Читать книгу Любовь и гвозди - Н. Абрамович - Страница 7

Я уже три дня в гостях у Оле. Я в восторге. Воздух хрустальный, вода чистейшая, прямо из крана, пьешь – не напьешься! Грибы белые у самого дома! Лошади, собаки, лес с оленями. Что еще надо человеку, заморенному экологией Киева! Утром, в 8 часов, я выхожу из своего райского убежища, говорю гутен морген Оле. Я плохо знаю немецкий. Оле плохо знает английский. Но общий язык мы, вроде, находим. Мне так кажется. Оле уже сидит за большим деревянным столом. Светло и солнечно! И живописно! Через видовые окна нам представлены красные поля клевера, зеленые леса, синее небо, желтые распахнутые объятия солнца. И редкие всадники в жокейской форме на лошадях, аллюром плывущие мимо. А вон и олень нарисовался на поляне! Застыл. Рогатый. Почти ручной. Олени тут гарцуют меж домов, как собаки у нас на районе.

Кофе. Масло. Хлебцы. Маленький помидор, поделенный на двоих. Вежливые улыбки. К мюсли с горячим молоком – фруктовый йогурт, долька шоколада, джем. Обед в пять часов. Срок в срок! И ни минутой раньше. Все строго. Вчера за полчаса до срока я поджарила в духовке элька. Эльк – это лось. По- шведски. Лосятина с картошечкой, да с лучком разнесла одуряющий запах на весь шведский лес! Зову Оле.

–Ноу! – категорично говорит Оле. И смотрит на часы, лежа на кушетке с ноутбуком. И я ставлю противень назад, в духовку. Еще рано. Еще 30 минут. Порядок не нарушаем. Гость- раб хозяина! Собаки тоже терпеливо ждут своего корма, без истерик. Мой Тузик, например, весь издергается, извизжится, сбивая меня с ног и мешая мне класть ему в миску еду и попадая головой и ушами под ложку с мясной кашей. А тут дисциплина. Собаки не сходят со своих мест-лежаков. Гнетуще – молча смотрят, как Оле насыпает им сухой корм, добавляет чуток теплой воды, разбивает яйцо. И все это медленно, с натяжкой, будто нарочно. Вахтинги неотрывно следят за руками Оле и едой. И на мраморную плитку с двух пастей, дуэтом слетают прозрачные капли слюны. И лишь, когда Оле произносит едва слышное: «äta», псы тихо сходят со своих мест и принимаются за еду. И мне становится неуютно и кажется, что будь я женой Оле, меня тоже начнут дрессировать. Да, уже дрессируют! Я убираю со стола. Оле идет мимо меня, очень близко. И я рефлексивно вжимаюсь в стол, отстраняюсь от него. Оле проходит мимо.

– Загадочная русская женщина! – возможно, думает швед. Хотя, в его голове могут роиться и другие мысли.

– Чего эта барышня тут у меня делает? Ест моего лося, любуется красотами из окон, и все, на шару!

И я понимаю Оле. И потому стараюсь все делать по дому, помогать по хозяйству. Вчера перенесла кучу чурок из дровяника в бойлерную, сложив там красочную поленницу. И получив непривычные волдыри на ладонях. В раковине снова тает кусок лосятины. На обед. Красный, сочный, мягкий. Лося добывает Оле. Как мамонта! Настоящий мужик! Они с коммуной в 15 человек валят лосей в разрешенном октябре охотничьего сезона. Тянут тучную рогатую добычу из леса при помощи лошадей и квадроциклов. Делят по 25 кг. на нос.

В морозильной камере Оле стопочкой покоятся расфасованные лоси прошлого года отстрела. И я, показывая на стикеры с цифрами на пакетах с лосятиной, улыбаюсь, говоря об аккуратности и хозяйственности Оле. Кажется, понял! Засмущался.

В ванной комнате, у моей спальни, тоже видовые окна, до полу, без штор. И лишь одинокий побег любопытного сизого вьюнка, расползается по стеклу, притворяясь жалюзи и заглядывая в окно. Да, ладно, не мужик, ведь! Всего лишь сизый вьюнок! Вечером в ванной мне не скрыться от наглых звезд, оленей. И, возможно, более серьезных чужих глаз. И я говорю об этом Оле. И показываю на побег вьюнка, единственное мое жалкое прикрытие.

–Эх! Говорила мне мама, учи иностранные языки!

Оле, по-своему, понял меня. Он просто содрал вьюнок с корнем и бросил его под сосной. Со словами.

–Фор ю! Все для тебя!

Теперь окно в моей ванной сияет наивной открытостью и доверием к мирозданию. А я просто выключаю свет. Чтобы принять душ. И не смущать ни звезд, ни оленей, ни возможных чужих глаз. Я благодарна Оле. Он ведет себя скромно, послушно, ночами в мои окна не заглядывает. И в забаррикадированную дверь моей спальни не ломится.