Читать книгу Предатель в Северной Корее. Гид по самой зловещей стране планеты - Мортен Тровик - Страница 5

* * *

Уважаемый Мистер Вин!

Мои источники в Пхеньяне недавно сообщили, что вы все еще живы.

Более того, согласно имеющимся сведениям, вас перевели на менее напряженную должность в более спокойном департаменте министерства. Если это так, то я очень рад за вас. То, что произошло между нами, вызвало у меня сложные чувства – и если я злился, то злился не только на вас. Хотя именно вы в то утро угрожали убить меня – точнее, что меня убьют. Может, вы имели в виду, что опасность грозит нам обоим?

«Позвольте мне выразиться так: одна-единственная пуля…»

В маленьком кабинете вдруг стало очень тесно и очень жарко. Едкий дым ваших местных сигарет, которые я решаюсь курить только в самом крайнем случае, кольцами поднимался к потолку.

«…одна-единственная пуля из винтовки может убить человека».

Долгая, очень долгая пауза.

«Поживем – увидим».

Признаюсь, мне тогда стало очень неуютно. Вы уже давно начали меняться – и чем дальше, тем меньше вы становились похожи на себя и тем больше превращались в нечто чуждое – темного, непредсказуемого, разрушительного демона, который больше не говорил на человеческом языке и не понимал его. Да что говорить, весь Пхеньян охватила подозрительность, граничившая с враждебностью, – ничего подобного я прежде не видел. Кроме того, ваши слова приобрели, с позволения сказать, особое звучание в свете того, что за несколько дней до этого Северная Корея, ошеломив весь мир, провела крупнейшие в своей истории испытания ядерной бомбы, по мощности вдесятеро превосходящей снаряд, сброшенный на Хиросиму. Вас не было в лобби отеля, когда мы с другими иностранными постояльцами – бледные и в буквальном смысле слова потрясенные – смотрели по государственному телеканалу экстренный выпуск новостей, в котором Северная Корея объявила себя новой ядерной державой. Вероятно, в тот момент вы выпивали где-то в другом месте. Но за прошедший год мне не раз приходило в голову, что в ваших словах было нечто большее, чем простая угроза. Что-то такое было в интонации, ваш голос казался скорее мягким и печальным, нежели твердым и суровым. Быть может, это было своего рода признание в любви? Мол, если вы больше не можете полагаться на меня в горе и в радости, то гори оно все синим пламенем? Во всяком случае, как я помню, мне тоже стало скорее грустно, чем страшно. Худшим для нас обоих было ядовитое сомнение, бросившее тень на все, что было раньше, и пропитавшее собой все события, предшествовавшие тому разговору. А что, если с самого начала все это было игрой? И обратная сила этой паранойи, запятнавшей нашу многолетнюю дружбу, увлекла нас еще дальше во тьму, которая медленно, но верно сгущалась над страной, над городом, а теперь утвердилась и над нами. Однако теперь, если верить местным источникам, вы снова в безопасности у себя на родине, как я у себя. И чтобы вы однажды смогли прочесть эти строки, вся ваша жизнь, а следовательно, и вся страна, вся политическая система Северной Кореи, должна обратиться в прах. Или же вы должны стать предателем, от которых ваша страна защищает своих граждан и которыми пугает население с утра до ночи, круглый год, от рождения до смерти. Ради вас и всего северокорейского населения я от всей души надеюсь, что первого не произойдет.

Как бы то ни было, ни вы, ни я не можем отрицать того, что эти строки я обращаю именно к вам. Вы были и навсегда останетесь моим попутчиком, переводчиком, надежным помощником, партнером, палочкой-выручалочкой, собутыльником, другом, недругом, снова другом и снова недругом. Поэтому вымарать вас из моей Северной Кореи не просто невозможно: это было бы преступно и несправедливо по отношению к тому, кем вы некогда были и кем вы, надеюсь, еще сможете однажды стать. Так что я очень рассчитываю на ваше молчаливое прощение за то, что беру вас с собой в это последнее путешествие – я уверен, никто не сможет дать Северной Корее более человечное лицо, чем ваше.

Спасибо, друг мой.

* * *

Красота человека – не в его внешнем облике, а в его идейно-моральных качествах[4].

Ким Чен Ир

* * *

Ваше настоящее имя, как и большинство корейских имен, состоит из трех односложных элементов.

Они в свою очередь складываются из относительно небольшого количества стандартных символов, служащих «кирпичиками» корейской письменности.

Когда имя используется целиком, фамилия (например, Ким) ставится в начале, а затем идут два слога имени, при этом ударение всегда падает на последний слог: Ким Чен Ын.

Даже если отвлечься от неизбежных ассоциаций с марширующими солдатами и палочной дисциплиной, сопровождающих образ вашей страны в сознании мировой общественности, мне тем не менее кажется, что корейский язык хорошо сочетается с командным тоном, будь то лающий «оппа гангам стайл» южнокорейской поп-звезды или чеканный «пхеньян стайл» северокорейских телеведущих – четкий, отрывистый ритм, звучные дифтонги и интонации, решительно устремляющиеся к взрывному восклицательному знаку:

IL-SIM-DAN-GYOL![5]

Ваше «имя» я, пожалуй, рискну оставить неизменным в его универсальной анонимности: в повседневном общении я тоже называл вас «мистер». Это не просто фонетически чужеродный элемент в северокорейском языковом мире, но и слегка неполиткорректное обращение, выбивающееся из политизированного официального вокабуляра. «Мистер», или «господин» – обращение, восходящее к устоям феодального общества, воплощающее подобострастие и вежливость, претящие социалистической идеологии всеобщего равенства и братства. «Господами» и «госпожами» называют друг друга «марионетки капиталистов» на юге, тогда как на севере Корейского полуострова принято пользоваться словом dongji, аналогичным русскому «товарищ» или восточно-германскому Genosse. Таким образом, в Северной Корее вас обычно называли (имя) – тонджи, но ни вы, ни ваши коллеги – то есть, прошу меня извинить, товарищи – в министерстве не возражали, если я обращался к вам «мистер Ким», «мистер Цой» и так далее.

Я заметил, что нам обоим свойственно проявлять непокорность, некоторую неполиткорректность, и эта общая черта – одна из тех незримых нитей, что связывали нас все годы совместной работы. А кроме того, так было попросту удобнее – по крайней мере для меня: интонационный рисунок, к которому привыкли мой мозг и речевой аппарат за целую жизнь, прожитую в отнюдь не корейской языковой среде. Сначала двусложный элемент, а односложный – потом.

А вот фамилию Вин я выбирал прицельно. Она выглядит и звучит на корейский манер, и многие корейские фамилии на нее похожи: Вон, Шин, Мин, Мун, Ви. Но сама комбинация «Вин» в Корее не встречается, хотя с фонетической точки зрения вполне могла бы.

Другими словами, выбранный для вас псевдоним правдоподобен, но не совсем правдив – как и многое другое в вашей стране.

У нас обоих имелся свой багаж из прошлого. Как вы прекрасно осознаете, страна и политическая система, которой вы служите, – ведь эти понятия неразделимы – в моей части света известны как «жестокая диктатура», «самое запуганное и угнетенное общество в мире», «абсурдный, тоталитарный, кошмарный лагерь военнопленных» и наконец – «ближайшее подобие нацизма, существовавшее со времен Третьего рейха». Короче говоря, «самая закрытая страна в мире и самый суровый политический режим». Могу представить, как вы с печальной усмешкой качаете головой. А еще вам известно, что я, как и любой другой иностранец, занимающийся Северной Кореей, – кроме подневольных дипломатических работников, сердобольных сотрудников гуманитарных организаций и разгневанных активистов, борющихся за соблюдение прав человека, – совершенно беззащитен перед этими крупнокалиберными орудиями. Позвольте привести избранные высказывания, собранные мной в течение нескольких лет: «тупой прихвостень диктатуры», «безнравственный эгоцентрик», «орудие пропаганды одного из худших политических режимов в истории», «безвольная марионетка» и наконец «Видкун Квислинг. Мортен Тровик. Йёрн Андерсен»[6],[7].

Уверен, что ваш багаж уж точно не меньше моего, но с обратным знаком. Ваш работодатель – тот самый «худший политический режим», – мягко говоря, и сам не в восторге от того общества, в котором я вырос и с которым привык себя отождествлять: «империалистическая идеология и культура», «упадочные западные книги и кинематограф», «духовная и культурная отрава» – лишь немногие эпитеты, которыми награждают Запад северокорейские СМИ[8].

Мы оба знаем, что нельзя просто взять и закрыть свои предубеждения в камере хранения при въезде в страну. Быть может, вы помните вашего соотечественника, музыкального педагога, принимавшего участие в гастрольной поездке в Норвегию несколько лет назад. Он лишь укрепился в своем презрении к капитализму, когда посетил платный туалет в Фрогнер-парке в Осло.

Этот обыкновенно добрейший и немногословный корейский джентльмен не мог скрыть глубокого отвращения к обществу, которое настолько пронизано капиталистической алчностью, что гражданин не может даже справить естественную нужду, предварительно не заплатив за это. Одному он был рад – что его ученики воочию увидели всю глубину падения капиталистического общества и ужаснулись ей. Описывая Северную Корею, правительство, которому вы служите, принимает совсем другой тон – я привожу, опять же, лишь избранные цитаты из огромного множества подобных: «свет Азии с начала времен», «страна рассвета», «воплощенная мечта о счастливой жизни в процветающем социалистическом обществе»[9], «политически независимая, экономически самостоятельная и непобедимая социалистическая сверхдержава»[10], «успешный союз науки и экономики», или, пользуясь словами вашего пожизненного президента:

«Нация с пятитысячелетней историей, мужественный и достойный народ, с незапамятных времен неустанно боровшийся против чужеземных захватчиков и поколений консервативных деспотов. Нация гениев, внесшая неоценимый вклад в развитие науки и культуры человечества»[11],[12].

А мы-то в Норвегии думали, что это мы хорошие ребята!

Как и все официальные представители Северной Кореи, регулярно вступающие в контакт с иностранцами и имеющие достаточный уровень допуска, чтобы часто выезжать далеко за пределы родины, вы не можете не осознавать этого глобального противоречия – и ожесточенной борьбы – между двумя глубоко укоренившимися и тщательно лелеемыми версиями действительности. Каждый более или менее подозрительный для вас приезжий, будь то чиновник из органов контроля за распространением ядерного оружия, пакетный турист, высокопоставленный политик или гуманитарный работник, надеется, что именно он станет тем счастливчиком, кто разгадает тайну Северной Кореи, увидит всю ее подноготную, которая прячется за фасадом, и, что важнее всего, – он будет первым, кому это удалось.

Это подразумеваемое противостояние между «подлинным» и «поддельным», «аутентичным» и «показным» мы, европейцы – а также наши потомки в Новом Свете, – пестовали со времен Античности, зачастую во вред себе же. Но привычка, знаете ли, вторая натура. Конечно же, все это очевидно и вам, и вашим коллегам, стоящим на страже государства. Как говорится в наших народных сказах, вы чуете христианский дух. И чем мы любопытнее и настойчивее, тем больше вы закрываетесь, что лишь подстегивает наше любопытство, и так до бесконечности – непреодолимая сила встречается с неподвижным объектом.

Ваша преувеличенная подозрительность кажется нам почти комичной, но за ней прячется трогательная наивность. Я не раз поражался тому, как беспомощны корейцы – а точнее, насколько беспомощными вы позволяете себе быть – в оценке иностранцев. Вы просто-напросто не понимаете, кто друг, а кто враг. Да и как могло быть иначе? В вашей системе любопытство к окружающему миру и его влиянию, мягко говоря, наказуемо.

В тот день, когда Северная Корея откроет границы независимым туристам – или хотя бы задумается о такой возможности, – вы, быть может, посмеетесь над историей, которая приключилась с одним моим знакомым. Одним прекрасным летним днем он шел по своим делам по улице Карла Юхана – главной улице норвежской столицы – и его остановила парочка юных путешественников. Они вежливо поинтересовались, где продаются типичные норвежские сувениры – фигурки троллей и тому подобное. Мой друг впал в легкий ступор, поскольку они как раз находились на самом туристическом отрезке улицы: сувенирных магазинов с троллями там едва ли не больше, чем людей, – но иностранцы всегда немного беспомощны. Он обескураженно махнул в сторону многочисленных сувенирных лавок и киосков и пробормотал что-то вроде: «Вон там, в общем-то…» Туристы отмахнулись с покровительственной улыбкой, придвинулись к нему и заговорщическим тоном произнесли: «Нет-нет, нам не нужна вся эта туристическая дребедень. Где вы сами покупаете ваших троллей?»[13]

Но, за исключением таких вот наивных «первооткрывателей», мы, путешественники в Северную Корею, представляем собой довольно пеструю компанию. Некоторые воспринимают поездку в эту страну как испытание мужества, некоторые – как паломничество, а для кого-то это практически обычное дело. Большинство из нас встречаются с вашим народом только один раз, и, как правило, разговоры проходят под знаком (преувеличенной) вежливости и/или настороженности. Поэтому я почти уверен, что многое из того, что мне предстоит сказать, вам и вашему народу было неизвестно или не позволено знать – как о самой Северной Корее, так и о людях, которые в нее приезжают. Взгляд со стороны – это то, чего вы больше всего боитесь и в чем больше всего нуждаетесь. И вполне обоснованно, если хотите знать мое мнение. Так что вот вам некоторые основные факты о вашей стране, считающиеся более или менее общепринятыми среди осведомленной публики.

* * *