, бросив взгляд на Эгона, я обалдела от его вида.

У него глаза лезли на лоб. Он крестился, губы шептали, наверное, молитву, я не понимала слов. Из телефона раздалось:

– Du hast, (У тебя есть) Du hast mich, (У тебя есть я) Du hast mich gefragt (Ты меня спросила)…

Пела немецкая группа Раммштайн.

Эгон в ужасе стал молиться еще сильнее, упав на колени. Я выключила телефон, мне почему-то было смешно от его реакции. Играл он этот «ужас» просто великолепно, не зря ведь его взяли в артисты, в своем юном возрасте он все же умел воспроизвести реальный страх в лице, причем ни один мускул не выдавал, что он тоже хочет смеяться, как стояла и смеялась я…

Прошло минут десять, а он все чего-то шептал себе под нос.

– Эгон, ну хватит прикидываться, я уже поверила, что ты никогда не видел и не слышал, как работает мобильник.

Подняв голову, пацан посмотрел на меня перепуганным взором и стал тоже крестить мою сторону.

– Обалдеть, сумел удивить, пошли дальше, пока я не разревелась от твоих бешеных глазок.

Он встал с коленок, поднял с земли маленький камень и кинул его в меня. От такого действия я взбесилась и давай тоже брать камни с земли и кидать в него, крича:

– Зараза такой, ты что, думаешь, мне не больно? Думаешь, я не умею кидаться камнями? Гаденыш маленький, сам попросил и опупел. Первобытный идиот!

Кричала я и кидала все в него, что попадало под руки. А от обиды, что он так поступил, потекли слезы.

– Иди к ты черту, герой-засранец!

И развернувшись к нему спиной, бросилась бежать в обратную сторону.

Пытаясь по склону подняться снова вверх, я упала и опять ободрала колено, которое и так было содрано до крови. Лежа на животе, обхватив голову руками, я зарыдала.

– Вот сейчас ты плачешь как настоящая женщина, – услышала я голос Эгона. Он сидел на корточках рядом со мной.

– А до этого я кто была?

– Ведьма.

– Ты что с дуба упал, какая я тебе ведьма?

– Не знаю, но я кинул камень, хотел точно знать, будет тебе больно или нет.

– Ты дурак? Или вид делаешь, что не все у тебя дома, пульнул камнем – и не будет больно? А тебе не больно, когда в тебя кидают камнями??

– Теперь вижу, что тебе было больно, ведь ведьмам больно не бывает. На то они и ведьмы.

– Обалдеть просто. У тебя точно крыша едет.

– Я тебя опять не понимаю, – сказал он. – Ну вставай, пошли в крепость, а то с тобой и до ночи туда не дойдешь.

– Я домой хочу, а не в вашу крепость. Скажи, куда идти к озеру, оттуда я найду дорогу домой.

– Вот же чумная, куда к озеру, там сейчас опасно. Вставай, идем. Может, утром тебя завтра милорд и отправит домой, а сейчас туда нельзя.

– Эгон, я правда устала от вашего дурацкого кино, и мне правда домой надо.

– Пойдем, не злись и не плачь. Но назад сегодня дороги нет.

«Вышла подышать утренним воздухом, называется. Это хорошо у меня отпуск, и меня сегодня, может, никто и не кинется искать, но завтра уже точно будут», – идя за Эгоном, думала я.

Спускались мы медленно, еще минут пятнадцать, проделывая путь по колючим зарослям. Наконец они поредели, и тропинка стала расширяться, пройдя еще немного к низу, мы увидели замок Алижуан. О Господи, он был то ли разрушен, то ли его строили с правой стороны, где было два одинаковых дома с пиками на верху, между которыми располагался ботанический крытый сад, в котором росли всякие экзотические растения, они были завезены чуть ли не со всего мира, самые необычные и самые красивые… Но сейчас пик на крышах домов не было, и сад, похоже, наполовину был только заложен, потому как стены были высотой всего лишь с полметра. «Мама родная, что происходит, где вся красота недельной давности? Ужас какой-то», – думала я.

Эгон остановился, оглядел меня с ног до головы и произнес:

– Ты не можешь так туда зайти.

– Как это так? – тут же спросила я.

– Голой, тебя же там ни один мужик не пропустит, чтобы не потрогать и не затянуть в какую-нибудь конюшню.

– Блин, я не голая, хватит уже издеваться.

Он снял с себя рубашку и протянул мне, сказав:

– Надень!

Мне не хотелось ее надевать, но я молча взяла рубаху из его рук, которая пахла потом, и начала натягивать на себя, хоть на Эгоне она была свободна по размеру, мне она все же не сходилась в области груди, и, как назло, в этом месте не было ни пуговиц, ни шнуровки, он посмотрел и сказал:

– Нет, так тоже не пойдет, тебе придется тут остаться, а я пойду к нам и что-нибудь принесу тебе надеть.

– О Господи, что ты прицепился к моей одежде, маленький извращенец!

Он подвел меня к камню, усадил насильно и строго сказал:

– Сиди тут и ни шагу отсюда не делай, я скоро вернусь.

– Эгон, я боюсь одна тут остаться.

– Не бойся, тут не опасно, и сейчас здесь никто ходить не будет, все сейчас в другом замке. – и так просяще произнес: – посиди, хорошо?

– Ну раз никого нету, почему я не могу с тобой вместе пойти?

– Нет, там, внизу, есть, конечно, люди. Поэтому в таком виде тебе туда нельзя. Я не сумею тебя защитить.

Я устала и спорить с ним уже не хотела.

– Хорошо, иди, только, пожалуйста, недолго, я подожду тебя тут.

Он кивнул головой и пошел, хромая.

Я сидела на камне, мысли все были в ступоре, голова отказывалась что-то думать или предполагать. Каша, которая сейчас была в голове, просто пугала тем, что я одна, фиг знает где, где все разрушено, да еще Эгон запугал какой-то опасностью, которая так и кишела вокруг, от всего этого мне было не по себе… Кажется, минуты стояли и время не шло, так как Эгона не было видно. Взгляд замер в одной точке, куда удалился пацан.

Сидя на своем месте, мне казалось, весь лес видит меня, как я дрожу от страха, и мой желудок запел, дал понять, что я голодная, а может, тоже выл от этого ужаса? На камне сидеть было неудобно от его корявости, мой зад онемел, я спустилась с камня и уселась на траву рядом с тропинкой, слава Богу, здесь не было этих колючих кустов. Оглядевшись, увидела неподалеку кустик земляники, на котором висели три спелые ягодки, странно, весна и ягодки, не знаю, почему, но они меня обрадовали. Как столетняя старушка я поднялась с места и налетела на эти три ягодки, сорвала их и, положив на ладонь, перекатывала их, любуясь, как будто тоже землянику видела впервые, но это, то что действительно было мне родным и знакомым в этом страшном незнакомом месте, хотя замок, который возвышался там, в низине, был мне тоже знаком, но увы, сейчас он казался совсем далеким и страшно опасным… Я засмотрелась на эти три красненькие ягодки, от них действительно шел аромат земляники, я вдохнула запах и как-то от этого стало по кайфу, на миг забыла о страхе. Положив одну ягодку на язык, я хотела почувствовать вкус ее аромата, на секунду задержала земляничку на языке, затем покатала ее по рту, но увы, аромат пропал, прокусила – вкус был непонятный, видно, маленькая слишком, и я отправила в рот и те две, которые были еще на ладошке, разжевала, но ни кислоты, ни сладости я так и не ощутила, зато услышала:

– Ты что делаешь, выплюнь сейчас же, это же сон-ягода паралич.

Передо мной стоял светлый мужчина, который был на озере с моим Рыцарем, он подошел, наверно, крадясь, так тихо, что я не слышала ни единого шороха с его стороны.

И от неожиданности на это «плюнь» у меня последовала обратная реакция, и я сглотнула их. Потом встала, и не знала, как вести себя. «Кто он, враг, друг, почему все где-то, а он тут?» – спрашивала я себя, будто в себе найду ответы. Он заметил мое волнение. Протянув руку вперед, показывая, что он не тронет меня, произнес:

– Не бойся меня, Эгон не придет, его я отправил к Эльзе, чтоб она его ногу посмотрела, что -то слишком пятка его выглядела нехорошо. Это он мне сказал, где ты его ждешь. Поэтому я пришел за тобой.

Он протянул мне замотанный небольшой сверток.

– Что это? – спросила я.

– Это то, за чем Эгон пошел в крепость, надень на себя.

Я развернула, это была большая широкая длинная рубаха из грубой материи.

– Вот одно не понятно, – сказала я. – Почему это вам всем вид моей одежды не нравится, почему я должна это надеть?

И тут же мелькнула мысль в голове: «Сектанты, наверное, какие-то, и оголенные плечи – это грех.» «Тьфу ты, еще нагоняю сама на себя страху», – тут же опротестовала свою мысль.

Он поглядел на меня и спокойно сказал:

– Мне вообще-то все нравится, но видеть женщину в лесу почти голой, согласись, это как-то неожиданно.

– Я не голая, одета, как и все, жара же днем как летом. А вы тут заигрались по ходу до умопомрачения.

– Тебя как звать, какого ты рода?

– А что, Эгон не сказал, как меня звать, раз уж рассказал, где я его жду?

– Он забыл твое имя, сказал, такое же странное, как и ты сама.

– Миледа, и что в этом странного?

– Артур.

Произнеся имя, он сделал такой грациозный жест, правую руку приложил к сердцу, и как бы в легком поклоне склонил голову за рукой. Жест рыцарей при знакомстве, подумала я. Красиво.

– А имя у тебя не так странное, как необычное, впервые слышу такое имя.

– Зато ваше имя очень даже популярно, – в ответ сказала я.

– Ну что, Миледа, добро пожаловать к нам в крепость. Я так думаю, что вы не из наших краев?

– Спасибо, сударь, как вы догадливы, – как-то странно оба перешли на «вы».

– Да это слышится по разговору, у нас так не разговаривают.

– Ну да, я тоже заметила, что я вас не всегда понимаю. Артур – имя киношное или реальное?

– Вот и я не всегда вас понимаю, о чем вы говорите? – ответил он мне и взмахнул рукой, показывая, что пропускает меня вперед, я прохромала мимо, но идти впереди и чувствовать, что в спину мне дышат, как-то не хотелось. Весь путь до этого места я все время шла за Эгоном.

Идти в длинной грубой рубахе было неудобно, я как японка семенила ногами, так как грубая ткань кололась и ссадины пекли, тело чесалось. Ох, подумала я, не надо ко всем этим неудобствам сейчас прислушиваться, а то не выдержу и расплачусь.

– Артур, расскажите хоть, что за фильм снимается? И какая роль у вас во всей этой истории?

– Вы знаете, Миледа, я сейчас даже не могу вам ответить, так как не понимаю, о чем вы спрашиваете? Что означает – фильм?

– Да ладно, я про кино спросила.

– А что значит ваше кино?

– Мое? В отличие от вас я не артистка, в кино не играю, как вы.

– Кажется, мы говорим на разных языках, хотя в округе я все диалекты языка знаю и понимаю, а вот на каком говорите вы, я даже и не предполагаю. Поэтому мне непонятен ваш язык.

Голос у него был ровный, спокойный, он говорил, чеканя каждое слово. Наверное, для того чтобы я его могла понять.

– Артур, не прикидывайтесь сейчас, вы же в кино снимаетесь?

– Нет, наверное, я же сказал – не знаю, что означает кино, объясните мне его значение?

– Офигеть, ну вон замок разрушен, это ведь декорация к фильму?

– Почему разрушен? Он строится.

– Ну да, по сюжету, может, и строится, а на самом деле ему уже почти пять веков. И вон там мост должен быть, который объединяет два замка. А сейчас его почему-то нету. Где он, Артур? Его ведь видно отовсюду было…

Я оглянулась, Артур остановился, глаза были у него расширены, как будто в этот миг он услышал страшную весть. Я тоже остановилась, повернулась, и пока он стоял в оцепенении, разглядывала его наглым образом. Он был темный блондин с ярко-голубыми глазами, острый нос, тонкие губы, был гладко выбрит, и от лезвия был на щеке свежий порез, волосы были не стрижены, спадали до плеч, стройный, с благородной осанкой, среднего роста, одет был в льняную рубашку, с одной стороны она заправлена в черные вельветовые брюки, с другой провисала, одевался, наверное, в спешке, и почему-то в такую жару был в сапогах, которые все время хрустели, когда он шел. Хоть и погода стояла летняя, видно, костюм был все же по сюжету фильма, подумала я.

– Миледа, сколько, говорите, нашему замку?

Он это сказал тихо, почти шепотом.

– Почти пять веков. А может, еще больше, а может, маленько меньше, я честно скажу, когда была на экскурсии тут, и гид называл годы его постройки, я не вникала в это, потому что всегда даты забываю. Старею, наверно, память теряю потихоньку, – ухмыляясь, ответила ему я и продолжила, повысив голос: – что вы на меня так смотрите, как будто у меня рога растут на лбу?

– Да нет, не растут, просто вы меня сильно удивляете своей речью. Кто вы?

– Кто, кто, я уже сказала, кто я.

– Вы ведьма?

– О-о-о. И этот туда же. Обалдеть. И не вздумайте, как Эгон, кидать в меня камни, проверяя этим, больно мне или нет. Уж поверьте на слово – мне больно.

Артур рассмеялся, смех у него был действительно хохотом от души.

– Это что, Эгон кидался камнями, проверяя, ведьма или нет?

– Ну да.

Улыбаясь, Артур посмотрел мне прямо в глаза пристально и сказал:

– Ведьму лучше всего сжечь, а не камнями закидывать.

– О, еще лучше, кажется, у вас у всех крыша едет. Чего вы курите, сэр?

– Чего делаем?

– Спрашиваю, какую траву курите? Что ведьмами кажутся все, кто мимо проходит?

Он пожал плечами, делая жест следовать дальше.

Я развернулась к нему спиной и медленно пошла по тропинке, ведущей к замку Алижуан, хотя фиг знает, что это за замок, раз он в разрушенном виде. Мы почти уже подошли к каменной стене с восточной его стороны. Стена была примерно метра три или четыре в высоту, если обойти эту стену в противоположную сторону, то там, по идее, должен быть обрыв, который подпирался казематом, наверняка для большего устрашения когда-то заключенных в нем узников, а за стеной расположен двор, красиво ухоженный. В глазах все почернело, я иду по двору, почему-то представляя, как тут когда-то ходила герцогиня Алижуан в красивом длинном платье, всегда приподнимая его то двумя руками, то одной, чтобы не мешало ходьбе, а рядом с ней такой важный, сильный, красивый муж – герцог Алижуан.

Я, смеясь, говорю вдаль, но не вижу, кому:

– Они были счастливой и красивой парой, недаром народ ими восхищается. До сих пор в честь их многие называют своих детей, надеясь, что они так же будут счастливы в будущем, как и чета Алижуан.

Мне было так хорошо, я стояла среди цветущих красных роз. Их было столько всяких сортов, посаженных в клумбы, как будто самые лучшие дизайнеры соревновались в оформлении этого двора.

Как только мне становилось хорошо, меня почему-то начинали трясти, теперь меня за плечо тряс Артур, а я держала его под руку, он смотрел мне в глаза и что-то говорил, я не слышала его, я слышала голоса туристов, с кем я стою во дворе дворца на экскурсии неделю назад. Но меня явно трясли, такое чувство, что голова сейчас оторвется от моей тонкой шеи.

– О Господи, она безумна… – услышала я голос Артура.

Я еще пару секунд не могла понять, что происходит, то я во дворе стою, то за стеной замка перед обезумевшем Артуром.

– Э-э-й, эй перестань меня трясти, голова оторвется от твоей силы.

Но глядя, как он причитает о спасении, я запела, ну не дура ли, чем окончательно добила и так офигевшего мужика:

– Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи, я отправлюсь за тобой, что бы путь мне ни пророчил. Я приду туда, где ты… А-а-а-а-а! – закричала я. Этот идиот связал мне руки и совал в рот вонючий кляп, сделанный из сумочки в виде кисета, которая была заправлена в голенище сапога.

– Сейчас еще завяжу твои дьявольские черные глаза. И когда твои бесы начнут просыпаться, мы тебя сожжем, – причитал он.

Из моего рта выходило только мычание.

Он снял с шеи кожаную ленту, на которой висел, как мне до этого казалось, медальон, но под рубахой мне не было видно, что это, но теперь я видела – на ленте был подвешен нож. Вынув нож и сунув его в голенище сапога, Артур лентой стал завязывать мне глаза. Я сопротивлялась, изворачиваясь и пытаясь отвернуться. Обтираясь ртом об его руку, удалось избавиться от кляпа, и я заорала:

– Вот мужики пошли чокнутые и трусливые как зайцы, ничего им не скажи!

Я упала на спину и давай ногами отбиваться от его попытки снова засунуть мне кляп в рот. Он был, конечно же, ловчее и шустрее, перепрыгнул через меня, и, пока я сообразила развернуться, он приподнял меня сзади, обхватив за горло и придавив так, чтобы я все же могла дышать, стал на глаза мне мотать свою ленту, конечно, мне пришлось их закрыть, боялась, что еще попадет в открытый глаз и глазу будет капец. Потом скомандовал:

– Рот открой, а то я тебе его ножом открою.

– Артур, я обещаю, буду молчать, только не суй мне эту вонючку в рот.

– Открой рот, я сказал…

Однако сказано было угрожающе. Что мне оставалось делать, открыла. И этот гад засунул мне свой вонючий кляп.

– Теперь вставай, пошли, – опять скомандовал он.

– Мм-мм-мм, – опять мычала я, пытаясь сказать – фиг я пойду, тем более меня жечь кто-то обещал.

Я опять легла, давая понять, что идти я не намерена.

Он схватил меня за связанные руки и в две секунды поставил на ноги, потом подтолкнул, чтобы я шла, но я упиралась, кто знает, если они так на меня болезненно реагируют, что меня там за этими стенами ждет…

Он наклонился и плечом своим как бы дал мне под дых, я согнулась, повязка съехала с глаз он как мешок с картошкой перекинул меня через плечо и зашагал к воротам в замок. Я весила пятьдесят шесть килограмм, а он шел, как будто нес трехкилограммовую утку с охоты. То ли кровь ударила в голову, вися головой в низ, то ли страх меня съедал уже, но в глазах на какой то миг все помутнело, я могла слышать, видеть но тело стало не послушным, меня как будто парализовало.