Читать книгу Симфония до-мажор. Роман - Мирраслава Тихоновская - Страница 19

Однажды августовским днём, когда каникулы приближались к своему завершению, а разленившиеся учащиеся слонялись без дела, Лёка вертелся у распахнутого настежь окна. Настраивая горланивший магнитофон, чтобы всем хорошо было слышно, он увидел Рому, бредущего из булочной со свежим, изрядно покусанным батоном в руке.

Видя, что Ромка ничем особенно не занят, обрадованный Лёка покричал ему, чтоб тот подождал его. Рома остановился, продолжая отщипывать по кусочку ароматную корочку, рискуя не донести хлеб до дома.

– Давай что-нибудь придумаем, сходим куда-нибудь, – сказал для затравки Лёка, имея в голове совершенно определённый план.

– Не могу, у меня сегодня трудотерапия. Предки велели привести своё жилище в порядок.

Родители, стараясь приучать сына к труду, и в каникулы не давали Роме поблажек, требуя неукоснительного выполнения домашних обязанностей. От нескончаемых, бесполезных каждодневных дел он отлынивал всеми способами. Но сегодня всё-таки был вынужден этим заняться.

– А я думал тебя с собой позвать.

Лёка уже давно был поглощён одной идеей, которая не давала ему покоя, но, боясь быть осмеянным, не решался озвучить её своим друзьям. Да он и не хотел бы доверить кому-нибудь свою сокровенную тайну, но сам, без посторонней помощи эту задачу не смог бы решить. Она касалась его будущности, требовала длительной подготовки, одобрения и поддержки авторитетного человека. Такой личности в окружении Лёки не было. Но он узнал, что нужный человек живёт где-то далеко за городом, в лесу.

– А ты куда? – Расставленная удочка сработала.

– К старцу.

– К…? Зачем?

– Да так… К нему и люди, и звери за помощью приходят. Говорят, он видит всех насквозь. Всё, как скажет, так и сбывается.

– А горы переставлять он может?

– Что ты ржёшь? Давай сходим к нему. Я благословение хочу получить.

– Это ещё зачем?

– Пусть скажет, что мне делать, я священником решил стать.

– Я щас со смеху упаду! – подкручивал пальцем у виска Ромка. – Ты что, того, спятил? Эта твоя дурь тебя в монастырь заведёт.

– Ничего ты не понимаешь, – Лёка так и знал, что ребята осмеют его. И всё же их насмешки не могли поколебать его стремление, внутренне он уже собрался в дорогу.

– Ну, идёшь со мной?

Отправиться туда, не знаю куда, и добыть то, не знаю что, в одиночку он не решался. Одному было скучно, а по правде сказать, и страшновато. Лёка не был смельчаком. Уж если кто-то в их компании и мог действительно считаться геройской личностью, так это Ромка. Его и в разведку можно посылать.

– Ладно. Пойдём посмотрим, что это за старец такой, – воодушевился перспективой приключения Рома.

– Ты можешь тоже чего-нибудь спросить, – обрадовался Лёка.

– Что, например?

– Ну, где находится Царство Небесное…

– Где же ещё, конечно, на небе!

– Вот, а ты уверен, что оно вообще есть?

Роме теперь были понятны мотивы перемен в друге. Лёка последнее время был какой-то задумчивый и тихий как никогда.

– Уверен. Сказки всё это! Чушь собачья!

Роме не нравился минорный настрой приятеля, но он уже понял, чтобы хоть чего-нибудь добиться, салаг* приходится опекать, направлять или подталкивать.

Вдыхая густой знойный воздух, друзья шли в сторону ущелья. Там, как говорили, в прохладе тенистого леса, отказавшись от мирских благ, жил отшельник. Не страшась ни змей, ни диких зверей, божий человек пребывал под покровительством Господа. Обителью ему служила убогая лачуга, расположенная вдали от людей. Питался он, чем Бог пошлёт, воду пил из ручья, на берегу которого его время от времени и встречали. Уверенные, что он способен совершать чудеса, к нему обращались за помощью.

Порядком подуставшие от длительного перехода, ребята остановились, чтобы, прежде чем двинуться дальше, передохнуть и окунуться в воду.

Вдруг к ним из лесных зарослей вышел монах в нищенском облачении. Это был глубокий старик, белый, как лунь, худощавый, похожий на пришельца из седой древности, которому от немощи приходилось опираться на палку.

Ребята замерли от неожиданности, разглядывая святого, сошедшего со старинной иконы. Глядя пронзительно ясными, живыми, лучистыми глазами на подростков, предугадывая их вопросы, как будто разговаривая сам с собой о том, что было понятно лишь ему одному, он произнёс:

– Царствие Небесное – родина человечества… А ты, – он указал в сторону Лёки суковатым пальцем, – зря стремишься в храм. Тебе нужно жить в миру. Священником будешь… – он обернулся к Роме, – вот ты, негр.

– Я? Почему я?

Рома вспыхнул от возмущения, дыхание его прерывалось, в нём всё заклокотало от гнева. – Я не собираюсь работать попом. Лёка хочет, пусть он и будет!

В нём поднялась досада и на старика, и на приятеля. Это он для того, что ли, пилил два часа по жаре, чтоб услышать этот бред?

– Знаете что… – Он постарался подавить в себе вспыхнувшее возмущение, взял себя в руки и попытался логически объяснить старику его ошибку.

– Знаете, я учусь в музыкальной школе, чтоб стать настоящим музыкантом. А музыканты выступают на сцене. И я буду выступать на сцене, и буду ездить на гастроли за кордон. – Рома, сжав зубы, в сердцах кивнул в сторону моря. Его всего трясло от негодования. – Я стану очень известным и богатым.

– Что ты, дитя моё! – Старец притронулся к нему своей сухощавой рукой, и Рома ощутил миллионы тончайших световых нитей, исходящих от его прикосновения. Старец смотрел ласково ему в глаза, как бы сквозь него, и видел что-то невыразимо прекрасное. Его проницательные, ясные глаза смотрели в самую глубину души. – Всех богатств этого мира тебе мало. Тебя ждёт гораздо большее.

Рома смотрел во все глаза на необычного человека и чувствовал, как под взглядом старца его вспышка затухает и чувство покоя и полного доверия наполняет его.

– Что он сказал? Ты понял хоть что-нибудь? Почему он меня негром обозвал? – возвращаясь домой, спрашивал Рома своего приятеля, расстроенного не меньше его. Лёка только пожал плечами, скривив недовольную мину. Ему тоже было обидно. С какой стати старец напророчил Ромке горы богатств, когда это он, Лёка, пришёл специально к нему.

– Мне, наоборот, показалось, что про тебя он очень хорошо сказал. Типа, что ты завоюешь весь мир.

– Вот увидишь, я стану музыкантом и уеду в Америку! – Рома кипел от бешенства. Всё его существо противилось невозмутимому приговору старца. Он злился на старика, который своим пророчеством посмел вмешаться в его планы.

И, может быть, Рома постарался бы забыть этот разговор, если бы не эти особые лучистые глаза старца и теплота его взгляда. Временами, вызывая из памяти его образ, Рома думал, как же при всей своей святости и прозорливости старец мог так ошибиться?