Читать книгу Древнерусская государственность - Н. Ф. Котляр - Страница 2

Причины, хронология, основные этапы и обстоятельства образования государства в восточнославянском обществе поныне остаются мало изученными. Между тем эта тема уже более двухсот лет пребывает в фокусе внимания отечественных историков. Существующие теоретические построения в своём большинстве страдают излишними социологичностью и схематизмом, опираясь больше на логику, чем на объективный и кропотливый анализ свидетельств источников, пусть даже немногочисленных и часто противоречивых. Почти все исследователи солидарны во мнении, что Древнерусское государство родилось из союзов восточнославянских племён, однако пути его генезиса едва намечены.

В теоретическом плане проблема складывания государственности в раннесредневековых обществах принадлежит к кругу наиболее сложных и наименее исследованных. В последние годы количество публикаций на эту тему выросло. В преобладающем большинстве труды этой проблематики появляются в науке Запада и США. По разным причинам они остаются неизвестными большинству украинских, российских и белорусских исследователей. А ведь такие работы, хотя и построенные в основном на западноевропейском или американском материале, содержат важные теоретические положения и выводы, имеющие универсальный характер.

Марксистская методология, к тому же упрощённо и вульгарно истолкованная советскими историософами, объясняет возникновение и развитие государственности социально-экономической эволюцией общества. Ныне дилетанты призывают историков отказаться от поиска какой бы то ни было взаимозависимости между социально-экономической формацией и общественным развитием человечества. Но попытки абстрагирования от материальных условий жизни – а именно им отдаётся основное внимание при формационном штудировании истории – никого и никогда ещё не привели к успеху. Другое дело, что, наряду с общественно-экономическим развитием человечества, при исследовании его политической и социальной жизни необходимо учитывать и другие факторы: эволюцию самого этноса (племени, народности, нации и др.), культурно-ментальный фактор, особенности идеологии (религии) и др.

Теперь стало особенно модным – вновь среди дилетантов – стремление закладывать в фундамент исторического исследования главным образом этнокультурное развитие того или иного народа. По существу, возрождается в весьма элементарном виде народническое направление, основанное более ста лет назад. Кажется, что может быть привлекательнее, особенно для любителя старины?! Мол, сам народ создавал собственную культуру и государственность. И это в общем соответствует действительности. Но при этом народ никогда не переставал существовать в конкретных социально-экономических жизненных условиях. На мой взгляд, просто невозможно отказаться от изучения государствообразующих процессов в рамках социально-экономической истории, в параметрах развития общественной формации.

Само по себе исследование этнической истории наталкивается на большие трудности прежде всего через неразработанность понятийного аппарата. В последнее время дилетанты, особенно на Украине, часто высказывают сомнения по поводу правомерности термина «народность», прежде всего в отношении древнерусской. Они предлагают заменить его словом «этнос». Но ведь это вовсе не тождественные и не равноценные понятия. Этнос не обязательно связан с определённой территорией жизни и определённой социально-политической структурой (племенем, союзом племён, княжением, государством). К одному и тому же этносу могли принадлежать и считать себя принадлежащими к нему люди, связанные общностью языка и культуры, где бы они ни находились в мире. Например, славяне Балканского полуострова в X–XII вв. составляли единый этнос, но разные народности. Потому что, в отличие от этноса, народность есть территориально целостный этносоциальный организм6.

Этнокультурным и этносоциальным исследованиям препятствуют и трудности источникового плана. Археологические памятники мало могут помочь в деле этнической идентификации и дифференциации. Ведь этнос и археологическая культура – вовсе не одинаковые по содержанию понятия. А письменные источники средневековья различают людей, как правило, не по этнической принадлежности, а главным образом по конфессиональному признаку, политическому фактору или при помощи противопоставления: свой – чужой7.

В последние годы в научном мире ведутся кропотливые исследования в области теории этноса, однако до единства или хотя бы сближения взглядов по многим вопросам среди учёных пока ещё далеко. Хотя почти все исследователи сходятся на том, что так называемых материальных признаков этнической общности (происхождение, принадлежность к расе, язык, культура, обычаи) оказывается недостаточно для размежевания людей на племена, народности, нации. Поэтому многие этнологи связывают понятие этнической принадлежности со сферой коллективного сознания, которая исследуется социальной психологией. Иначе говоря, одно из первых мест в этнической идентификации занимает самоощущение человека. Не каждая крупная общность людей образует общность этническую, но лишь такая, которая апеллирует к единству происхождения или исторической судьбы и предусматривает возможность отдельного территориально-политического существования8. Следовательно, роль этнического самосознания представляется особенно большой. К сожалению, проявления такого сознания редко прослеживаются в памятниках письменности эпохи раннего средневековья на Руси, т. е. XI–XIII вв.

Исследование этнических процессов серьёзно затрудняется и тем обстоятельством, что термин «этнос» (так же, как и «феодализм») – не средневековое или античное определение, а современное слово. Поэтому учёным трудно удержаться от привнесения в него современных понятий. На большом материале письменных историков средневекового Запада установлено, что авторы того времени в качестве характеристик этнического единства (которое они, понятно, называют иначе) выделяют общность обычаев, языка и закона. Это же видим в «Повести временных лет», когда Нестор характеризует различные славянские племена: «Имяху бо (славяне. – Н. К.) обычаи свои, и закон отец своих и преданья, кождо свой нрав»; и в другом месте: «А язык словенски един»9.

Как отмечают современные специалисты, все признаки этноса, названные древними источниками, представляются дискуссионными, а в сумме не дают оснований определять этническую общность индивидов или групп. Очевидно, определение этнической принадлежности выполнялось средневековыми авторами в контексте политики, а сама категория этноса воспринималась как функция обстоятельств, имевших основное значение при установлении отношений господства и подчинения10.

Таким образом, изучение этнической эволюции, процесса образования народа само по себе оказывается недостаточным для определения закономерностей и особенностей государствообразования в Восточной Европе, да и в любом другом регионе Земли. По поводу самого термина «народность», вероятно, можно спорить. Возможно, этнологи в будущем предложат иное определение. Что же касается древнерусской народности, то как её ни называть – народностью или, например, этносоциальной и культурной общностью, – политически и национально не предубеждённый исследователь должен согласиться с тем, что источники XI–XIII вв., прежде всего летописи, рождают у читателя ощущение одного народа, обитавшего на общей территории от Чёрного моря до озера Ильмень, от Карпат до Волги. Это вовсе не означает, будто бы эта народность была монолитной.

Все процессы и явления времён средневековья вообще отличались относительным характером. Относительным было и единство древнерусской народности. Её составные части, союзы племён и племенные княжения, отличались друг от друга языковыми, культурными и бытовыми особенностями. Но то, что их объединяло, было сильнее того, что разъединяло.

Поэтому в штудиях проблемы образования древнерусской народности следует учитывать социально-экономические условия её жизни, соответствующие процессы и явления, происходившие в восточнославянском обществе. При этом не обойтись без изучения обстоятельств и хронологии эволюции феодализма на восточнославянских землях.

Долгое время советские историки абсолютизировали роль социально-экономических отношений в бытии общества. Состоянием производительных сил и производственных отношений, ходом их развития мы универсально и прямолинейно объясняли часто едва уловимые в источниках особенности жизни духовной, культурной, религиозной. Ныне многие впали в иную крайность, вообще отбрасывая роль общественно-экономических факторов в эволюции человечества и рассматривая как самостоятельные и не зависимые от суровых реалий жизни процессы истории культуры, духовности, религии и др. Дошло до того, что даже среди части специалистов стало модным избегать вообще понятий, связанных с формационным изучением исторического процесса: родоплеменной и рабовладельческий строй, феодализм, капитализм. Историческое начальство даже заменило термин «феодализм» другим: «средние века». В Институте истории Украины АН Украины отдел истории феодализма переименован в отдел истории средних веков. Однако эти понятия различны по содержанию и не синхронны по времени. Так, производственные феодальные отношения на Украине длились по крайней мере до конца XVIII в., тогда как период средневековья завершился не позднее последних десятилетий XVI в.!

изучение исторического процесса принадлежит к основным теоретическим основам мировой науки нашего времени. Не случайно абсолютное большинство учёных у нас и за границей охотно пользуются терминами «феодализм» и «капитализм». Эти понятия родились задолго до того, как к ним обратились К. Маркс и Ф. Энгельс. Они отражают объективную реальность исторической эволюции общества, делая акцент на главном в человеческих отношениях: характере собственности, социально-экономических и иерархических связях между членами общества, структуре последнего.

Обращусь для иллюстрации сказанного к творчеству крупнейшего знатока и теоретика истории средневековья на современном Западе – французского учёного Жака Ле Гоффа. Он считает, что феодальная система была универсальным способом экономической эксплуатации, схема которой при всём хронологическом и географическом разнообразии остаётся одной и той же. «Феодальная система, – пишет он, – это, в сущности, присвоение сеньориальным классом – церковным и светским – всего сельского прибавочного продукта, обеспеченного трудом крестьянской массы. Эта эксплуатация осуществляется в условиях, которые лишают крестьян возможности участвовать в экономическом прогрессе…». Ж. Ле Гофф видит в феодализме систему личных связей, иерархически связывавших членов высшего слоя общества. Поскольку наиболее важные вопросы общественной жизни сосредоточились вокруг земельных пожалований сюзеренов вассалам, это подводит под феодализм аграрную базу и даёт ясно понять, что феодализм – это, прежде всего, система землевладения и землепользования11. Однако французский учёный не абсолютизирует роли феодальных отношений в истории средневековья. Не стоит этого делать и нам12.