Читать книгу Необычайные приключения Арсена Люпена (сборник) - Морис Леблан, André de Maricourt - Страница 20

Накануне отъезда я послал свой автомобиль прямо в Руан, а сам должен был нагнать его по железной дороге и затем отправиться к друзьям, жившим на берегу Сены.

За несколько минут до отхода поезда из Парижа в мое отделение ввалились семеро мужчин, из которых пятеро курили. Как ни краток был переезд в скором поезде, но перспектива совершить его в такой компании была мне крайне неприятна, тем более что старинный вагон, в котором я сидел, не имел бокового коридора. Я взял свое пальто, газеты, путеводитель и перешел в одно из соседних отделений.

В нем сидела только одна дама. При моем появлении она не могла удержаться от жеста неудовольствия, не ускользнувшего от меня, и шепнула что-то господину, стоявшему на ступеньке вагона, – вероятно, мужу, провожавшему ее. Мужчина окинул меня внимательным взглядом и, по-видимому, довольный результатом своего осмотра, тихо сказал что-то жене, улыбаясь и как будто успокаивая ее, как трусливого ребенка. Дама также улыбнулась и бросила на меня дружелюбный взгляд, точно вдруг уверившись, что я принадлежу к числу порядочных людей, с которыми женщина может безбоязненно остаться с глазу на глаз в продолжение двух часов в маленьком помещении, величиной в шесть квадратных футов.

– Ты ведь не рассердишься на меня, дорогая, – сказал муж, – но я не могу дождаться отхода поезда: у меня назначено важное свидание.

И, нежно поцеловав ее, он ушел.

Жена махнула ему платком из окна вагона и украдкой послала несколько поцелуев.

Раздался свисток, и поезд тронулся.

В этот момент дверь отворилась, и, несмотря на протесты кондуктора, в наше отделение вошел новый пассажир.

Моя спутница, укладывавшая свои вещи в сетку вагона, взволнованная, опустилась на скамейку.

Я далеко не трус, но сознаюсь, что такие внезапные вторжения мне всегда неприятны. Они кажутся подозрительными. Однако наружность и манеры нового пассажира скоро сгладили дурное впечатление, произведенное на меня его вторжением. Он казался корректным, почти элегантным в своем модном галстуке, в свежих перчатках и с таким энергичным лицом…

Но, черт возьми, где я видел это лицо? Без сомнения, я где-то видел его. Выражаясь точнее, я находил в своей памяти впечатление, оставляемое в нас несколько раз виденным портретом, оригинала которого мы никогда не видали. В то же время я чувствовал, что напрягать свою память вполне бесполезно, так как это воспоминание было слишком смутно и неопределенно.

Взглянув на свою соседку по вагону, я был поражен ее бледным, взволнованным лицом. Она смотрела на своего соседа, сидевшего на той же стороне, с выражением настоящего ужаса; я заметил, что она протянула дрожащую руку к маленькому саквояжу, лежавшему на скамейке подле нее. Схватив саквояж, она нервно прижала его к своей груди.

Наши глаза встретились, и я прочел в ее взгляде столько беспокойства и страха, что не удержался от вопроса:

– Вы нездоровы? Не открыть ли окно?

Не отвечая на мой вопрос, она указала боязливым жестом на нашего спутника. Я улыбнулся, как раньше улыбался ей муж, пожал плечами и знаками старался дать ей понять, что ей нечего бояться, что я с нею и что к тому же этот господин, по-видимому, вовсе не опасен. В этот момент он обернулся к нам, осмотрел нас обоих с ног до головы, потом еще глубже уселся в угол дивана и больше уже не шевелился.

Водворилось молчание; потом дама, решившись, очевидно, на крайнее средство, сказала мне едва внятным голосом:

– Вы знаете, что это он с нами в одном отделении?

– Он? Кто он?

– Это он, он, уверяю вас!

– Да кто же он?

– Арсен Люпен!

Она не отрывала глаза от путешественника и произнесенные ею слова, казалось, обращены были скорее к нему, чем ко мне.

Он надвинул себе шляпу на лоб, может быть, чтобы скрыть смущение или просто чтобы заснуть.

– Вчера Арсена Люпена заочно приговорили к двадцати годам каторжной работы, – возразил я. – Значит, невероятно, чтобы он сегодня неосторожно появился в публике. Кроме того, газеты сообщали после его бегства из Сайте, что он проводит зиму в Турции.

– Нет, он в этом поезде, – громко повторила дама с явным намерением быть услышанной нашим спутником. – Мой муж вице-директор исправительного дома, и сам начальник станции нам сказал, что разыскивают Арсена Люпена.

– Однако это не причина…

– Его видели у кассы. Он взял билет первого класса в Руан.

– В таком случае его легко было арестовать.

– Он исчез. Полагают, что он пробрался по набережной и сел в экспресс, который отошел десятью минутами позже нашего поезда.

– В таком случае его там поймали бы.

– А если в последний момент он выпрыгнул из экспресса, чтобы попасть в наш поезд?… Ведь это вполне вероятно… правдоподобно?

– Ну, так его поймают здесь, так как железнодорожные служащие и агенты не могли не заметить этого перехода из одного поезда в другой. По прибытии в Руан его схватят, будьте покойны.

– Никогда! Он опять найдет возможность ускользнуть.

– Желаю ему счастливого пути.

– Но подумайте, что только он может натворить до тех пор!

– Например?

– Бог знает! От него всего можно ожидать.

Моя спутница страшно волновалась, и в самом деле положение до некоторой степени оправдывало ее чрезмерно нервное возбуждение.

– Действительно, бывают странные совпадения… – невольно сказал я. – Но успокойтесь. Предположим даже, что Арсен Люпен находится в нашем поезде: надо думать, что он будет сидеть смирно, чтобы не навлечь на себя новой беды, и постарается поскорее избежать угрожающей ему опасности.

Мои слова не успокоили ее. Однако она замолчала, не желая, вероятно, показаться навязчивой.

Я развернул газету и принялся читать отчеты о процессе Арсена Люпена. Так как в них не нашлось ничего нового, они мало заинтересовали меня. Кроме того, я был утомлен, плохо спал, глаза мои смыкались, голова клонилась к подушке.

– Неужели вы будете спать? – И, вырвав из моих рук газету, дама посмотрела на меня с негодованием.

– Конечно, нет, – ответил я, – мне совсем не хочется спать.

– Это было бы крайне неблагоразумно.

– Неблагоразумно! – повторил я.

Изо всех сил я боролся со сном, глядел на мчавшиеся мимо нас пейзажи, на облака, скользившие по небу, но скоро все смешалось в моей голове: лицо взволнованной дамы и дремавшего господина исчезли из моей памяти, и я заснул крепким, глубоким сном.