Читать книгу Время, в котором меня нет - Милла Генрих - Страница 6

Солнце уже садилось за горизонт, и в комнате было ярко от этого заката, я почувствовала на себе пристальный чей-то взгляд. Открыв глаза, я не поняла, где нахожусь, почему связаны руки, подняв свои не послушные обе руки и протерев глаза от яркого освещения, да от пристального взгляда мужчины, который стоял, склоняясь надо мной, я еще раз протерла глаза, но ничего не менялось. Присев на кровати, теперь тоже смотрела пристально в ярко-синие глаза моего рыцаря с озера, от солнечного света в его глазах отражалось небо, да, то самое небо, которое я видела у себя во дворе. Только смотрев в его синие глаза, стала замечать, что они меняют свой цвет и как будто зеленели.

«Ох какие выразительные глаза, они просто сводят с ума», – подумала я. Наверное, в гневе они зеленые и способны гипнотизировать собеседника, и тем более собеседницу.

Брови были вздернуты, придавая сейчас взгляду немного сердитости, между бровей морщинка углубилась, под глазами маленькие припухлости говорили, что он устал или же мало спал, нос прямой еле заметно играл крыльями, мне так и хотелось схватить его за нос и тихонько подергать, чтоб он не злился. Усы, которые слегка прикрывали верхнюю губу, были идеально подстрижены, но при этом не давали мне понять, хочет он улыбнуться или все же это у него такое выражение сердитости, подбородок был побрит. Тонкие, но заостренные черты лица способные в секундный срок превратить в чертовски опасного и решительного мужчину. Волосы светло-каштановые, средней длины, на висках волосы были с проседью. Широкоплечий, статный, высокий, грациозный и элегантный, в его красоте есть что-то дьявольское, но именно эта загадочность и притягивает, как магнит, к себе.

Он стоял и пристально смотрел мне в глаза.

– Где я?

– А мне кажется, ты все знаешь, и даже где ты сейчас, – сказал он мне в ответ.

– Вообще-то я не ясновидящая.

– Вот и скажи мне, кто ты?!

– Ах, ну да, мы еще не знакомы, меня Миледа звать. А вы кто?

– Винценто вен Агело, – ответил он.

О, как это было произнесено, как будто сам король Монако сейчас стоял перед мной.

«Вот вошел в роль, прям вжился в нее. Мм-да-а-а уж», – подумала я.

– А руки вы мне не хотите развязать? Я их уже не чувствую, так онемели.

Он вынул из голенища кинжал и разрезал ремешок, которым были связаны руки. Онемевшими руками я трясла во все стороны, чтобы кровь быстрее потекла по жилам, и, не отрываясь, смотрела на рыцаря. Он отошел к окну и что-то скомандовал кому-то, я не поняла, о чем и кому. Затем развернулся и опять, пристально смотря мне в глаза, сказал:

– Я намерен сегодня получить все ответы, так что не тяни, иначе я прикажу тебя наказать! Я слушаю внимательно!

– Обалдеть, а я читала, что графы были справедливыми, только не говорите мне, что я ведьма, а то я закричу громко. Милорд, дайте мне прийти в себя, я еще сама не понимаю. Где я, кто вы, чего вам от меня надо? И вообще я пить хочу.

Он опять развернулся к окну и скомандовал. Опять не поняла, что он там сказал. Но открылась дверь, и вошел какой-то бородатый парень, протянул мне в деревянном ковше воду.

– Спасибо, – произнесла я и начала жадно пить воду. Парень, крестясь, вышел.

Напившись воды, я хотела встать, чтобы поставить ковш, но рыцарь подошел и взял с моих рук ковш, сам поставил на стол.

Пододвинул табурет к кровати, сел, закинув ногу на ногу, и произнес:

– Слушаю теперь.

– А что вы хотите услышать? Я что-то вас не пойму.

– Абсолютно все!

– Поясните.

– Начни с того, кто ты и откуда.

– Я уже сказала, меня звать Миледа, то, что у меня разговорная речь не такая как у вас, так я родилась в России, и поэтому ваш язык мне не родной, а приобретенный, и ваши диалекты я не понимаю.

И глядя в его синие глаза, я заметила, как они зеленели, мне что-то стало не по себе. Он явно злился, но выдавало это только цвет его глаз. Так как ни один мускул на лице и выражение не менялось.

– Послушайте, товарищ, как вас там, Винценто, мне уже это не нравится. Там у озера вы дали слово чести, и я была удивлена сильно, что вы оказались настоящим рыцарем в моем понимании. Но сейчас я уже не понимаю вас. Вы меня, что, в заложники взяли?? И держите тут? Так уверяю вас, у меня нет миллионеров-родственников. Я не ценный экземпляр, уж поверьте.

И я заметила, как он улыбнулся, улыбка ему очень подходила.

– Я бы так не сказал, что ты бесценна совсем. А теперь мне хочется знать правду, откуда тебе известны планы, даже те, о которых еще никто не знает??

– Это какие такие ваши планы я знаю?

Он поднялся, взял меня за руку и повел к окну.

– Вон там что строится? – показал в сторону, где по идее был сад.

– Ну, насколько мне известно по истории, там строится ботанический сад.

– Вот, а теперь скажи, откуда ты это знаешь??

Тут уже я вытаращила на него глаза и не могла понять, чего он прикидывается.

– Да это не только я знаю, а весь мир знает об этом ботаническом саде. О нем и в истории пишут, и в рассказах о путешествиях, и фильмов миллион уже о нем есть.

И, показывая немного левее, сказала:

– А там мост должен быть, именем Агело назван, только его почему-то сейчас нету. Хотя его видно отовсюду всегда, из-за его четырех колонн.

Он рывком меня дернул за руки, и я в момент оказалась на кровати опять. Он молча сверлил меня своими уже зелеными глазами.

Я тихо уселась в угол, мне что-то становилось страшно от этого пронзительного взгляда. А сама взяла и ляпнула:

– А вы что, в школе не учились? Раз такого самого простого не знаете?

Наверное, этим своим вопросом я его озадачила. Он отвернулся к окну, постоял так несколько секунд и, развернувшись, ко мне сказал:

– Давай так, ты мне подробно расскажешь, о чем там мир знает, а я тебя за это помилую и не дам сжечь на костре.

Я поняла, что он тоже думает, что я ведьма. Ну поскольку я обещала, что закричу громко, стала кричать во все горло, аж зажмурив глаза:

– А-а-а-а-а-а-а-а-!!!

Потом глянула на него, он, улыбаясь, смотрел на меня.

– Не смешно, понятно! – сказала ему и зачем-то показала язык, не знаю, какая-то идиотская выходка, которой сама не могла дать объяснения.

– Без моего разрешения здесь даже дверь не откроется, хоть сколько кричи.

– Я передумала уже кричать.

– Вот и правильно.

И тут же спросил, чем меня удивил.

– Есть хочешь?

Подумав, чего бы это значило, такая забота, все же ответила:

– Хочу.

Как ни странно, есть я все же хотела. Даже в животе уже временами урчало.

Он опять подошел к окну, что-то сказал кому-то. Я услышала удаляющийся бег, и только.

– Ну а пока рассказывай. Значит, ты родилась в России?

– Да, – ответила ему я.

– А как ты сюда попала?

– Очень просто, как все, на самолете.

– На чем? – тут же спросил он.

– На самолете, – повторила я.

– А что это такое?

Ой мама, подумала я, точно сектанты древние какие-то, раз не знают, что такое самолет.

– А вы в небо смотрите иногда? – спросила я его встречно.

– Иногда смотрю, и что?

– И что, никогда не видели, как там пролетают самолеты?

Он сидел напротив меня, и глаза его заметно расширялись.

Потом добавил.

– Тебе надо поесть, после той сон-ягоды у тебя, видно, видения дьявола.

Дверь отворилась, и тот же бородатый парень занес корзину, поставил на стол, что-то сказал на своем непонятном языке и вышел.

– Идем к столу, – сказал Винценто.

Я слезла с кровати и пошла к столу, он вытаскивал из корзины хлеб, топленое масло в горшочке, одну жареную рыбу средней величины, похожую на форель, луковицу, яйца и смешной формы бутылку, не знаю, чем наполненную. Убрав корзину со стола и пододвинув табурет, сказал:

– Садись, кушать.

– Спасибо, – и села на табурет.

Он же опять отошел к окну, облокотился и молча стал наблюдать.

– А сколько времени я спала? – спросила я его.

– Почти сутки, – ответил он.

– Как сутки? – чуть ли не выкрикнула я

– А сколько ягод ты съела?

– Каких ягод?

– Ну там, у большого камня, где Эгона ждала?

– А, землянику, ее только три ягодки было. Так мало, что я даже вкуса не почувствовала.

– Это сон-ягода паралич, а не земляника, хотя очень на нее похожа. Спасибо скажи, что их так мало там было, а то бы давно спала

вечным сном.

– Спасибо, – сказала я и стала разрывать хлеб, поскольку он не был нарезан и ножа не было, взяла рыбу, положила на деревянную миску, которая стояла на столе, и стала руками ее разделывать и отправлять себе в рот, ни вилки, ни ножа не было, лежала только деревянная ложка, видно, для масла.

Он опять достал из голенища сапога свой кинжал и рассек луковицу. Обалдеть, подумала я. Но сырой лук мне на дух не надо было. Рыба была вкусной, а может, я была сильно голодной, хлеб был мягкий, вкус обалденный просто. Открыв бутылку, Винценто взял ковш, выплеснул в окно оставшуюся воду и налил туда содержимое бутылки, подал мне.

Запахло кислым.

– Что это? – спросила я его.

– Вино, пей.

Отхлебнув вина, меня аж передернуло, такое оно было кислое. «Уксус, блин, – подумала я, – а не вино, брр, не люблю вообще вина». Но не стала показывать, что мне это не нравится.

Отхлебнув для приличия еще пару глотков, я почувствовала, как тепло стало растекаться по моему телу. Я слегка опьянела.

– Кажется, я сейчас от вашего вина опять усну на сутки, и тогда меня будет разыскивать полиция.

Он взял ковш с вином из моих рук, произнес:

– Точно, теперь я вижу, что хватит тебе пить. Ешь лучше.

Но съев почти рыбу до конца, я была уже сыта. Сейчас мне хотелось лечь опять в кровать и уснуть, легкое головокружение в голове делало тело слабым. И чего меня опять понесло, сама не знаю. Хотя, как не знаю, знаю, терпение лопалось, но натура есть натура. Слегка краснея, сказала:

– А где у вас тут комната личной гигиены?

– Какая комната?

– Ну ладно, не личной, а общественной?

– Я не понял, какой комнатой ты интересуешься?

– Ну вот блин, все надо сказать прямым текстом. Туалет, говорю, где?

Смеялся он красиво и очень заразительно. Я тоже засмеялась. Но смех смехом, но естество давало знать. Тут он стал отходить к двери, при этом рукой указал в другой угол, который был шторкой отгорожен, и снизу виднелся горшок. У самой двери сказал:

– Я скоро вернусь, и не смей спать.

Сам быстро вышел.

Подойдя к углу и отодвинув шторку, я уже не смеялась, там правда стоял горшок и ничего другое не было. Я бросилась к двери, стала кричать, колотить по ней.

– Послушайте, это уже издевательство, так не честно. Откройте, блин, дверь. Я буду на вас жаловаться.

Из-за двери донеслось:

– Делай свое дело, иначе будешь это делать при мне.

– Изверги, извращенцы чертовы! – кричала я, тарабаня в двери. В замке опять заклацало, и я поняла, что он возвращается и мне действительно придется справлять нужду в его присутствии, снова заорав:

– Не входи, придурок, а то горшком получишь по тыкве своей извращенской.

Услышала в ответ смех, но дверь не отворилась, мне пришлось идти в этот чертовый угол с горшком.

Выглянув в окно, я увидела здорового парня, который стоял напротив окна и сверлил меня своими глазами.

– Чего вытаращился? – крикнула я ему от злости.

Он только перекрестил три раза окно, а может, меня, что-то крикнул на непонятном опять диалекте, и в этот момент дверь отворилась, вошел снова Винценто.

– Отойди от окна, иначе я прикажу, чтобы тебя посадили в яму, там нету даже горшка. Помни об этом.

– Вот скажите мне, сударь, я что, пленница? И по какому праву, вы меня держите тут?

– Я не отвечу на твой вопрос, пока не узнаю, откуда ты знаешь все о наших планах замка.

– Опять двадцать пять, да не знаю я о ваших планах ничего, и мне не нужны они, у меня своих хватает и планов, и проблем. А одна проблема сейчас смотрит мне в глаза и прикидывается тут чуть ли не владыкой мира сего.

– Садись! – указав пальцем мне на кровать.

Я прошла опять к кровати, села в угол, хмель потихоньку, видно от злости, стал из меня выходить.

– Послушайте, я правда ничего не знаю, ни о вас, ни о ваших планах, там у озера я ведь поверила в ваше слово чести, так вот и в мое слово чести поверьте!

– Вот в твоей чести я сейчас очень сомневаюсь, потому как услышал обратное, ты знаешь то, что строим мы между башнями, и о мосте еще никто не знает. А ты говоришь о нем, как будто видела все чертежи.

– Да видела я мост, а не чертежи, и я не отрицаю этого, и сад видела, и даже гуляла в нем, а по мосту вашему ездила. Правда обалденное сооружение и красивое. А можно спросить? – глядя в его зеленые расширенные глаза, спросила я.

Он только кивнул головой, давая понять, что можно.

– Вот вы живете тут в этих декорациях, у вас что, секта?

– Что у нас?

– Ну такая отчужденная группа людей от мира сего.

Хоть он и смотрел на меня, но по лицу вообще невозможно было понять, что сейчас он думает. Но в глазах я все же читала, что он меня не понимает.

– Да нет, мы не отчужденный народ, – сказал он мне в ответ.

– Тогда я не понимаю ничего уже.

– Вот и я не понимаю, а хочу понять, поэтому попробуй рассказать так, чтобы я все понял.

– Ну как мне еще понятнее рассказать?

– Постарайся уж как-нибудь.

– Вот скажите, сударь, вы каким годом тут живете? Одежда на вас странная, и вообще все как первобытные здесь, шарахаетесь от телефона как от чумы, креститесь при любом моем движении, и уверяете, что вы при этом не отчужденный народ.

– Тысяча пятьсот двадцать шестой год от Рождества Христова! – произнес он.

– Мм-да уж, только не забывайте, что по ту сторону стены замка на дворе две тысячи восемнадцатый год. Двадцать первый век, сударь. Век информационных технолооо…, – не договорив, я так и осталась сидеть с открытым ртом, глядя на него.

– Вставай! – сказал он мне. – Пойдем, покажешь мне все, о чем ты говоришь, может, я правда не понимаю твой язык.

Протянул мне руку, и я подала свою. Он одним мгновением поставил меня перед собой.

– Не смей бежать, это бесполезно, поняла?

– Поняла, – кивнув, почти прошептала я.

Он открыл дверь, пропуская меня вперед, выйдя из комнаты, я оглянулась по сторонам, все здесь было не так, как неделю назад на экскурсии, когда я рассматривала железные манекены рыцарей, доспехи, которые хранились в закрытых полках и которые трогать не разрешалось, а только смотреть сквозь стекло. Тут же все было реально, двое стражников, здоровые парни, встали при виде нас. Не было ни макетов, ни железных статуй, оружие было, но не на полках, а рядом со стражниками, на боках у них висели мечи. Проходя мимо их, я ощущала такие испепеляющие взгляды, как будто они просверливали взглядом в моем лбу дырку. Когда мы вышли из башни, два здоровых парня тут же кинулись к нам, но Винцент взмахом руки остановил их, что-то сказал, и ему один из них поднес меч, он его сунул в пояс, и мы пошли к выходу из замка. Оглядываясь по сторонам, я не видела той красоты, по которой гуляла тут во время путешествия. Везде бегали куры, козы даже коровы где-то мычали. Все занимались каким-то делом. Я шла к выходу, и меня пробирал страх. А что там за воротами? А там за воротами одни колючие заросли, по которым мы с Эгоном еле дошли до замка. Я ничего не понимала.

Ворота отворили, причем не макетный охранник, а настоящий во всех доспехах, как и полагалось в кино. Мы вышли за ворота замка, за нами вышли два здоровых воина, которые бежали навстречу, когда мы вышли из башни. Не знаю, что Винцент им опять сказал, но они пошли под мост. Мы же по деревянному мосту перешли ров, глядя вниз моста, я подумала, когда у него наконец-то закончится спуск, но увидела только колючие заросли и все. Винценто шел рядом и наблюдал за каждым моим движением.

– Ну показывай, что у нас тут за воротами?

– А я откуда знаю, чего у вас тут, – ответила я.

– Как не знаешь? Там, в башне, ты мне говорила, за воротами у нас какой-то век.

– Да ладно, не берите меня на пушку. Я ведь помню, что у вас тут кроме колючек ничего нету. Отведите меня на мою тропу, откуда я зашла в ваш двор или, как там Эгон сказал, двор Сальза. Вот там я покажу, чего на дворе.

– Нет, сегодня туда мы не пойдем, сегодня ты мне покажешь, где ты видела мост и откуда, говоришь, его видно?

Мы шли по тропе вверх, за большой скалой должен быть верхний замок Агело, но я уже молчала, боясь проронить хоть слово.

А то ведь замучает совсем, откуда я это знаю.

Шла молча и размышляла про себя: «Кто эти все люди?» Но не находила в себе никакого ответа. Так мы молча дошли почти до скалы. Я шла и даже не слышала, что он мне сказал или крикнул. Я только почувствовала толчок и улетела к скале, завалившись между двух камней.

«Да еклмн,» – хотела выкрикнуть было. Но тут увидела, что один здоровяк, весь обвешанный зелеными ветками, машет мечом перед Винценто.

– О Боже, придурки, вы когда наиграетесь уже, а? – закричала я.

Откуда появился второй, я не знаю, но он как будто вырос перед мной со своим мечом, да с такой ухмылкой ехидной, чем взбесил меня. Камней было, на мое счастье, аж целый вагон, ну зачем он передо мной махал этим своим мечом. Я ведь слабая женщина и только, и боюсь, как и все слабые существа, холодное, и не только холодное, но и огнестрельное оружие. Правой рукой нащупав камень, я зажала его крепко, а он шел на меня и чего-то шептал, держа перед собой меч.

Да простит меня Боже, но страх меня поборол, и я запустила камнем в него. Хоть он и был близко, я, видно, от страха сильно высоко кинула и промахнулась, ему даже весело стало. А мне-то не очень было весело от всех этих заморочек. Чего он мне шептал, я не понимала. В руке опять зажала камень и запустила в него, но не знаю, попала или нет, так как в ответ получила звучную оплеуху, что звездочки посыпались из глаз, и ударилась головой об скалу, почувствовав, как горячая струйка побежала мне за шиворот рубахи. В глазах все стало темно, слышала только лязг мечей. Нет, я не потеряла сознание, я просто на пару секунд отключилась, но, когда в глазах прояснилось, Винцент дрался уже с моим обидчиком, а тот, первый, лежал, неестественным образом головой склоняясь ко рву, и только ноги удерживали от падения в низ. Мне реально стало страшно. Я глянула на дерущихся, и в этот момент Винцент всадил меч моему обидчику в живот, он уронил свой и двумя руками схватился за всаженный Винценто меч, медленно падая на колени, мой защитник выдернул свой меч, весь в крови, враг упал лицом в землю.

– О Боже, ты ж убил его, – закричала я.

А он так спокойно ответил:

– Ну да.

– О Боже, о Боже, – меня от страха начало трясти. – Ты и другого убил?

И опять его спокойное:

– Ну да.

– Что ты ну дакаешь. Тебя же посадят теперь!

Он стоял спокойный такой, как будто убивать ему было делом привычным, и он это проделывал каждый день, мне стало совсем страшно, глядя в его зеленые глаза. Мысли мои путались, я была в шоке от увиденного. От страха трясло так, что стучали зубы.

Он подошел к ко мне ближе, прижал к себе и опять своим глухим ш-ш-ш-ш, гладил меня по волосам, сказал:

– Все хорошо, ты со мной, не бойся ничего и никого.

– Кто ты? Раз так свободно можешь лишить жизни людей, и при этом уверять, что все хорошо?

Я оттолкнула его от себя и уже кричала, страх меня окутывал еще сильнее.

– Кто ты, черт тебя подери? Кто вы все? Так свободно разгуливаете с мечами и машете ими, не боясь никакого наказания. Где я?

Он сделал ко мне шаг, но я отступила назад.

– Не подходи ко мне.

Вытянув трясущиеся руки вперед, я махала ими, как будто могла этими дрожащими руками себя защитить. Отходя назад, я во что-то уперлась ногами, когда оглянулась, это лежал убитый парень. Меня как будто кипятком облили, так я испугалась мертвого тела, я попыталась перепрыгнуть через него, но страх сковывал ноги, они обмякли, и я упала в черную дыру обморока.

Я пришла в себя, меня несли на руках, я обвила шею обеими руками, и носом уткнулась в эту сильную шею. Да, это был Винценто, мой рыцарь, но сейчас я уже не знала, в чьих я руках, кто он? Кто все эти люди, которых мне довелось увидеть за это короткое время, как я потерялась в лесу. Я чувствовала себя потерянной настолько, что ни одна умная мысль не возникала в моей голове, как быть?

– Милорд, она, кажется, пришла в себя, – услышала я.

– Я вижу, – ответил он.

И так же тихо, успокаивающе прошептал почти мне в ухо: «Ш-ш-ш-ш, все хорошо», но руки не разжимал, нес меня дальше.

– Арес, отвори ворота, – скомандовал он.

Ворота заскрипели, и я услышала, как их раскрывают, скрежет говорил о том, что они были тяжелые. Мне было в эту минуту в руках этого сильного мужчины так спокойно, что я не хотела открывать глаза и смотреть на все, что вокруг, как все пристально рассматривают, как все вокруг изменилось до неузнаваемости. Какой-то древний мир, который пугал меня своим бытом, своей реальностью. Я не хотела приходить в себя. Все, что я увидела, почувствовала, для меня было ужасным. К тому же голова трещала так, как будто хотела взорваться. Я не понимала его языка, какие указания он давал, я не понимала, что ему говорили. Я просто боялась открыть глаза. Я не верила всему тому, что происходило вокруг меня, я не могла поверить в то, что видела, что услышала, такое может случиться только в кино. Я не открывала глаза, а он не отпускал меня с рук, хотя я знала, что мы уже в замке. В его замке, его доме. Он занес меня в комнату и у кровати уже почти шепотом сказал:

– Открой глаза.

Я в ответ мотнула головой:

– Нет.

Он стал опускать меня на пол, я раскрыла глаза и, глядя в его синие глаза, разрыдалась, руки сильнее сжимали его шею, я не хотела опускаться на эту землю, где пахло смертью, где было опасно, где люди жили прошлым.

– Я боюсь, понимаешь, мне страшно, мне очень страшно, – плача, говорила я.

– Не бойся, я с тобой, я не дам тебя в обиду, – а сам гладил меня по голове, как маленькую девочку.

– Дай мне слово чести, что ты не оставишь меня здесь одну. Иначе я просто умру от страха.

– Я даю тебе слово чести и не оставлю тебя одну! Только не плачь больше.

Почему мне это было важно услышать? Но я верила ему уже на все сто процентов. Ведь он уже какой раз оказывался рядом, в ту минуту, когда опасность меня целовала в щеку.

– У меня болит голова, – сказала я.

– Посиди здесь, я пошлю за Эльзой, надо обработать рану на твоей голове.

– Нет, не уходи, – выкрикнула я и соскочила с места.

– Я здесь, не бойся, я просто выйду за дверь и позову кого-нибудь.

Он опять усадил меня на кровать.

– Тебе лучше сидеть, а то опять упадешь в обморок. Тогда мне точно придется тебя оставить тут, а самому бежать вниз и искать, кто сможет тебя привести в чувство, – улыбаясь, сказал он мне.

– Хорошо, я посижу, только ты не уходи далеко.

– Умница, сиди, а я быстро крикну кого-нибудь.

Он открыл дверь и крикнул что то, а может, позвал кого-то, я опять не понимала его речь.

Но через минуты две возле него встали два парня, чего он говорил, я уже даже не вслушивалась, голова трещала от каждого звука все сильнее и сильнее.

Еще через несколько минут вошла женщина, приятная на лицо. Улыбалась так искренне, что невольно и я улыбнулась ей. Говорила она быстро, негромко, голос был такой убаюкивающий. «Прям как в детстве, когда читают сказки детям», – подумала я. Одета она была как бабушка в деревне, но только темное платье до пола, а так, фартук, башмаки в виде галош, немножко, правда, странные, но схожесть есть. На голове чепчик, смешно как-то, но он ей подходил, на вид ей было лет пятьдесят. Такая живая, высокая, приятная толстушка. Кружилась вокруг меня, что-то быстро-быстро говорила, мне казалось, она слова выстреливает, как с автомата. Я сидела и только хлопала глазами, даже слезы перестали катиться. Она взяла меня за голову и руками дала понять, чтоб я ее наклонила вперед, она стала ощупывать вокруг раны, откуда текла кровь, когда я ударилась об скалу. Ощупывала она рану осторожно, но мне все же было больно. Когда она дернула прядь моих волос, которые склеились от крови, я закричала, такая резкая боль пронзила мою голову. Нет, это не был сон, раз я так чувствую боль, думалось мне.

Она отошла от меня, что-то отстреляла своим убаюкивающим голосом Винценту и вышла за дверь.

В дверь постучали и два здоровых парня внесли кадку, наполовину наполненную водой. Поставили в угол, еще один парень занес два здоровых ведра воды, поставил рядом. И все вышли за дверь.

Я наблюдала за всем происходящим молча, но глаза мои, я чувствовала, расширяются и, кажется хотели вылезти на лоб от всего, что вокруг происходило.

Зашла еще одна пышка, с русой красивой косой, розовые щеки, тоже в чепчике, в фартуке и длинном темном платье. Поставила небольшую лавочку у кадки и положила какой-то сверток. Развернулась ко мне и, глядя на меня в упор, смотрела, как будто ждала от меня чего-то.

Винценто все еще стоял за дверью и все что-то говорил, кому, чего, я не видела и не понимала. Девушка крикнула ему, он заглянул в комнату. Что-то ей сказал, она подошла ко мне вплотную. И стала задирать рубаху, которая была на мне, принесенная Артуром. Если честно, я ужасно обрадовалась, что все-таки эту дерюгу можно снять. Сама смотрела на вошедшего Винценто.

– Я буду за дверью, Адель поможет тебе раздеться и искупаться, потом вернется Эльза и займется твоей головой. Она пока готовит отвар. Не бойся, я рядом, и тебя тут никто не обидит.

Я смотрела опять на него, а глаза наполнялись слезами. Я не хотела плакать, но и не могла сдержать слез.

– Ты хочешь, чтоб я остался тут, при твоем купании? – спросил он.

– Нет, – только и сумела сказать я.

Он подошел ко мне, чмокнул в макушку.

– Тогда купайся и ничего не бойся, обещаешь?

Я в ответ только кивнула, и он вышел.

Адель была девушкой осторожной, осторожно помогала снять эту чертову рубаху через голову, затем мой желтый топик. А потом с таким удивлением уперлась глазами в мой бюст, нет, не в бюст, а в мой кружевной белый бюстгальтер, что, казалось, сейчас не я боюсь их всех, а они все опять меня боятся. Я расстегнула его и протянула ей. Она взяла и вертела его в руках как действительно первобытная, никогда не видевшая женского лифчика. Но когда я снимать начала свои трусики, удивление у нее увеличилось еще раза в четыре. Мои белые стринги ее по ходу просто убили. Юбка моя была уже не поймешь какого цвета, да и юбкой ее уже никак не назвать, вся грязная, порванная, внизу, где отрывала ленты на перевязку, висели нитки, одним словом, это уже была не юбка, но спустив ее через ноги вниз, я перешагнула через нее совершенно нагая и пошла к кадки. Смотрела на эту деревянную бочку и думала, как в ней купаться? Опустила руку в воду, вода была не горячей, но приятно теплой. Адель пододвинула маленькую лавочку мне под ноги, а я не знала, то ли мне надо на нее сесть, то ли наступить. Но я не стала долго раздумывать, так как действительно хотела смыть весь этот кошмар с себя, я задрала ногу, перекинув ее через край кадки, оттолкнулась другой ногой от пола, подпрыгнув, я быстро перелетела через борт этой бочки и оказалась в воде.

Ай, вскрикнула я, так как от теплой воды все мои царапки и раны на теле защипали, мне хотелось вылететь из воды назад. Хоть боль и была ощутима и неприятна, я все же стояла в воде, стараясь побороть жжение болячек. Через некоторое время боль стала отступать, и я потихоньку начала погружать себя в воду, но сесть на дно я не могла, как можно в бочке сесть. Пока я обдумывала, Адель подала мне ту же маленькую лавочку, и я поняла, что на нее надо садиться. Она набрала в ковш воды из ведра и стала осторожно поливать мне на голову. Потом взяла какой-то кусок и стала им мне натирать волосы.

– Обалдеть, мыло, а что, шампуни в вашем сервисе не предусмотрены? – пробурчала я, так как намыливала она голову больно и настырно, не давая мне вывернуться из ее рук. Но там, где была рана, она была все же осторожна, а у меня от боли захватывало дух, и я замерла. Промыв мои волосы чистой водой из кувшина, она еще раз намылила, но уже я, не извиваясь, сидела как онемевшая статуя, только вскрикивала и дергалась иногда от боли. Помыв мою голову, она стала намыливать кусок мешковины, видно, заменявший мочалку, и тихонько стала тереть по спине. Я взяла из ее рук мочалку и сказала:

– Спасибо, дальше я сама.

Она наверно поняла, отошла от кадки, а я краем глаза глядела на нее, мылив себя обмывочным куском мыла, который был с каким-то непонятным запахом, напоминавшим мне хозяйственное мыло. Адель снова подошла к моей одежде, которая лежала на полу, собрав все, она опять уперлась своим взглядом в мое нижнее белье.

«Вот первобытная мадам, – думала я. – Что, трусы и лифчики не носит, что ли? Ужас.»

Рассмотрев, она свернула все в юбку и хотела выйти, я закричала.

– Ты куда понесла одежду? Я что, голой должна остаться?

Она остановилась, пожимая плечами, что-то проговорила. Мы не понимали друг друга.

Я показывала руками, всеми жестами, какими можно объяснить:

– Тащи обратно, блин, мою одежду!

Она нехотя все же подошла. Я выхватила с ее рук одежду и бросила сверток на другую сторону от нее.

Дверь открылась, и вошла толстушка с ковшом, защебетала своим убаюкивающим голосом, вот бы еще понять, чего щебетала. Так нет же, я не понимала ни слова. Они вдвоем подошли ко мне. Адель держала меня за плечи, толстушка наклоняла голову вперед за макушку, я поддалась и расслабилась. Она что-то говорила и тихонько стала лить воду из кувшина, нет, это была не вода, запахло травой какой-то, но как только зелье коснулось раны на голове, я закричала как ненормальная, вырываясь из рук Адель. Боль была сильной, жгло так, как будто мне влили раскаленный свинец, который прожигал теперь и нутро головы тоже.

– Вот изверги чертовы! – кричала я. Но они не обращали внимания на мои вопли, все лили и лили эту гадость на мою голову. Адель еще крепче прижала меня к стенке кадки.

Наконец-то зелье закончилось, в глазах двоилось. Мне уже ничего не хотелось, только лечь и забыться во сне. Я стала вылезать из этой долбаной бочки, они мне помогали вдвоем, Адель накинула на меня простыню, я замоталась в нее и двинулась к кровати, я не легла, просто упала в нее, не хотела больше шевелиться, в голове все жгло, мозги, казалось, плавились. Но мне не дали спокойно забыться. Эти две милые пышки стали меня опять толкать, одна хотела забрать простынь, в которую я укуталась, другая за плечи отрывала меня от подушки.

– Да еклмн, – ворчала я, – оставьте меня все в покое.

Но головная боль сверлила виски и молоточком стучала в лоб при каждом моем слове, я замолчала. Открыла глаза, смотрю на этих девиц, а сама убить была готова за их рвение меня поднять. Та, что с убаюкивающим голосом, наверное, и была Эльза, раз суетилась все у моей башки, потом поднесла ковш опять с какой-то травой заваренной к моему рту. Я глотнула и закашлялась. О Бог мой, такой горькой гадости я еще не пила.

Но она не отставала и поднесла опять ковш ко рту, чтоб я пила дальше, при этом показывала, чтобы я глубже дышала. Я так поняла, что пока все это не выпью, меня не оставят в покое. Вдохнула три раза глубоко, выдохнула и залпом стала пить эту горечь, преодолев себя, я почти всю ее все же выпила и давай дышать, чтоб не задохнуться от кашля. Адель меня слегка похлопывала сочувственно по спине. Когда я почувствовала, что могу уже спокойно дышать, Эльза размотала сверток, который лежал на табурете. Это была белая льняная рубашка, напоминавшая мне бабушкину ночную сорочку. Эльза стала ее натягивать осторожно через мою голову, я уже не сопротивлялась ничему, а податливо помогала одеть себя. Как только я оделась, в дверь постучали, Эльза крикнула в ответ на стук, и в комнату вошел Винценто, пропуская вперед молодую девицу в фартуке и чепчике с подносом в руках. Поставив поднос на табурет, придвинутый Адель, девица удалилась. На подносе стояла деревянная кружка, чем-то наполненная, и кусок белого мягкого хлеба. Винцент прошел к кровати, присел на край рядом с табуретом и сказал: