Читать книгу Чечня и власть Советов. 1917—1930 - Муслим Махмедгириевич Мурдалов - Страница 15

В Чечне. Стр. 50 …В период работы в Ростове секретарем Юго-Восточного Бюро ЦК мне часто приходилось бывать на заседаниях Реввоенсовета округа, в состав которого входил и я. Командующим войсками Северо-Кавказского военного округа тогда был К. Е. Ворошилов, его помощником – М. К. Левандовский.

Реввоенсовет заседал регулярно. В числе обсуждавшихся Советом дел были и актуальные тогда вопросы о борьбе с проявлениями бандитизма в крае. Помню, Левандовский принимал самое активное участие в разработке этих мероприятий.

В январе 1923 года мы с ним участвовали в поездке в Чечню, входившую тогда в состав Горской республики. Ездили мы туда для провозглашения автономии чеченского народа.

Чеченцы – самая большая по численности национальность среди северокавказских горских народов. По уровню развития Чечня в то время была, пожалуй, наиболее среди них отсталой. В аулах господствовал патриархально-родовой быт с непререкаемой властью стариков, духовенства и племенных вождей, между которыми шли бесконечные распри и раздоры. Если не считать нескольких открытых к тому времени при Советской власти школ в плоскостной Чечне, остальные школы были религиозные, мусульманские, с преподаванием на малопонятном для чеченцев арабском языке. Чеченский язык не имел своей письменности. Судебные дела вершились духовными лицами в шариатских судах с их унаследованными со времен средневековья нормами мусульманского феодального права. Других народных или государственных судов в Чечне не было.

Несмотря на малоземелье, низкий жизненный уровень населения, чеченцы не стремились в город Грозный, расположенный в центре Чечни, второй тогда после Баку, быстро растущий нефтяной район нашей страны. Ко времени событий, о которых идет речь, в составе грозненских рабочих чеченцев почти не было. Лишь через год после предоставления чеченцам автономии, в результате принятия особых мер по привлечению их в нефтяную промышленность, число нефтяников-чеченцев достигло нескольких сот человек.

Положение в Чечне к моменту нашей поездки было тяжелое: там орудовали остатки антисоветских, реакционных элементов, которые провоцировали чеченцев на выступления против Советской власти, организовывали банды, нападавшие на предместья Грозного, на нефтепромыслы, железнодорожные станции. Были случаи убийств советских работников в чеченских селениях.

На основании одних воспоминаний трудно, конечно, дать точную оценку тогдашней обстановки в Чечне. Однако сохранились запись выступления председателя Чеченского ревкома Таштемира Эльдарханова о положении в Чечне к моменту провозглашения ее автономии. Выступил Эльдарханов в феврале 1924 года, то есть спустя год после провозглашения автономии, на заседании Чечревкома, где и мне пришлось принимать участие.

Вот эта запись выступления Эльдарханова, какой она сохранилась в архиве:

«Нужно сказать, какое наследство новая власть автономной Чечни получила от Горреспублики. Здесь нужно указать, что на всей территории автономной Чечни отсутствовала не только твердая власть, но и вообще какая бы то ни было Советская власть. Бандитские шайки, руководимые атаманами, – крупные бандитские шайки не только не давали покоя в самой Чечне, но свои действия перебрасывали на соседние государственные образования, на казачьи станицы и, в общем, создали полный террор. Были покушения на транспорт, железную на транспорт, железную дорогу. Не было почти ни одной школы, которая является базой благополучия населения. Нужно было на местах создать власть. Здесь ревком сталкивался с самыми неблагоприятными обстоятельствами для создания такой власти, которая отвечала бы советскому строительству».

В соответствии с пожеланиями коммунистов и передовых людей Чечни, чтобы приблизить Советскую власть к населению, выбрать его из-под влияния реакционного духовенства, ВЦИК принял 30 ноября 1922 года декрет об образовании Автономной Чеченской области. Для осуществления этого мероприятия в январе 1923 года мы и направились туда с К. Е. Ворошиловым. Вместе с нами ехали также С. М. Буденный, работавший заместителем командующего войсками Северо-Кавказского военного округа, и М. К. Левандовский.

Участие в этой поездке Левандовского было весьма кстати, потому что он лучше нас знал и Грозный и всю Чечню, был хорошо знаком с обычаями чеченского народа. Активный участник гражданской войны в Терской области, Левандовский, возвратившись в начале 1918 года из армии в Грозный, сразу же оказался в гуще борьбы за Советскую власть, с головой ушел в работу по созданию красногвардейских отрядов, а затем красноармейских частей. После отступления войск Красной Армии в Астрахань в начале 1919 года на его долю выпала тяжелая и ответственная обязанность по формированию 33-й Кубанской дивизии, куда вошли остатки XI Армии. Революционных чеченцев тогда возглавлял коммунист Асланбек Шерипов, который затем пал в бою с белогвардейцами. В борьбе с деникинской контрреволюцией в Терской области гремело имя Николая Гикало, руководителя партизанских соединений и партийных организаций, охватывавших как революционных рабочих, так и чеченские партизаны, ходили буквально легенды.

Рассказывали, что как-то партизанскому отряду нужно было перейти в наступление. Однако в отряде среди чеченцев появились колебания. Гикало не смог убедить партизан и поднять их дух к наступлению. Тогда он заявил чеченцам: «Поскольку имеются разногласия, я спрошу у Ленина, как нам поступить». Он отошел за деревья, воткнул большую палку в землю, что-то приставил к уху и стал громко говорить, чтобы было слышно отряду: «Москва, Москва, товарищ Ленин, это говорит Гикало. У нас разногласия – наступать или нет. Как быть – дайте указания». Затем несколько раз повторил: «Да-да», – как будто он на самом деле слушал Ленина. «Значит, товарищ Ленин, говорите, что наступать? Понял, понял, наступать».

Отряд пошел в наступление и добился успеха. В тот период многие горские чеченцы о телефонной, а тем более о радиосвязи имели представение только понаслышке. Тем не менее сколько нужно было смелости и мужества, чтобы рискнуть на такой метод «убеждения» колеблющихся!

Я близко познакомился с Николаем Федоровичем Гикало, когда приехал работать на Северный Кавказ. Он оказался не только легендарным партизаном и несгибаемым революционером, но и опытным, политически подготовленным партийным работником. Гикало работал секретарем Горского обкома РКП (б), затем одним из секретарей Северо-Кавказского крайкома партии. Во время нашей совместной партийной работы на Северном Кавказе Гикало еще больше вырос как руководящий партийный деятель.

Левандовский хорошо знал и Асланбека Шерипова и Гикало. Он знал также многих других местных революционных работников.

Чтобы привлечь внимание чеченского народа к провозглашению автономии как акту большой важности, чтобы поднять авторитет автономного ревкома Чечни, заручиться поддержкой автономной власти со стороны чеченцев, было решено объявить об автономии Чечни в торжественной обстановке на съезде чеченского народа. Конечно, речь не могла идти о съезде в обычном понимании. Фактически был намечен созыв большого представительного митинга, на котором присутствовали бы наиболее влиятельные жители чеченских аулов.

Съезд надо было по идее провести в центре Чечни – в Грозном. В этом городе Советская власть уже держалась крепко, а в аулах Чечни она была еще очень слабой. Но между Грозным и аулами общения почти не было. Больше того, существовала отчужденность Чечни от Грозного, так как чеченцы боялись наказания за нападения на предместья города. Поэтому возникло опасение, что представители многих чеченских аулов не приедут на съезд в Грозный. Стало ясно, что если съезд созывать в Грозном, он мог бы провалиться.

Решили провести съезд в самом большом селении Чечни – Урус-Мартане, находящемся примерно в 30 километрах от Грозного. Решение это было нами принято по прибытии в Грозный, с участием местных чеченских и грозненских руководящих работников, после всестороннего обсуждения вопроса. Конечно, поездка в Урус-Мартан была связана с большим риском: там нас просто могли уничтожить бандитские группы. Незадолго до нашего приезда в Чечне был убит председатель Ревтрибунала Андреев. Но другого выхода у нас не было, иначе все это важное мероприятие могло сорваться. Надо было ехать в Урус-Мартан.

Климент Ефремович предложил обставить эту поездку с большим внешним эффектом.

– Чеченцы любят эффект и помпезность. Возьмем с собой два духовных оркестра, чтобы они попеременно играли, – сказал Ворошилов.

– Это верно, оркестранты будут одновременно и скрытой охраной, – дополнил Левандовский.

Так и решили. С нами ехал также Эльдарханов – коммунист, чеченец по национальности. Декретом ВЦИК от 30 ноября 1922 года об образовании Чеченской автономной области он был назначен председателем ревкома области. Ехали с нами также и другие члены ревкома.

Буденный оделся в полную военную форму. На боку висела шашка эмира Бухарского, сверкавшая серебром и разноцветными камнями. Широкая красная лента, перекинутая через плечо, ярко бросалась в глаза. В общем, Семен Михайлович своей подтянутостью и некоторой торжественностью производил впечатление, не говоря уже об осанке и натуральных буденновских усах.

Направляясь в Урус-Мартан, мы по дороге устраивали остановки у могил, в которых были похоронены чеченцы и наши русские товарищи, погибшие от рук белоказаков. Сходили с коней, склоняли головы, а оркестранты исполняли траурную мелодию. Уважение к погибшим товарищам высоко ценится у кавказских народов. Весть о нашем поклонении могилам быстро распространилась по аулам, из которых все новые и новые сотни всадников, вооруженных кинжалами, шашками, винтовками, револьверами, присоединялись к кортежу и вместе с нами двигались в Урус-Мартан. По мере нашего продвижения местные жители все почтительнее приветствовали нас. Мы почувствовали, что чеченцы относятся к нам хорошо. С нами был фотограф, который производил съемки наиболее важных эпизодов нашего пути. Чеченцам нравилось, когда их фотографировали, и у фотографа едва хватило пластинок на всех желающих сфотографироваться.

В Урус-Мартан – большое село, за ним виделось зеленое поле, подготовленное для проведения собрания. Стояла только что сооруженная небольшая трибуна. Перед трибуной несколько рядов скамеек для стариков. Народу собралось около десяти тысяч человек. Одни сидели на траве, другие стояли, многие были на лошадях. И вся эта масса народа расположилась вокруг трибуны, оказавшейся, таким образом, в самом центре.

Первым выступил Ворошилов, который сказал примерно следующее.

После славной победы Октября помещики и капиталисты начали гражданскую войну против рабоче-крестьянского правительства. Их поддержали иностранные капиталисты, которые прислали в помощь белогвардейцам вооружение и свои армии. Контрреволюционные войска были разбиты, интервенты изгнаны из пределов нашей Родины. Уже тритий год на всей территории страны Советская власть все более набирает сил, становится все крепче. Наша Красная Армия дала предметный урок капиталистам. Международный авторитет Советской России растет с каждым днем. Экономическая блокада нашей страны ликвидирована, капиталистические страны налаживают торговлю с нами, а с некоторыми из них устанавливаются дипломатические отношения.

Далее Климент Ефремович говорил о мирном созидательном труде, о том, что завоеванный мир дает нам возможность, продолжая оставаться начеку и укрепляя Красную Армию, посвятить теперь все силы хозяйственному и культурному строительству.

Потом я говорил о национальной политике Советской власти.

В первые же дни после Октябрьской революции Ленин объявил о равных правах всех народов страны, о праве наций на самоопределение. Наряду с Советской Россией возникли другие советские республики, они тесно сотрудничают друг с другом, составляя одну семью советских народов. Самоопределились и горские народы Северного Кавказа, образовав Дагестанскую республику и многонациональную Горскую республику. Затем из Горской республики выделились автономные области – Кабардинская, Карачаево-Черкесская и Адыге-Черкесская. Теперь Советское правительство, прислушиваясь к голосу чеченского народа, в соответствии с его желанием, приняло решение о провозглашении автономии Чечни. Партия большевиков и Советское правительство надеются, продолжал я, что чеченский народ, объединенный ныне в автономной области, имея свою национальную чеченскую власть с местопребыванием в городе Грозном, занимающем центральное положение в отношении всех районов Чечни, достигнет больших успехов в деле укрепления советского строя, подъема хозяйственной жизни, налаживания кооперативной торговли, в деле развития культуры и здравоохранения.

Затем выступил Буденный. С большим подъемом он рассказал о подвигах Красной Армии в гражданской войне, о победах, одержанных над Деникиным, Врангелем, Колчаком, обрисовал мощь советской кавалерии, артиллерии, беззаветную храбрость пулеметчиков на тачанках, бывших тогда на вооружении Красной Армии. Так сильна, так хорошо организованна наша Красная Армия, сказал он, что она в состоянии разбить любого врага, который посягнет на Советскую страну.

Чеченцам явно импонировал вид Буденного, они с интересом и симпатией смотрели на него, внимательно слушали. Было слышно, как-то здесь, то там чеченцы с восторгом произносили на своем языке: «Большой генерал!».

Затем выступил Эльдарханов. Он поблагодарил Советскую власть за предоставление автономии Чечне и призывал чеченцев всемерно поддерживать власть Советов. Он говорил об организации работы сельских Советов, районных органов власти, об укреплении революционного порядка в Чечне, налаживании хороших отношений между чеченцами и жителями Грозного, с населением соседних казачьих станиц, с народами Дагестана и Горской республики, остановился на том, как экономически отстал чеченский народ, как плохо он еще живет. Нет до сих пор ни одной нормальной школы, нет больниц, нет развитой торговой сети; дороги и мосты находятся в плохом состоянии. Можно ли терпеть такие факты, обращался он к горцам, как нападения на железные дороги, нефтяные промыслы, грабежи, которые позорят чеченский народ, мешают его развитию и дружбе с другими народами – русским, дагестанским, осетинами, ингушами? Чеченский ревком берет на себя полную ответственность перед Москвой, сказал он, за установление твердого советского порядка в области и надеется на поддержку чеченского народа.

В самом начале выступления Эльдарханова старики чеченцы неожиданно пали на колени, видны были их спины. Мы недоумевали: не является ли это демонстрацией недоверия или протеста против высказываний Эльдарханова? Но чеченские товарищи объяснили нам, что наступило время намаза (молитвы), и вот старики стали молиться. Кстати сказать, Левандовский, будучи фотолюбителем, заснял много интересных сцен из этой поездки, и в частности момент, когда старики чеченцы молились на митинге. Он показывал мне потом эти снимки.

Митинг завершился выступлениями нескольких стариков чеченцев, которые в пышном восточном стиле выражали благодарность Советской власти за предоставление автономии. Они при этом высказывали надежду, что смогут сохранить свои старинные традиции и обычаи. Со своей стороны они обещали помощь в установлении мира и порядка в области.

Митинг закончился во второй половине дня. Мы намеревались и фактически имели возможность засветло вернуться в Грозный, но старики окружили нас и стали уговаривать:

– Раз приехали в гости, оставайтесь ночевать. Мы обидимся если уедете.

Было ясно: если мы уедем, горцы сочтут, что мы струсили. А горцы очень не любят трусов.

Посоветовавшись между собой, дали согласие остаться ночевать. Чеченцы обрадовались, разместили нашу группу в двух больших комнатах одного дома, а рядом, в других домах, – оркестрантов, а также товарищей, присоединившихся к нам в Грозном.

Эльдарханов предложил устроить вечером танцы, чтобы поближе познакомиться с молодежью.

Наступил вечер. Заиграла гармонь. Несколько парней и девушек пустились в пляс.

Решили устроить конкурс с денежными призами: мужчинам за лучшее исполнение танца, а девушкам и за исполнение танца и за красоту. В конкурсное «жюри» вошли Буденный, Левандовский и я. Танцевали очень хорошо. Не выдержал и гармонист: он одновременно играл на гармони и танцевал, причем выделывал такие коленца, что вызывал всеобщее восхищение.

Взыграла кровь и у Семена Михайловича. Неожиданно для всех он ворвался в круг и пустился в пляс, лихо танцевал лезгинку, как настоящий горец. Чеченцы в восторге начали дружно хлопать в ладоши и выкрикивать: «Асса!», «Асса!».

Яркая картина охватившего всех веселья и сейчас живо встает перед многими глазами, словно это было вчера. Вспоминается и такой эпизод, курьезный, но характерный для темперамента горцев. Климент Ефремович поручил Левандовскому проинструктировать оркестрантов, то есть охрану, и других сопровождавших нас товарищей о том, как следует себя вести на случай стрельбы или какой-либо другой неожиданной суматохи, которая может подняться в селе ночью. При открытии чеченцами стрельбы наши сопровождающие должны воздержаться и не прибегать к оружию, за исключением случаев крайней необходимости в целях самозащиты. В числе других слушал эти указания Климента Ефремовича и председатель Чеченского ревкома Эльдарханов, интеллигентный, солидный, располагающий к себе и, по тогдашним нашим понятиям, пожилой человек. И вот Эльдарханов, под впечатлением огненной пляски Буденного, вызвавшей в нем прилив неподдельного энтузиазма, выхватил револьвер и трижды выстрелил в потолок дома, где мы находились. Мы только переглянулись, – неудобно было делать ему замечание в присутствии многих чеченцев. Поздно вечером, когда закончилось веселье и чеченцы ушли, мы удивленно спросили Эльдарханова, как он мог нарушить столь простую и ясную инструкцию. В свое оправдание он только развел руками и сослался на нахлынувшие на него чувства радости и общего подъема. Добавлю, чтобы не вызвать ненужных домыслов, что никаких спиртных напитков тогда никто из нас не пил.

Вечером, после ухода приглашенных чеченцев, мы обменялись впечатлениями о митинге, о настроениях чеченского народа и были довольны хорошим ходом событий. Нам сообщили, что среди присутствовавших на митинге чеченцев находился некий Али Митаев, известный духовный вождь одной из религиозных сект, настроенный реакционно, антисоветски. У него – собственный вооруженный отряд преданных ему горцев-мюридов. На митинге они находились среди тех, кто был на конях верхом. После митинга Али Митаев и его люди не уехали в свое село, а остались ночевать в Урус-Мартане. Остались на ночь в Урус-Мартане и другие главарии вооруженных отрядов чеченцев.

Мы решили воспользоваться случаем, поговорить с этим человеком и поручили Эльдарханову через местных чеченцев пригласить его к нам для беседы, так сказать, «с глазу на глаз». Мы сидели на коврах и подушках: в помещении не было стульев. У каждого из нас был маузер, лежавший под подушкой. Ждали прихода Али Митаева. Вдруг двустворчатые двери шумно распахнулись. Появились два вооруженных с головы до ног чеченца, которые в глубину комнаты не вошли, а остались стоять у двери. Через несколько секунд спокойной походкой вошел Али Митаев – стройный мужчина в чеченской одежде, вооруженный кинжалом, шашкой, револьвером. Мы пригласили его сесть. После этого два охранника Али Митаева вышли из комнаты. По-русски он не говорил. Переводил Эльдарханов. Мы сказали, что хотим побеседовать откровенно, как представители Советской власти, с человеком, который, как мы знаем, пользуется влиянием у чеченцев и который борется против Советской власти. Мы хотели бы услышать от него, чем он недоволен, чем именно не нравится ему Советская власть.

Выслушал он нас спокойно, подумал и, не горячась, ответил:

– Почему я должен быть доволен Советской властью? Моего отца в свое время русское правительство арестовало и отправило в ссылку, где он умер. Я же прячусь от Советской власти, ибо, если попадусь, меня тоже арестуют. Иными словами, мне уготована та же судьба, что и моему отцу. Вот почему я, защищая себя, свой народ и свои обычаи, борюсь против Советской власти.

Мы ему разъяснили, что Советское правительство не отвечает за действия старого, царского правительства. Более того, коммунисты свергли царизм, сняли всех его чиновников. Поэтому неправильно ответственность за действия этих чиновников приписывать Советскому правительству, которое вышло из народа и стоит за равенство и дружбу всех народов страны, в том числе и чеченцев. Мы сказали ему: как официальные представители Советской власти, против вас лично и ваших товарищей ничего не имеем и готовы гарантировать вам всем полную свободу, если, разумеется, вы прекратите борьбу против Советской власти и ее представителей.

Далее мы подробно объяснили ему смысл объявления автономии Чечни, которая дает чеченскому народу возможность жить своими традициями, развиваться и строить новую жизнь. В ходе беседы выяснилось, что Али Митаева заинтересовала возможность примирения с Советской властью при условии, если будет сохранено его влияние в своем районе и ему будет разрешено держать при себе отряд верных людей. И мы пошли еще на один шаг.

Дело в том, что для тогдашней сложной обстановки в Чечне характерным было большое влияние, которым пользовались среди чеченцев местные духовные князьки. Опираясь на еще живучие в то время религиозные и родовые традиции, они были фактически вершителями всех дел среди чеченской массы населения.

Выделялись тогда в Чечне три главные реакционные группировки. Одна из них была влиятельной в районах плоскостной Чечни, где под воздействием близости города Грозного общий уровень развития был сравнительно выше, чем в других чеченских районах. К Советской власти эта группировка относилась, в общем, неплохо. Такие настроения были в некоторых самых бедных горных районах. Была другая, крайне реакционная группировка, господствовавшая в горных районах. Была другая, крайне реакционная группировка, господствовавшая в горных районах Чечни, особенно на границе с Дагестаном. Во главе этой последней стоял непримиримый враг Советской власти имам Нажмутдин Гоцинский, претендовавший на лидерство во всех районах Чечни, Дагестана и у других народов Северного Кавказа. Его резиденция находилась в труднодоступных горах, он располагал большим числом вооруженных мюридов, складами вооружения. Во время гражданской войны Гоцинский со своими отрядами выступал против Советской власти. В 1918 году он со своими вооруженными мюридами собирался вкупе с турецкими войсками идти в поход на Советский Азербайджан. Он вынашивал бредовые претензии на устранение Советской власти на Кавказе, который он объявил «своим государством». Требовал ухода Советской власти до границы, которая, по его «скромным» замыслам, должна была пройти где-то около Ростова. Лелеял мечты о присоединении к «своему государству» – ни мало ни много – Крыма и Туркестана, угрожал зажечь пламя войны, если не будут приняты его условия. Теперь же Гоцинский отсиживался в своей резиденции и ни в какие отношения с представителями Советской власти не входил. Не приехал он, конечно, и на съезд в Урус-Мартан. По имевшимся у нас данным, он был связан с разведкой западных стран через турецких и английских агентов.

Али Митаева и его секту, по их отношению к Советской власти, можно было бы поставить между этими двумя группировками. Али Митаев, как это выяснилось из его действий, оставаясь враждебным к Советской власти, стремился все же как-то прикрыть свои антисоветские настроения. Его группировка враждовала с другими и в отдельных случаях склоняясь в сторону сотрудничества с советскими органами.

Учитывая все это, мы опасались, что наличие таких влиятельных в то время реакционных сил может серьезно мешать утверждению власти ревкома Чеченской автономной области. Поэтому мы решили пойти на эксперимент, который, как мы полагали, дал бы возможность вбить клин между этими группировками и привлечь одну из них хотя бы на временное тактическое сближение с Советской властью в теперь уже автономной Чечне. Думали мы также, что это в какой-то мере поможет в борьбе против банд, нападающих на железную дорогу и нефтяные промыслы. Это был, конечно, довольно рискованный эксперимент, предпринятый для того, чтобы найти выход из трудного положения. Мы заявили Али Митаеву:

– Вы человек молодой, способный и пользуетесь у чеченцев своего района определенным влиянием. Почему бы вам не участвовать активно в строительстве автономии чеченского народа? Вас утвердят членом Чеченского ревкома, то есть автономного правительства, с тем, чтобы вы могли под руководством Эльдарханова вести работу по повышению культуры и жизненного уровня чеченского народа.

Вначале это предложение удивило его: он не совсем верил в его серьезность. Но после дальнейших разъяснений, хотя все-таки и не без сомнений, он дал согласие быть членом ревкома. Мы расстались с ним по-хорошему.

…Ночь прошла спокойно. Правда, на всякий случай бдительный Левандовский дал оркестрантам приказ: один спит, другой бодрствует. С наступлением утра мы отправились в обратный путь. Из села нас провожали как самых лучших друзей; много народа вышло на улицу. Несколько сот чеченцев верхом на конях сопровождали нас почти до самого Грозного. Возвращались мы с полной уверенностью, что сделали хорошее и нужное дело.

Мы сообщили в Москву о нашем предложении Али Митаеву, и вскоре он был назначен ВЦИКом членом ревкома Чеченской автономной области.

Став членом ревкома, Али Митаев раз в неделю приезжал в Грозный на заседания ревкома. Его сопровождали до самого здания ревкома около 30 всадников и ждали там конца заседания. Али Митаев выходил, садился на коня и в сопровождении своих людей возвращался в аул. Так продолжалось несколько месяцев. Но скоро стало известно, что он ведет двойную игру, продолжая враждебно относиться к Советской власти, и использует свое положение в антисоветских целях. Создалась опасная ситуация. Поступали сведения о том, что он укрепляет свои вооруженные отряды и замышляет в подходящий момент поднять восстание. Подтверждались данные о подрывной деятельности Али Митаева, о его прямых связях с имамом Гоцинским. Прятать свою деятельность ему становилось все труднее. Он прекратил свои поездки в Грозный на заседания ревкома. ОГПУ, встревоженное этим, добилось согласия ВЦИКа на его арест. Это произошло через год с лишним после введения его в состав Чечревкома.

Говоря об эксперименте с Али Митаевым, предпринятом с известным риском, надо отметить некоторые выгодные для Советской власти стороны. Этот эксперимент позволил Чечревкому укрепить свое влияние среди чеченских масс в районе, где действовал Али Митаев, а также и в других районах, которые стали постепенно поддерживать ревком. Было внесено некоторое успокоение в Чечне. Али Митаев и другие группировки вынуждены были действовать уже осторожнее, перестали открыто противодействовать советским органам. Вместе с тем было выиграно и время, за которое сформировались преданные Советской власти национальные кадры.

После образования автономии положение в Чечне стало улучшаться, хотя и медленно. Укрепление Советской власти было сопряжено с большими трудностями. Организация местных Советов осложнялась тем, что все делопроизводство до этого велось на русском языке, а чеченцев, хорошо знающих русский язык, было очень мало, их не хватало для замещения административных постов в советских органах. Другая часть местной интеллигенции прошла арабскую школу. Духовенство настаивало на том, чтобы делопроизводство и культурная работа в Чечне проводились на арабском языке – в противовес русскому. Мусульмане, которые знали арабский язык, и часть интеллигенции поддерживали эти настроения. А народ не знал ни арабского, ни русского языков.

В таких условиях, без национальной письменности, невозможно было ликвидировать безграмотность взрослого населения, поставить дело образования молодого поколения, наладить работу советских органов и вовлечь в нее трудовые слои народа.

Вот почему подлинно революционным событием явилось введение письменности на чеченском языке. Стало налаживаться издание учебников на чеченском языке, организовались курсы обучения чеченской письменности. Это дало свои плоды: через год в народных школах Чечни училось уже более 1500 человек.

Весьма положительным фактором являлось то, что Чеченский ревком состоял из чеченцев, представлявших все районы Чечни. Они ездили в районы, встречались с народом. Стали проводиться мероприятия по землеустройству, строительству небольших мостов, открытию врачебных и фельдшерских пунктов. Были созданы органы государственной торговли с филиалами в районах. Чеченцы безбоязненно стали ездить в Грозный, торговать на базаре. Около 800 чеченцев удалось устроить за год работать на промыслах, где до этого чеченцы не работали. Чеченцы из районов стали охотно приезжать в Чеченский ревком и обычно обращались к тем членам ревкома, которые были из их района.

Но до нас дошли сведения, что между членами Чеченского ревкома нет спаянной работы, многие были настроения против председателя ревкома Эльдарханова. Каждый стремился насадить в аппарат своих сторонников из родственников и знакомых.

В связи с этим примерно через год после провозглашения автономии Чечни мне вновь пришлось побывать в Грозном, чтобы вместе с членами ревкома и бюро областного партийного комитета обсудить создавшееся положение. После откровенного обмена мнениями мы добились нормализации отношений между членами ревкома во главе с Эльдархановым. У него, конечно, были свои недостатки, за которые его сильно критиковали. Поддерживая справедливые критические замечания и сдерживая необоснованные нападки отдельных членов ревкома, я в товарищеском плане поправлял их. В результате удалось приостановить разлад между ними и убедить, что все они должны работать на своих местах, что никого снимать мы не собираемся.

Крайне затруднительным было тогда финансовое положение в Чечне. Ревкому не хватало средств для проведения культурно-хозяйственных мероприятий, строительства школ, дорог, не говоря уже о содержании управленческого аппарата. Дотации, выделявшиеся ревкому из краевых средств, не могли покрыть огромных потребностей Чечни. В самой Чечне не было промышленных предприятий, торговая сеть только зарождалась, кооперация была еще очень слаба.

Грозный же был самостоятельным городом, и от его промышленности Чеченский ревком никаких отчислений не получал. В этих условиях многие чеченцы рассматривали Грозный как чуждый им город. Грабежи, которые здесь многократно совершали бандитские элементы, не вызывали у чеченцев осуждения. Зачастую бандиты свободно разгуливали по деревням, расценивая свои бандитские налеты как удальство.

Совершенно естественно, что назрела забота, как изыскать для Чеченского ревкома источники доходов, как заинтересовать чеченцев в успехе работы промыслов Грозного и привлечь их к активной борьбе с бандитскими элементами. Стало очевидным, что без вовлечения чеченских советских органов и самого чеченского народа в борьбу с бандитизмом грабежи не прекратятся. Обсудив все это с Эльдархановым и другими членами ревкома (среди них были Заурбек Шерипов, Джемал Токаев, Даут Арсанкулов), я поехал в Москву.