Читать книгу Cудьба - Мун Чжэин - Страница 8

Встреча
Товарищи

Оглавление

Пока мы работали адвокатами почти по всем политическим делам, мы сблизились с активистами местного оппозиционного движения. В то время во главе его стояли священник Сон Киин и пастор пусанской церкви Чунбу Чхве Сонмук, которого сейчас уже нет в живых. Большую поддержку нам оказывал и писатель Ким Чонхан, известный под псевдонимом Ёсан, хотя он и был уже довольно стар. В особо важные моменты он лично приходил на заседания и подбадривал нас. Именно благодаря этим людям примерно с 1984 года стали возрождаться Оппозиционное общество движения за демократизацию и Правозащитное общество. Освобожденные обвиняемые по «Делу Пурим» занимались в основном практической работой в Обществах.

В 1984 году первым восстановил работу пусанский филиал Оппозиционного общества движения за демократизацию, штаб которого находился в Институте изучения проблем загрязнения окружающей среды. Председателем правления Института стал священник Чон Хогён, а практическими вопросами занимался Чхве Ёль.

И хотя пусанский филиал и получил название Института изучения проблем загрязнения окружающей среды, на самом деле он не имел прямой связи с этой сферой деятельности. Дело в том, что в те годы было опасно прямо определять себя как «движение за демократизацию», поэтому было решено прикрыться нейтральным названием. Неудивительно, что эта организация сплотила почти всех представителей оппозиции в Пусане. Центральной фигурой стал священник Сон Киин.

С самого начала я принимал участие в движении как активист. А с момента официального открытия к нам присоединился адвокат Но Мухён. Мы вместе занялись вопросами управления.

В следующем, 1985 году было создано Народное собрание граждан Пусана. По характеру оно было схоже с сеульским Обществом народного движения за демократическое объединение. Эта организация объединила всех представителей оппозиции в Пусане. И конечно, она была центром пусанского движения за демократизацию, а также стала главным штабом гражданского движения, которое организовало так называемое Июньское противостояние* в 1987 году. Главой Народного собрания граждан Пусана также стал священник Сон Киин.

В те времена все должны были быть готовы к тому, что придется страдать за свои убеждения, и тем не менее тридцать три человека самоотверженно выступили активистами политической борьбы в духе «идей первомартовского движения». Мы с адвокатом Но с самого начала были в группе инициаторов. Затем мы были назначены постоянными членами комитета. Адвокат Но стал председателем отдела по трудовым вопросам, я же возглавил отдел по вопросам благосостояния общества.

Таким образом, мы с головой погрузились в работу этих двух оппозиционных движений. И даже более того, потом мы стали председателями Комитета по защите прав человека в Пусанском объединении христианских церквей[7], хотя ни я, ни адвокат Но не были верующими протестантами. Так как людей в целом было не очень много, то мы могли совмещать работу в организациях демократического движения и в организациях по защите прав человека. Как адвокаты, мы считали такую работу своим долгом и предназначением.

То же самое касалось и политических дел. Мы не могли оттолкнуть людей, которые просили нас протянуть руку помощи. Когда я приехал в Пусан, то я даже не ставил перед собой цели обязательно стать юристом в области защиты прав человека. То же самое я сказал и адвокату Но при нашей первой встрече: «Я не знаю, стану ли я юристом в области прав человека, в любом случае это не является моей самоцелью. Но если такие дела будут появляться, то я не буду от них отказываться». И я именно так и делал. Так как не было других адвокатов, кому можно было бы поручить подобные дела, то после первой защиты они хлынули нескончаемым потоком. И у нас не осталось выбора.

Конечно, иногда мы работали независимо друг от друга, разделив обязанности, но практически все важные и крупные дела мы вели вместе. В политических делах, где подсудимых было несколько, мы просто обозначали сферы ответственности. Нередко мы даже вместе выступали в зале суда. С точки зрения адвокатской работы у нас с Но Мухёном были одинаковые подход к делу и взгляд на ситуацию, что, я думаю, важнее схожести характеров или нравов.

В оппозиционных организациях мы тоже зачастую участвовали сообща, разделяя внутренние роли и обязанности. Однако было одно объединение, в котором я принимал участие в одиночку, – местная организация католического движения. Я был членом таких сообществ, как Собрание общественного католического движения, Национальное католическое объединение проявления справедливости, Католический комитет по правам человека, Католический комитет справедливости и мира. Причиной моему обособленному участию являлся тот факт, что я был католиком. А также тот факт, что, несмотря на давнишнее приобщение к вере, я нечасто посещал церковь, не проявляя тем самым должного религиозного рвения, поэтому воспринимал участие в католических организациях как служебный долг, отчего испытывал чувство досады.

И все же я не мог ответить отказом на просьбу о необходимости моего участия как адвоката. Затем, уже намного позже, я играл роль связующего звена между администрацией президента (Голубым домом) и католицизмом, хотя и не был верующим человеком. Я даже несколько раз приходил на аудиенцию к кардиналу Ким Сухвану. Во времена работы «Правительства участия»[8] количество кардиналов в Южной Корее увеличилось до двух человек, для чего президент Но Мухён отправлял официальный запрос в Ватикан, а я при этом налаживал общение и наводил мосты.

Адвокатская работа в области трудового права и защиты прав человека не могла принести нам значительного заработка. По правде говоря, я был к этому готов и с самого начала не позволял себе жить на широкую ногу. И моя супруга, которая была мне благодарна уже за то, что я сдал государственный юридический экзамен и стал адвокатом, во всем поддерживала меня. Однако Но Мухёну, который до этого неплохо зарабатывал, приходилось совсем нелегко в такой ситуации. Все деньги, которые он получал, уходили на бытовые расходы. И из-за этого больше всего страдала его супруга – госпожа Квон Янсук. Но это было временное испытание. Позже адвокат Но Мухён, выступая в защите только по делам в области трудового права, получал ежемесячно два миллиона вон.

Занимаясь политическими делами и делами, связанными с оппозиционным демократическим движением, мы с Но Мухёном больше всего волновались о следующих двух вещах.

Во-первых, мы сами должны были остаться незапятнанными. В то же время мы были хорошо знакомы с методами, которые активно использовала диктаторская власть. Это были методы запугивания или создания безвыходного положения для человека, о слабостях или небольших оплошностях которого становилось известно властям. И не было ничего необычного в том, что они отыскивали информацию об уклонении от уплаты налогов или о секретах частной жизни путем тайного расследования. Оступившись однажды, мы могли погубить наше дело и, кроме того, сильно навредить всему демократическому движению. Мы были очень осторожны и осмотрительны, не противореча при этом нашим моральным принципам.

Мы были особо внимательны к мелочам. С того момента, как мы перестали брать комиссию, мы добросовестно предоставляли налоговые декларации. А также старались и в частной жизни придерживаться правил строгости и честности.

В особенности адвокат Но был полон энтузиазма, как студент, который впервые участвует в общественном движении. Он проявлял удивительную самоотверженность. Но Мухён считал, что он должен посвятить свою жизнь народу. Он старался изменить свой прежний образ жизни. Он отказался от дорогой пищи и алкоголя. Он бросил даже заниматься парусным спортом, который, к слову, очень любил. Он ненавидел, когда лицемерно кричат: «Народ! Народ!» Настолько он был искренним и преданным. Во всяком случае, он прилагал много усилий, чтобы сделать свою жизнь высоконравственной.

Именно из-за подобной принципиальности я до сих пор так и не начал заниматься гольфом. Дело в том, что в то время я был согласен с убеждениями защитников окружающей среды, которые активно выступали против сооружения гольф-площадок, и считал, что нельзя допустить, чтобы гольф стал популярным видом спорта. Затем, конечно, увлечение гольфом стало массовым и мои негативные взгляды на этот вид спорта изменились. Но и тогда я принципиально не стал посвящать время гольфу.

То же самое относилось и к выпивке. Мне было комфортней пить сочжу или макколли, нежели вино или другие западные напитки. Обычно я выпивал только в ресторане, не продолжая вечер в баре. И я даже ни разу не выпил коктейля «пхоктханчжу»[9]. Мои принципы были непоколебимы, так как я полагал, что слова и поведение людей, которые говорят о народе, не должны противоречить друг другу.

С отказом от «пхоктханчжу» связана еще одна интересная история. Примерно в конце того года, когда было учреждено Народное собрание граждан Пусана, представителям Собрания и людям из пусанского отдела Агентства национальной безопасности* пришлось выпивать за одним столом. Сотрудники Агентства пригласили нас в заранее выбранное место. С нашей стороны пришли я, священник Сон Киин и пастор Чхве Сонмук, а с их стороны – начальник пусанского отдела, ответственный по делам оппозиции, ответственный по религиозным делам и ответственный по судебным делам.

И хотя мы улыбались друг другу и дружелюбно беседовали, обстановка была гнетущая. Начальник отдела, который был студентом 14-го выпуска Корейской военной академии, предложил нам всем выпить по «пхоктханчжу» и поиграть в алкогольную игру. В то время этот коктейль не был широко известен, поэтому многие из нас попробовали его впервые. Начальник отдела рассказал нам, в чем суть игры, показал, как нужно делать коктейль, и затем распределил бокалы между всеми. Все выпили по несколько стаканов и вышли из игры, в итоге остались только я и начальник отдела. Я был уже сильно пьян, но не хотел проигрывать, поэтому держался из последних сил.

И так мы выпили примерно по десять стаканов, после чего начальник отдела вышел в уборную, а я вслед за ним. И там я увидел невыносимо комичную картину. Начальник отдела вовсе не мочился, он стоял перед зеркалом и так сильно бил себя по щекам, что звуки шлепков были отчетливо слышны. Скорее всего, он пытался привести себя в чувство, чтобы не проиграть. На этом наша попойка закончилась. Однако я в высшей степени прочувствовал армейскую алкогольную культуру, которая требует от всех без исключения чрезмерно много пить.

Вторым поводом для волнений было то, что в политических делах мы старались не только вести защиту, но и реализовывать положения Уголовного-процессуального кодекса, начиная от процесса дознания и вплоть до судебного разбирательства. Мы были уверены, что именно с точки зрения правовых норм в политических делах необходимо безукоризненно соблюдать постулаты Уголовно-процессуального кодекса. Особенно тщательно мы следовали этому правилу на судах по политическим делам с участием студентов. Во время таких заседаний судьи старой закалки могли даже заявить, что они не понимают, о чем речь, если мы вдруг указывали на то, что правовой порядок не был соблюден.

В тот период, когда я начал адвокатскую деятельность, примеров нарушения порядка, установленного уголовно-процессуальным кодексом, было не счесть. Основным было заслушивание обвиняемым судебного процесса стоя. Обычным делом было заседание суда, на котором обвиняемый был связан, а на его руках были застегнуты наручники. В такой ситуации мы требовали от судей соблюдения процессуальных норм, указывая им то на одну, то на другую статью кодекса: «снимите, пожалуйста, наручники», «развяжите веревки», «предоставьте, пожалуйста, стул и позвольте обвиняемому сесть».

Постепенно традиции несоблюдения правовых норм в уголовных судах стали исчезать. Мы старались сделать так, чтобы обвиняемых больше не связывали и не заковывали в наручники. Вместо этого надзиратели стали провожать наших подзащитных под руки и садились рядом с ними в зале суда, хотя подобные меры были, по сути, таким же ограничением свободы перемещения, только вместо наручников физическую свободу ограничивали люди. Мы протестовали, и тогда меры отменялись. Однажды нам показалось, что обвиняемый, на котором не было наручников и веревок, двигается очень неестественно. Мы спросили, все ли в порядке, потому что это выглядело странно. Оказалось, что его связали, а потом поверх веревок надели тюремную робу и таким образом пытались замаскировать физические ограничения. В тот раз даже председатель суда, увидев происходящее, сделал выговор охранникам. Кроме того, во время судебных разбирательств по политическим делам для ограничения количества зрителей места для присутствующих занимали полицейские в штатском, тем самым препятствуя входу простых посетителей. Поэтому мы требовали у главного судьи, чтобы стражи порядка, которые занимали зрительские места, покинули зал суда. Бывало и такое, что судьи, к которым мы обращались с подобным заявлением, сами удивлялись тому, что после проверки документов большинство присутствующих в зале суда оказывались полицейскими в гражданской одежде.

Иногда мы вступали в спор с председателем суда в тех случаях, когда обвиняемому отказывали в праве давать показания*. Сделать это просто посредством указания на положения статей из Уголовно-процессуального кодекса не получалось. Но мы углублялись в «Вопросы интерпретации»* и «Вопросы обобщения судебной практики»* и доказывали, что каждый обвиняемый имеет право на дачу показаний.

Мы не оставляли без внимания и невежливое обращение прокурора во время допроса обвиняемого. Мы требовали, чтобы судья обращал внимание на такие нарушения. Особенно остро адвокат Но Мухён реагировал, если прокурор неправомерно угрожал обвиняемому или обращался к нему на «ты». Адвокат Но громко ругался, выкрикивая: «Почему ты ему тыкаешь?» И хотя такое поведение было слишком агрессивным протестом в отношении ошибки прокурора, оно помогало обвиняемым не впадать в отчаяние.

То же самое касалось и процесса дознания. Для того чтобы не допустить дознания под давлением, мы определили необходимость встречи с обвиняемым в момент задержания. Однако полиция постоянно отказывала нам во встречах с обвиняемыми, мотивируя это первоочередностью допроса.

Кроме того, следователи делали все, чтобы мы впустую потратили время: в случае если дознание проходило в Главном полицейском управлении, нас сначала просили ехать в полицейский участок, где обвиняемый был задержан, и если в итоге мы ехали в районное отделение, то там нам говорили, что необходимо поехать в Главное управление и зарегистрироваться. Препятствие встречам с обвиняемым было обычным делом, однако в то время почти никто не пытался сопротивляться этому. Но мы активно протестовали, если сталкивались с подобным. Если мы не могли решить проблему только посредством возражения, то предъявляли иск в коллегию адвокатов. Затем через запрос в коллегию адвокатов мы получали ответ от городского агентства полиции в Пусане о «внесении изменений в порядок проведения мероприятий по задержанию». А затем Но Мухён подавал судебную жалобу о нарушении порядка дознания в полицейском участке, где ему неоднократно отказывали и препятствовали в проведении встречи с обвиняемым.

Благодаря подобным случаям многие нарушения в процессе судебного разбирательства и дознания были ликвидированы. Наши усилия дали результат сначала при рассмотрении политических дел, но затем практика соблюдения правового порядка быстро распространилась и на обычные гражданские дела. Сейчас такие пережитки уже практически полностью исчезли. Ситуация изменилась настолько, что молодые юристы иногда даже не могут поверить, как подобное могло происходить еще совсем недавно.

Комментарии

* Июньское противостояние 1987 года. 87 년 6 월항쟁. Народный протест движения за демократизацию, который прошел по всей стране в июне 1987 года. Его также называют «Демократическая борьба 10 июня». Поводом к началу восстания послужила смерть от пыток студента Сеульского национального университета Пак Чончхоля, которая произошла в контексте подавления военной диктатурой Чон Духвана стремления граждан к демократизации и попыток продлить период нахождения у власти. К тому же вспышка гнева граждан произошла, когда следующим кандидатом в президенты был избран Ро Дэу, который так же, как и Чон Духван, играл ведущую роль в военном перевороте. В течение примерно одного месяца в протестном движении приняло участие около 5 млн человек по всей стране.

* Агентство национальной безопасности. 안기부. Прежнее название Национального агентства разведки. В то время официальным названием было «Агентство планирования национальной безопасности».

* Право на дачу показаний. 모두진술 (冒頭陳述). Порядок публичного судебного заседания делится на этап открытия заседания и этап рассмотрения дела. Этап открытия заседания состоит из процедуры установления личности обвиняемого, первичных показаний прокурора, а также первичных показаний обвиняемого. Посредством первичных показаний обвиняемому гарантируется возможность выразить свое мнение в опровержение обвинения прокурора. Другими словами, ответчик, исходя из принципа nulla poena sine lege[10] и презумпции невиновности, имеет право дать первичные показания в свою пользу.

* «Вопросы интерпретации». 주석서 (註釋書). Книга, разъясняющая значение слов и предложений в оригинальной книге.

* «Вопросы обобщения судебной практики». 법원실무제요 (法院實務提要). Практическое руководство, публикуемое администрацией суда.

7

NCC, 기독교교회협의회 (кидоккёкёхвэхёбихвэ) – объединение христианских церквей.

8

«Правительство участия», 참여정부 (Чхамё Чонбу) – в корейской политической традиции начиная с конца XX в. некоторые правительства получили особые названия, которые были связаны с их политическими установками и лозунгами.

9

Коктейль «бомбочка», 폭탄주 («пхоктханчжу») – по составу напоминает коктейль «ёрш».

10

Nulla poena sine lege (лат. – Нет наказания без закона) – правовой принцип, согласно которому никто не может быть наказан за проступок, не запрещенный законом.

Cудьба

Подняться наверх