Читать книгу История войны 1813 года за независимость Германии - М.И. Богданович, Модест Богданович - Страница 6

Страна, служившая театром важнейших военных действий в 1813 году, ограничена с севера Балтийским морем, с востока – течением Одера, с юга – горами, отделяющими Богемию от Саксонии, Лузации18 и Силезии, с запада – течением реки Заале и нижней Эльбы. Действия значительными силами вне этих пределов до сражения при Лейпциге велись только лишь при кратковременных вторжениях французских войск через Рудные горы в Богемию. Это пространство и прежде было поприщем событий, решавших судьбу народов: здесь укрывался Видукинд от ударов могущественного своего противника Карла Великого, на этих же местах Густав-Адольф отстаивал и искупил ценой своей жизни политическую и религиозную независимость Германии. Подобно шведам и мужественному королю их, предлежало русским и благословенному Александру I содействовать народам в святой борьбе за родину и восстановить престолы, поколебленные в самом основании властолюбием завоевателя.

Страна эта уже в течение 6 лет была занята французами, которые распоряжались в ней как в собственных владениях. Почти все крепости на этом пространстве были заняты французскими войсками: на Одере они владели Глогау, Кюстрином и Штети-ном; на Эльбе – укрепленным городом Дрезденом и крепостями Торгау, Виттенбергом и Магдебургом. Обладание этими пунктами давало французам большие выгоды, усиливая их оборонительные линии и доставляя им, в случае перехода к наступательным действиям, превосходные базы. На пространстве между Эльбой и Рейном кипела ненависть к ним в народах германских, но владетели Рейнского союза держали сторону Наполеона, частью из малодушия, частью из себялюбивого опасения понести потери при другом порядке вещей. Что же касается страны от Одера до Немана или до русской границы, то большая часть ее народонаселения, состоявшая из поляков, была на стороне Наполеона; почти все крепости там были заняты французами и союзниками их. И, хотя наполеонова армия была ослаблена содержанием гарнизонов в сих крепостях, однако же обложение и осада их ослабляли еще более русскую армию.

Рассматривая вообще свойства этого театра войны, находим, что северная часть его, прилежащая к морю, представляет страну плоскую, наполненную множеством озер и болот; почва этой полосы большей частью глиниста, песчана либо камениста и требует усиленного труда от земледельца; напротив того, южная часть театра войны, от границ Богемии до черты, проходящей от Эйслебена через Альтенбург, Дрезден,

Бауцен и Бунцлау до Бреславля, гориста, населена и плодородна; средняя полоса волнообразна, но в ней встречаются местами довольно обширные равнины.

Река Одер, с крепостями Глогау, Кюстрином и Штетином, представляла французским войскам весьма выгодную оборонительную линию, которой, по мнению маршала Сен-Сира, надлежало им воспользоваться для удержания русских войск и для сохранения в своей власти Берлина и всей страны между Одером и Эльбой. Действительно – если бы удалось вице-королю остановить нашу армию на Одере до прибытия Наполеона со вновь собранными им войсками, то вооружения Пруссии замедлились бы, и к тому же Наполеон, открыв действия с Одера, немедленно вторгся бы в преданное ему Варшавское герцогство и мог усилиться там подкреплениями.

Река Эльба, с крепостями Магдебургом, Виттенбергом и Торгау, и с укрепленными во вторую кампанию 1813 года городами Гамбургом и Дрезденом, была превосходной оборонительной линией, но, по большому своему протяжению (свыше 400 верст), требовала для занятия ее значительные силы, что заставило вице-короля (как будет объяснено впоследствии) отказаться от обороны всего пространства выше впадения реки Заале и ограничиться защитой течения Заале и небольшой части течения Эльбы в окрестностях Магдебурга. Во вторую же кампанию 1813 года, после перемирия, хотя Наполеон извлек важные выгоды из приготовленной им к обороне линии по Эльбе, однако же был принужден оставить ее, когда союзники направили из Богемии превосходные силы на сообщения французской армии, к Лейпцигу.

Вообще все крепости на театре войны были приведены французами в состояние обороняться продолжительное время, что будет изложено подробнее при описании осад.

Важнейшими из пунктов, в военном и политическом отношениях, на сем театре войны были: Берлин, столица Пруссии. Впрочем, с оставлением французскими войсками линии по Одеру удержание Берлина было невозможно, как по топографическим свойствам местности этого пункта, не представляющей средств к упорной обороне, так и по нерасположению берлинцев к Наполеону и французам. Дрезден, столица Саксонии, государства, которого владетель был совершенно предан Наполеону. Во вторую кампанию 1813 года Дрезден приобрел особенную важность в военном отношении, будучи, в продолжении перемирия, укреплен французами и послужив им пунктом опоры и надежной переправы. Кенигштейн, небольшая саксонская крепость на Эльбе, получила стратегическую важность по устроенной там переправе, которая, во вторую кампанию, способствовала Наполеону действовать на сообщения главной союзной армии с ее базисом – Богемией. Гамбург, важнейший из ганзеатических19 городов, жители которого, невольно сделавшиеся подданными французской империи, ненавидели Наполеона и были готовы принять сторону союзников. Будучи способен к приведению в оборонительное положение, Гамбург был сильно укреплен и упорно защищаем маршалом Даву. Лейпциг, важный пункт в стратегическом отношении как средоточие многих путей северо-восточной Германии, что подавало союзникам возможность обойти расположение Наполеона на Эльбе.

Главными путями действий союзников в первую кампанию 1813 года были направления: 1) от Ландсберга через Берлин и 2) от Калиша через Дрезден. Оба пути вели в Саксонию, занятие которой было весьма важно для обеих сторон. Союзники, овладев Саксонией, преграждали неприятелю доступы к Берлину и в Варшавское герцогство, могли пользоваться для продовольствования войск средствами плодородной и хорошо населенной страны, и, наконец, внося оружие внутрь Германии, надеялись приобрести в ней союзников либо, по крайней мере, способствовать частным восстаниям жителей. Виды самой Австрии весьма много зависели от развития наступательных действий российско-прусской армии. Наполеон, со своей стороны, мог удержаться в Германии не иначе, как занимая Саксонию и располагаясь на Эльбе; с потерей этой линии он неминуемо должен был отступить за Рейн, что влекло за собой отложение от него членов Рейнского союза.

На основании этих соображений первоначальным предметом действий российской армии было занятие Саксонии. Жители сей страны, подобно прочим соотечественникам своим, готовились восстать против французов, и, если бы это случилось в действительности, то подданные короля вестфальского последовали бы примеру саксонцев и союзники открыли бы военные действия не на Эльбе, а на Рейне: таким образом, освобождение Германии совершилось бы скорее и стоило бы несравненно меньших пожертвований. В особенности же это было бы выгодно для Саксонии, которая, быть может, не сделалась бы театром войны в продолжение полугода и не лишилась бы, при заключении мира, значительной части своих владений.

Причиной всех невзгод, постигших Саксонию, был сам король Фридрих-Август. Достойный уважения в домашнем быту своем, любимый подданными, коими управлял уже почти 45 лет, король был набожен до ханжества, тщеславен во всем, что касалось внешней обстановки его сана, и неспособен к решимости в важных случаях. Наполеон и подвиги его произвели на Фридриха-Августа чрезвычайное влияние, а благосклонность к нему завоевателя совершенно покорила его. Тем не менее, однако же, вторжение русских в Пруссию, появление наших войск в Берлине и вооружения прусского народа встревожили Фридриха-Августа. Очевидно было, что Саксония сделается театром военных действий и что надлежало непременно пристать к одной какой-либо из сторон. Всего опаснее было оставаться нейтральным среди столкновения чужеземных армий; но король не только поставил себя в такое невыгодное положение, но удалился из своей столицы, предоставив управление государством комитету (Regierungs Kommission). Убеждая народ соблюдать верность, тишину и спокойствие, король изъявил намерение исполнять принятые им на себя обязанности в качестве члена Рейнского союза. 13 (25) февраля он оставил Дрезден в сопровождении своей фамилии, некоторых министров и французского посла, барона Серра, взяв с собой 200 000 талеров звонкой монетой, более 4 миллионов облигациями и большую часть драгоценностей из кладовой «Под зелеными сводами» (Grüne Gewölbe). Для охраны короля и его сокровищ были назначены два кирасирских полка и небольшой отряд пехоты. Сначала он уехал на границу своих владений с Баварией, в Плауэн, откуда в конце марта удалился в Регенсбург, а потом, вверившись покровительству Австрии, отправился 1 (13) апреля в Прагу.

Между тем Саксония была предоставлена всем случайностям борьбы между сильными ее соседями. Король предписал собрать в Торгау все саксонские войска, как прибывшие из России, так и вновь сформированные, но, вместо того чтобы, исполняя обязанности члена Рейнского союза, присоединить их к армии вице-короля, запретил впускать в сию крепость, а равно и в крепостцу Кенигсштейн, как французские, так и российско-прусские войска. Впоследствии несколько раз отказывал он Наполеону в его требовании присоединить саксонскую кавалерию к корпусу Нея, а равно отклонялся от содействия союзникам. Поступая таким образом, он подражал австрийскому правительству, но положение Саксонии не допускало подобного колебания в политическом отношении, и сам король убедился в этом, но тогда уже, когда нельзя было поправить дело¹.

Основная идея плана действий союзной российско-прусской армии была предложена генералом Шарнгорстом во время пребывания его в Главной квартире императора Александра. По свидетельству самого Шарнгорста, на первый раз условлено было только, чтобы «армия Витгенштейна направилась к Магдебургу, армия Блюхера – к Дрездену, а Главная армия должна была следовать за войсками Блюхера в расстоянии трех переходов». Шарнгорст предполагал, собрав большую часть пехоты и регулярной кавалерии на левом крыле фронта действий, противопоставить там неприятелю упорное сопротивление, а между тем обойти его левый фланг легкими войсками, приданными правому крылу союзников². Причиной, побуждавшей к такому разделению сил на две отдельные армии, было опасение, с одной стороны, чтобы Наполеон не повторил обхода, совершенного им в кампанию 1806 года, а с другой, чтобы он, обойдя нас с правого фланга, не отбросил союзные войска к нейтральной богемской границе. План действий, предложенный Шарнгорстом, возбудил сомнение не только в нашей, но и в прусской Главной квартире. Генерал Кнезебек, приобретший славу большого стратега, предлагал направить войска Блюхера и Витгенштейна в совокупности к Магдебургу, против вице-короля, и, опрокинув его превосходными силами, приступить к осаде крепостей на Эльбе; а для возбуждения жителей Вестфалии и бывших прусских областей к восстанию против французов отрядить туда легкие войска. Но неограниченное доверие императора Александра к Шарнгорсту заставило союзников предпочесть предложенный им план действий³.

Сообразно изложенным предположениям союзников российско-прусские войска, по заключении Калишского договора, двинулись в Саксонию двумя колоннами: правая, под начальством графа Витгенштейна, состоявшая из 20 000 человек русских и 30 000 прусских войск⁴, впереди которой шел авангард князя Репнина, направилась к Берлину, а левая, под начальством Блюхера, из 27 000 человек прусских войск, в авангарде которых двигались 13 000 русских войск генерал-адъютанта Винцингероде⁵, была послана к Дрездену. Главная же наша армия, в числе всего до 30 000 человек⁶, осталась на время частью на Одере, частью у Калиша, где была расположена главная квартира императора Александра и князя Кутузова с 12 (24) февраля до 27 марта (8 апреля). Начальство над прусскими войсками, собранными в Силезии, было поручено генералу от кавалерии Блюхеру, по влиянию Шарнгорста, несмотря на старшинство и заслуги фельдмаршала Калькрейта, и хотя генерал-лейтенант Тауэнцин, удостоившийся особенной благосклонности нашего государя, домогался звания главнокомандующего войсками. Пылкий в преклонных летах, смелый до дерзости, Блюхер был обожаем войсками. Vorwärts! («Вперед!») – выражение, произносимое им в бою, обратилось ему в прозвище. Шарнгорст, тогда же произведенный в генерал-лейтенанты, был назначен в армию Блюхера начальником штаба, а генерал-майор Гнейзенау – генерал-квартирмейстером.

Состав прусских войск в эту эпоху разнился от состава русской армии. У наших союзников вся пехота была разделена на бригады, каждая из 7 батальонов с егерскими отрядами, вообще в числе до 6000 человек; а полки в 3-батальонном составе, на военном положении, были в 2400 человек. Бригадами командовали генерал-майоры и полковники; полками – подполковники; батальонами – майоры; батареями 8-орудийного состава – поручики и подпоручики. Напротив того, в нашей армии после тяжелого зимнего похода во многих полках оставалось по одному батальону в 200 или 300 человек. В дивизиях было от четырех до 6 полков, в числе всего от 1500 до 2000 человек; а в корпусах – от 3000 до 4000 человек. Корпусами, немногим лишь превосходившими прусские полки, командовали генерал-лейтенанты; дивизиями и бригадами – генерал-майоры; полками, в числе от 200 до 600 человек, – полковники; батареями 12-орудийного состава – полковники и подполковники. От этого, при соединении в отрядах войск обеих армий, иногда возникали недоразумения о старшинстве между их начальниками, чему подавало повод также взаимное незнание языков, на которых союзники должны были объясняться между собой. Что же касается до качества войск, то русская армия, по сознанию самих иностранцев, имела решительное превосходство над прусской: русские войска, еще не успев укомплектоваться, состояли из старых опытных солдат, освоившихся в кампанию истекшего года со всеми трудностями и лишениями военного быта. Напротив того, войска прусские, за исключением Йоркова корпуса, не имели понятия о боевых невзгодах и большей частью состояли из рекрут, успевших получить самое поверхностное тактическое образование; в особенности же кавалерия, сформированная из молодых солдат, требовала для окончательного обучения несколько месяцев. Зато в отношении к духу войск прусские воины не уступали ни русским, бывшим их сподвижниками на поприще славы, ни неприятелям своим – французам.

Авангард войск графа Витгенштейна, под начальством генерал-майора Репнина, выступил из Ландсберга и, перейдя через Одер, 18 февраля (2 марта), у Гюстебизе, на половине расстояния между Кюстрином и Шведтом, на следующий день подошел к Берлину. Вице-король, не имевший намерения удерживаться в городе, сосредоточил свои силы, в ночь на 20 февраля (4 марта), на виттенбергской дороге, поручив генералу Гренье вывести арьергард из Берлина. Желая обеспечить отступление этих войск, Гренье условился с правительственной прусской комиссией о занятии в полночь городских застав народной стражей, которая должна была впустить наши войска в Берлин уже утром. Но едва лишь охранение города было передано гражданам, как они дали знать ближайшим казачьим постам о выступлении французов. Отряд генерал-адъютанта Чернышева вошел в город первым, 20 февраля (4 марта), в 6 часов утра, а за ним вслед вступили туда прочие легкие отряды и авангард. Для преследования неприятеля, отступавшего по дорогам на Трейенбрицен и Ютербок в Виттенберг, были посланы партизаны и генерал-майор Дибич с кавалерией авангарда; остальные же войска князя Репнина расположились в городе⁷.

В тот же день, 20 февраля (4 марта), главные силы графа Витгенштейна прибыли в Ландсберг, а 22 и 23 февраля (6 и 7 марта), переправившись через Одер у Гюстебизе, близ Целлина, подошли, утром 27 февраля (11 марта), к Берлину. Вступление их в освобожденную столицу было торжественно. При въезде в Королевскую заставу (Königsthor) русский полководец был встречен братом короля принцем Генрихом, военным губернатором генерал-лейтенантом Лестоком, генералами, офицерами и городскими депутатами из числа почетнейших граждан. В продолжение времени, пока проходили войска через город, все окна и даже кровли домов были усеяны народом, изъявлявшим свою радость и сочувствие союзникам неумолкаемыми восклицаниями: «Да здравствует Александр! Да здравствует наш избавитель!» Граф Витгенштейн и русские генералы обедали у принца. Вечером все жители добровольно иллюминовали свои дома. В театре были назначены ложи для главных начальников наших войск. Играли пьесу, напоминавшую (по крайней мере, так хотел автор) какой-то русский анекдот. Но никто не обращал внимания на сцену; все думали только о том, чтобы видеть Витгенштейна и его сподвижников, и громкие крики: «Да здравствует Александр! Да здравствует король!» – заглушали актеров⁸.

Корпус Йорка, двигаясь вслед за войсками Витгенштейна, прибыл 22 февраля (6 марта) в Арнсвальде, на следующий день в Солдин, а 1 (13) марта пехота и кавалерия переправились через Одер у Гюстебизе, а вся артиллерия у Нидер-Вюцова. Корпус Бюлова, подчиненный (как уже было сказано) Йорку, выступив 18 февраля (2 марта) из Ней-Штетина на Штаргард и Гарц, переправился 2 (14) марта через Одер у Шведта; одна из бригад этого корпуса, под начальством генерал-майора Тюмена, переправилась там же днем позже и обратилась через Панкун к Штетину для обложения сей крепости с левой стороны Одера, до прибытия на смену померанских резервов генерал-лейтенанта Тауэнцина; а другая осталась на время близ Шведта; бригада Борстеля сперва обложила Штетин с правого берега Одера, а потом переправившись 3 (15) марта у Шведта, двинулась на Цеденик и Гранзее, к Ратенову. Корпус же Йорка направился от Гюстебизе прямо к Берлину и вступил в столицу Пруссии 5 (17) марта. Принц Генрих и граф Витгенштейн, с многочисленной свитой, выехали через Королевскую заставу за город, где ожидали их войска Йорка; туда же устремились несметные толпы народа навстречу своим воинам. По отдании чести принцу корпус вошел торжественно в город. Вечером жители снова иллюминовали дома свои, а при появлении генерала Йорка в театре все встали с своих мест и приветствовали его три раза обычным Hoch! («Ура!»).

Одновременно с этими торжествами, изгладившими из памяти прусского народа целые годы угнетений и бедствий, жители Берлина узнали о решительном намерении своего правительства ополчиться против Наполеона: объявлены воззвания «К моему народу» и «К моим войскам»; сделаны распоряжения для образования Ландвера. Прусские граждане вздохнули свободно⁹.

С таким же восторгом встретили жители Бреславля императора Александра. По объявлении Пруссией войны Наполеону уже не было никакого препятствия свиданию союзных государей. Император прибыл в Бреславль 3 (15) марта. Для встречи его на силезской границе, за местечком Вартенбергом, посланы были королем генерал-лейтенант Клейст, полковник принц Бирон Курляндский и президент правительственной комиссии Меркель с депутатами Силезии и с высшим духовенством. При императоре Александре находились граф Нессельроде, граф Аракчеев и обер-гофмаршал граф Толстой. Сам король, в сопровождении всех принцев своего Дома, встретил нашего государя в Эльсе (Oels), за четыре мили (28 верст) от Бреславля. Во всех городах и деревнях император был приветствуем радостными восклицаниями и колокольным звоном. Не доезжая города около полумили, оба монарха, со всей своей свитой, сели на лошадей и отправились верхом, мимо расставленных по дороге войск и собравшегося во множестве народа, в королевский дворец, куда прибыли уже в сумерки, около 6 часов пополудни. Колокольный звон и гром артиллерии сливались с шумными приветствиями жителей и возгласами войск. Так встречали жители Пруссии своего избавителя, и да будут памятны в жизни народов подобные торжества, соединяющие граждан соседних государств неразрывными узами военного братства!

Вообще Пруссия в это время представляла зрелище огромного лагеря. Во всех городах, на площадях и улицах, в великолепных чертогах и убогих хижинах, читали с жадностью воззвания короля «К моему народу» и «К моим войскам», увлекавшие всех и каждого, потому что в них были выражены общие чувства народа. Никому не было надобности скрывать их, и они обнаружились во всей силе. Сам король, в челе своих подданных, шел на брань, которая должна была решить вопрос о существовании Пруссии. «К оружию!», – возгласил он, и среди образованных сынов Германии наука не могла остаться безгласной: философия и поэзия сделались орудиями Марса. Мориц Арндт, прибывший вместе со Штейном из России в Кенигсберг, привез с собой написанное и напечатанное им в Петербурге сочинение «Катехизис для германского воина, объясняющий, каким образом должен вести себя и с помощью Божьей идти на бой христианский воин». Эта брошюра, преисполненная ненависти к Наполеону и французам, была перепечатана в Берлине и сделалась народной книгой¹⁰. Другое сочинение Арндта «Что значат Ландвер и Ландштурм?» также произвело глубокое впечатление не только в Пруссии, но и во всей Германии. Появились во множестве оды и песни, возбуждавшие народ к мести и презрению смерти. Ученые и литераторы вооружились на защиту отечества. В числе охотников были певец Ундины, барон де ла Мотт-Фуке, и герой Кернер. Профессор философии Фихте, возбудив дух своих слушателей чтениями об истинном значении войны, вооружился с головы до ног и стал в ряды Ландштурма. Директор Академии художеств Шадов собрал из своих подчиненных целую дружину. Даже духовные, вместо слова мира и любви, обращались к своим прихожанам с увещаниями – сражаться до последнего издыхания, и называли предстоявшую войну святой бранью за правое дело.

Союзная армия, под начальством генерала от кавалерии Блюхера, собранная в Бре-славле, выступила оттуда в нескольких эшелонах, начиная с 4 (16) по 12 (24) марта, по направлению через Лигниц к Бунцлау, куда главная квартира была перенесена 10 (22) марта, между тем как русский корпус Винцингероде еще 8 (20) марта занял Бауцен. Корпус Милорадовича, в числе от 13 000 до 14 000 человек, обложил крепость Глогау, а потом был сменен, 18 (30) марта, прусскими войсками под начальством генерал-майора Шюлер[а] фон Зандена, и переправился через Одер у Мильтица. Отряд генерал-майора Гельфрейха, наблюдавший за крепостью Кюстрином, был сменен отрядом генерал-лейтенанта графа Воронцова (бывшей Западной армии) 5 (17) марта¹¹, и присоединился к войскам графа Витгенштейна 8 (20) марта, в Берлине. Главная же армия по-прежнему оставалась у Калиша, где находилась главная квартира императора Александра и князя Кутузова, как уже сказано, до 26 марта (7 апреля)¹².

По отступлении вице-короля за Эльбу войска, ему вверенные, заняли следующее расположение: правое крыло, под начальством генерала Рейнье, в числе 4500 человек, от Дрездена до Мейсена; саксонские войска, принадлежавшие к 7‐му корпусу Рейнье, формировались в Дрездене и Торгау, под наблюдением саксонского генерала Тиле-мана; маршал Даву, прибыв с 3000 человек из Лейпцига в Дрезден, 1 (13) марта принял начальство над войсками, собранными в окрестностях сего города; маршал Виктор, с 5000 человек, возвратившихся из России, занимал Виттенберг, Росслау и Акен; Гре-нье, с 11‐м корпусом, в числе 18 000, стоял у Виттенберга; генерал Лористон с 5‐м корпусом, в числе 16 000, – у Магдебурга; генерал Вандамм, с дивизией Лагранжа Лори-стонова корпуса и с дивизией Морана, прибывшей из шведской Померании, всего до 6000 человек, – на нижней Эльбе; 1‐й кавалерийский корпус генерала Латур-Мобура, в числе 1800 человек, стоял у Магдебурга; а 2‐й кавалерийский корпус генерала Себа-стиани, в числе 1000 человек, формировался в Брауншвейге; следовательно, у вице-короля на Эльбе было собрано до 52 000 человек пехоты и до 3000 человек кавалерии, кроме гвардейской дивизии генерала Роге, в числе 2400 человек, находившейся при Главной квартире вице-короля в Лейпциге¹³.

С нашей стороны, по занятии Берлина, партизаны и передовой отряд генерал-майора барона Дибича наблюдали за крепостями Виттенбергом и Магдебургом; генерал-лейтенант Клейст с авангардом стал у Трейенбрицена; корпус генерала Йорка – в окрестностях Потсдама; корпус Берга – у Потсдама; дивизия Бюлова – у Шведта; бригада Борстеля – у Ратенова; небольшой русский отряд¹⁴ блокировал крепость Шпандау до 20 марта (1 апреля), а потом был сменен прусским отрядом генерал-майора Тюмена¹⁵; главная квартира графа Витгенштейна оставалась в Берлине. Таково было расположение союзной армии до 14 (26) марта.

Причиной бездействия союзной армии, по занятии Берлина, было несогласие видов князя Кутузова с планом действий, составленным генералом Шарнгорстом. Получив от графа Витгенштейна донесение о намерении его переправиться за Эльбу, фельдмаршал напомнил ему диспозицию, присланную из главной квартиры за неделю перед тем, как ему, так и Блюхеру: Кутузов весьма основательно полагал, что переправа их через Эльбу, на значительном расстоянии между собой, подвергала вверенные им армии большой опасности, что графу Витгенштейну следовало переправиться не в соседстве Магдебурга, а несколько выше Мейссена, одновременно с переправой Блюхера у Дрездена, и что союзным армиям надлежало действовать сосредоточенными силами к Лейпцигу и Альтенбургу¹⁶. Затем на изъявленное графом Витгенштейном намерение переправиться через Эльбу, как только наблюдавший за Магдебургом отряд Бюлова будет сменен другими войсками, фельдмаршал заметил, что, хотя силы французов, собранные у Лейпцига и Эрфурта, и могли быть опрокинуты к Рейну союзными армиями, однако же не следовало упускать из вида подкреплений, ожидаемых неприятелем. А потому, заключил Кутузов, нам следовало бы выждать прибытия наших резервов, не отдаляясь от Эльбы на значительное расстояние и ограничивая цель действий, во-первых, возбуждением германских жителей к вооружению против французов, и во-вторых – содержанием неприятеля в постоянном недоумении и бездействии¹⁷. Почти в таком же смысле писал он и к генералу Винцингероде, объясняя ему необходимость воздержаться от опрометчивых действий, которые могли бы разрушить влияние прежних наших успехов на общее мнение в Германии. «Я не могу, – писал фельдмаршал, – говорить так откровенно с Блюхером, и потому предоставляю вам убедить его в необходимости принятого нами способа действий, не обнаруживая ему совершенно наши средства»¹⁸. Когда же граф Витгенштейн донес князю Кутузову о сборе у Магдебурга до 50 000 человек неприятельской армии, тогда осторожный полководец повторил свои опасения насчет переправы у Росслау и предложил Вит-генштейну сблизиться как можно поспешнее с Блюхером, озаботиться устройством обеспеченной переправы у Мейссена и уничтожить мост у Росслау. «Повторить должен, – писал Кутузов, – то, что ваше сиятельство из прежних моих отношений видеть изволили, а именно: что быстрое движение наше вперед для главного предмета будущей кампании никакой пользы принести не может»¹⁹.

В продолжение этой переписки наши партизаны распространили круг действий своих за Эльбу.

Полковник Тетенборн, посланный с отрядом из 4 слабых казачьих полков, 6 эскадронов и 2 конных орудий, в числе 1300 человек, должен был занять Гамбург, вооружить жителей сего города и страны, лежащей по левую сторону нижней Эльбы, против французов и уничтожить депо и склады, учрежденные неприятелем в северной Германии²⁰. По прибытии в Людвигслуст Тетенборн заключил с герцогом Мекленбург-Шверинским договор, по условиям которого герцог обязался выставить ополчение против французов. Герцог Мекленбург-Стрелицкий также принял сторону союзников. В Лауэнбурге, ближайшем из ганноверских городов, тогда присоединенных к Наполеоновой империи, жители при появлении казаков сбросили французские гербы со всех общественных строений и вооружились за союзников. Полковник Тетенборн там получил известие, что Гамбург занят всего-навсего 1000 человек неприятельских войск и таможенной стражи, на усиление которой шел из шведской Померании генерал Моран, с 3000 человек и 17 орудиями, через Гадебуш и Мельн. Между тем командовавший в Гамбурге генерал Карра-Сен-Сир, опасаясь восстания жителей, не осмелился выждать прибытия нашего партизана и ушел по левому берегу Эльбы к Артленбургу. Несмотря, однако же, на то, Моран продолжал идти прямо к Гамбургу, но когда датский генерал Эвальд, стоявший с 3-тысячным отрядом на голштейнской границе, объявил, по настоянию Тетенборна, что его правительство не согласно на занятие Гамбурга французскими войсками, Моран обратился к Цоллен-шпикеру, чтобы переправиться там за Эльбу. Тетенборн, узнав об этом, сделал усиленный переход к Бергдорфу и, настигнув неприятеля на переправе 5 (17) марта, атаковал его спешенными казаками полков Денисова 7‐го и Гребцова и отбил 6 орудий. Затем наш отряд, в тот же день, перешел к Бергдорфу. Туда прибыла из Гамбурга депутация с изъявлением покорности находившегося в этом городе французского управления. Но Тетенборн объявил депутатам, что Гамбург может надеяться на покровительство союзников только тогда, когда отложится от Франции и восстановит прежнее свое правительство. На следующий день явилась в Бергдорф новая депутация, предлагая вооружить на защиту города от французов 5000 человек, выдать из городских сборов на одежду и вооружение их 200 000 талеров и открыть на сей же предмет добровольную подписку. Вместе с этим депутаты приглашали Тетенборна, от имени своего сената и сограждан, прибыть в их город.

7 (19) марта наш небольшой отряд вступил в Гамбург. Еще за две мили (14 верст) от города его встретил конный отряд из граждан, потом – народная стража; а за полмили от заставы вышли огромные толпы жителей, приветствуя радостными восклицаниями казаков, оглашавших окрестности громкими русскими песнями. Впереди заставы были поднесены Тетенборну старшими сенаторами Кохом и Шульцем ключи города, а при въезде он был встречен девицами в белом платье, ожидавшими его с венками. Во все время шествия через город нашего отряда не умолкали шумные приветствия народа, звон колоколов, ружейные и пистолетные выстрелы; во всех окнах развевались знамена. Жители, теряясь в изъявлениях своего восторга, украшали зелеными ветвями свои шляпы и высоко бросали их либо подымали на длинных шестах, другие усыпали цветами путь, по которому шли наши воины. Знакомые и незнакомые обнимали и поздравляли друг друга; многие плакали от радости. На всех улицах были выставлены бюсты императора Александра I, увенчанные гирляндами из цветов и лаврами. Вечером до 2 часов ночи весь город был иллюминован. По выходе из театра народ выпряг лошадей из Тетенборнова экипажа и повез его на себе до самого дома, где была отведена ему квартира²¹.

Освобождение Гамбурга, первого по торговле города во всей Германии и богатейшего из всех городов европейского материка, произвело всеобщий восторг в Пруссии. Берлинцы торжествовали его, как большую победу, пушечной пальбой.

Полковник Тетенборн, на следующий же день по занятии Гамбурга, объявил о восстановлении свободной торговли и сообщения с Англией и отправил с известием о том в Лондон корабль, на котором был послан казак Витиченко как живое свидетельство успеха, одержанного русскими войсками. Появление этого казака возбудило любопытство и участие англичан, все желали видеть его, угощали наперерыв, давали в честь ему обеды, и суровый сын Дона, благодаря врожденной сметливости и руководству находившегося при нем чиновника, поддержал сочувствие к себе англичан во все время своего пребывания в Лондоне.

По занятии Гамбурга были высланы партии на левую сторону Эльбы, для возбуждения жителей к восстанию против французов. В ожидании этих вооружений Тетен-борн остался в Гамбурге и приступил к укреплению города и к формированию войск. Положено было образовать Ганзеатический легион из двух батальонов, 6 эскадронов и двух батарей, в числе 2800 человек с 12 орудиями, и кроме того – народную стражу для непосредственной защиты города, в составе 6 батальонов, каждый в 1200 человек. Между тем подполковник Бенкендорф, посланный с казачьим полком в Любек, был встречен жителями сего города 9 (21) марта с таким же восторгом, с каким встречали Тетенборна в Гамбурге. Немедленно приступили к набору охотников в Ганзеатиче-ский легион, и в первые два дня явилось на службу более 500 человек, на экипировку которых тогда же внесено 60 000 талеров. Положено сформировать батальон и два эскадрона, в числе 1100 человек, что должно было, вместе с гамбургскими войсками, составить около 4000 человек. Но в действительности было собрано только до 2500; пожертвования деньгами ганзеатических городов были весьма умеренны. Восторг богатых, привыкших к удобствам жизни гамбургских граждан уступил место расчетам, не допускавшим увлечения. От этого – вооружения, ими сделанные, оказались недостаточны для обороны обширного города, вмещавшего в себе до 100 000 жителей. Что же касается до посторонней помощи, то она ограничилась гвардейским батальоном герцога Мекленбургского, числом в 400 человек, 200 солдатами прусской пехоты, примкнувшими к любекскому батальону, и кадрами английских войск для Ганноверского легиона²².

Жители Бремена готовились последовать примеру Гамбурга и Любека, но были удержаны в повиновении французам прибытием отрядов Карра-Сен-Сира и Морана и мерами строгости, принятыми начальником 32‐го военного округа французской империи, генералом Вандаммом. О действиях его может дать понятие следующий приказ, им отданный 22 марта (3 апреля): «Положение, в котором находится вверенный мне корпус, заставляет меня прибегнуть к чрезвычайным мерам, указанным обстоятельствами: я должен исполнить их. С самого начала моего военного поприща, испытав всевозможные перевороты, я умел всегда поставить себя выше всяких случайностей. Место, занимаемое мной, налагает на меня тяжкие обязанности, но с содействием отличных сановников, участвующих вместе со мной в обязанностях служить верно нашему высокому монарху, я твердо убежден в том, что неприятель дорого заплатит за всякую против нас попытку. Будучи счастлив во всех моих предприятиях, я еще никогда не испытал неудачи. Никто не станет на меня жаловаться, ежели буду иметь возможность избежать того; но, действуя от юности на основании строжайших правил чести, не нарушу моего долга. Единственным руководством моим будут наши обязанности к Государю и отечеству. Надеюсь, что, сходно с моими желаниями, управления и жители вверенного мне департамента20 будут вести себя с благоразумием и осторожностью, которых требуют от них настоящие обстоятельства. В особенности же надеюсь на усердие и преданность доброго города Бремена, в которых порукой мне служит присяга вашего достойного мэра. Никто, вероятно, не станет подражать безумным поступкам гамбургцев. Я добр и справедлив, по врожденному характеру и привычке, но буду страшен при исполнении моих обязанностей, как прямой воин, пребывая верным своему долгу, не пощажу ничего, если воля моего Государя, польза отечества и слава нашего оружия того потребуют».

Еще до прибытия Вандамма из Везеля в Бремен французские генералы приняли меры для удержания в повиновении жителей окрестной страны. Карра-Сен-Сир двинулся к северу, разогнал Ландштурм и достиг Бремерлеге, при устье Везера; а Моран, с 2300 человек и 8 орудиями, направился к Гамбургу и 15 (27) марта уже был в одном переходе оттуда, в Тостедте. Здесь получено было известие о восстании жителей Люнебурга против французов. Действительно, как только казаки появились на левой стороне Эльбы, то люнебургские граждане выгнали французских чиновников и таможенную стражу, восстановили прежнее управление и сформировали стрелковый отряд. Французские жандармы, покушавшиеся 14 (26) марта вступить в город, были отражены с уроном. Генерал Моран, собрав в Тостедте до 2500 человек с 8 орудиями²³, сперва имел намерение идти на Гарбург к Гамбургу, но, вместо того, направился к Люнебургу для наказания жителей сего города. По прибытии туда, 20 марта (1 апреля), французы тотчас посадили в тюрьму множество граждан. Моран нарядил военный суд и угрожал расстрелять на следующий день 50 человек. Но эти несчастные были спасены внезапно прибывшими в Люнебург русскими партизанами.

В числе их в это время находился генерал Дернберг, известный покушением своим в 1809 году – захватить короля Вестфальского в собственной его столице Касселе. Сношения его со многими из ганноверских жителей подали повод к отправлению его за Эльбу с наблюдавшим тогда крепость Виттенберг летучим отрядом генерал-майора Бенкендорфа, усиленным прусскими и русскими войсками до 1100 человек пехоты и 2000 кавалерии с 6 орудиями²⁴. Генерал Дернберг переправился в ночь с 13 (25) на 14 (26) марта через Эльбу у Квицебеля, против Вербена, но, будучи атакован прибывшим со стороны Магдебурга французским отрядом, был отброшен к Нейенкирхену и возвратился на правую сторону Эльбы через Шарпенлоэ. Между тем подошел к Гавельбергу наблюдавший за Магдебургом отряд Чернышева. Партизаны, съехавшись вместе, положили перейти за Эльбу и действовать совокупными силами. 17 (29) марта Чернышев переправился близ Белова (Behlow), несколько выше Виттенберга, на паромах и лодках, занял местечко Зеегаузен и отбросил неприятеля, снова появившегося на магдебургской дороге; а генерал Дернберг спустился по правому берегу Эльбы к Ленцену и также переправился 19 (31) марта в лодках на другую сторону реки. Затем оба отряда немедленно двинулись далее, по направлению через Данненберг и Вустров, прикрываясь со стороны Магдебурга казачьим отрядом полковника Власова, посланным через Зеегаузен и Арендзее. Узнав на марше об опасности, угрожавшей жителям Люнебурга, партизаны ускорили свое движение и, пройдя в 24 часа 70 верст, прибыли ввечеру 29 марта (1 апреля) в Биненбюттель (на расстоянии около 12 верст от Люнебурга), а на следующий день утром подошли к городу.

Люнебург, в коем считалось более 10 000 жителей, лежит на левом берегу реки Ильменау. Город был обнесен валом с 5 заставами, из которых две, Альтен-Брюкер-Тор и Люнер-Тор, обращены к востоку, на речную сторону, Бардевикская застава – к северу, Новая – к западу и Красная – к югу. Положено было повести главную атаку с восточной стороны, а для отвлечения оттуда неприятельских войск генерал Чернышев послал полковника Палена, с двумя казачьими полками, на левую сторону реки, к Новой Заставе; полковник Власов, с одним казачьим полком, направился по дороге в Целле, откуда ожидали прибытия Даву с значительным отрядом; наконец, один казачий полк был послан по пути к Данненбергу для прикрытия перевозных судов, отправленных, между тем, от Ленцена к Бойценбургу.

Атака Палена не ввела в заблуждение Морана, который, обратив преимущественно внимание на оборону города с восточной стороны, занял силою Альтенбрюкскую и Люнерскую заставы и выслал батальон с двумя пушками на правую сторону реки. Этот небольшой отряд, неожиданно атакованный нашей конницей, был рассеян, с потерей 200 человек пленными и обоих орудий. Вслед за тем союзная артиллерия расположилась на возвышениях правого берега реки и открыла по неприятелю, занимавшему город, сильный огонь, под покровительством коего устремились в атаку майор Эссен с русскими егерями к Альтенбрюкской заставе, а майор Борке с прусским батальоном к Люнер-Тор. В продолжение двух часов кипел упорнейший бой у обеих застав; наконец прусские войска ворвались в город, овладели двумя орудиями и ударили в тыл неприятелям, оборонявшим прочие доступы; наша пехота и Изюмские гусары также пробились через Альтенбрюкскую заставу; но бой продолжался еще долго в тесных улицах Люнебурга. Жители приняли в нем участие, стреляя по неприятелю из окон. Моран, потеряв множество людей и почти всю свою артиллерию, успел выйти из города через Новую заставу, всего с 500 людьми и двумя орудиями; но едва лишь он достиг ближайшей деревни Реппенштедта, как был встречен предупредившими его по проселочной дороге русскими войсками. Поражаемый огнем четырех орудий и окруженный многочисленной конницей, Моран обратился назад к Новой Заставе, где встретили его союзные войска, занявшие город. Здесь неприятели, громимые картечью, стесненные отовсюду, понесли страшный урон. Сам Моран был смертельно ранен; остальные войска, с ним находившиеся, а равно и те, которые продолжали обороняться в городе, положили оружие. В этом деле, продолжавшемся более 7 часов, весь неприятельский отряд был уничтожен. Захвачены в плен: сам Моран (умерший 3 дня спустя в Бойценбурге), три полковника, 80 офицеров и 2200 нижних чинов. 9 орудий, три знамени и значительный обоз достались в руки победителям. Урон союзников вообще простирался до 300 человек: в числе убитых был майор граф Мусин-Пушкин; в числе раненых майор Эссен²⁵_{. В этом бою убит первым из прусских} охотников храбрый Хаазе. Приведем письмо его родителей.

«Наш сын Георг, на 22-м году от роду, поражен пулей в достопамятном навеки деле при Люнебурге. Находясь в числе охотников 1‐го померанского полка, по свидетельству его мужественного командира, майора Борка, он сражался неустрашимо и решительно и пал за отечество, за независимость Германии, за честь нашего народа, за нашего возлюбленного короля. Тяжела понесенная нами потеря; но мы сожалеем еще более о том, что могли пожертвовать только одним сыном на великое, святое дело»²⁶.

Император Александр I, получив донесение о деле при Люнебурге, пожаловал генерал-адъютанту Чернышеву бриллиантовые знаки ордена св. Анны 1‐й степени, а генералу Дернбергу орден св. Георгия 3‐й степени. Князь Кутузов, извещая Дерн-берга о сей награде, писал ему: «Его Императорское Величество во изъявление своего благоволения пожаловал вам орден св. Георгия 3‐го класса. Я, как старый кавалер сего ордена, горжусь что имею такого товарища, как вы, столь блистательно отличившимся во многих случаях»²⁷. Граф Витгенштейн получил тогда же бриллиантовые знаки ордена св. Александра Невского²⁸.

Успехи восстания в северной Германии заставили французов принять более действительные меры для утверждения там своего владычества. Страна сия, весьма важная по богатству жителей, представляла возможность англичанам и русским делать высадки и привлечь окончательно на свою сторону датчан; к тому же, оставив прибрежье моря во власти союзников, невозможно было французам удержаться на Эльбе. Наполеон, не полагаясь нисколько на преданность своих германских подданных, поручил известному взыскательностью Вандамму управление так называемым 32‐м военным округом и находившимися там войсками. В ожидании их сбора прибыл из Магдебурга в Люнебург, на следующий день по освобождении сего города союзными войсками, генерал Монбрюн (брат убитого при Бородино) с авангардом дивизии Лагранжа, поступившей под начальство маршала Даву. За ним следовал сам маршал с остальными войсками дивизии, состоявшей в числе 6000. Генералы Чернышев и Дернберг, не имея возможности удержать превосходного в силах неприятеля, отступили к Бойценбургу за Эльбу²⁹. Желая предохранить ганноверских жителей от мщения французов, оба они писали к начальникам неприятельских войск, что за смерть казненных граждан будут отвечать взятые нами пленные³⁰. Впоследствии граф Витгенштейн сделал такое же объявление³¹.

Между тем Вандамм успел собрать на Везере дивизии Карра-Сен-Сира, Дюфура и Дюмонсо, в числе 24 000 человек. В Бремене был учрежден военный суд над жителями страны, замешанными в действиях против французов: расстреляно более 20 человек; другие осуждены на каторгу либо подверглись заточению; на многие города и местечки наложены значительные денежные взыскания. Несмотря на угрозы наших партизан, Вандамм готовился наказать жителей Люнебурга; но, между тем, прибыл в Целле снова назначенный начальником 32‐го военного округа маршал Даву, под начальство которого поступили все войска, находившиеся на нижней Эльбе, следовательно, и корпус Вандамма. Хотя маршал обходился с жителями менее жестоко, нежели его предшественник, однако же аресты, конфискации и произвольные налоги тяготели над прибрежьем северной Германии. Союзные державы, возбудив восстание против Наполеона, не поддержали его надлежащим образом: российско-прусские армии были направлены в Саксонию; Англия довольствовалась присылкой в Гамбург ружей и амуниции; наследный шведский принц нисколько не заботился о содействии германским жителям; Дания, сомневавшаяся в приязни союзников, по-прежнему осталась на стороне Франции. Богатые ганзеатические города, слишком надеясь на внешнюю помощь, не развили вполне своих средств на собственную защиту. Самые наши партизаны действовали не единодушно, а соперничали между собой. Для сосредоточения власти над всеми отрядами и ополчениями в северной Германии государь назначил начальником их поступившего в нашу службу австрийского генерал-лейтенанта Вальмодена³², но войска, ему вверенные, были весьма малочисленны, а ополчения не могли вскоре устроиться. Это удержало в бездействии союзников. Только отряд Тетенборна оставался в Гамбурге до 18 (30) мая. Ганноверу и ганзеатическим городам суждено было остаться под игом французского владычества до всеобщего освобождения Германии.