Читать книгу Дневник. На Поместный Собор. 1917–1918 - Митрополит Арсений (Стадницкий) - Страница 4

«Делом Великого строительства церковного» назвал работу Собора при его закрытии Святейший Тихон, Патриарх Московский и всея России. Поместный Собор 1917–1918 гг. явился выдающимся событием не только церковной, но и общей истории России. Русская Церковь долгое время готовилась к созыву Собора. В его работе принимали участие все слои русского православного общества: иерархи, клирики и миряне, представители академической науки, интеллигенции, крестьяне, члены Государственной думы и Государственного совета, кадровые военные, общественные и государственные деятели. Одним из самых видных и важных представителей Собора несомненно явился архиепископ, а затем митрополит Новгородский Арсений (Стадницкий) – единственный член Собора, который не пропустил ни одного его заседания, товарищ Председателя Собора, председательствовавший на 140 его заседаниях, член Соборного Совета и Епископского Совещания, второй кандидат на Патриарший Престол.

Выдающийся церковный и государственный деятель, митрополит Арсений (в миру Авксентий Георгиевич Стадницкий) родился в 1862 г. в семье священника Бессарабской епархии. В 1885 г. окончил Киевскую духовную академию и в том же году был пострижен в монашество. В 1897–1903 гг. сначала инспектор, а затем и ректор Московской духовной академии (в дневнике за 1917 г. академии посвящены самые светлые страницы). В 1898 г. хиротонисан во епископа Волоколамского, викария Московской епархии. С 1903 г. епископ Псковский и Порховский. В 1904 г. удостоен степени доктора церковной истории. Член Предсоборного Присутствия. В 1907–1917 гг. член Государственного совета. С 1910 г. архиепископ Новгородский и Старорусский. Член Святейшего Синода. В 1917 г. член Предсоборного Совета. Новоизбранный Собором член Священного Синода, получивший наибольшее число голосов. Неоднократно подвергался репрессиям. В 1922 г. проходил по одному делу с Патриархом Тихоном. С 1924 г. находился в ссылке в Средней Азии, где впоследствии ему было разрешено свободно проживать до конца жизни. С 1933 г. митрополит Ташкентский и Туркестанский. Скончался 23 февраля 1936 г. в Ташкенте[5].

Русская Церковь ожидала Собор и готовилась к нему долгие годы. Позднее член Собора А. В. Карташев писал: «Русская Церковь, лояльный спутник русского государства, естественно, была потрясена катастрофой русской революции 1917 года. Но, как ни покажется неожиданным, она оказалась сравнительно более подготовленной к этой катастрофе, чем само государство»[6].

Если в XIX веке о Соборе писали в основном славянофилы, то в начале XX века о нем заговорили не только в церковных кругах, но и на уровне высшей государственной власти. Большое воздействие на судьбу церковной реформы оказал указ Императора от 17 апреля об укреплении начал веротерпимости[7].

13 июля 1905 г. по инициативе обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева[8] правящим архиереям был разослан циркуляр № 3542 с предложением высказаться по намеченному кругу вопросов, касавшихся церковной реформы. Свои отзывы иерархи должны были представить не позднее 1 декабря 1905 г. Эти ответы были напечатаны в четырех томах в 1906 г.[9] Архиереи, отвечая на вопросы разосланных им анкет, среди основных проблем, стоящих перед Русской Православной Церковью, выделили проблему созыва Поместного Собора.

Епископ Псковский Арсений представил свой отзыв 8 декабря 1905 г.[10] В нем он отметил: «Замечаемые ныне нестроения в церковной жизни происходят главнейшее из одного источника – уклонения от лежащего в самой церковной жизни начала соборности (здесь и далее выделено епископом Арсением. – Ред.). Соборное начало выражает самый характер внутренней жизни, внутреннего устроения и управления единой, святой, соборной и апостольской Церкви… В русской же Церкви последний Поместный Собор происходил более двух веков тому назад, и за все время синодального управления члены Церкви не имели духовного утешения слышать соборный ее голос, и органы, в коих выражалось начало соборности, не получили развития. Ввиду сего представляется существенно важным и необходимым периодический созыв Поместных Соборов русской Церкви, кои имеют быть и в будущем, как были ранее, основой церковной организации.

Предположенный к созыву первый Поместный Собор русской Церкви представляет особую важность – между прочим – и в том отношении, что условия, при которых он фактически будет осуществлен, послужат основанием организации дальнейших русских церковных соборов; поэтому определение сих условий требует чрезвычайной внимательности и осторожности[11]… Будучи существенным элементом церковного строя, начало соборности должно проникать собой все стороны церковной жизни, быть последовательно проведено через все составные части церковной организации – приход, епархию, митрополию и вообще всю русскую Церковь. Только при этом условии возможно освобождение связанных сил Церкви и оживление ее внутренней жизни»[12].

Он также отметил: «Основным вопросом при созыве первого русского Поместного Собора является вопрос о составе последнего… [Собор] не может состоять из представителей одной какой-либо церковной степени… Вообще, при одностороннем представительстве на церковном соборе может не быть принята во внимание вся полнота нужд Церкви, не по каким-либо групповым интересам, как это нередко высказывается (таким интересам не может быть места в Церкви и тем более – на церковном соборе), а единственно в силу чрезвычайно разнообразных нужд церковных, кои посему должны иметь возможно более разнообразных своих выразителей. Таковыми, кроме епископов, являются прежде всего представители белого духовенства, ближайшие и непосредственные пастыри церковного стада; они и могут представить богатый и ценный материал для соборных суждений о действительных нуждах Церкви. Также справедливым и желательным представляется присутствие на церковном соборе и верных мирян»[13].

«Основой церковной, – по мнению епископа Арсения, – является приход, от жизнеспособности которого зависит жизнедеятельность и всего церковного организма. Поэтому с обновлением строя при ходской жизни и нужно начинать дело церковного переустройства»[14]. Именно этому вопросу и посвятил епископ Арсений большую часть своего отзыва.

Далее он изложил свои соображения о церковном суде, о духовно-учебных заведениях, о строе епархиального управления, отметив важную роль епархиальных съездов в жизни Церкви.

В конце своего отзыва епископ Арсений замечал, что «Русская Православная Церковь очень обширна – и по своей территории, и по числу верующих; условия жизни последних в различных местах нашего отечества не одинаковы; сплошь и рядом в иных епархиях возникают насущные, жгучие нужды, каких не испытывают другие епархии… Восстановление митрополичьего института в его древнецерковном значении, применительно к новым условиям и потребностям, явилось бы одним из наиболее действенных путей для осуществления в современной Церкви начала соборности; митрополичий институт составлял бы крепкое и живое звено, которым неразрывно соединялись бы меньшие церковные единицы с высшим органом управления русской православной Церкви, образуя единое живое, соборное тело Церкви… Митрополичьи округа должны быть объединены под властью первосвятителя русской Церкви, согласно с церковными канонами… Ради чести русской Церкви, первосвятителю ее более всего приличествует сан патриарха. В лице патриарха русская Церковь приобретет своего представителя… Учреждение у нас или, вернее, восстановление патриаршества будет знамением освобождения православной русской Церкви от опеки государства и возвращением к “ее древней, отцами преданной и святыми канонами утвержденной, церковной красоте”. Избрание патриарха принадлежит Поместному Собору русской Церкви с соизволения Государя. Патриарх управляет Церковью не единолично, а посредством постоянного Синода, в состав которого входят избираемые на митрополичьих Соборах епископы. Самым высшим церковно-законодательным учреждением в русской Церкви должен быть Поместный Собор, созываемый периодически по мере надобности. Теперь остается молить Бога, чтобы, во исполнение обещания Государя, скорее наступило “благоприятное время” для созыва Поместного Собора Всероссийской Церкви. Но предварительно непременно должен быть съезд всех епископов, так как я уверен, что и среди нас существуют разногласия по иным вопросам веры и церковного управления»[15].

Для подготовки Собора было организовано Предсоборное Присутствие, которое заседало с 3 марта по 15 декабря 1906 г. Епископ Арсений принимал в нем участие, возглавив отдел о реформе духовно-учебных заведений[16]. С деятельностью Присутствия можно познакомиться по изданным материалам[17], а также и по трудам И. Смолича[18].

31 января 1907 г. епископ Арсений был избран членом Государственного совета от монашествующего духовенства и 2 февраля возведен в сан архиепископа, ас 1910 г. назначен управлять Новгородской епархией.

Работу Предсоборного Присутствие продолжило в 1912–1914 гг. Предсоборное Совещание[19]. В связи с начавшейся Первой мировой войной решение о созыве Собора было отложено, однако труды Присутствия и Совещания не остались без внимания, многие участники предсоборных органов стали членами Поместного Собора[20].

В марте 1917 г. пала монархия. После отречения Императора Николая II великий князь Михаил Романов[21] отложил решение вопроса о государственном устройстве России до созыва Учредительного собрания. «С момента отречения Императора и упразднения императорской власти в России принципиально упразднились и все основные законы и все учреждения, созданные волеизъявлением исчезнувшей верховной власти. Вся верховная конституционная власть на время до Учредительного Собрания перешла к Временному правительству, которое своими декретами вынуждено неограниченно творить законы, учреждения и акты управления», новая власть «декларировала и в общей форме и по конкретным поводам все демократические свободы: веры, слова, печати, собраний, союзов»[22].

К сожалению, к настоящему времени не обнаружен дневник начала 1917 г. О настроении и деятельности архиепископа Арсения в первые дни после Февральской революции можно ознакомиться по его выступлению на пастырском собрании протоиереев и иереев г. Новгорода 26 марта. «Когда переживался великий момент революции, я был в Петрограде по обязанностям временного члена Святейшего Синода, – говорил архиепископ Арсений. – Должен сказать, что обязанности эти теперь – не честь, а великий крест и великая ответственность… Царствование дома Романовых прекратилось… Мы хотели бы знать, как новый строй жизни отнесется к Церкви? Несомненно, тут нас ожидают большие перемены… Но ко благу ли Церкви послужит новый строй гражданской жизни России, это покажет будущее… Во всяком случае успокаивать себя, ждать безмятежной жизни не приходится… Моя мысль устремляется в будущее. Что сулит оно Церкви? Боюсь, что свобода принесет Церкви скорби и страдания…Что же нам делать в настоящее переходное время?..

И вот мое первое архипастырское предостережение и мольба. Помните, что если дисциплина необходима в армии, то безмерно более она должна отличать членов и особенно пастырей Церкви… Молю Пастыреначальника Христа, чтобы слово мое коснулось сердца моей паствы: повторяю, дело касается не интересов тех или иных лиц; вопрос идет о бытии церкви, о том, чтобы отстоять ее…»[23]

По словам члена Собора А. В. Карташева, «эпоха Временного правительства России 1917 г. была только прологом ко всем ужасам большевизма»[24]. Разлагающие веяния проникли и в церковную среду, в печати стали появляться статьи с нападками на прошлое Русской Церкви, в которых правда была перемешана с ложью, образовывались группировки, которые открыто провозглашали своей целью не только обновление церковного управления, но и реформу православного вероучения. Сразу же после прихода к власти Временного правительства был назначен новый обер-прокурор Святейшего Синода В. Н. Львов. Вскоре после этого последовал разгон прежнего состава Синода и смещение с кафедр целого ряда архиереев. Был собран новый состав Синода, призванный, по мнению Львова, провести коренные перемены в церковном управлении. Но сами члены вновь созванного Святейшего Синода, по словам протопресвитера Н. А. Любимова, своей задачей ставили только «довести церковный корабль до этой пристани, то есть до Собора»[25].

29 апреля 1917 г. Святейший Синод объявил о начале подготовки к созыву Поместного Собора и о введении выборного начала на всех уровнях церковного управления, в том числе и при замещении архиерейских кафедр. В тот же день было решено образовать Предсоборный Совет с целью обсуждения вопросов, подлежащих рассмотрению на будущем Соборе, и подготовки для него рабочих материалов[26].

Кроме того, Святейший Синод обратился к архипастырям и пастырям и всем верным чадам Российской Православной Церкви с посланием о мероприятиях высшей церковной власти в связи с предстоящим созывом Поместного Собора[27]. 8 мая 1917 г. Святейший Синод объявил о дате созыва Предсоборного Совета, который должен был открыться 11 июня в Петрограде «для обсуждения назревших вопросов, касающихся устроения Православной Российской Церкви». В Совет надлежало войти членам Святейшего Синода, семи архиереям по выбору епископата, представителям духовно-учебных заведений и монашествующих, лицам по приглашению Синода, а всего – 64 лицам из епископов, священников и мирян. Работа Предсоборного Совета согласно определению Синода должна была проходить в десяти отделах, тематика которых охватывала все насущные стороны церковного управления и церковной жизни того времени. В результате архиерейских выборов, прошедших в мае – начале июня 1917 г., избранными оказались в порядке получения голосов: архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий) (83 голоса), архиепископ Литовский Тихон (Беллавин) (58 голосов), архиепископ Тамбовский Кирилл (Смирнов) (46 голосов), митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) (45 голосов), архиепископ Волынский Евлогий (Георгиевский) (29 голосов), епископ Минский Георгий (Ярошевский) (27 голосов), епископ Пермский Андроник (Никольский) (27 голосов)[28]. Следует заметить, что трое из избранных архиереев были членами распущенного Святейшего Синода, а митрополит Киевский Владимир в работе Предсоборного Совета участия не принимал. При обсуждении программы Собора в Совете использовались материалы Предсоборного Присутствия и Предсоборного Совещания.

Предсоборный Совет работал в Петрограде с 12 июня по 31 июля 1917 г. и подготовил для предстоящего Поместного Собора пакет законопроектов по тематике каждого из созданных десяти его отделов.

Предсоборный Совет осуществлял свою работу и в Общем собрании (пленарных заседаниях), а также составляющихся по решению отделов особых совещаниях. В общем собрании председательствовали архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) и экзарх Грузии архиепископ Платон (Рождественский).

Основная часть дискуссий проходила в Отделах Совета, а также на особых совещаниях. 1-й отдел должен был заниматься вопросами о производстве выборов на Всероссийский Церковный Собор, его организации и составлении наказа для него; 2-й – о преобразовании высшего центрального управления Православной Российской Церкви (постоянный Собор и Синод), об образовании церковных округов и об устройстве церковного управления в Грузии и Финляндии; 3-й – об епархиальном управлении; 4-й – о церковном суде; 5-й – о благоустроении прихода; 6-й – по делам веры и богослужения, о единоверии и старообрядчестве; 7-й – о церковном хозяйстве; 8-й – о правовом положении Церкви в государстве; 9-й – о монастырях и монашестве; 10-й – о духовно-учебных заведениях. Во главе каждого Отдела был поставлен член Совета в сане архиерея, в помощь которым избиралось по два товарища председателя[29].

Стоит подробнее остановиться на работе 8-го отдела «О правовом положении Православной Российской Церкви в государстве», который возглавил архиепископ Арсений[30]. Обсуждение российской церковной общественностью, в том числе в церковной и светской печати, на епархиальных съездах духовенства и мирян, проблем взаимоотношений Церкви и государства в предсоборный период носило активный и всесторонний характер и находилось в неразрывной связи с общим вопросом о проведении церковных реформ и созыве Поместного Собора. Проекты построения этих взаимоотношений рассматривались и в ходе деятельности Предсоборного Присутствия 1906 г., и в заседаниях Предсоборного Совещания 1912–1914 гг., но после Февральской революции 1917 г. уже не соответствовали сложившейся в стране обстановке.

Начало работ 8-го отдела ознаменовалось обсуждением теоретических вопросов – о различных моделях церковно-государственных отношений. Высказывались порой противоположные мнения, члены Отдела соглашались с тем, что церковная позиция по оптимальной модели взаимодействия с государством должна быть соборно сформулирована до Учредительного собрания. Для подготовки программного документа 8-го отдела большое значение имели разработки профессора П. В. Верховского. В основу законопроекта были положены его тезисы, дополненные и заново отредактированные на заседаниях Отдела в конце июня – первой половине июля 1917 г. Во время дискуссии существенные разногласия вызвал пункт законопроекта, требовавший принадлежности главы государства и министра исповеданий к православию от рождения.

Подготовленный в 8-м отделе законопроект был спустя некоторое время одобрен Общим Собранием Предсоборного Совета 14 (27) июля 1917 г., 19 июля (1 августа) – утвержден Святейшим Синодом. Архиепископ Арсений следующим образом сформулировал фундаментальные принципы документа: «Церковь должна быть автономна в своей внутренней жизни, но это не значит, что Церковь должна быть отделена от Государства, союз Церкви и Государства может быть не внешним, а внутренним. Государство не будет считать Церковь своим ведомством, но дружелюбно будет относиться к Церкви, признавая ее культурно-просветительное значение и не отказывая ей в материальной помощи на культурно-просветительную деятельность»[31].

Но основной задачей Предсоборного Совета, по мнению архиепископа Арсения, была «вовсе не научная только подготовка законопроектов к Поместному Собору, не канцелярская только работа, не даже собирание фактического материала, но и, главным даже образом, подготовление такого настроения верующего народа, при котором можно было бы быть уверенным, что Собор будет авторитетным в глазах народа, все постановления Собора будут приняты с любовью и уважением»[32].

По мнению большинства членов Святейшего Синода Собор должен был быть собран до начала работы Учредительного собрания. 5 июля 1917 г. Синодом было принято постановление: «Признавая необходимым, ввиду чрезвычайных обстоятельств настоящего времени, немедленный созыв Поместного Собора Всероссийской Церкви… 1) назначить открытие Поместного Собора Православной Всероссийской Церкви в день честного Успения Пресвятой Богородицы 15-го августа в богоспасаемом граде Москве». Тогда же было утверждено «Положение о созыве Собора» и решено «о созыве Собора обнародовать особое послание от имени Святейшего Синода, каковое послание прочесть в первый воскресный или праздничный день по получении текста его». Во всех органах церковной печати надлежало опубликовать как текст послания, так и текст «Положения о созыве Собора»[33]. В «Положении» в части 3 говорилось о «выборах в епархиальном избирательном собрании», которое «должно состояться во вторник, 8-го августа, после торжественного богослужения»[34], под руководством епархиального архиерея[35].

Архиепископ Арсений в связи с выходом послания Святейшего Синода обратился к новгородской пастве с «Архипастырским воззванием», в котором писал: «Церковный Собор – это нечто совсем отличное от мирских собраний: это не только решение дел, установление тех или иных правил, а прежде всего момент религиозного подъема, единения верующих, созидания новой церковной жизни, обновления веры, восстановление полузабытых, ушедших в глубь веков священных заветов… Собор и должен быть исповеданием Христа и Его Святой Церкви – исповеданием светлым и бодрящим, веры в непобедимую и непостижимую силу дела Христова, в жизненную правду Его заветов… Понесем же туда, на Собор, свою веру и любовь ко Христу, надежду на великое будущее Церкви, стремление объединиться на борьбу со злом оружием любви и правды»[36].

Выборы на Собор проходили сначала на самом низшем уровне в воскресенье 23 июля по всей стране на приходском собрании. От каждой церкви на вышестоящий съезд своего благочиния выдвигались выборщики: 1) все штатные члены причта и 2) благочестивые миряне (православного исповедания и мужского пола) в двойном по отношению к штатным клирикам количестве. На этом этапе в отличие от остальных могли принимать участие лица женского пола. От монастырей выдвигались каждый десятый мантийный монах и в двойном размере от их числа – постоянные богомольцы обители. Рясофорные монахи, послушники и насельницы женских обителей участвовали в выборах наравне с мирянами. С учетом же того, что по состоянию на 1914 год в Российской империи насчитывалось свыше 54 тыс. приходских церквей, около 1000 монастырей, свыше 112 тыс. одного только белого (без учета военного) духовенства, то в определенной мере можно говорить о начавшихся 23 июля буквально «всероссийских» выборах на Поместный Собор. Благочиннические собрания по всей Русской Церкви должны были собираться 30 июля. Каждому из них на свой местный епархиальный избирательный съезд надлежало избрать двух клириков (один из которых должен был иметь сан священника) и трех мирян. Выборы проходили закрытым голосованием, и все решало большинство голосов. Параллельно шло выдвижение на епархиальные съезды выборщиков от местных духовных учебных заведений: от правления семинарий – два человека, от правления женских епархиальных училищ, женских училищ духовного ведомства и мужских духовных училищ – по одному представителю. Соответствующие епархиальные собрания проходили 8 августа с присутствием всех местных архиереев. Председательствовать на них надлежало епархиальным преосвященным. От них на Поместный Собор надлежало выдвинуть пятерых: двух клириков (один из которых обязательно в сане священника, а другой – в любом: хоть в сане епископа, хоть псаломщика) и трех мирян. Выделялись и другие квоты: военному и морскому духовенству, единоверцам, всем четырем духовным академиям, Академии наук и 11 университетам, а также выделялись места для православных членов Государственной думы и Государственного совета. Права членов Собора предоставлялись представителям Восточных Патриархов и православных автокефальных Церквей. Помимо выборных на Поместном Соборе по должности присутствовали все члены Святейшего Синода, все епархиальные архиереи, наместники всех четырех лавр, настоятели Соловецкого, Валаамского монастырей, Саровской и Оптиной пустыней, члены Предсоборного Совета, а также два протопресвитера: Успенского собора Московского Кремля и военного и морского духовенства. Всего было избрано и назначено по должности 564 человека: 80 архиереев (то есть примерно каждый второй из общего количества «штатных» в тот момент иерархов Православной Российской Церкви), 129 лиц пресвитерского сана, 10 дьяконов из белого духовенства, 26 псаломщиков, 20 монашествующих (архимандритов, игуменов и иеромонахов) и 299 мирян.

Выборы на Собор от Новгородской епархии проходили в Новгородском Антониевом монастыре под председательством архиепископа Арсения[37].

13 августа 1917 г. архиепископ Арсений и архиепископ Петроградский Вениамин (Казанский) прибыли в Москву. Члены Собора поселились в помещении Московской духовной семинарии, где обосновалось большинство членов Собора. Архиереи – члены Собора – поселялись в московских монастырях. Владыки Арсений и Вениамин – в Чудовом монастыре в Кремле, где настоятельствовал ученик архиепископа Арсения по Московской Духовной академии епископ Арсений (Жадановский).

В день Успения Божией Матери, 15 (28) августа 1917 г., под звон всех колоколов открылся Священный Собор Православной Российской Церкви, или, как он первоначально именовался, до установления этого названия Соборным Советом, Поместный Всероссийский Церковный Собор, провозгласивший неизменное следование принципу соборности на всех уровнях церковного управления и ставший чрезвычайно важным событием истории России XX века. В Успенском соборе Кремля митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) провозгласил грамоту Святейшего Синода об открытии Всероссийского Церковного Собора[38]. Богослужения проходили во всех церквах г. Москвы, в них приняли участие все архипастыри – члены Собора. Архиепископ Новгородский Арсений совершал литургию в Благовещенском соборе. После окончания богослужений из всех церквей на Красную площадь были совершены крестные ходы, в которых приняли участие все прибывшие на Собор его члены. Красная площадь «вся была полна народом. Зрелище неописуемой красоты и величия. Оно возможно только в Москве»[39]. На площади был отслужен молебен по чину, одобренному Святейшим Синодом[40].

На следующий день в храме Христа Спасителя архиереями – членами Собора во главе с митрополитом Московским Тихоном было совершено богослужение, по окончании которого все епископы, выйдя из алтаря Царскими вратами, заняли места на покрытых красным сукном скамьях посредине храма, остальные члены разместились слева и справа от архипастырей. Заседание открыл митрополит Киевский Владимир. Собору принесли свои приветствия члены Временного правительства, Синода, Государственной думы, представители духовных академий и различных обществ. В своем приветственном слове митрополит Московский Тихон сказал: «Верующая Москва ожидает от Собора содействия и в устройстве государственной жизни. Всем ведомо, что Москва и ее Святыни в прошлые годы деятельно участвовали в создании Русской Державы. Ныне наша Родина находится в разрухе и опасности, почти на краю гибели. Как спасти ее – этот вопрос составляет предмет крепких дум. Многомиллионное население Русской земли уповает, что Церковный Собор не останется безучастным к тому тяжкому положению, какое переживает наша Родина»[41].

«Занятия Собора проходили в заседаниях при полном собрании его членов и в соборных Отделах… Соборные Отделы образовываемы были для предварительной разработки подлежавших рассмотрению Собора дел, всего их было 23. Результаты своих работ, в форме докладов, при особых докладчиках по каждому докладу… По каждому из заседаний Собора были составляемы протокол и деяние…

Доклады Отделов при рассмотрении их в полном составе Собора подвергались переработке, изменениям и дополнениям, и после этого по каждому из принятых докладов издаваемы были соборные определения и постановления, обязательные для всех принадлежащих к Православной Российской Церкви. Соборные определения и постановления были печатаемы, по мере их принятия Собором, в “Церковных ведомостях”, пока они издавались, и в четырех выпусках “Собрания Определений и Постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви”…

Деятельность Собора выражалась в издании церковных законоположений и соборных посланий и в актах богослужебного характера»[42]. Законодательная деятельность Собора была посвящена, главным образом, переустройству высшего церковного управления в соответствии с изменившимися условиями государственной и общественной жизни.

Каждое заседание предварялось и заключалось общей молитвой. Каждое утро в Московской духовной семинарии, где проживало большинство членов Собора, начиналось с литургии, которую совершали епископы – члены Собора. Особые обстоятельства в политической и церковной жизни России, равно и в деятельности самого Собора, вызывали и особые моления.

Надо иметь в виду, что работа Собора, которая протекала до 7 (20) сентября 1918 г. с перерывами на Рождественские и Пасхальные праздники, совпала с такими важными событиями русской истории, как война с Германией, выступление генерала Л. Г. Корнилова, провозглашение в России республики (1 сентября 1917 г.), падение Временного правительства и Октябрьская революция, разгон Учредительного собрания, издание Декрета об отделении церкви от государства и начало Гражданской войны. Собор не мог не реагировать на эти события и сделал ряд заявлений в ответ на некоторые из этих событий, поэтому его работа является чрезвычайно важным событием не только церковной, но и общей истории России. По поводу тех или других грозных событий в жизни Отечества Собор неоднократно входил в обсуждение вопроса об устройстве или общесоборных, или всенародных молений.

Перед началом работы Собора митрополит Владимир обратился к собравшимся со словами: «Мы все желаем успеха Собору, и для этого успеха есть основания. Здесь, на Соборе, представлены духовное благочестие, христианская добродетель и высокая ученость. Но есть нечто возбуждающее опасения. Это – недостаток в нас единомыслия, как указали подготовительные работы к Собору… Слова апостола: “Будьте единомысленны между собою” (Рим. 12:16) имеют вселенское значение и относятся ко всем народам, ко всем временам, но в настоящее время разномыслие сказывается у нас особенно сильно, оно возведено в руководящий принцип жизни… Разномыслие подкапывается под устои семейной жизни, под устои школы, под влиянием разномыслия многие откололись от Церкви; под влиянием разномыслия принимаются иногда такие преобразования, которые противоречат одно другому. Разномыслие раздирает государство. Нет ни одной стороны жизни, которая была бы свободна от пререканий и споров… Православная Церковь молится о единении и призывает едиными усты и единым сердцем исповедать Господа. Наша Православная Церковь устроена “на основании апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем” (Еф. 2:20). Это скала, о которую разобьются всякие волны. Сыны Церкви умеют подчинять свои личные мнения голосу Церкви…»[43]

Деяния Собора совершались в революционное время, когда стремительно менялся облик страны. Совершенно устраниться от общественной жизни Собор не мог и не хотел. Хотя в своей реакции на происходившие события некоторые члены Собора обнаружили политическую наивность, в целом, однако, Собор сумел воздержаться от поверхностных оценок, избрав путь просвещения светом Евангельских истин и проявив заботу о том, чтобы частные вопросы и политические интересы не заслонили абсолютных нравственных ценностей.

Первая сессия Собора, продолжавшаяся с 15 августа по 9 декабря 1917 г., была посвящена вопросам реорганизации высшего церковного управления: восстановления патриаршества, избрания Патриарха, определения его прав и обязанностей, учреждения соборных органов для совместного с Патриархом управления церковными делами, а также обсуждению правового положения Православной Церкви в России.

С 17 августа начались рабочие заседания Собора в московском Епархиальном доме в Лиховом переулке. После оглашения приветствий Собору протопресвитер Н. Любимов прочел постановление Святейшего Синода от 10 августа об утверждении Устава Собора[44]. На 4-м заседании Собора 18 (31) августа 1918 г. были избраны руководящие органы Собора. «И тут обнаружилась одна неожиданность. В выборе своего Председателя подавляющее большинство остановило свое внимание не на звездах первой величины в иерархии, каковымыи были Антоний Харьковский и Арсений (Стадницкий) Новгородский, а на скромном, добродушном, не ученом и не гордом, а сияющем русской народной простотой и смирением, новом митрополите Московском Тихоне. Ему сразу же было дано эффектное большинство 407 голосов из 432 присутствовавших на заседании. Антоний и Арсений были избраны только товарищами Председателя»[45]. После избрания митрополит Московский Тихон поблагодарил за высокую честь и сказал: «В предстоящем мне трудном подвиге надеюсь, что Господь Бог не оставит меня своей помощью, ибо дело, которому мы служим, дело Божие. Рассчитываю также и на Ваше мощное, стойкое, мудрое содействие. Затем прошу принять извинение за те промахи, которые я могу допустить. Извинением для меня может служить то, что мне впервые приходится быть Председателем такого высокого собрания. Кроме того, я перегружен делами по епархиальному управлению, меня будут отвлекать Московские церковные празднества, и я не всегда могу присутствовать на Соборе. Я принужден буду просить помощи у своих будущих товарищей»[46]. «Эти выборы показали, что последующий жребий, избравший митрополита Тихона в Патриархи, дал не случайный результат. Митрополит Тихон все равно был бы избран в Патриархи и без жребия. Именно такой тип смиренного, народного пастыря привлекает симпатии русских сердец, а не тип гордого и властного “князя Церкви”»[47].

На том же, вечернем, заседании Собора были избраны товарищи Председателя Собора. Как заметил владыка Арсений, «предвыборная агитация и вообще всякая агитация, к сожалению, имеет на Соборе большое место… Епископат пока пребывает в единении и единодушии, что… смущает “пресвитериан”»[48]. При голосовании за архиепископа Арсения было подано 404 голоса, против – 31, а за архиепископа Харьковского Антония (Храповицкого) – 285, против – 150. Архиепископ Арсений после избрания обратился к Собору со словом: «Благодарю за честь избрания. Оказанное мне доверие даст мне силы к деятельности, к которой я призван. Она же будет основанием и для Вашего снисхождения к моим немощам и недостаткам, в которых заранее прошу меня извинить»[49]. Будучи избранным товарищем Председателя Собора, ему пришлось возглавлять 140 заседаний Собора из 170.

Позднее члены Собора вспоминали: «На председательском месте… архиепископ Новгородский Арсений, энергичный и деятельнейший товарищ председателя, готовый на пользу Русской Церкви работать во всех отделах Собора, если это возможно»[50]. «Последний оказался прекрасным руководителем общих собраний Собора»[51].

При закрытии второй сессии Собора митрополит Арсений сказал: «Я считаю себя счастливым, что Господь привел большею частью председательствовать на заседаниях первого Всероссийского Поместного Собора, и это давало мне силы трудиться насколько возможно. Вместе с тем прошу извинить меня за те недочеты, которые я допускал по неопытности и, быть может, по излишней ревности. Прошу извинить и за ту неуравновешенность, которая объясняется свойством моего характера, а еще более теми обстоятельствами, которые мы переживаем. Дай Бог встретиться в будущем с более светлыми упованиями по отношению к Православной Церкви и с большею ревностию трудиться на ее благо»[52].

На 4-м же заседании архиепископ Новгородский Арсений поднял вопрос «о создании на время Собора особого печатного органа, в котором бы сообщалось, что происходит на Соборе»[53]. На следующем заседании Собора он предложил избрать комиссию по вопросу об издании органа Собора. Было принято решение о постановке данного вопроса вне очереди на вечернем заседании Собора, архиепископ Арсений вошел в Редакционный совет Собора.

На следующий день на 5-м заседании Собора 19 августа (1 сентября) архиепископ Арсений выступил уже в роли председательствующего.

Обстановка в стране и на фронтах становилась все более грозной. Собор назначил особый день для всенародного моления по всей России о ниспослании победы Русской Армии и умиротворении Родины, на которых должны были быть зачитаны два послания: ко всему православному населению России и к Армии[54].

19 августа была «получена потрясающая весть о прорыве немцев под Ригою, которой с часу на час угрожает падение. А если это произойдет, то решена участь Петрограда, а, следовательно, и Новгорода. Великое несчастье!»[55]

21 августа (3 сентября) состоялось закрытое заседание Собора[56], на котором обсуждалась как обстановка в стране, так и на фронтах. Архиепископ Арсений сообщил, что прибывшие на Собор иерархи обсудили вопрос «о перенесении Св. Мощей из Киева, ввиду возможного наступления неприятеля», и предоставили решение этого вопроса Собору. Большинство членов Собора высказалось за оставление мощей в Киеве. Архиепископ Новгородский Арсений и епископ Псковский Евсевий (Гроздов) заявили, что считают «принятое Собором постановление руководством и для себя, в случае движения неприятеля на Новгород и Псков»[57].

25 августа (7 сентября) 10-е заседание Собора «было посвящено рассмотрению предложения соборного Совета об образовании различных отделов и комиссий по вопросам церковного строительства. Образовали двадцать отделов»[58].

28 августа (10 сентября) на 11-м заседании Собора «заслушаны были списки записавшихся в отделы. Такая формальность нужна, так как после этого отделы считаются утвержденными, и Собор, наконец, может приступить к работе». Архиепископ Арсений «записался в четыре отдела “о высшем церковном управлении”, “об отношении Церкви к государству”, “в издательский комитет” и “о Духовных академиях”»[59].

30 и 31 августа (12 и 13 сентября), утром и вечером, происходили закрытые соборные заседания (12 и 13-е), посвященные выступлению генерала Л. Г. Корнилова. «В это время Собор, как церковное учреждение, потерял свой облик и имел характер Думы, как ни прискорбно это. Первое заседание по этому вопросу, утром 30-го августа, происходило под моим председательством, так как митрополит Тихон служил в храме Спасителя[60]. Я открыл его такою краткою речью: “Настоящее экстренное заседание вызвано чрезвычайными обстоятельствами, какие переживает ныне наша родина. Совершилось то, чего всего более нужно было опасаться, – то, от чего все более нужно было охранять тыл и фронт. Надвинулась на нее междоусобица, которая может иметь роковые последствия для нашей родины… Одно несомненно: кто бы ни вышел победителем в этой брани, Россия останется побежденною, а плодами этой победы воспользуется третий… Наш Собор не политическое учреждение. Тут не должно быть никакого разделения на политические партии. Мы все принадлежим к одной так сказать партии Христа. Но любить родину – это не значит принадлежать к какой-либо партии. Любовь к родине – это общая наша священная обязанность. Родина наша переживает ныне страшные моменты. О том, как помочь ей, желательно выслушать мнение Собора”»[61]. Заседания были закрытыми, и в Деяниях Собора отражены только два протокола, которые не дают полной картины происходившего на них, поэтому так ценны записи в дневнике архиепископа Арсения. Из протокола известно только, что Собор совершил «молебствие о Господу Богу о умиротворении родины»[62] и послал телеграмму Временному правительству с призывом «во имя Божие и Христовой любви к ближним победителей щадить жизнь побежденных, ибо никакой кровавой мести не должно быть в настоящей тяжкой междоусобице»[63].

Про вечер 31 августа (13 сентября) архиепископ Арсений писал: «Было предварительное заседание Издательского отдела, председателем которого я был избран. Но по всей вероятности, я откажусь, если завтра изберут меня председателем Отдела о правовом положении Церкви в государстве, председателем которого я состоял в Предсоборном Совете»[64].

Первое заседание Отдела о правовом положении Церкви состоялось 1 (14) сентября в Малом зале (в этом же зале проходили и последующие заседания Отдела) Епархиального дома под председательством архиепископа Арсения (он же председательствовал на всех заседаниях Отдела), в присутствии 66 членов Отдела. В соответствии с расписанием занятий Собора, дальнейшая работа Отдела должна была проводиться в понедельник с 10.00 до 17.00 и в четверг с 17.00[65]. Для работы в Отделе о правовом положении Церкви в государстве записался 121 человек, среди которых было 8 архиереев, 2 архимандрита, 13 священников, диакон, псаломщики, 96 мирян[66].

«Заседание открывалось вступительным словом Председателя о первостепенной важности того дела, которым предстоит заняться Отделу. Затем, согласно предложению Председателя, оглашаются статьи Устава Собора, определяющие порядок избрания постоянного Председателя Отдела и его заместителей […], а также список членов Отдела, с поименованием звания и положения, занимаемых каждым из них. Вместе с сим, ввиду того, что, согласно ст. 76 Устава Собора, никто не может состоять одновременно председателем двух Отделов, Высокопреосвященный Председатель доводит до сведения собрания, что хотя он уже и состоит председателем одного из Отделов Собора, тем не менее, если бы собрание почтило его избранием в председатели данного Отдела, он предпочел бы руководить работами этого Отдела и отклонил бы от себя Председательствование в том Отделе, в котором он уже состоит председателем. После сего собрание приступило к избранию, подачей записок, Председателя Отдела. Абсолютным большинством голосов (53 голосами из 63 баллотировавших) председателем Отдела избирается Высокопреосвященный Арсений, архиепископ Новгородский. Председатель предлагает собранию решить, сколько угодно избрать заместителей или товарищей Председателя. Решено избрать двух товарищей Председателя, причем тем же порядком в товарищи избираются кн. Е. Н. Трубецкой… и Высокопреосвященный Анастасий, архиепископ Кишиневский… По избрании товарищей Председателя открытым голосованием в секретари Отдела избираются проф. Фиолетов Ник[олай] Николаевич] и Любинский Петр Васильевич[67].

По окончании выборов Председателя, его товарищей и секретарей председателем предлагается собранию обсудить вопрос о том, в каком порядке целесообразно было бы приступить к занятиям Отдела. В решении этого вопроса, как выяснилось из происшедшего обмена мнений членов Отдела, наметились три течения: а) одни, основываясь на необходимости ознакомиться со всеми материалами, имеющими ближайшее отношение к предмету занятий Отдела, не только с внесенным Святейшим Синодом законопроектом, но и с журналами работ Предсоборного Совета, с работами Всероссийского Съезда духовенства и мирян, а также на желательности, прежде чем приступить к рассмотрению отдельных статей внесенного законопроекта, отдать себе отчет в общей основной точке зрения на вопрос, настаивали на образовании особой комиссии докладчиков, или по крайней мере, на избрании особого докладчика, который ввел бы собрание в суть предмета и ознакомил бы Отдел с важнейшими материалами по вопросу… б) другие, указывая на то, что в роли докладчика в данном случае является Предсоборный Совет, который при выработке своего законопроекта имел возможность использовать и использовал все относящиеся к вопросу материалы, рекомендовали начать занятия Отдела непосредственно с рассмотрения законопроекта, внесенного Святейшим Синодом, как того основного фундамента, на котором должна базироваться работа Отдела… в) наконец, третьи высказываются за предложение примирительного характера – поручить ознакомление собрания с работами Предсоборного Совета кому-либо из членов этого Совета, который и выступит в качестве докладчика… Вместе с этим высказывается пожелание, чтобы собрание было ознакомлено с теми двумя статьями общего характера, которыми предварялся законопроект Предсоборного Совета, но которые были исключены из него Святейшим Синодом; рассмотрение этих статей даст возможность Отделу установить принципиальный взгляд по вопросу об отношении Церкви к государству (проф. Покровский, А. Ф. Одарченко).

Председателем вносится предложение просить члена Предсоборного Совета проф. Мищенко Ф. И. выступить в качестве докладчика и ознакомить собрание с работами Предсоборного Совета; вместе с этим собрание должно быть ознакомлено с теми вводными статьями к законопроекту, которые исключены Святейшим Синодом. Это предложение собранием принимается и на этом заседание собрания председателем закрывается»[68]. Состоялось 17 заседаний Отдела. 17-е заседание Отдела состоялось 6 ноября, на котором были обсуждены вопросы в связи с предстоящим докладом на пленарном заседании Собора выработанным Отделом «Основных начал правового положения Церкви в государстве».

Второе заседание Отдела состоялось 5 (18) сентября 1917 г. По предложению Председателя было решено в протоколах заседаний приводить наиболее существенное в речах членов Отдела, с тем, «чтобы ораторы, желающие более подробной и точной передачи своих речей, представляли секретарям письменное изложение сказанного в заседании для занесения в протоколы»[69]. После короткого обсуждения целесообразности совместного заседания с Отделом о высшем церковном управлении, в ходе которого было высказано мнение, что «глубоких связей между означенными отделами нет», и что «на Отдел следует смотреть не как на аудиторию, где участники его должны заниматься взаимным просвещением, а как на рабочее отделение Собора, как законодательного учреждения», было решено совместного заседания, на этот раз, не устраивать и перейти к докладу проф. Ф. М. Мищенко о работах по вопросу об отношении Церкви к государству, разработанных в восьмом отделе Предсоборного Совета[70]. (Этого же принципа придерживался и владыка Арсений на Пленарных заседаниях Собора: «иметь уважение к слову и не множить словес», кроме того он же попросил докладчиков «помнить, что предлагаемые на обсуждение Собора доклады вывешиваются для прочтения всех членов или раздаются в печатном виде, и повторять их в общем собрании нет надобности… Докладчики должны быть по возможности кратки…»[71])

В своем докладе проф. Мищенко привел характеристики двух существующих в различных государствах основных типов отношения Церкви к государству: вопрос решается в смысле отделения Церкви от государства (в Америке, Франции, Бельгии) или в основу отношений полагается принцип верховенства государства над Церковью (в Германии). Предсоборный Совет придерживался мнения, что должен быть проведен принцип освобождения, а не отделения Церкви от государства, и выдвинул лозунг «свободная Церковь в правовом государстве». Советом были установлены, в качестве руководящих, следующие положения: «1). В русском государстве Православная Церковь должна занимать первое среди других религиозных исповеданий наиболее благоприятствуемое в государстве публично-правовое положение, приличествующее ей, как величайшей народной святыне, исключительной исторической и культурной ценности, а также религии большинства населения; 2). В соответствии с признанной в новом государственном строе России свободой религиозной совести и вероисповеданий Православная Церковь должна обладать этой свободой во всей ее полноте»[72].

После заслушивания доклада Мищенко было принято предложение князя Е. Н. Трубецкого о привлечении дополнительно материалов по работам Всероссийского съезда духовенства и мирян. Также было принято предложение Председателя по созданию в Епархиальной библиотеке особого помещения, где члены Отдела могли бы знакомиться с материалами, относящимися к рассматриваемому вопросу: журналами Предсоборного Присутствия 1906 г., журналами Предсоборного Совета 1917 г., с материалами Всероссийского Съезда духовенства и мирян 1917 г.

После этого был поставлен на обсуждение по существу вопрос об отношении Церкви к государству.

С 4-го заседания началось постатейное обсуждение законопроекта.

В конце 8-го заседания Отдела С. Г. Рункевич выступил с пожеланием, чтобы во избежание повторения на пленарных заседаниях Собора тех же прений, что происходили в Предсоборном Совете и в Отделе, была составлена объяснительная записка к законопроекту, с кратким указанием мотивов принятия статей в той или иной редакции. Председательствующий архиепископ Арсений указал, что разъяснение мотивов желательно и должно найти место в докладе, сопровождающем внесение законопроекта на общее Собрание Собора[73].

Обсуждение доклада «О правовом положении Православной Российской Церкви» было закончено на 17-м заседании Отдела 9 (22) ноября 1917 г. В этот день владыка записал в дневнике: «Утром с десяти до часу был на приходском отделе, а вечером с пяти до половины девятого на своем Правовом отделе. Здесь, пожалуй, было последнее заседание, так как работу мы окончили и заслушаны были доклады для внесения на пленарное заседание. Очень тепло мы распростились с своими сочленами. Члены Отдела благодарили меня как за “умелое” ведение и руководство ими, так и за ту “благотворную атмосферу”, какая все время была у нас. Я им тоже отвечал соответствующею благодарностию»[74]. Надо, отметить, что архиепископ Арсений несколько ошибся: политика большевиков по отношению к Церкви еще вынудила членов Отдела собраться в начале 1918 г.

В середине ноября 1917 г., по окончании своих заседаний архиепископ Арсений как Председатель Отдела о правовом положении Церкви в государстве представил на рассмотрение Общего Собрания Поместного Собора ряд документов, сопроводив их следующей запиской: «Представляя при сем а) выработанный Отделом проект о правовом положении Православной Церкви в России, б) доклад Отдела по вопросу о правовом положении Православной Церкви в России, в) [декларацию] об отношении Церкви к Государству (составленную по поручению Отдела его членом проф. С. Н. Булгаковым), г) особое мнение по содержанию 2-й статьи проекта о правовом положении Православной Церкви в России члена Отдела А. Ф. Одарченко, имею долг просить Соборный Совет о внесении этого дела на рассмотрение Общего Собрания Церковного Собора в одном из ближайших заседаний»[75].

Доклад о правовом положении Православной Церкви в России был зачитан на 39-м пленарном заседании Собора 13 (26) ноября 1917 г. Доклад представляли профессор Московского университета, доктор политической экономии С. Н. Булгаков, профессор Киевской духовной академии Ф. И. Мищенко и П. И. Астров[76].

Мнение, что Церковь не должна быть отделяема от Государства, разделял и архиепископ Арсений, который в качестве председательствующего руководил обсуждением проекта Определения на пленарных заседаниях Собора. После выступления докладчиков он говорил: «Из речи С. Н. Булгакова выяснилась общая точка зрения Отдела на подлежащий нашему обсуждению вопрос. То же самое выяснилось и в речи Ф. И. Мищенко: Церковь не должна быть отделяема от Государства, ибо Церковь есть свет, соль, которая должна духовно осолить всю вселенную. Церковь не может отказаться от этой своей задачи. Отдел стоит именно на этой точке зрения. Эти положения – статьи доклада Отдела – могут быть необходимы для Государства, ибо определяют отношение Церкви к государству которое, впрочем, может принять пожелания в качестве основ своей нравственной деятельности и может не принять. С точки зрения истории Русского государства, нельзя отрицать того, что Православие исторически явилось основою нашего государства и иначе не может мыслиться. Русское государство существует, благодаря православной вере. Это именно так и обстоит: всем известно, что это вера является в России основой политического и всякого другого благосостояния. Соответственно этой идее и построены все статьи доклада Отдела. Теперь требуется ваше утверждение этой мысли Отдела, как и общих оснований его доклада. Итак, согласен ли Собор с той мыслью, что Церковь должна быть в союзе с Государством, но под условием свободного своего внутреннего самоопределения?»[77] Пленарное заседание утвердило общим голосованием данное положение[78].

Доклад и законопроект обсуждались на 39–44-м пленарных заседаниях Собора 13–17 (26–30) ноября 1917 г. На 44-м заседании, состоявшемся 17 (30) ноября 1917 г., доклад в целом был единогласно принят[79].

После одобрения Совещанием епископов и обработки в Редакционном отделе «Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о правовом положении Православной Российской Церкви» было с незначительными изменениями окончательно принято на пленарном заседании, состоявшемся 2 (15) декабря 1917 г.[80] Изложенные в нем основные положения признавались необходимыми «для обеспечения свободы и независимости Православной Церкви в России при изменившемся государственном строе»[81]. Соборное определение последовательно и настойчиво отстаивало идею неразрывного союза Православной Церкви и Российского государства.

Большую роль в руководстве как работой Отдела, так и пленарными заседаниями Собора, на которых обсуждался выработанный законопроект, сыграл митрополит Арсений. Он вел Отдел и Собор к выработке четкой и взвешенной позиции, пытаясь найти точки соприкосновения противоположных подчас мнений при обсуждении острых вопросов, не давая участникам Собора увлечься долгими и часто безрезультатными спорами.

2–3 (15–16) января 1918 г. Народный комиссариат просвещения провел в Петрограде реквизицию Синодальной типографии, в результате которой было прекращено издание центральной церковной газеты – «Всероссийского Церковно-общественного вестника». Затем, с ведома СНК, Петроградским Советом была создана и приступила к работе специальная комиссия для изъятия имущества Святейшего Синода. 1 (14) января было принято постановление об упразднении придворного духовенства, реквизиции имущества и помещений придворных церквей, в результате реализации которого в ведение наркомата имуществ были переданы не только храмовые сооружения и их имущества при бывшем царском дворце в Петрограде и его окрестностях, но и большая часть церквей Кремля в Москве[82]. За этими первыми антицерковными акциями Советского правительства 13–21 января в Петрограде последовала попытка захвата Александро-Невской лавры, вызвавшая активное противодействие верующих и массовый крестный ход, в котором участвовало несколько сот тысяч человек. Все эти события оживленно обсуждались на январских заседаниях Поместного Собора с привлечением докладов очевидцев и участников событий. На пленарном заседании Собора 22 января (4 февраля) 1918 г. по предложению П. И. Астрова вопрос о захвате Петроградской Синодальной типографии был передан Собором на рассмотрение соединенного присутствия двух отделов – Отдела о правовом положении Церкви в государстве и Отдела о церковном имуществе и хозяйстве[83]. Соединенное заседание указанных отделов проводилось дважды. Первое заседание – 23 января (5 февраля) 1918 г. в Малом зале Епархиального дома под председательством митрополита Арсения. Ввиду того, что в день открытия заседания, 23 января (5 февраля), был обнародован декрет СНК «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви» и было необходимо как-то отозваться на этот декрет, задача совместной работы двух отделов расширилась. Согласно протоколу, заседание было посвящено обсуждению вопроса об отношении Священного Собора к изданному большевистской властью декрету об отделении Церкви от государства. В декрете последовательно проводился принцип секуляризации государства. Православная Церковь теряла свой прежний привилегированный статус, запрещалось издавать какие-либо законы или постановления, которые бы стесняли либо ограничивали свободу совести, устанавливали какие бы то ни было преимущества или привилегии на основании вероисповедной принадлежности граждан. Объявлялась свобода исповедания каждым гражданином любых религий или никакой. Школа отделялась от Церкви, и запрещалось преподавание религиозных вероучений во всех государственных, общественных и частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы, разрешалось обучение религии только частным образом. Все церковные и религиозные общества вынуждены были подчиняться общим положениям о частных обществах и союзах. Церковь теряла право юридического лица, религиозным обществам запрещалось владеть собственностью и приобретать ее, а все их имущества объявлялись народным достоянием. Богослужебные здания и предметы отдавались, по особым постановлениям, местной или центральной властью в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ. В своем вступительном слове на первом соединенном заседании Отделов митрополит Арсений охарактеризовал декларируемое декретом отделение как служащее не на пользу Церкви, а к ее вреду, не освобождение от вмешательства государства, но открытое гонение на Церковь. Сравнивая текущее положение Церкви с ее положением в первые времена христианства, он заключил, что Церковь призывается к очистительным страданиям, а Поместный Собор – к ее защите: «На нас, современников, выпала доля пострадать, и нужно, чтобы мы оказались достойными своего призвания. Нельзя не усмотреть промыслительную деятельность в том, что сейчас заседает Собор, но и ответственность на нем лежит великая, – если мы не употребим всех усилий к защите Церкви от ее видимых и невидимых врагов»[84].

Выступления участников заседания были весьма эмоциональны, чувствовались как героическая решимость, так и шок: некоторые предложения были парадоксальными, некоторые – слишком наивными. Говорилось о переходе в катакомбы, о разгоне Собора, о мученичестве. Серьезность положения осознавали практически все.

Большинство выступавших высказывалось за безоговорочное осуждение авторов и исполнителей декрета. По мнению князя Е. Н. Трубецкого, «ответ должен выразиться в предании народных комиссаров анафеме и в объявлении их врагами Церкви»[85]. Профессор С. Н. Булгаков решительно выступил против каких-либо компромиссов с действующей властью: «Ранее я сомневался – объявлять ли войну. Но в то время, как мы сомневались, рука Промысла начертала рукой Патриарха анафему и появился декрет. Должна быть провозглашена торжественная анафема. Собор обратится к Патриарху с предложением анафематствовать, и призвать народ стать грудью на защиту веры. Я верю, что Собор явится орудием спасения Руси. И пусть Вильгельм знает, что он ведет переговоры о мире с проклятыми»[86]. Закрывая заседание, председательствующий митрополит Арсений отметил, что проект Соборного постановления, предложенный Е. Н. Трубецким, в целом принимается, сделанные замечания будут приняты во внимание при окончательной редакции, которая будет рассмотрена в Соборном Совете и затем внесена на Собор, и еще раз призвал не медлить, так как совершаются настолько важные события, что отвечать на них нужно немедленно. «Нужно поторопиться и с разработкой вопроса о мерах распространения как послания Патриарха, так и постановления Собора»[87], – заключил Председатель.

Второе соединенное заседание Отдела о правовом положении Церкви в государстве и Отдела о церковном имуществе и хозяйстве, посвященное продолжению обсуждения вопроса об отношении Собора к декрету СНК об отделении Церкви от государства, открылось 24 января 1918 г. под председательством митрополита Арсения. Участники заседания продолжили обсуждение вопроса о том, должна ли быть предполагаемая анафема поименной. Разброс мнений и оценок ситуации на заседании опять увеличивался.

Митрополит Арсений, резюмируя прения, заметил, что даже С. Н. Булгаков, «при его синтетическом уме, затруднился сделать объединение», на первом заседании единомыслия было больше, и чем больше участники заседания вдумываются в происходящее и возможные ответные меры, тем больше сходят с ригористической почвы. Необходимо выразить, что декрет неприемлем, поручив согласительную формулу комиссии[88]. С этим присутствующие на заседании согласились. Со своей стороны, князь Е. Н. Трубецкой высказал мнение, что согласительная формула уже может быть установлена, если признать в резолюции Соборного постановлении, что декрет СНК об отделении Церкви от государства «есть деяние открытой борьбы против Церкви и ее гонение, которые по суду канонов подлежат тягчайшему осуждению и карам, в случае приведения их в действие»[89].

Заседание, продолжавшееся 4 часа, было закрыто, а заседание комиссии по выработке редакции постановления Собора было назначено на 25 января. Назначенная комиссия отредактировала и единогласно одобрила для внесения на пленарное заседание Священного Собора составленный князем Е. Н. Трубецким проект Соборного постановления[90], а уже 25 января (6 февраля) 1918 г. Поместный Собор принял это постановление, в котором декрету давалась следующая оценка: «1. Изданный Советом народных комиссаров декрет об отделении Церкви о государства представляет собой, под видом закона о совести, злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против нее гонения. 2. Всякое участие как в издании сего враждебного Церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православной Церкви и навлекает на виновных кары вплоть до отлучения от Церкви (в последование 73 правилу Свв. Апостол и 13 правилу VII Вселенского Собора)»[91].

Вопрос об отношении Собора к декрету о введении нового стиля обсуждался на 71-м пленарном заседании Собора, которое состоялось 27 января (9 февраля) 1918 г. Ввиду того, что декрет этот имел близкое отношение к Церкви, как затрагивающий вопрос о церковных праздниках, председательствующий на заседании митрополит Арсений предложил передать этот вопрос на рассмотрение в Отдел о богослужении. Присоединившийся к предложению член Отдела о правовом положении Церкви в государстве П. И. Астров высказал пожелание, чтобы вопрос о новом стиле был рассмотрен на соединенном заседании Отдела о богослужении и Отдела о правовом положении Церкви в государстве. Хотя владыка Арсений заметил, что ввиду декрета об отделении Церкви от государства вопрос этот сам собою отпадает, Собор постановил обсудить вопрос о введении в России нового стиля в соединенном собрании Отдела о богослужении и Отдела о правовом положении Церкви в государстве[92].

Соединенное заседание двух Отделов состоялось 29 января (11 февраля) 1918 г. в Малом зале Епархиального дома, под председательством митрополита Арсения, в присутствии 18 членов, и продолжалось в течение часа. Открывая заседание, митрополит Арсений охарактеризовал вопрос о введении нового календарного стиля как «очень серьезный и имеющий историческое значение»[93]. Введение нового стиля признавалось Церковью затруднительным из-за вопроса о времени празднования Пасхи, насчет которого имеются твердые канонические обоснования. Но если ранее Православная Церковь в России находилась в союзе с государством, то теперь вопрос решен был государством единолично и революционно, в целях единообразия с западноевропейским стилем. Задача заседания была поставлена председательствующим митрополитом Арсением следующая: «решить, как быть с вопросом об отношении Церкви к введению опубликованного нового стиля в ближайшее время… дать ответ на поставленный вопрос Собору завтра»[94].

Необходимость срочного принятия этого решения связана была с тем, что новый стиль должен был быть введен через два дня. Выступавшие на заседании единодушно высказывались за то, чтобы остаться пока при старом стиле, юлианском календаре. Митрополит Арсений подытожил дискуссию тем, что все согласны с сохранением в Церкви юлианского календаря, и попросил профессоров С. С. Глаголева и Π. Н. Жуковича дать Собору краткую мотивировку того, почему это необходимо Церкви: 1) Новый стиль не представляет какого-либо совершенства во времяисчислении; 2) Нет надобности с введением нового стиля разрывать связь с восточными церквами; 3) Православная Церковь в Западной Руси боролась за сохранение старого стиля, видя в нем знамя Православия. Подробное же обоснование и свод всех мнений по вопросу председательствующий предложил поручить богослужебному Отделу[95].

Оба обсуждавшихся на совместных заседаниях с другими Отделами вопроса касались необходимости быстрой реакции Собора на конкретные действия новой власти в отношении Православной Церкви в России. Стремительность развивавшихся событий ставила членов Отдела перед задачей выработки однозначной и в то же время максимально взвешенной церковной оценки происходящего. В обсуждении вопроса о декрете советской власти об отделении Церкви от государства проявились самые различные мнения членов Отдела, от растерянности до стремления к активному мученичеству за Христа и Церковь. В результате Отдел выработал постановление, одобренное почти сразу же Поместным Собором и отличавшееся решимостью отстаивать интересы Церкви перед новым государством, характеризующее издание декрета как открытое гонение против Православной Церкви и грозившее отлучением от Церкви участвующих в издании и проведении данного декрета в жизнь. Вопрос об отношении Собора к декрету о введении нового стиля был признан также очень серьезным и имеющим историческое значение. Выступавшие на соединенных заседаниях члены двух Отделов единодушно высказались за то, чтобы остаться пока при старом стиле, юлианском календаре. В то же время в Соборном заключении не исключалась дальнейшая разработка вопроса об изменениях в практике применения различных календарных стилей во всей жизни Церкви.

Архиепископ Арсений не только работал в Отделе о правовом положении Церкви, но и активно участвовал в работах других Отделов. «По открытии Собора занятия соборных членов сосредоточились в многочисленных отделах, из которых каждый имел свой более или менее тесный круг дел и интересов, – писал член Собора архимандрит Иларион (Троицкий). – Однако можно с уверенностью сказать, что в соборной атмосфере все время обращался вопрос о Патриаршестве. Еще в сентябре месяце отдел Собора о Высшем Церковном Управлении, обсуждая вопрос о соборности церковного управления, невольно перешел на вопрос о Патриаршестве. Побуждение к тому было то, что работавший летом в Петрограде Предсоборный Совет вынес отрицательное постановление о Патриаршестве, находя его несовместимым с идеей церковной соборности. Целый ряд заседаний отдела о Высшем Управлении и заняли прения о Патриаршестве и соборности в их взаимоотношении. Но параллельно шел целый ряд частных собраний, посвященных всецело вопросу о Патриаршестве. В этих частных собраниях соборных членов читались доклады почти исключительно против патриаршества. Лишь архиепископ Харьковский Антоний прочитал доклад в защиту Патриаршества. Но после докладов обыкновенно открывались прения, затягивавшиеся нередко за полночь и занимавшие по нескольку собраний. Иногда прения носили довольно страстный характер. Ни о чем так много не говорили в общежитии соборных членов, как о Патриаршестве. Наконец, отдел о Высшем Церковном Управлении вынес постановление о восстановлении Патриаршества и предложил это постановление на рассмотрение общего собрания. 12 сентября Собор приступил к обсуждению вопроса о восстановлении Патриаршества. Сразу же записалось до сотни желающих говорить по этому вопросу, но уже чувствовалось, что в общем соборном сознании и настроении вопрос этот решен положительно. Вот почему Собор не прослушал и половины предполагавшихся речей, 28 октября прекратил прения… и решил восстановить в Русской Церкви уничтоженное Петром I Патриаршество.

А между тем назревали события, свидетельствовавшие о серьезной болезни российского государственного организма. 28 октября в Москве было первым днем кровопролитного междоусобия. Загремела по улицам Москвы стрельба, загрохотали орудийные выстрелы. Исторический Кремль подвергался вместе со своими святынями небывалой опасности разрушения. Не без влияния этих ужасных событий Собор решил немедленно осуществить свое постановление касательно Патриаршества»[96].

28 октября (10 ноября) Собор принял, а 4 (17) ноября 1917 г. утвердил постановление о высшем церковном управлении в Православной Российской Церкви:

«1. В Православной Российской Церкви высшая власть – законодательная, административная, судебная и контролирующая – принадлежит Поместному Собору, Патриарху, в периодически, в определенные сроки созываемому, в составе епископов, клириков и мирян.

2. Восстанавливается Патриаршество и церковное управление возглавляется Патриархом.

3. Патриарх является первым среди равными ему епископами.

4. Патриарх вместе с органами церковного управления подотчетен Собору»[97].

После принятия этого исторического постановления «4–5 ноября 1917 года под грохот пушек, громивших кремлевские святыни, под трескотню винтовок и пулеметов братоубийственной междоусобной войны, в одно и то же время возникла новая светская власть, – большевистская и новая власть церковная, – совершилось избрание Патриарха Всероссийского»[98].

«Потому немедленно приступили к избранию Всероссийского Патриарха. Решено было избрать трех кандидатов, окончательное же избрание произвести посредством жребия. Стены соборной палаты содрогались от недалеких орудийных выстрелов, а в соборной палате шло избрание кандидатов во Всероссийские Патриархи. Кандидатами были избраны Московский митрополит Тихон, Харьковский архиепископ Антоний и Новгородский архиепископ Арсений»[99].

«Все три кандидата по своему характеру не походили друг на друга. Каждый имел, несомненно, свои достоинства и свои заслуги перед Церковью, однако, как показали самые результаты голосования, ни один из них не получил подавляющего большинства голосов, которое бы говорило бы об единодушной воле Собора видеть его во главе Русской Церкви…»[100] Разные по характеру кандидаты и по-разному относились к предстоящему избранию. Как писал впоследствии митрополит Анастасий (Грибановский), «…архиепископ Антоний; избрание его в Патриархи было лишь реализацией воли большинства – так владыка Антоний на это смотрел. Архиепископ Арсений… возможности стать Патриархом ужасался и только молил Бога, чтобы “чаша сия” миновала его. Митрополит Тихон возлагал все на волю Божию…»[101]

Владыка Арсений входил в число противников восстановления Патриаршества на Предсоборном Совете, но в ходе работы Собора его мнение менялось, и он поддержал на Соборе идею восстановления Патриаршества в Русской Церкви, но не видел себя в роли Патриарха. Он описывал свои переживания в то время: «Итак, я – кандидат в Патриархи. У меня мутится сознание, голова перестает работать, сердце замирает от смущения. Боже мой! Какой я Патриарх. Господи, слезно молю, да минует меня чаша сия. Я готов уйти на покой, в пустыню, куда глаза глядят. Я теперь понимаю святых отцов, отказывавшихся от епископства»[102]. По мнению протопресвитера Георгия Шавельского, это проистекало из того, что «Архиепископ Арсений был очень серьезный архипастырь, но ему не доставало смелости и мужества при встрече с опасностями»[103].

Накануне избрания архиепископ Арсений записал: «Митрополит Тихон завтра будет служить литургию в своей крестовой церкви. Я же буду только слушать… В моленной стояли во время всенощной митрополиты Владимир и Тихон, а я – в зале, примыкающей к церкви, в темноте. Я не хотел зажигать света, чтобы быть сосредоточенным. И простоял я здесь всю всенощную, в темноте. И молился я так, как только могу, о том, чтоб Господь не возлагал на меня непосильного бремени, чтобы миновала меня чаша сия. При представлении только одной возможности избрания меня в патриархи, меня бросало и в пот, и в холод, и я готов был разрыдаться»[104]. Митрополит Анастасий (Грибановский) вспоминал, что «архиепископ Арсений, пребывавший на Троицком митрополичьем подворье, где жил кроме самого митрополита Тихона еще митрополит Киевский Владимир, архиепископ Агафангел и я, не мог в силу своего темперамента скрывать своего возбуждения, возраставшего по мере приближения решающего дня 5 ноября. Он откровенно признавался, что если бы этот промежуточный срок продлился еще на некоторое время, он бы не вынес переживаемого им душевного напряжения. За эти несколько дней он заметно ослабел и изменился в лице от постоянного волнения»[105].

Собор в заседании 4 ноября принял церемониал избрания и наречения Патриарха и решил, не откладывая, исполнить его на следующий же день, 5 ноября. К сожалению, Успенский собор в Кремле, где по старомосковской традиции должна была бы совершаться церемония, был недоступен. А потому торжество назначено было в храме Христа Спасителя. Но для связи со старомосковскими святынями сюда, не без больших препятствий, привезена была из Успенского кремлевского собора древняя чудотворная Владимирская икона Богоматери.

«5 ноября, лишь только окончилась междоусобная брань на улицах Москвы, в храме Христа Спасителя была отслужена торжественная литургия и нарочитое молебное пение. В это время жребии с именами трех кандидатов лежали в особом запечатанном ковчеге пред Владимирской иконой Божией Матери. После молебна член Собора старец-затворник Зосимовой пустыни иеромонах Алексий вынул жребий, и жребий указал быть Патриархом Московским и всея России Московскому митрополиту Тихону. Особо избранное посольство из членов Собора тотчас отправилось на митрополичье Троицкое подворье с благовестием об избрании»[106].

«Воскресенье. 5-е ноября. Исторический день: фактически восстановлено патриаршество и первым патриархом избран Богом через жребий митрополит Московский Тихон», – с радостью записал в своем дневнике архиепископ Арсений[107].

На следующий день нареченный Патриарх уехал в Троице-Сергиеву Лавру, где и был до дня своего торжественного возведения на Патриарший Престол. А на Соборе продолжалась напряженная работа, заседания Собора стали происходить под председательством владыки Арсения (фактически до окончания работы Собора).

Была избрана особая комиссия для разработки чина «настолования» Всероссийского Патриарха. Пред этой комиссией прежде всего выяснился факт, что Древняя Русь не имела своего чина «настолования» Патриарха. До Никона над новопоставляемыми Патриархами вторично совершали чин архиерейской хиротонии. После него чин патриаршего поставления был сведен к очень немногим обрядам, причем сильно было подчеркнуто значение московского царя, из рук которого Патриарх получал и жезл митрополита Петра. Комиссия поэтому выработала особый чин, сочетав в нем древний (XIV века) Александрийский чин поставления Патриарха, современную Константинопольскую практику и некоторые подробности древнерусские. Днем торжественного «настолования» Патриарха было назначено 21 ноября…

Работа Собора все чаще отклонялась от намеченных планов. Архиепископ Арсений писал об участившихся нападениях на Церковь и ее служителей. Соборные делегации по его благословению неоднократно обращались к новым властям с попытками утихомирить происходящие безобразия. Не одна страница дневника владыки посвящена происходящим политическим событиям. Уже в первые дни большевистского переворота он стал свидетелем обыска в помещениях Московского митрополита на Троицком подворье, куда архиепископ Арсений переехал после обстрела Кремля. Даже после избрания нареченного Патриарха в Троице-Сергиевой Лавре к нему нагрянул отряд неизвестных бандитов и провел в его покоях обыск.

Наконец, «настал день 21 ноября. Еще серел на рассвете зимний день, когда члены Собора начали стекаться в Кремль. Увы! Москва не могла прийти в свой родной Кремль даже на великое историческое торжество. Новые хозяева Кремля пустили туда даже и на этот исключительный день очень немногих, да и эти немногие счастливцы должны были претерпеть целый ряд мытарств, прежде чем попасть в Кремль…»[108] Архиепископ Арсений непосредственно принимал участие в торжестве интронизации Патриарха, во время богослужения он «читал в царских вратах особую ектению, соответствующую по содержанию той, какая употребляется при хиротонии»[109].

«На следующий день – 22 ноября – наш Священный Собор впервые встречал Патриарха – своего Председателя, прежде – по избранию, а ныне – по принадлежащему ему, как Первоиерарху, праву, – писал член Собора С. П. Руднев. – Для встречи мы все собрались у лестницы внизу в вестибюле. Первый товарищ председателя архиепископ Арсений был в малом облачении и находился у входных с улицы дверей. Я стоял возле него. В ожидании, когда покажется на улице карета с Патриархом, мы – члены Собора – перебрасывались кое-какими замечаниями, и вот здесь – я прекрасно это помню, – Владыка Арсений на чьи-то слова, обращенные к нему, что вот, мол, и Вас, Владыко, так же бы мы ждали, если бы на Вас выпал жребий, – с веселым и довольным лицом совершенно искренно ответил, что он может только благодарить Господа Бога и благодарит, что ждут и встречают не его.

Патриарх прибыл “со славою” с предносным крестом и при общем пении всеми соборянами тропаря празднику Введения и задостойника – “Яко одушевленному Божию Кивоту” – проследовал в Соборную палату, где после краткого, отслуженного им молебствия, архиепископ Арсений обратился к нему с приветственною речью от Собора, а в лице последнего – и от всей Русской Церкви.

В этой речи своей архиепископ Арсений отметил, что в то время, когда все кругом подвергается стихийному развалу и разложению, – чувствовалась потребность в создании живого и устойчивого центра соборного единения, чтобы таким образом Церковь, так деятельно участвовавшая в создании нашего государства и в собирании Земли Русской, и ныне осталась центром духовного единства и великой духовной силы. “Восстановление Патриаршества, – говорил Владыка товарищ председателя, – есть великое историческое событие, значения которого мы, может быть, теперь ясно не сознаем, а оценят его наши потомки, для которых раскроется весь смысл происходящего в настоящий момент, подобного которому навряд ли что было в нашей истории”[110]. Надо отметить, что после этой исторической встречи Патриарх Тихон благословил митрополита Арсения особой Патриаршей грамотой.

Владыка Патриарх благодарил Преосвященного Арсения и весь Священный Собор за высказанные приветствия и благопожелания и призывал не смущаться грозой и бурей, при которых создалось и протекает духовное торжество Русской Церкви. Упомянув о высказываемых на Соборе опасениях, как бы восстановление Патриаршества не затенило Собора и не повредило идее соборности, – Святейший Патриарх засвидетельствовал как от своего лица, так и своих преемников, что Патриаршество не представит угрозы соборности Святой Православной Церкви…[111]

После этого слова все члены Собора, при общем пении тех же тропаря и задостойника, стали подходить под благословение Патриарха, совершая каждый при этом земное метание»[112].

В воскресенье 26 ноября (9 декабря) 1917 г. владыка Арсений записал в дневнике: «В девять вечера мы простились с митрополитом Киевским Владимиром, который уезжает в Киев по связи с украинскими сепаратистскими стремлениями. По-видимому, он очень удручен. Он если не знает, так чувствует, что вопрос об оставлении им митрополичьей кафедры там уже решен. Патриарх и мы очень тепло простились с ним и проводили его благословениями»[113]. Архиепископа Арсения и митрополита Владимира связывали сыновне-отеческие отношения на протяжении всего XX в. Не одна страница дневников была посвящена этому святителю.

Патриарх и архиепископ Арсений не могли предполагать, что они прощаются со «всероссийским митрополитом», Почетным Председателем Собора, навсегда, и что 15 (28) февраля 1918 г. им придется говорить теплые проникновенные слова о невинно убиенном митрополите Владимире[114], а день его мученической кончины станет всенародным праздником: Собором новомучеников и исповедников Церкви Русской.

Про 29 ноября (12 декабря) 1917 г. автор дневника записал: «Настоящий день памятен для меня, так как на сегодняшнем заседании оглашено о возведении меня в сан митрополита, по представлению Собора»[115]. На 55-м заседании Секретарь Собора сообщил, что «поступила выписка из определения Святейшего Синода от 28 ноября 1917 г. о возведении в сан митрополита архиепископов Новгородского Арсения и Харьковского Антония… бывших в числе кандидатов на патриарший престол… с предоставлением им права ношения белого клобука и митр с крестами»[116]. После провозглашения Собором «аксиос» и «многая лета» владыка Арсений выразил благодарность: «Благодарю за честь. Святой Григорий Богослов говорит, что священники, епископы и вообще духовные лица должны отличаться не титулами, а добродетелями. Так говорил он, имея в виду чувство недоброжелательства, зависти, стремление к честолюбию среди людей вообще, в частности – среди духовного сословия. Я радуюсь этому званию. Не буду не искренен пред собою и вами. Радуюсь не перемене цвета головного убора, радуюсь не титулу самому по себе, а – вашему вниманию и любви, радуюсь чести, которой удостоен. Честь естественно соединена с добрым именем, а каждый должен стремиться к доброму имени. Премудрый Иисус сын Сирахов говорит, что доброе имя дороже всех сокровищ, – золота, серебра и драгоценных камней. Сам Спаситель заботился о добром имени и, когда его били, сказал: “за что меня бьешь? Если я виновен, скажи, в чем моя вина?” Таким образом, в этом случае Он ревновал об имени. Апостол Павел считает похвалу выше жизни: лучше смерть, чтобы, если кто испразднит похвалу. Итак, основание радости – в вашем внимании, любви и снисходительности к моим немощам. Сознаюсь, что я недостоин такой чести, – говорю это не по ложному смиренно. Вы любовью своей ответили на мою любовь… В таком, согласии любви да благословит Господь наши общие труды во благо Церкви»[117]. Монашество Новгородской епархии не оставило без внимания это событие и прислало новому митрополиту свое поздравление[118].

На 60-м заседании Собора 5 (18) декабря под председательством митрополита Арсения им «поставлен был вопрос о выборах членов Священного Синода и Церковного Совета»[119].

На 61-м заседании Собора 7 (20) декабря при избрании 10 членов Священного Собора и 10 их заместителей наибольшее число голосов получил митрополит Арсений. По этому поводу он записал в дневнике: «Но меня все-таки занимает вопрос: почему, судя по этому, да и вообще я пользуюсь видимым расположением соборян. Ведь по обязанности председательствующего, я очень многим досаждаю, гильотинируя их многоглаголания и глупости, каковых, разумеется, многие не признают за собою. Да и вообще я, по свойству своего характера, далеко не мягок, что тоже относится к чертам, далеко не привлекательным и не привлекающим симпатии людей, привыкших к лести. Думаю, что это, как в данном случае, так и в других, объясняется тем, что я совершенно не думаю о том, как бы заслужить доброе мнение, а имею в виду исключительно поручаемое мне дело, которое и стараюсь исполнить по велению долга и совести. Свидетельствуюсь об этом пред Богом. И вот мне теперь и говорили соборяне, приветствуя: “Чем больше Вы нас ругаете, тем больше мы любим Вас. Ибо мы знаем, что зря не будете ругать нас, а по делом. Вы раньше всех нас приходите на Собор, позже и уходите. Вы всецело преданы Собору. Вы ни одного заседания – ни утреннего, ни вечернего – не пропустили”. Пиша это, – отнюдь я не горжусь, и не ставлю себе этого в заслугу, так как я не вижу никакой заслуги в исполнении своего долга. Я констатирую только факт, могу сказать, общего расположения ко мне соборян, по крайней мере до сих пор. Как бы то ни было, в Синоде теперь придется сидеть три года. Быть теперь в Синоде, при новом строительстве Церкви и новых условиях существования ее, при весьма возможном отделении Церкви от государства… несомненно – великий подвиг. Кроме того, я опять буду разлучен надолго со своею паствою. Такова моя странническая жизнь»[120].

9 (22) декабря состоялось 65-е заседание Собора, последнее в 1917 г. Закрывая заседание, Патриарх Тихон обратился к собравшимся: «Сегодня исполнилось почти 4 месяца, как мы собрались. За это время мы много сделали, но еще больше работы впереди. Многие Отделы изготовили и еще должны приготовить массу докладов, о чем ныне вам докладывалось на Соборе. Все это ожидает Соборного рассмотрения и утверждения. Уповаю, что Бог не оставит нас Своею помощью и в дальнейшей нашей работе. Позвольте пожелать вам благополучного пути, встретить праздники и Новый год в здоровье, мире и благополучии и с новыми силами явиться на заседания 20 января 1918 г., на которое Высокопреосвященнейший Арсений назначил следующее заседание»[121].

Оценивая работу Собора, С. П. Руднев вспоминал: «Члены Собора, бывшие членами Государственной Думы… не раз говорили, что они поражены работоспособностью такого многочисленного собрания, каким являлся Собор, и что в этом отношении он далеко опередил Государственную Думу. Немало этому, по их словам, способствовал и тот режим, которому подвергались члены Собора в своей жизни и работе, и та постоянная общность членов друг с другом, которая создается и создалась общежитием в семинарии»[122].

10 (23) декабря, в воскресенье, «на вечернем девятичасовом поезде я уехал к себе, – записал митрополит Арсений, – в Новгород, на время перерыва, после четырехмесячного беспрерывного сидения в Москве. С Патриархом простились очень тепло. Он просил приехать раньше срока»[123].

Митрополит Арсений прибыл в Новгород 11 декабря в восемь часов вечера. «Встреченный на вокзале преосвященным викарием Алексием [Симанским] и должностными духовными лицами, я отправился в Софийский собор, для обычного, по возвращении, поклонения святыням. Оказалось, что здесь мне уготована была торжественная встреча всем духовенством городским, при переполненном соборе горожанами»[124].

После многочисленных приветствий митрополит произнес «довольно длинную речь, с большим волнением, вызванным неожиданностию такой встречи»[125]. Об обстановке и событиях в Новгороде он сделал одну запись за 12–20 декабря: «Привыкаю к старой обстановке. К сожалению, значительная часть моего помещения занята под лазарет… Но хорошо, что помещения заняты под лазарет, а не под разного рода Советы, а то скоро помещение мое превратилось бы по меньшей мере в сарай или свинюшник, как, например, это сделалось с домом бывшего Губернатора. А сколько было таких посягательств на мое помещение! И, конечно, еще будут. Но будем всячески отстаивать экспроприацию моего жилища. В Новгороде власть захвачена большевиками! Иные учреждения теперь уже бастуют, как протест против большевизма. Суд упразднен, вместо него революционный трибунал… Слишком тяжело жить во всех отношениях»[126].

Все «соборные каникулы» были посвящены богослужениям в новгородских храмах с произнесением проповедей, решению епархиальных дел, встречам с паствой, на которых он рассказывал о том, что происходило на Соборе.

Дневник за 1917 год митрополит закончил горькими словами: «Вот в какие времена мы живем! Вот она – свобода неприкосновенности личности, да и другие! И я не могу поручиться, что и меня не арестуют, или даже короче и проще – прямо убьют. Грабежи в последнее время в городе часто происходят. Буквально никакой защиты нет. И я совершенно не гарантирован от визита “товарищей”. Буди воля Божия! А живется очень тяжело. Плохую память оставляет по себе истекающий год»[127].

«Что даст этот [1918] год неизвестно. Но что он получил ужасное наследие – это несомненно. Старый год к внешней войне прибавил еще войну внутреннюю, междоусобную, дал нам нестроение в государственной и общественной жизни… Новый год застает нас в годину тяжелого народного бедствия. Несчастье нашей родины так велико, бедствие так ужасно, что касается не одних только тех, кто действительно уже пострадал и голодает, оно ужасает всех здравомыслящих…»[128]

14 января 1918 г. митрополит Новгородский отслужил «прощальную литургию, так как завтра предполагал уехать через Петроград в Москву на продолжение Собора», «оставляя свой град и паству с тяжким предчувствием грядущих бед и напастей»[129].

17 января 1918 г. митрополит Арсений возвратился в Москву на Троицкое подворье, где и остановился. «Поместился я рядом с Патриархом, в прежнем помещении временно вместо митрополита Владимира»[130], как оказалось, надолго.

18 января «с пяти до восьми вечера в помещении Патриарха было заседание Соборного Совета. Подготовлялись к возобновлению соборных занятий в субботу, 20-го. Приезжих членов Собора еще мало. В Совете обсуждалось тяжелое положение Церкви, которая большевистским Правительством не признается как публично-правовой институт, и потому не только игнорируется, но и подвергается гонению и насилию в лице священнослужителей и секвестру церковного и храмового имущества»[131]. На заседании Патриарх Тихон представил проект своего знаменитого послания «об анафематствовании творящих беззакония и гонителей веры и Церкви Православной»[132], митрополит Арсений ознакомился с проектом послания и внес в него свои правки. Патриарх, беря на себя всю ответственность и защищая Собор, выпустил свое послание 19 января 1918 г., за день до открытия 2-й сессии Собора.

В субботу 20 января 1918 г., в десять утра, в храме при Соборной палате митрополитом Арсением был отслужен «молебен пред возобновлением соборных занятий, в присутствии Патриарха и собравшихся соборян, около ста. После молебна Патриарх произнес краткую речь. Он указал, что переживаемое нами время – совершенно особое, а потому собору помимо дел общего церковного строительства надо заняться вопросом грозной современной действительности. Большевистская власть издала уже ряд декретов, нарушающих права Церкви, и захватила Александро-Невскую лавру. Собору предстоит разработать ряд мер, чтобы оградить достоинство и свободу Церкви»[133].

После этого Патриарх, передав председательствование на Соборе митрополиту Арсению, «удалился на заседание Синода. Так как кворума в 170 человек не было, заседание было объявлено частным совещанием. Архиепископ Тамбовский Кирилл (Смирнов) зачитал послание Патриарха от 19 января 1918 г. Митрополит Арсений «предложил членам Собора поделиться своими мыслями и впечатлениями по поводу происходящих за последнее время событий в церковной жизни»[134].

По поводу послания разгорелась горячая дискуссия, но все выступавшие поддержали послание Патриарха. Обсуждение послания продолжилось и на следующих заседаниях Собора. В результате было предложено обратиться с особым посланием к православному народу и от имени самого Собора, а на 28 января был назначен Всероссийский крестный ход в защиту Церкви.

На 69-м заседании Собора князь Е. Н. Трубецкой сделал экстренное заявление: «Работами Отдела о высшем церковном управлении не предусмотрен один пункт, всю важность и значение, которого вы усмотрите сами: не говорилось о местоблюстителе патриаршего престола… Об условиях выбора, а потом самом избрании, о правах местоблюстителя сейчас нет возможности говорить, об этом хорошо рассуждать в мирное, спокойное время. Но представьте, что Церковь останется без Патриарха и не будет Собор!»[135] Трубецкой зачитал заявление 36-ти членов Собора: «Необычайные условия переживаемого времени требуют немедленного замещения должности патриаршего местоблюстителя, к коему на случай отсутствия Патриарха временно переходит полнота патриарших прав. Ввиду отсутствия о сем правил, изданных Собором, и невозможности ждать до их издания и производства самих выборов, на что потребовалось бы много времени, нижеподписавшиеся предлагают Собору:

Просить Святейшего Патриарха незамедлительно назначить самому временного местоблюстителя и лиц, заменяющих его в случае отсутствия, впредь до установления Собором самого порядка избрания и производства самых выборов на означенную должность. Означенное наше заявление просим спешно осудить в закрытом заседании Собора»[136].

И от себя Е. Н. Трубецкой добавил: «Эта мера уже предлагалась Патриарху. Патриарх ответил, что он не уполномочен на это Собором. Мы предлагаем Собору принять наше предложение и просить Его Святейшество о назначении местоблюстителя»[137]. Собор единодушно принял это предложение, и председательствующий митрополит Арсений сказал: «Я передам сегодня же это постановление Святейшему Патриарху»[138]. Но князь Трубецкой предложил: «Не лучше ли будет сейчас же послать к его Святейшеству»[139]. Председательствующий согласился: «Я буду продолжать вести заседание, а отвезти послание Патриарху может кто-нибудь другой, например, князь Е. Н. Трубецкой и архиепископ Кирилл»[140]. Собор решил послать к Патриарху делегацию во главе с архиепископом Кириллом. В своем дневнике митрополит Арсений записал разговор на Троицком подворье: «Ввиду возможности ареста Патриарха обсуждался в присутствии митрополита Агафангела и члена Синода протоиерея А. П. Рождественского вопрос о местоблюстительстве патриаршем. Патриарх указал на меня, а затем, если меня арестуют, то на митрополита Антония»[141].

Последняя запись в публикуемой тетради дневника была сделана 22 января 1918 г.: «…Исполнилась пятьдесят шестая годовщина моего появления на свет. Приближаюсь к старости, начало которой я отношу к шестидесяти годам, а вместе с тем и к пути всея земли; хотя нужно быть готовым к этому – каждый час. Да благословит Господь мое вступление в новолетие!»[142]

Но работа Собора продолжалась, и митрополит Арсений принимал в ней активное участие. Наиболее ярким было его выступление на 153-м закрытом заседании Собора, посвященном обсуждению вышедшей инструкции к Декрету об отделении Церкви от государства, где он дал исчерпывающую картину переживаемых событий: «Мы переживаем единственный момент, не имеющий примера не только в истории Русского государства, но и в мировой. Думаю, что Церковь не претерпевала такого гонения и в первые века христианства… Но если до настоящего времени мы претерпевали гонения, устраиваемые кустарным способом, в зависимости от того или другого правителя, то теперь гонения получат законную силу. Мне представляется, что скоро к центру из периферии, провинции, понесутся вопли о творимых ужасах, об оскорблениях религиозного чувства, когда все имущества и храмы будут переданы совдепам, состоящим из людей разных вероисповеданий, и не только христиан. Беспомощные, они будут взывать к нам, они будут обращать свое внимание на Собор, на который возлагалось столько надежд и созыв которого оправдался чрезвычайными обстоятельствами, в которых мы живем. Эти вожделения имеют основу, и если Собор до сего времени существует, то, может быть, в целях Промысла Божия, ожидая момента, когда в нем почувствуется особая надобность. Все наши узаконения рассчитаны на нормальную жизнь, с разной стороны, все наши узаконения теряют силу, если воцарится порядок, устраняющий земное существование Церкви. И Собору нужно откликнуться, показать, что Собор есть выразитель сознания всей Церкви. Мы как полномочные представители Церкви должны откликнуться на это беспримерное явление в мировой истории, должны воплотить вожделения, с созывом его связанные, ибо если это явление пройдет мимо нас, то суд истории поставит нам в вину то, что мы не сказали надлежащего слова… Быть может, теперь и приспело время подвига, исповедничества и мученичества, того подвига, о котором мы только читали, как происходившем в древние времена христианства и в других государствах, подвига, который мы считали в отдаленной возможности, а теперь видим в действительности. Мы должны показать на деле, что мы христиане… Будем верить, что если будут исповедники и мученики, то сила исповедничества и мученичества выше гонения, будем верить, что сила гонений будет посрамлена»[143].

На последнем заседании Собора секретарь Собора В. П. Шеин выступил с докладом, в котором сказал: «В одном из предшествующих заседаний Священного Собора высокопреосвященным председательствующим было выражено пожелание, чтобы ко дню последнего заседания была представлена сводка данных о гонениях на Церковь и о новых мучениках. Данные об этом стекались как в Высшее Церковное Управление, так и на Собор, в Комиссию о гонениях. Эти данные теперь сосредоточены и представляют ужасную картину того, что приходится терпеть Церкви»[144]. Далее будущий священномученик архимандрит Сергий (Шеин) на основании работы Комиссии о гонениях сообщил, что «со времени издания Декрета [об отделении Церкви от государства] открылся целый ряд поруганий и осквернений храмов и святынь, захватов церковного имущества; целый ряд ничем не оправдываемых и никому не нужных убийств, насилий, арестов и издевательств над служителями Христа и Его Церкви». И далее привел ряд ужасающих примером. Закончил свой доклад В. П. Шеин поименным списком лиц, которые пострадали за веру и Церковь. Список возглавил митрополит Киевский Владимир. Всего к 7 (20) сентября 1918 г. в него вошли имена 54 мучеников. «И, конечно, убиты многие другие, их же имена Ты, Господи, веси»[145].

Свою работу Собор закончил 7 (20) сентября 1918 г. На его последнем заседании было вынесено решение:

«1. Предоставить Святейшему Патриарху созвать будущий очередной Собор весною 1921 года на началах, установленных в докладе отдела о Высшем Церковном Управлении для созыва больших Соборов девятилетнего периода.

2. Сохранить за избранными настоящим Собором членами Священного Синода и Высшего Церковного Совета их полномочия до избрания нового состава сих учреждений будущим Собором»[146].

Собор утвердил постановление Соборного Совета, «уполномочить Соборный Совет все доклады, которые останутся не рассмотренными Собором, препроводить на разрешение Высшего Церковного Совета, а сему управлению предоставить, по бывшим примерам право вводить выработанные Отделами предначертания в жизнь по мере надобности полностью или в частях, повсеместно или в некоторых епархиях»[147].

Главной задачей Священного Собора Православной Российской Церкви, по выражению его члена А. В. Карташева, «была выработка новых форм соборно-патриаршего управления Церковью, создание новых учреждений вне всякой зависимости от государства. И эту задачу Собор выполнил. Новые учреждения создали и этим дали Церкви организационную силу, спасшую церковную жизнь среди гонений от окончательного развала. Среди начавшихся насильственных внешних раздроблений Русской Церкви (в новых государствах) и внутренних расколов ясна стала мерка легальности. Все приняло правильный, канонический вид, независимо от капризов политики. Эта каноническая праведность в Русской Церкви ведет свое начало от законодательства Собора. На этих соборных законах стоит и держится и вся Церковь в эмиграции. В восстановлении этого канонического порядка в Русской Церкви великая заслуга первого учредительного Собора 1917–1918 гг.»[148]

На последнем заседании Священного Собора с оценкой деятельности Собора и его руководящих органов выступил генерал Л. К. Артамонов, который сообщил, что на него «членами Собора возложена в высшей степени почетная и лестная обязанность от лица мирян отметить труды и высокополезную деятельность, но, конечно, не всего Собора, ибо нас будут судить другие, а тех его членов, которых мы избрали из своей среды руководителями наших соборных занятий». Далее он отметил: «В течение 279 соборных рабочих дней состоялось 170 пленарных заседаний, 125 заседаний Соборного Совета и свыше 50 заседаний Епископского Совещания, не считая других случайных собраний. Такие заседания часто совпадали в один и тот же день, но в разные часы, а Епископские Совещания часто упадали на дни праздничные. Каждое заседание или совещание длилось по нескольку часов, в зависимости от количества и сложности дел, подлежащих обсуждению. Из этого перечня мы видим, какую даже чисто физическую Соборную работу несли наши избранники. Но если принять во внимание необычайно разнообразный состав Членов Собора, представителей всех епархий всей Православной Великой и Единой России, нашу неподготовленность, с которою мы явились на Собор, трудность разбираться в высказываемых ораторами суждениях, резюмировать их, объединять и ставить на голосование вносимые отдельными Членами предложения, то станет понятным, что труд Членов Президиума и ответственных руководителей Соборных занятий так велик и сложен, что был бы непосилен обыкновенному человеку, и мы верим, что Божия помощь поддерживала наших избранников»[149]. Далее он осветил деятельность на Соборе Патриарха: «Нет слов у меня, чтобы достойно оценить и выразить наше глубочайшее уважение и благоговение пред сверхчеловеческими трудами, какие понес наш Святейший Отец Патриарх только в соборный период. Но, если принять во внимание, как живет и повседневно работает на благо Православной Церкви все время и по настоящий час наш излюбленный избранник Председатель-Патриарх, возглавляющий наш Священный Собор, то деятельность нашего Святейшего Отца уже выходит из пределов всякой светской оценки со стороны нас, мирян, и мы лишь с благоговением должны преклониться пред Божественным Промыслом, чудно подающим Всероссийскому Святейшему Патриарху помощь нести бодро, уверенно и с искреннею любовию к православному русскому народу великое и многотрудное бремя духовного руководительства всею Русскою Церковью»[150].

Закончил свой доклад генерал Л. К. Артамонов словами: «Да позволено будет мне перейти к заместителю Святейшего Патриарха по председательствованию на Соборе. Труд Высокопреосвященного Арсения всем известен. Я отмечу только следующее. Участвуя во всех заседаниях Собора, в 140 пленарных заседаниях Высокопреосвященный Арсений фактически председательствовал и руководил занятиями. Он же участвовал в заседаниях Соборного Совета, а их было 125, причем, более чем в 20 таких заседаниях он фактически председательствовал. Он же участвовал и в Епископских Совещаниях и как Член по избранию Собора в заседаниях Священного Синода и Высшего Церковного Совета. Если к этому прибавить, что Высокопреосвященный Арсений принимал участие, и очень оживленное, в работах Отделов, что, кроме того, на нем лежит обширная разносторонняя и ответственная работа по управлению огромной Новгородской епархией, то ясно, что работа эта превышает силы и понятие мирянина, и мы понимаем ту некоторого рода нервность, которую Высокопреосвященный Арсений иногда проявлял при наших невыдержанных прениях и суждениях, и не только не питаем к нему за это никакого неприязненного чувства, но наоборот, без проявления такой нервности мы не поняли бы того чудовищного труда и умственного напряжения, которые он нес, руководя прениями. Необычайно то терпение, с которым он выслушивал речи ораторов, стоящих на противоположных точках зрения, речи часто не сдержанные, иногда переходившие в личные счеты, объединяя к концу заседания высказанные мнения и приводя всех к братскому дружному единению. Это разумное и вдумчивое отношение ко всем вопросам, обсуждавшимся на Соборе, показывает, какой внутренний труд, какую сложную и напряженную работу ума и воли нес Высокопреосвященный Арсений. Прошу Священный Собор выразить Высокопреосвященному Митрополиту Арсению чувства одушевляющих нас любви и глубокого уважения к его многотрудной и теперь уже исторической работе». Члены Собора, поднявшись с мест, пропели Митрополиту Арсению “Εις πολλά ετη δέσποτα”»[151].

В ответ на выступление генерала митрополит Арсений поблагодарил Собор: «Я счастлив, что на меня выпал великий исторический долг, и благодарю Господа, что Он дал мне силы и возможность не пропустить ни одного заседания Собора»[152].

Собор закончил свою работу, его члены разъехались по своим епархиям, но Соборный Совет продолжил свою работу до конца 1918 г., надо было привести в порядок соборную документацию, подготовить доклады, представленные Отделами, но не рассмотренные на Соборе, для передачи в Высшее Церковное Управление, подготовить отчет о работе Собора. Митрополит Арсений, как член Соборного Совета, продолжил эту работу, оставался ближайшим помощником Патриарха Тихона.

Священный Собор Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. явился важнейшим событием не только церковной, но и общей истории России. Собором была создана та схема церковного управления которая помогла выстоять Русской Церкви в годы гонений, за ее всю ее историю не было Соборов, на которых было явлено столько святых, как среди членов Собора 1917–1918 гг. Более половины ее членов претерпели гонения, более трети были убиты и расстреляны. К настоящему времени в поименный список новомучеников и исповедников Российских внесено 50 соборян. В Епархиальном доме, где проходили заседания Собора, на первом этаже под Князь-Владимирским храмом устроена домовая церковь в честь святого Патриарха Тихона и других участников Великого Московского Собора, прославленных в лике святых. Храм украшает икона Святых Отцов Поместного Собора 1917–1918 гг., на которой среди святых изображены и два кандидата на Патриарший Престол: митрополит Арсений (Стадницкий) и Антоний (Храповицкий). Митрополит Арсений, внесший неоценимый вклад в работу Собора, достойно занимает место на иконе рядом со святым Патриархом Тихоном.