Читать книгу Инквизитор - Мишель Альба - Страница 4

Дома ее никто не ждал.

Лудовика, прихватив Спагетти, их премиленькую, способную ненавязчиво просочиться куда угодно таксу, умчалась с друзьями на уикенд.

"Буду к понедельнику. Паста в холодильнике. Не забывай питаться. Целую. Луди".

Записка, прикрепленная миниатюрной подковкой-липучкой к дверце холодильника, как нельзя исчерпывающе рассказывала о дочери, шестнадцатилетней девице, в девять лет учинившей "дворцовый" переворот и взявшей в свои руки управление их маленьким государством. И, в первую очередь, его единственной подданной – вечно куда-то спешащей матерью, на ходу жующей "левые" бутерброды и иногда забывающей в спешке выскочить из тапочек. Так в них и прибывающей на конечную остановку – или в университет, или в клинику, или, и того хуже, на какую-нибудь тусовку типа ученого совета.

Доменик безропотно согласилась на смену руководства, не сопротивляясь диктатуре вышестоящего органа власти, поскольку Лудовика без особых затруднений справлялась с возложенными на себя полномочиями – напомнить матери о ее же дне рождения, дать Высочайшее добро (или не дать) на цвет губной помады, успеть вовремя подсунуть mammine[1] суп-пюре (все прочие блюда откладывались на "потом").

Они остались вдвоем, когда Луди еще не было и трех лет. Доменик тогда было двадцать один.

Подрабатывая в госпитале, она одновременно заканчивала третий год обучения на степень бакалавра в Падуе, где ею и заинтересовался когда-то ведущий профессор кафедры клинической психологии.

Позже Таддео, увлекшись очередной романтической студенткой – Доменик в свое время пережила тот же статус, случайно для ее поклонника перескочившего в "жену" – объявил о своем уходе:

– Не думаю, что у тебя будут ко мне претензии. И ты справишься. Дом, машина, кругленькая сумма в банке для Лудовики – этого достаточно, чтобы вы не напоминали мне о себе. Идет?

Конечно, "идет". Вопрос – куда "идет"? Ведь малышка требовала все больше внимания.

Но останавливать мужа не имело смысла. Хотя бы потому, что последние месяцы перед уходом он наличествовал в доме чисто номинально. Иногда заезжал порыться в своей многотомной библиотеке, увозя в новое пристанище кипу нужной ему для работы литературы, или перебрать скудеющий раз от раза гардероб, постепенно переселяющийся в чей-то шкаф.

Доменик справилась. Без напоминаний о себе и без предъявлений претензий кукушке-мужу.

Дом явно скучал по Лудовике и по пронырливой Спагетти, успевающей с радостным повизгиванием отметиться почти одновременно в давно насиженных местах – на коленях у Доменик, в ее платяном шкафу, научившись просовывать острый нос в узкую расщелину между неплотно прикрытыми дверцами, на диванных подушках, умудряясь по длине соответствовать всем трем сразу.

Вместо привычного слухового и зрительного бедлама, учиняемого бесконечными телефонными беседами Лудовики с ее многочисленными приятелями (время суток в расчет не берется) или прочно обосновавшимися в комнате дочери "рэпа", "рока", "металла" и прочих, не поддающихся звукоизоляции, музыкальных шумов, сдобренных вездесущей суетливостью Спагетти, ее встретили пустая тишина и немая темнота.

Ужинать не хотелось.

Доменик сварила кофе и забралась с ногами в кресло, получая несказанное удовольствие от возможности не сверяться с часиками, чтобы куда-то не опоздать, не заглядывать в телефон, проверяя пропущенные звонки, и просто не…

Она прислушалась…, показалось? Или…, действительно, шорох?