Читать книгу Песнь Серебряного моря. Роман-фэнтези - Надежда Александровна Черпинская, Надежда Черпинская - Страница 4

Вечер, столь же хмурый, как и прошедший день, лениво наползал на Северный лес, а конца края зарослям тальника и ольхи всё не было видно. Звонкий Ивовый ручей, который раньше определял чёткую границу Эльфийской Долины, с годами превратился в обширное болото, заросшие ракитником. Найти здесь какую-либо тропу представлялось совершенно невозможным. Последние комары озлобленно гудели в воздухе и кусались хуже цепных псов. В зарослях камыша на разные голоса истошно орали болотные птицы.

В вечернем сумраке белые лошади путников сияли как заснеженное поле под зимним солнцем. Эллил ушла задней ногой в какую-то яму, вода громко хлюпнула, лошадь нервно взбрыкнула и выбралась на твёрдую почву.

– Тише, Звёздочка! – успокоил её Литей, переводя эльфийскую кличку на более понятную ему. – Ступай за своей мамашей! И мы спокойно выберемся отсюда.

Литей понимал, что, будучи сопровождающим и защитником королевы Мары, он должен был ехать впереди. Но, во-первых, Алана – горделивая эльфийская кобылица – никогда бы не пропустила вперёд свою дочурку Эллил, во-вторых, юный Орлёнок из Даргкара никогда не бывал прежде на болотах и не имел ни малейшего представления о том, как выбрать путь в этом грязном, дремучем бездорожье.

– Королева Мара, где же это Княжество эльфов? – не выдержав, спросил парень.

– Когда приедем, сам поймёшь, – не оборачиваясь, ответила та.

И он понял… У него дыхание перехватило, когда болото вдруг оборвалось, неожиданно и резко, словно кто-то мечом отсек. И глазам предстал неописуемо красивый, сияющий, зелёный (это в начале-то октября!) лес. Окутанный серебряным туманом, он казался грёзой, сном, миражом; вот-вот дунет ветер, и всё исчезнет, растает навек… Но сказка не таяла, и Литей понял, что легенда о вечном лете в Элтлантисе, никакой не миф, а самая настоящая, хоть и необъяснимая реальность.

– Как же так! – только и сумел проронить он.

Мара улыбнулась благосклонно и чуть покровительственно.

– Магия, миэ белаэ ланхо, это магия! У эльфов свои отношения с законами мироздания. Мне тоже многое из этого неясно, ведь я всё же человек, хоть и бессмертна, и исцелять умею. Элдинэ – как они сами себя называют – черпают силы из гармонии мира, из всего, что их окружает, из собственной души, из любви. В этом их сила, ибо они едины с миром. Они отдают миру свою любовь, а он даёт им всё, что они желают. Это и есть настоящее волшебство! Раньше я удивлялась, откуда у них и одежды, и пища, и всё, что необходимо для жизни, и даже их удивительное серебряное оружие, ведь в Элтлантисе нет ни мастерских, ни кузниц, ничего, что есть в людских городах. А потом поняла, что это тоже магия. Свои мерцающие наряды эльфы ткут из лунных лучей, света звёзд, паутины и тумана. Мечи куёт земля в своих недрах. Лес одаривает пищей. Каждый зверь, птица, дерево им друг. Нам не понять этого! Это слишком просто для людей, чтобы можно было поверить. Мы привыкли сами создавать всё, что нам нужно, бороться за каждую мелочь в жизни. И ни один человек не способен понять природу магии, природу истинного чуда: когда можно получить всё из ничего, просто пожелав это!

Литей молчал: в самом деле, сложно понять это. Он любил Лейндейл всей душой, но что значит быть единым целым с камнями, с землёй, с небом… Нет, это было непонятно для него!

А королева Мара вдруг, вскинув руки, воскликнула громко:

– Здравствуй, земля Элтлантиса! Адо, Эрсель, кендо фли тия анко!11

И лес неожиданно загудел, будто ожил: листва затрепетала, зашелестела, ветви склонились к земле, ветер коснулся трав, и словно шёпот долетел:

– Кларизанно, риа Эрсель!12

Потом всё снова затихло. И дальше Литей, зачарованный красотой и случившимся чудом, ехал молча, только глядел во все глаза по сторонам, не скрывая восхищения.

Тень, мелькнувшая средь серебряной листвы неизвестного кустарника, вряд ли привлекла бы его внимание, если бы не заговорила вдруг:

– Доброго пути в добрый час! – сказала она, и вдруг превратилась в высокого темноволосого эльфа в зелёной рубахе.

Мара остановила Алану, улыбнулась радужно:

– Фангир, здравствуй, старый друг! Вот так встреча!

– Здравствуй, Эрсель! Давненько тебя не было, даже по эльфийским срокам давненько. Не думал, что встречу тебя сегодня, – отвечал на приветствие эльф, который казался лишь года на три старше королевы.

– И я не ожидала, что встречу тебя! – усмехнулась Мара. – Признаться, я считала, что ты давно уже отправился в Благословенный Край вслед за сыном.

– Я за Море не тороплюсь, королева Мара, – насмешливо ответил тот. – Я всегда считал, что Орен с Лиадран поспешили. За Море всегда успеешь, а оттуда вот не воротишься! Так я говорю, а, Эрсель?!

– Да, с тобой не поспоришь! Да только многие этого не понимают, – молвила Мара Джалина. – Радостно мне видеть знакомые, дорогие лица! Радостно, что ты меня встречаешь, да почти у самой границы!

– А как иначе! Увидел твою Алану, и тут же поспешил навстречу, дабы поприветствовать высокую гостью и препроводить в Белый Дворец. А Гларистара послал к Великому князю, предупредить о твоём приезде.

– Значит, в Элтлантисе по-прежнему нет гонца лучше Гларистара? – улыбнулась Мара.

– Ног быстрее, чем у него не найти! – согласился Фангир и добавил: – Если бы ещё ум за ними поспевал! Мы ведь по старинке, пешком ходим, а те лошади, что ещё не ускакали за Море вслед за ушедшими, преспокойно бродят по лесу.

Литей слушал его в изумлении. Он знал, что по преданию эльфы, тая, уплывают за Море на призрачной белой ладье, но ему было сложно представить, что они и лошадей забирают с собой на корабль.

Фангир меж тем продолжал:

– Я вот гляжу, вы-то без лошадок никак. Что это за новая красавица объявилась? Сияет, как звёздочка! Я её прежде не видел.

– Это и есть звёздочка, её зовут Эллил, – ответила Мара, – а Алана и Элилейн – её счастливые родители.

Литей нахмурился. Он вежливо молчал, однако ему совсем не нравилось то, что он значил для эльфа меньше, чем лошадь. Но как раз тут Фангир им, наконец, поинтересовался:

– Гляжу, рыцарь с тобой тоже новый, королева Мара? На кого ты сменила своего верного Джастина?

– Это и вправду рыцарь, – с улыбкой молвила Мара Джалина, – истинный рыцарь, правда, пока ещё очень юный. Это мой воспитанник, принц Дарген Литей из Даргкара, будущий правитель Брелистона, если будет угодно Творцу и Небесам!

Юноша степенно поклонился эльфу, но тот только усмехнулся:

– Да, подрос мальчишка! Когда я его видел последний раз, он не то что в седле сидеть, ходить толком ещё не умел, а теперь подрос… Ладно, заболтался я! В путь пора. Великий князь ждёт, да и вам поскорее ехать надо. Что стряслось-то, Эрсель? – спросил эльф совсем уже по-простецки, скосив взгляд на кровоточащее плечо Мары.

Вообще, этот Фангир здорово отличался от знакомых эльфов Литея: он был прост и открыт, как деревенский сказочник, и говорил совсем как человек, причём не из знати, а из простого люда.

В ответ на его вопрос Мара сделала неопределённый жест и ответила уклончиво:

– Да, так! Ерунда! Стрела прилетела…

– Да уж, действительно ерунда! – заворчал Фангир – Если королеву Мару на дорогах Лейндейла не хлебом-солью, а стрелами приветствуют, то иначе как ерундой и бессмыслицей это не назовёшь! Ладно, в добрый путь, госпожа!

И он бодро зашагал вперёд по тропе, следом двинулась королева.

– За мной, мой мальчик! Скоро будем в Городе-Зелёных-Шатров, – пообещала она.

Литей слегка пришпорил Эллил, чтобы та нагнала его госпожу.

– Фангир, а всё ли хорошо в Элтлантисе? – спросила заботливо Мара.

– Может ли всё быть хорошо? – не оборачиваясь, ответил Фангир вопросом на вопрос и добавил: – Всё как обычно. В тёмные времена всё хорошо быть не может! Эльфы уходят, уходят добровольно, отчаиваясь, уставшие ждать перемен. Надежда их иссякла. Нас осталось чуть больше сотни, не считая западных собратьев, а от них вот уже который месяц вовсе нет вестей. Дети не рождаются. Княжна Экталана была последним ребёнком, родившимся в Элтлантисе. Вот так и живём: все уходят, никто не рождается, лес пустеет, Великий князь тоскует, не зная, чем помочь своему народу, княжна Экталана льёт слёзы и сыплет страшными пророчествами о грядущем ужасе. Все мы ждём чуда, но его нет. Ну, а в остальном всё хорошо! Очень хорошо!

Гостей встречали торжественно. Несмотря на поздний вечер и сгустившиеся сумерки, едва путники в сопровождении Фангира достигли Города-Зелёных-Шатров, навстречу им высыпали многочисленные, похожие на светлые тени, обитатели Элтлантиса.

– Королева Мара! – провозгласил один их них, с глазами такими ярко-голубыми, что они сияли даже во мраке вечернего леса.

Литей видел, как приветственно улыбались встречавшие их эльфы, некоторые слегка кивали и даже кланялись, без намёка на издёвку, но с почтением и уважением. И Литей был горд, горд за свою королеву, ибо он понимал, что не каждого гостя встречают здесь так! Дарген Литей знал, что истинному рыцарю и официальному сопровождающему Её Величества следует вести себя подобающим образом и сохранять серьёзность, но всё вокруг вызывало в душе его такое удивительное чувство восхищения, что лицо юноши прямо-таки светилось чисто детским щенячьим восторгом, отчего приобретало несколько глуповатое выражение. Литей никогда не видел ничего похожего на эльфийский город, на цветы, сияющие, как фонари, на золотые и серебряные деревья! Рядом со своей королевой, царственной, спокойной и прекрасной, он ощущал себя наивным мальчишкой. Особенно под взглядами эльфов – таинственными, туманными взглядами, где, вопреки слухам, не было места презрению, высокомерию и страху, лишь теплота, и свет, и мудрость. Отчего-то вспомнилось, как в детстве, мечтая стать настоящим воином, Литей прокрадывался в зал, где собирались взрослые: король Киралейн, князь Лиарин, Лонгир, и рыцари, и гости короля, а иногда и весёлый балагур – заезжий рыцарь Джастин из Дримана. Они говорили о чём-то своём, а он сидел где-нибудь в уголке, жадно ловил каждое слово, каждую шутку, каждый звук. Они не бранили его, не гнали прочь, а лишь улыбались умилённо и чуть насмешливо, да иногда, взъерошив непокорный чёрный шёлк детских волос, спрашивали: «Ну что, орлёнок, ещё не расправил свои крылья? – и добавляли по-взрослому снисходительно: – Славный мальчик! И воин из тебя вырастет славный!» И тогда Литей понимал, что они и есть настоящие воины, правители, герои, а он лишь малыш, украдкой вторгшийся в их взрослый мир.

Вот и сейчас под внимательными и дружелюбными взглядами эльфов, он меж тем чувствовал себя ребёнком, непрошено вошедшим в запретный мир.

Белый Дворец возник внезапно и поразил окончательно уже и без того взволнованное сердце юноши. Он сиял в полумраке вечера, как далёкая звезда, как луна в небе. Взметнулись ввысь дивные хрупкие шпили, подобные изрезанному солнцем кристаллу льда. «Магия! – так сказала госпожа Мара. – Магия мира создаёт всё необходимое эльфам». Да, иначе и быть не могло! Только с помощью волшебства, но не рук человеческих, можно было возвести столь изящное, ажурное, почти нереальное сооружение. Там, на площадке у Белого Дворца, тоже стояли в ожидании эльфы.

Литей узнал его сразу… Наверное, он когда-то видел его, когда-то, в далёком детстве… Но оно прошло бесследно, забылось как старый сон. Если уж Литей не помнил даже своих родителей, как мог он вспомнить Элтлантис и князя эльфов. Нет, конечно, он не помнил и не знал, как должен выглядеть правитель эльфов. И всё же он сразу узнал его, мгновенно выделил среди других, столь же лучезарных, высоких и вечно юных. И от него вдруг повеяло чем-то знакомым, родным…

Он был выше других – Великий князь Эктавиан: белокурая его голова возвышалась над остальными; длинные волосы – дань эльфийской традиции; серебряный обруч держал их в повиновении. Одежды белоснежные, как шкура Аланы. А больше всего потрясали глаза – серые, сияющие, как звёзды, заглядывающие прямо в душу, такие странные. В них была мудрость, неземная мудрость, мудрость времён, небес, земли – мудрость старца, которая никак не вязалась с юным прекрасным лицом. А ещё печаль – холодная печаль, которую Литей никогда не видел в глазах знакомых ему эльфов: короля, князя Лиарина или королевы Мары.

Фангир, шествовавший впереди гостей, изящно скользнул в сторону. И лошади остановились как вкопанные, а потом, к великому удивлению Литея, трижды кивнули белоснежными головами, словно приветствуя владыку эльфов. Королева ловко спрыгнула на землю, следом за ней спустился Литей. Он не посмел в данной ситуации предложить королеве руку или помочь, ибо так или иначе это была встреча двух великих правителей, а политика – штука тонкая. Королева приблизилась, и эльфийский князь шагнул ей навстречу. Два силуэта в серебристо-серых плащах, мерцающие в вечернем сумраке леса. Лица их были серьёзны.

– Кларизанно, Тланти Эктавиан! Кендо фли тия Ринай Киралейн, эко Риа Мара Джалина Вильсения, Книзо Лиарин! Алгиардо Лейндейл айнделло Элтлантис!13

Проявляя уважение к хозяевам этой земли, королева приветствовала владыку по-эльфийски. И тогда заговорил князь… Лицо его по-прежнему оставалось беспристрастным, а голос был тих, как сама лесная тишина, но грозен, как рокот моря, и, в то же время, нежен, как первые утренние лучи солнца. Чтя традицию, он говорил на языке Лейндейла – языке людей:

– С добрыми словами и добрым сердцем ты вошла в мой дом, королева Мара! Я и мой народ приветствуем тебя и шлём ответный поклон королю и князю Лиарину! Да будет благоволение Элтлантиса навсегда с тобой и твоей землёй!

Ещё минуту правители глядели друг на друга серьёзно и даже несколько высокомерно. Потом вдруг неожиданно рассмеялись легко, радостно, как-то по-детски чисто.

Литей шагнул ближе, решив, что теперь его очередь приветствовать владыку эльфов. Но о нём пока никто не вспоминал. Потому что великий и гордый эльфийский правитель совсем по-простому, даже несколько фамильярно, заключил у всех на виду в свои объятья высокую гостью из Лейндейла. А та и не думала возражать, лишь рассмеялась ещё громче. И Литей подумал, что давно она не смеялась так искренне и беззаботно.

– Клари, Эрсель! – с улыбкой молвил эльфийский князь.

– Рада тебя видеть, Экти! – отвечала Мара. – Ну-ка полегче! Моё плечо нуждается в штопке!

Эктавиан сразу помрачнел:

– Я вижу! Что произошло?

– Не стоит беспокоиться, – отмахнулась королева Мара, – случайная стрела… Я думаю, твои руки излечат меня без особого труда. Так что не стоит даже говорить об этом!

– Нет уж, стоит! – гневный голос владыки эльфов зазвучал громче. – Ничто не бывает случайным. Стрела свою цель всегда знает! И я знаю, что было её целью…

Он коснулся зелёного камня на груди Мары.

– Вот это! – добавил он. – Вот её цель!

Неприятное чувство всколыхнулось внутри у Литея, у самого сердца – слишком уж много позволял себе этот эльфийский князь. Литей боготворил свою королеву! Все её почитали, а тут вдруг всё иначе! Он был чужим – этот эльф. Пусть высокорождённым и великим, но чужим! Как смел он так запросто говорить королеве Маре: «ты!» и обнимать её у всех на виду, словно он её муж или друг, и… Литей поджал губы, чувствуя нарастающий гнев.

– Ты придаёшь этому слишком большое значение, – спокойно молвила Мара Джалина.

– Это ты относишься к произошедшему слишком легкомысленно… – не отступал Эктавиан, рука его по-прежнему лежала на камне Мары. – Это не просто дешёвая побрякушка, из тех, которыми торгуют купцы на ярмарках. Это эльфийское сердце! Это символ нашего бессмертия, нашего величия! И стрела, метила в него. Кто-то хотел убить тебя, потому что принял за эльфа!

– Тише, князь! – одёрнула его Мара негромко, даже Литей еле расслышал. – Ты мудрее меня, возможно, ты прав. Скорее всего, прав! Но не стоит обсуждать это здесь и сейчас. Зачем смущать дурными вестями твой народ? Он уже и так в отчаянии. Не так ли?

– Истина в твоих устах, – так же тихо ответил владыка эльфов. – Идём в Белый Дворец! Нам о многом нужно поговорить, но, прежде всего твоя рана.

Литей всё ещё не остыл от внезапной вспышки ревности, он ещё чувствовал, как бурлит в жилах закипевшая кровь, и гнев ищет выхода, и именно в этот момент эльфийский князь, наконец, обратил на него внимание. Улыбнулся, как показалось Литею, чуть насмешливо и спросил у Мары:

– А это, что за юный рыцарь? Представь своего спутника, королева Мара!

Гнев схлынул, как не бывало, уступив место растерянности. Литей лихорадочно соображал, как же ему лучше поприветствовать Великого князя.

А Мара сказала с улыбкой:

– Это мой верный рыцарь и воспитанник, принц Дарген Литей Ринай, будущий наместник Брелистона, а если на то будет воля Небес, правитель всей Земли Орлов и Остена. А это – Великий князь Эктавиан!

Прозвучало это как-то глупо и напыщенно, особенно по сравнению с титулом Эктавиана, упомянутым как бы вскользь.

– Орлёнок из Даргкара, – улыбнулся верховный эльф. – Добро пожаловать в Княжество эльфов, юноша!

– Моё почтение и пожелание всех благ Вам, Владыка Эктавиан! – учтиво поклонился Литей. – Для меня честь – знакомство с Вами, то есть, конечно, мы уже были знакомы… давно… (так мне сказала моя королева). Но это ведь так давно было – восемнадцать лет назад! Разумеется, я уже позабыл как…

Слова застыли на языке Литея. Улыбка угасла на лице Эктавиана, печалью повеяло от него, столь сильной, что её можно было почувствовать кожей, и даже в лесу стало вдруг как-то темнее. По гневно сверкнувшим глазам Мары Литей понял, что ляпнул что-то совсем-совсем не подходящее. Он уже и сам сообразил что, но было поздно…

– Не так уж давно, юноша… – тихо молвил Великий князь, глядя куда-то в пустоту. – Я вот тебя прекрасно помню, но ты был так мал… Разумеется, ты всё забыл! Восемнадцать лет, да восемнадцать – так мало, будто только вчера… – задумчиво добавил князь.

– Пойдём во дворец! – вмешалась королева, беря его под руку и возвращая обратно в реальность, и добавила, как бы извиняясь: – Я очень устала в дороге.

– Да, конечно, – приободрился князь. – Фангир, позаботься о лошадях! Распряги и отпусти, только вели не убегать далеко! Элтлантис изменился с тех пор, как Алана была здесь последний раз, а Эллил и вовсе в Эльфийской Долине впервые. Камаэ, Эрсель! Камаэ, ланхо!14 – добавил он и пошёл к дворцу вместе с королевой.

Литей стоял на месте, не зная, что делать. Мара обернулась на ходу:

– Литей, ну, что же ты стоишь, идём!

Дарген поплёлся следом, проклиная себя за бестактность. Если бы он не был так погружен в свои мысли, то, наверное, удивился бы тому, что эльфийский князь знает кличку его лошади, а ещё сообразил бы, что сказанное им слово «ланхо» относилось к самому Литею, и тогда он непременно бы разобиделся на то, что его посмели назвать «мальчишкой», но мысли Литея были далеко. Он был готов убить себя за то, что нехотя напомнил князю Эктавиану о гибели его жены, и поклялся себе больше не допускать подобного и вести себя так, как полагается истинному принцу.

Убранство Белого Дворца было так же изящно и нереально, как и всё в Княжестве эльфов. Мара опустилась в резное белое кресло, откинулась назад, наконец, расслабившись. Литей гадал, из чего сделана эта мебель. Похоже было на белый камень, устеленный необычным серебристо-голубым мхом, сухим и мягким, как хороший мех. Осторожно присев на скамью рядом с королевой, Литей убедился, что его догадка, видимо, верна.

– Как здорово! – мечтательно протянула Мара. – Будто домой вернулась после долгих-долгих скитаний.

– Так и есть, – спокойно молвил князь, наливая два бокала из хрустального кувшина. Жидкость была прозрачной, как вода. – Это твой дом, Эрсель! Здесь, светлая моя, тебе всегда рады, особенно я!

Эльф подал один бокал королеве, а другой Литею. Это и впрямь оказалась вода, но только какая-то удивительная на вкус, и от неё тотчас стало радостно, спокойно, и усталость ушла в один миг.

– Рады ли? – усмехнулась Мара Джалина. – Твой народ по-прежнему зовёт меня «элналан»15, а ведь уже сколько лет прошло.

– Это без злого умысла, только чтобы подчеркнуть твою исключительность, моя дорогая! – парировал Эктавиан. – Это твой дом, и земля Элтлантиса давно ждёт твоего возвращения, и возвращения Лиарина и Киралейна. Неужели вы ещё недостаточно сделали для людей? Пора возвращаться, заблудшие дети!

Эльф заговорил по-эльфийски, и Мара также отвечала ему. Литей пытался понять, о чём речь, но разобрал лишь несколько раз повторяющиеся имена Лиарин, Киралейн, да словечко «ланхо», излюбленное королевой, и ещё «мангар» – «рыцарь». Причём голоса беседующих, казалось, лишились дружелюбия.

– Говори на всеобщем наречии, Эктавиан! Литей не понимает эльфийский, – вдруг холодно сказала королева.

– Не знает эльфийский, с детства живя среди эльфов? – подивился правитель, то ли искренне, то ли наигранно. Он повернулся к Литею: – Я спросил твою госпожу, почему не приехали князь Лиарин и король? Она ответила, что их вот уже два месяца нет в Ринайграде. И, как я понимаю, они сейчас пытаются спасти от беспорядков твои владения, принц, о которых сам ты пока позаботиться не в состоянии. Я побранил Эрсель за то, что она рискует жизнью, путешествуя одна. Но она сказала: «Я не одна пришла к тебе». Тогда я сказал, что ты – просто мальчишка, юный и неопытный, ты пока ещё не рыцарь. Но она возразила и сказала, что среди рыцарей Лейндейла не найти более верного, преданного и отважного, чем ты. Я верю ей, хоть и допускаю, что она преувеличивает. Среди воинов из рода Ринай не бывает трусов и подлецов. И всё же госпожа твоя весьма неосмотрительна!

Литей молчал. Он попросту не знал, что сказать. Ему следовало смертельно оскорбиться. Наверное, он так бы и сделал, если бы не этот эльфийский князь, а кто-то в Ринайграде обозвал его «мальчишкой» и говорил о нем столь непочтительно. Он даже вызвал бы этого наглеца на рыцарский поединок. Но сейчас он чувствовал, что у этого эльфа, древнего и вечно юного, есть все основания называть его так, более того, в конечном итоге, слова его звучали как похвала. И Литей не нашёл достойного ответа. Глаза Мары сверкали недовольно. Она хотела, чтобы Эктавиан говорил на лейндейльском наречии, но переводить уже сказанное на взгляд королевы было незачем.

– Ты напрасно беспокоишься, Эктавиан! – молвила вновь Мара, стремясь замять неприятный разговор. – Меня сопровождал отряд воинов – лучших в Ринайграде, под предводительством Лонгира. Ты ведь встречался с ним?

– Да, он дважды приезжал с посланием от Лиарина. Славный воин, честный и преданный тебе безгранично. И всё-таки он не уберёг тебя! Ладно, займёмся, наконец, твоей раной!

Эктавиан подошёл ближе, опустился на колени рядом с Марой и расцепил пряжку её серого плаща. В руке его появился тонкий стилет. Он срезал повязку с плеча королевы и осторожно потянул рукав вниз. Голубая материя, залитая бурыми пятнами крови, медленно сползла с плеча, открывая миру белоснежную кожу. Литей вновь ощутил вспышку ревности. Что-то непозволительное чудилось ему во всем происходящем. Слишком близко наклонился эльф к королеве, слишком смело касался её плеча.

«Если так дальше пойдёт, он её сейчас на моих глазах поцелует. Наглец! Вот если бы тут был князь Лиарин! Он бы ему показал! Да только и я не потерплю!». Литей заёрзал на скамье, не находя себе места от внезапно нахлынувшей злости и ревности. Мара поняла его по-своему.

– Не беспокойся, миэ белаэ ланхо, всё будет хорошо!

Королева тихо застонала, из рваной раны опять хлынула кровь. На миг Литей забыл о гневе, сердце его сжалось, и слёзы вступили на глазах, словно он чувствовал всю боль своей госпожи. Эльф коснулся раны рукой и шепнул что-то по-эльфийски. Кровь остановилась. И Литей вздохнул облегчённо, но в следующий миг по жилам его вновь пронёсся огонь возмущения. Окровавленная рука эльфа самым бесстыдным образом легла на обнажённое плечо Мары, другой он приобнял её за шею, заглянул ей прямо в глаза. Литей вскочил, гневные слова были готовы сорваться с языка, но выдавил он только невнятный звук.

В тишине сдержанный голос Великого князя прокатился как раскат грома:

– Сядь! – велел он, не поворачивая головы.

Литей хотел возмутиться, но в следующий миг безвольно опустился в кресло и замер, боясь пошевелиться.

– Сядь, молчи и не мешай мне, мальчик!

И он остался сидеть на месте (гнев и ревность схлынули, и даже стало как-то совестно). Литей вдруг понял, что эльф прочёл его мысли и угадал чувства, и совесть заела его ещё сильнее. Ведь хотел вести себя как истинный принц, а сам своими глупыми подозрениями и хозяина дворца оскорбил, и свою госпожу тоже. Что он теперь подумает о неблагодарном госте! Позор и невоспитанность принца бросает тень на честь всего Королевского Дома Ринай.

Но эльфу, кажется, было совсем не до юноши. Свет озарил его, в особенности его ладони, и он зашептал тихо-тихо, но воздух звенел от магии его слов: «Маяна кару, далегас кару, Эктавиан, каринах эла!» Эльф повторял эти слова снова, снова и снова. И когда он отнял руки от молочно-белого плеча королевы, не осталось и следа от раны (сквозной раны, между прочим!). То было обычное эльфийское чудо. Так умела делать и госпожа Мара, но Литей не знал, что искусство исцеления подвластно и другим.

– Дайлиро, миэ белаэ мэйло!16 – тихо сказала королева. – Теперь всё хорошо! И можно даже поболтать по душам…

– Ещё не всё! Придёт Экталана, вылечит тебя окончательно. Я постарался унять боль и заживить саму рану, но душе твоей нужно ещё немало заботы и жизненной силы. Много крови ты потеряла, и путь был долог. Ты слаба, Эрсель! Но Экталана сумеет тебе помочь.

– Где она, кстати? Я жажду увидеть самую красивую девушку Элтлантиса! – добавила Мара.

– Скоро придёт. Она вправду самая красивая, и не только в Элтлантисе… Стоит ли удивляться?! За всю вечность мира не рождалось никого прекраснее её матери, а ведь сияние и блеск Элинэль достались княжне в наследство, – ответил Эктавиан. – Правда, несмотря на красоту, любви она пока не знает, всё больше слёзы да печаль.

– О, дети! Сердца наши всегда полны тревоги о них. Киралейн тоже пока не нашёл себе жену… Я надеюсь, что она будет из Элтлантиса, – Мара Джалина лукаво улыбнулась.

Эльф ответил ей такой же улыбкой:

– На всё воля Небес! Я не хотел бы, чтоб дети наши повторяли наши ошибки. Помнишь, что чуть было не вышло из-за того, что все с детства пророчили Лиадран в невесты Лиарину.

– Мне ли это забыть? – усмехнулась Мара. – Теперь это кажется забавным, а тогда немало бед принёс нам вздорный нрав и ревность этой горделивой девчонки.

– Мне Лиадран была всё равно что младшая сестра, и я легко прощал её выходки, как прощают баловство ребёнку, но порой и я терял терпение… Однако, забудем прошлое! Я рад видеть тебя, Эрсель, но сдаётся мне, не только по старой дружбе приехала ты сюда, – рассудил эльф. – Что творится в Лейндейле? Экталана пугает своими пророчествами. На юге и востоке – пожар войны, а на западе и вовсе – тьма. Давно мы потеряли всякую связь с Дикими землями, и напрасно ждём хоть каких-то вестей от западных собратьев. Можно лишь строить догадки о том, что происходит вдали от Элтлантиса. Вчера Экталана сказала, что Малигель ушла… Не знаю, что стало причиной этому.

– Малигель? Целительница Малигель из общины ласнийских знахарей? – удивилась и встревожилась Мара.

– Ты её знала? – не понял Эктавиан.

– Нет, не довелось! Но ведь однажды она излечила Лиарина. Помнишь?

– Да, – кивнул эльф, в голосе его тревога мешалась с печалью. – Передай моему брату, его спасительницы больше нет. Что-то происходит, Эрсель, что-то надвигается. Я чувствую это, и от моих предчувствий у меня кровь стынет в жилах. Экталана говорит: время эльфов ушло! Я готов к этому – просто уйти, всем и сразу, потому что уйти всё равно придётся. Что-то страшное близится, Эрсель, что-то страшное и неизбежное… И эта неотвратимость вселяет ещё больший ужас.

– Не стоит об этом сейчас! Я останусь на пару дней, и мы поговорим. Потом поеду в Мангар. … – прервала его речь Мара. – Но, где же Экталана?

– Уже на пороге, – молвил эльфийский князь, словно прислушавшись к чему-то.

– Пойду встречу мою милую девочку! – Мара Джалина вскочила и исчезла из зала быстрее ветра, только ослепительно синяя юбка мелькнула.

Литей сразу почувствовал себя неловко. Великий князь сверлил его холодным пристальным взглядом ясных серых глаз и улыбался слегка насмешливо.

– Сколько тебе лет, мальчик? – неожиданно спросил он.

– Двадцать, – ответил Литей, вздрогнув от его голоса, и добавил сконфуженно, ибо ему казалось, что эльф знает о нём всё: – Почти…

– Значит, ты знаешь Мару двадцать лет; ну, помнишь из них лет шестнадцать – семнадцать. Так? – продолжал эльф свои размышления.

– Так, господин, – подтвердил юноша, не понимая, к чему тот клонит.

– Ты любишь свою госпожу? – спросил Эктавиан.

– Конечно! – пылко воскликнул юноша. – Я люблю свою госпожу! Она мне как родная мать! Я за неё жизнь отдам! Она лучше всех!

– Я знаю, – спокойно улыбнулся эльф. Он смотрел на Литея, как смотрит на нерадивого ученика мудрый и добрый учитель, пытаясь преподать тому жизненно важный урок. И Литею вновь стало совестно за свою глупую ревность и вспышку злости. – Я знаю, что она лучше всех, и не любить её невозможно. Ты знаешь её двадцать лет, я – почти три столетия. Мы вместе сражались на войне и многое пережили. Так скажи мне, чья любовь к ней больше, твоя или моя?

Литей молчал, сгорая от стыда.

– Дурные мысли оскорбляют не столько меня, сколько твою госпожу, – продолжил Эктавиан. – Ведь это недоверие к ней. Я не потерплю такого в своих владениях. Люди из рода Ринай всегда были мне друзьями. Я не хочу, чтоб это изменилось. Я хочу и тебе быть другом, Дарген Литей Ринай.

Эльф замолк. А юноша поднял виноватые синие глаза, и произнёс тихо:

– Я тоже хочу быть Вам другом, Великий князь! Только, сдаётся мне, я пока этого недостоин. Я был неблагодарным гостем. Простите!

Эльф улыбнулся широко и совсем по-доброму:

– Я вижу, что ты настоящий потомок великого рода королей Лейндейла и Остенграда. Только достойный человек может сомневаться в своём достоинстве и величии. Я буду рад стать тебе другом!

Литей смотрел на эльфийского владыку так, словно впервые увидел. Он понял только сейчас всю мудрость, и величие, и благородство Эктавиана из рода героя Лаудуса, и осознал, что отныне и до века будет так же предан ему, как предан своей королеве.

В дверях раздался звонкий смех, Литей обернулся, и сердце его остановилось, начисто забыв о своей прямой обязанности ритмично биться в груди. Исчезло время и пространство, и всё, что осталось, это дивное видение, сплетённое из серебряных лучей.

«Экталана!» – вспомнил Литей имя этой дивной грёзы. И от этого имени дохнуло морем, и плеском волн, и морским бризом. Она смеялась и что-то говорила Маре, но звуки исчезли для Литея, растворившись в морских глубинах. Он смотрел как во сне на дивное нереальное создание, лёгкое, как облачко, изящное, как цветок водяной лилии, хрупкое, как крылья бабочки.

– Моё почтение, принц Дарген Литей! – прозвенел голос неземного видения.

Литей хотел ответить что-то, чтоб выразить, хотя бы сотую долю переполнивших его сердце чувств! Хотел сказать, что он навеки стал рабом эльфийской княжны и готов служить ей отныне и навсегда! Хотел сказать, что в жизни он не встречал девушки такой красоты, да и не удивительно, потому что таких не бывает! Но эмоции, нахлынув, сдавили горло, и всё, что он смог, это отвесить неуклюжий поклон и рухнуть обратно в кресло.

Сердце, вспомнив о своих обязанностях, решило наверстать упущенное и забилось быстрее обычного раз в пять. Казалось, оно сейчас выскочит из груди. А Экталана улыбнулась ласково, словно солнечный лучик осветил Белый Дворец, и тепло и радостно стало от этой улыбки, нежной, как первая лиловая фиалка на заснеженном пригорке. Потом порхнула, как мотылёк – невесомая, лёгкая, присела рядом с Марой, зазвенел птичьей трелью сладостный голос, произнося дивные и непонятные слова. И Литею сразу захотелось знать этот язык, знать эльфийский в совершенстве, потому что на нём говорила она.

«Не может быть, чтобы она была реальной! – бежали мысли в голове очарованного юноши, сменяя друг друга. – Не бывает такой красоты! Видно, я сплю! О духи, только бы она взглянула на меня вновь, только бы улыбнулась ещё раз так! Какие у неё губы, точно бархатные лепестки розы, а глаза – море, бирюзовое море на закате, холодные, как поздняя осень, тёплые, как июльская трава! Утонуть в них так легко и так прекрасно! А улыбка! Я отдал бы жизнь за её улыбку, одну только улыбку. Улыбнись, принцесса, и я умру от счастья!» – взмолился в душе Литей.

На миг его озарило, что князь Эктавиан всё ещё может услышать его мысли, но сейчас это волновало меньше всего. Литей не боялся показаться смешным, ибо любовь в чужих глазах всегда смешна, но никогда не бывает нелепой. Он завидовал белой завистью Великому князю, ибо тот (счастливец!) каждый миг мог лицезреть явившееся им чудо, чудо по имени Экталана – Серебряное море, эльфийская звезда. Она была, как легенда, как сказка, как дивный лесной дух. И даже сейчас, привыкнув уже к её сиянию и вглядываясь в каждую чёрточку её лица, в скользящие, будто живые складки красивой одежды, Литей не мог оправиться от изумления. Сияющие бирюзой глаза, нежный румянец на прозрачно-фарфоровой коже, пепельные локоны переливались, как тонкие серебряные нити, в свете удивительных прозрачных кристаллов, освещавших зал дворца. И одежда её была словно соткана из света звёзд и морских брызг, так переливалось и горело серебристо-белое платье, расшитое жемчугами и кристаллами драгоценных камней. На тонких запястьях сияли браслеты – переплетение серебряных кружев, хризолита и горного хрусталя.

Серебряный эльфийский цветок – неземной, непонятный людям, прекрасный и волшебный, как сон – вот на что была похожа эта девушка. А ещё она была подобна зимней заре: ослепительно сверкающая, кристально чистая, как горный родник, но холодная, как первый снег, прекрасная и недоступная, как звезда!

И Литей это понимал. «Наверное, и среди эльфов не найдётся того, кто осмелится счесть себя достойным её руки, её прекрасной, нежной, изящной руки!» – подумал Литей.

Любовь и горечь, восхищение и досада перемешались в его сердце, и давили, и мучили. И даже слёзы выступили на глазах, то ли от восхищения, то ли от понимания собственного несовершенства.

Они сидели рядом – королева Мара и княжна Экталана – две самые прекрасные женщины из всех, которых когда-либо видел Литей. Обе бесконечно красивые, но такие разные. Одна – как летний день, вся такая земная, заботливая, бесстрашная, человечная, тёплая и нежная, как уютный пушистый мех. Другая – как лунная дорожка на глади моря, непостижимая, таинственная, неуловимая, хрупкая, живущая на грани реальности и сказки.

И впервые в жизни Литей не мог понять себя, ибо он не знал уже, кого он любит больше. Это были совсем разные чувства, и всё же он не мог объяснить самому себе, как можно было вот так, за один миг, навсегда потерять голову. Он понимал только, что жизнь его в этот день и час неумолимо изменилась. Всё, что осталось в прошлом, утратило смысл! Девчонки в Ринайграде и Остене, которых он провожал долгим взглядом, о которых тайно вздыхал, и даже те, которым он порой дарил цветы или мелкие безделушки – все они теперь исчезли навсегда. И было даже смешно вспоминать его пустые признания в любви, надуманные чувства, наигранные страдания, ибо теперь, когда любовь вдруг пришла, она отмела всё, она изменила мир, она вонзилась в самое сердце безжалостной стрелой, она накрыла обжигающе ледяной волной, волной Серебряного моря.

– Ты ведь не против, Литей? Литей!

Юноша не сразу осознал, что королева обращается к нему. Он был так поглощён созерцанием Экталаны, что совершенно не слушал разговоров.

– Простите, моя госпожа! – смутился он.

– Ты что нас не слушал? – удивилась Мара Джалина. – Значит тебе, в самом деле, неинтересны наши ностальгические разговоры и воспоминания. Я предложила Экталане показать тебе немного Элтлантис. Конечно, уже поздно, но, я думаю, что волшебная вода Лианэли излечила тебя от усталости. Если ты голоден, а это наверняка так, Экталана накормит тебя. Только не раскрывай ему всех тайн Эльфийской Долины сразу, – улыбнулась Мара уже Экталане, – пусть останутся загадки, ведь это не последний наш приезд, я думаю.

Девушка вспорхнула, лёгкая как ветер, взметнулось белое крыло её рукава.

– Ну, пойдём, принц Дарген Литей! – прозвенел колокольчик её сладостного голоса. Она приглашающе протягивала руку, а у Литея голова шла кругом: пойти с ней, держать её за руку. Нет, он не смел коснуться своими грубыми земными пальцами этого лучезарного создания. Но она сама уже схватила его ладонь, потянула за собой, и Литей поплёлся следом на ватных ногах.

– Пойдём, сначала я накормлю тебя ужином, а уж потом погуляем!

В гостевом шатре – жилище, сплетённом из веток плюща, столь крепких и прочных, что они заменили стены – уже был накрыт стол. И Литей, увидев аппетитные блюда, тут же понял, что уже давно и сильно голоден. Всё здесь было дарами леса: ароматный мёд и тёплые ноздреватые лепёшки (полей эльфы не возделывали, и Литей гадал, из чего они пекут такой удивительный хлеб); лесные орехи и спелые ягоды, золотистые яблочки, груши, пахнущие летним солнцем, и вкуснейший напиток, похожий на вино, но совершенно не пьянящий. Перепробовав всё это, Литей счёл себя более чем насытившимся. Усталость ушла, сна не было ни в одном глазу, к тому же рядом сидела прекрасная Экталана, а с ней можно было пойти хоть на край света.

Несмотря на позднюю ночь, в лесу было довольно светло: сияла луна, серебрился туман, горели белые фонарики цветов лиариса.

– Странно, – тихо сказал Литей.

– Что странно? – не поняла Экталана.

– Ночь уже, а не темно, и, кажется, многие ещё не спят, – пояснил юноша свои мысли.

– Ничего удивительного, в Элтлантисе мало кто спит по ночам. Эльфам, вообще, нужно меньше времени для отдыха, чем вам. А сегодня тем более не до сна! Раз приехала королева Мара, что-то будет… Твоя госпожа приходит в Элтлантис, когда больше уже некуда идти! Всегда так было. Это все знают.

– Неправда, мы просто в гости заехали… Ну, и чтобы рану её залечить, – несмело возразил Литей, его и самого уже одолевали сомнения.

– Может, ещё скажешь, что они там сейчас с моим отцом юность вспоминают и о погоде болтают. Эх, хотелось бы мне знать, о чём они там говорят, что решают! Конечно, я бы подслушать могла, но это никуда не годится. Раз нас выгнали, значит, так надо!

– Да ведь никто нас не выставлял! Госпожа Мара просто хотела, чтобы… – горячо начал Литей и смолк под насмешливым бирюзовым взглядом юной княжны.

– Они хотели, чтобы мы ушли, – закончила она. – Или ты, в самом деле, решил, что твоя королева отправила тебя среди ночи на лесные красоты любоваться? Как будто прогулку нельзя до утра отложить! Тогда ты её плохо знаешь, или же ты просто наивен, принц Каран Гелана!

– Я – принц Даргкара! – обиженно поправил Литей.

Он не хотел перечить Экталане, но подобная ошибка требовала пояснений, ибо несла в себе скрытый смысл.

– Вы можете называть Юг как хотите, но эта земля помнит своё истинное имя, Литей! Даргкар – это Каран Гелан – Гиблая земля, земля Гелана! Гелана Чёрного! Слышал о нём?

– Да, королева Мара не раз рассказывала, – кивнул Литей.

– И мне отец не раз говорил. Эта земля веками пропитывалась ненавистью, кровью и чёрной магией. Во время Великой Битвы мой отец и князь Лиарин разрушили магический кристалл, который питал колдовскую силу чародеев Каран Гелана. Правители дали этой земле другое имя и новую судьбу, но она по-прежнему остаётся Гиблой. Не обижайся, Литей, но у нас говорят: «Юг не родит ничего хорошего!». Потому и сейчас пожар войны начинается там. Не может эта земля дать ничего доброго! Даже правители Юга несчастливы. Сколькие погибли молодыми или пережили своих детей! Тёмные земли достались тебе во владения, принц Литей! Да и будешь ли ты править ими, я не знаю! Война всегда меняет королей…

– Да о какой войне речь? Нет ведь никакой войны! – изумился Литей. Странно, но, оказавшись здесь, он чувствовал себя не просто глупым мальчишкой, а самым настоящим дураком. Все здесь знали больше него самого. Даже эта удивительная, прекрасная, сияющая, как драгоценный камень, девчонка. Ей нужно было мечтать о любви и прекрасных принцах, да болтать о новых платьях и украшениях, а она рассуждала о войне и с видом мудрого старца терпеливо объясняла ему Литею то, что для неё самой являлось очевидной истиной.

– Как это нет?! А Юг?! Я видела! – изумилась Экталана.

– Так ведь там не война, так… беспорядки… – развёл руками Литей.

Экталана поглядела на него так, словно он был ослом, а может кем-то ещё тупее, и принцу стало очень не по себе, кажется, он даже покраснел со стыда.

– Беспорядки?! – воскликнула Экталана. – А что такое беспорядки, по-твоему? Ведь это и есть хэос!

– Что значит «хэос»? – тихо переспросил Литей.

– «Хэос» значит война, – уже спокойнее и как-то отрешённо пояснила девушка. – Это значит гибель, и огонь, пожары и убийства. Это значит кровь и выжженные леса. Это значит пустые деревни и убитые дети. Вот, что такое «Хэос»! Вот, что надвигается на нас. Вот, о чём говорят королева Мара и мой отец. Они хотят предотвратить это, ибо уже видели, что есть война. И я вижу… каждый день… вижу снова, и снова! Страшные картины войны, от которых кровь леденеет в жилах. Мой народ зовёт меня «Гиланэль» – «госпожа скорби». И это воистину так! Трудно не лить слёз от тоски, когда видишь, что ждёт твой народ. Война – это скорбь. И она надвигается, ещё более жестокая, чем война с Каран Геланом, и более гибельная и смертоносная, чем Великая Битва.

Столько было боли в её словах, а в глазах горело такое отчаяние, что Литею почти непреодолимо захотелось обнять девушку, прижать к сердцу крепко и не отпускать, хотелось утешить, обогреть, унять её тревогу и боль, но он не посмел, хоть душа его и сжималась от жалости и любви.

– Да, это будет страшная война, – кивнула Экталана собственным мыслям, – ибо тогда и у эльфов, и у людей был один общий враг – чародей Катарас. А теперь, нет врагов, и все враги! Теперь эльфы и люди очутились по разные стороны. Больше мы – не союзники! Эта война против эльфов. Теперь мы должны стать врагами. Понимаешь ты, принц Литей, что происходит? Даже мы с тобой можем стать врагами, потому что я – эльф, а ты – человек.

Да, теперь он всё понимал. Вернее, ничего не понимал! Кому и зачем нужна эта война? Вот у них, в Ринайграде, никому бы в голову не пришло устраивать такую войну. Какая может быть война между двумя расами, если страной правит полукровка, королева Лейндейла – человек, а её муж – эльф? Глупо! Воистину, глупость невообразимая! Страшная глупость! Потому что такая вот глупость может быть очень опасной. Она многие жизни может погубить. Ведь кому-то она придётся по душе. Многое теперь открылось Литею: теперь он понял, почему случайная разбойничья стрела метила именно в госпожу Мару, понял он, почему та старалась не заострять на этом внимания, и почему король Киралейн и князь Лиарин всё не возвращались домой, стремясь унять бунт на Юге. И только осознав всё это, Литей постиг смысл последних слов Экталаны, страшных слов.

– Нет! – встрепенулся Дарген. От волнения он забыл смущение и схватил её руку, заглянул прямо в бирюзовую бездну глаз. – Нет! Мы никогда не будем врагами! Я НИКОГДА НЕ БУДУ ВРАГОМ ТЕБЕ! Я буду верен тебе, как рыцарь, как слуга, как раб! Пусть будет война, пусть ненависть сожрёт сердца моего народа и твоего народа, даже тогда я не стану врагом тебе!!

– Но тогда тебе придётся стать врагом твоего народа! – печально улыбнулась Экталана. – Тебе всё равно придётся делать выбор, Литей! И, если ты останешься другом эльфов, тебе придётся отречься от людей, и стать предателем, пойти против своих. Это страшный выбор, Литей, и я не желаю тебе такого пути. Ведь пока что мы друзья, а такого и врагу не пожелаешь!

– Ну что ж, теперь можно поговорить о делах, – рассудила Мара Джалина.

– Зачем ты их отослала? – спросил Великий князь. – Они уже не дети, Эрсель! К чему скрывать от них то, что они всё равно узнают?

– Твоя дочь, наверное, и так знает побольше нас обоих, – согласилась Мара, – но Литея не стоит пугать раньше времени. Я не хочу, чтоб он что-то истолковал неверно. Я пока сама многого не понимаю. А он ещё так юн!

– Не так уж юн! – не согласился Эктавиан. – Ты в его годы сражалась одна против всей мощи Катараса и его ведьмы. Одна! Без поддержки родичей и Лиарина, да ещё и о маленьком Киралейне заботилась. А твой сын и вовсе с Катарасом бился и победил, когда ему даже десяти лет не было!

– Он – эльф! – возразила Мара непререкаемо.

– Пусть так, – согласился Эктавиан, – но твой воспитанник далеко не трус, и сердце у него чистое, доброе. Он тебя больше жизни любит. Он – благородный человек! Впрочем, в твоём роду, кажется, только такие и водятся…

– Не скажи! Дядюшка Дарген Дри был очень крут, а его правнучка Галла слыла настоящей бестией! – возразила Мара с усмешкой и добавила серьёзно: – Больше жизни любит, говоришь? Как раз этого мне и не нужно. Хватит! Надоело мне, Эктавиан, что другие своими жизнями за меня платят! Прости, что я твои раны бережу, но я, кажется, начала понимать твою жену. Она была первой, кто осознал, но не последней. Как и Элинэль, я тоже верила в мир на веки веков. Чародеи повержены, казалось бы, с кем теперь воевать? Да только зло живёт в каждом из нас, и его огнём не выжжешь, топором не вырубишь! Привыкла я за эти годы к благополучию. Привыкла быть благополучной королевой благополучной страны. Привыкла быть счастливой матерью и любимой женой. И стала как должное принимать благословение Небес. А напрасно! Не заметила, как беда подкралась. А теперь не знаю, как быть… Как хрупкий этот мир, как это счастливое благополучие удержать, спасти! Помоги мне, Экти! Помоги советом, если знаешь, что же нам делать, как быть?

– Слишком много ты хочешь от меня, – покачал головой Эктавиан. – Ответы на все вопросы ведомы только Творцу, да духам мироздания. А я всего лишь эльф, я не старше тебя, и мудрость моя равна твоей, Эрсель. А может, твоя даже больше! На твою долю выпало больше скорби, а горе всех учит мудрости и терпению. Да и голос Моря звучит всё чаще в моей душе, а он сбивает разум со светлых мыслей. Я не знаю, как нам быть! И будущее сокрыто от меня. Раньше я тоже видел и пророчествовал, как Экталана. Но отчаяние лишает эльфов магических способностей. Я не знаю, что нас ждёт. Знаю только, что уходит время Элдинэ – Звёздного Народа Элтлантиса, знаю, что Море зовёт всё громче и призывнее. Когда же я пытаюсь заглянуть в будущее, то вижу лишь пустоту. Может это оттого, что будущего для эльфов просто нет? Может, и у меня нет будущего?

Великий князь замолчал.

– Но, нельзя же просто сдаться! Нужно бороться! – воскликнула Мара.

– С кем, Эрсель? – также пылко возразил Эктавиан. – В этой войне нет врагов, подобных Катарасу и Каргионе. Нельзя убить одного и спасти всех! Я скажу тебе, что видит Экталана: противостояние людей и эльфов! Есть две расы, которые больше не могут ужиться вместе. И спасти одну можно, лишь уничтожив другую! Каков будет твой выбор, королева? С кем бороться? С людьми? Но тогда нужно убить всех! Потому что иначе всегда найдётся тот, кто пожелает отомстить. Неужто ты станешь истреблять людей, светлая моя? Ведь это такой же твой народ, как и эльфы! Пойми, проще уйти эльфам. Нас меньше, у нас есть Благословенный Край за Морем. У людей нет ничего. Хоть мне и страшно оставлять этот мир без эльфийской магии. Кто станет беречь законы мироздания, исцелять раны земли, следить за лесами, зверями и птицами, кто очистит воды, кто вовремя призовёт дождь и улыбнётся звёздам, чтоб те не теряли своего блеска? Не люди же, в конце концов? Я боюсь, что они погубят землю, загадят её, превратят в такую же мёртвую бездушную пустыню, в которую они уже превратили свои каменные холодные города. В них тяжело дышать, они давят как гранитные глыбы! Но видно такова судьба мира!

– Не понимаю, зачем Творцу допускать такое? – пожала плечами Мара.

– Не нам решать, что и зачем происходит. Это станет ясно, лишь спустя века и тысячелетия, – рассудил Эктавиан. – Впрочем, одна мысль есть… Когда-то Творец даровал людям такие же магические способности, как и эльфам. Но они использовали их во зло, ради корысти, чтобы покорять друг друга. Тогда Творец лишил их силы. И лишь немногие, пройдя через испытания и страдания, очищая душу, пробуждают в себе этот дар. Так было с тобой, Эрсель. Но большинство лишённых дара боятся магии, понимая, что это сила, с которой им не совладать. Они гонят её вместо того, чтобы познать и использовать во благо. Им бы научиться магии исцеления и созидания, глядя на эльфов, но они предпочли другой путь. Они решили облегчить жизнь, изобретая оружие для убийства, механизмы из железа, приручая огонь и золото. Это ложный путь – он приводит к краху! Ибо всё в этом мире имеет разум, а разум железа холоден и жесток. Люди придумывают свои механизмы, железных помощников, стальных защитников и думают, что те служат их делам. Но на самом деле люди сами становятся рабами своих изобретений. Они искажают безупречные законы мироздания, и природа восстаёт против этого, наказывает их, но они не учатся на ошибках. Мы не в состоянии изменить это, не в наших силах изменить саму суть человека. Экталана видит дальше меня на многие тысячи лет. Она видит, что если люди пойдут этим путём, их ждёт гибель и крах. Они должны научиться жить в мире с этим миром. И как знать, может быть, поэтому мы и должны уйти – чтобы они смогли постичь себя такими, какими они были когда-то, чтобы они самостоятельно научились исцелять, созидать, творить чудеса, беречь свои земли. Ведь им не на кого будет надеяться. А когда они узнают, что магия – это сила, которую следует использовать во благо, тогда, возможно, и эльфы вернутся из-за Моря… И мы, наконец-то, сумеем понять друг друга и забыть страх, отчуждённость и ненависть.

– Это просто мечта, прекрасная сказка, но вряд ли она сбудется когда-нибудь. После Великой Битвы мы тоже верили в то, что дружба между нашими народами будет вечной, как звёзды. Но и они сгорают! А у людей память короткая, – возразила Мара Джалина. – Может спустя многие тысячелетия, и будет так… Да только что, если люди так и не научатся чувствовать дыхание жизни, так и не услышат, что шепчут деревья и травы? Кто тогда спасёт их? Ведь они уничтожат сами себя и весь мир приведут вслед за собой к краю пропасти!

– Да, Эрсель, может и такое случиться, – согласился Эктавиан. – Но мы ведь не можем вечно им противостоять, вечно их спасать? Им нужен шанс! А нас осталось так мало, и силы Элдинэ гаснут с каждым днём… Эльфы перестали рождаться на свет, а людей всё больше. Не сами мы уходим – они нас гонят. Что тут поделаешь? Тьма кругом! На Востоке – тьма, и на Западе – тьма, и на Юге. Она сползается в одно кольцо, и сомкнётся оно в Ринайграде. Оно будет сужаться, пока не достигнет Элтлантиса, и будет гнать нас дальше, и дальше – на север, до самого побережья. Пока не останется у нас лишь один путь – путь за Море. И всё, что я хочу, так чтобы в этот тёмный час, мы все были вместе: ты, Лиарин, и моя дочь, и Киралейн, и наш народ!

– Но тогда нам следует оставить Ринайград… – растерянно сказала Мара. – Я не могу, Эктавиан! Ведь я – королева Ринай, а Киралейн – король Светлого края! Мы не можем просто сбежать, и бросить всех…

– Скажи, кем подданные считают Киралейна? – серьёзно спросил Эктавиан.

– Королём! Кем же ещё! – не поняла Мара.

– Мой народ считает его эльфом с тех самых пор, как мы узнали о его существовании, – пояснил Великий князь. – Но кто он для людей?

– Он из рода Ринай – из рода королей Востока и Лейндейла, – твёрдо сказала Мара.

– Но он – не человек, – непримиримо молвил Эктавиан. – Я знаю многое, что не знаешь даже ты. Я узнаю вести даже от птиц, а для них не существует предела. Киралейн – великий правитель. Он сделал очень много для процветания своей земли, но люди неблагодарны. Они позабыли о его героизме, о том, что если бы не было эльфийского принца Киралейна и Великой Битвы с её Героями, то сейчас Лейндейл, и Запад, и Восток влачили бы жалкое рабское существование под гнётом Катараса. Они забыли. И теперь самые озлобленные, напиваясь в трактирах и харчевнях, распускают грязные слухи. «Почему нами правит эльфийское отродье? – говорят они. – Недостаточно ли с нас эльфийского рабства? Вот уже триста лет бессмертная тварь, нечисть сидит на троне Светлого края. Разве мы не заслужили короля-человека? Эльфы – мерзкие твари! Они умеют колдовать, насылают свои гнусные чары на нас, от них все беды и болезни! Они морят наш скот, обрекают на засуху, ливни и лесные пожары, а мы терпим их в столице. Изгнать! Убить, и вся недолга! И заживём счастливо! Только изгнать эльфов, и тотчас всем счастье будет!»

Это самые невинные из речей. Ещё говорят, что твой муж – злой чёрный маг, что Лиарин очаровал тебя и насильно захватил власть, что в сыне твоём нет подлинной крови Ринай, что он – эльфийский подкидыш, которого тебе подсунули злые твари из Элтлантиса с помощью Лесной ведьмы из Арина, опять же, заморочив тебе голову с помощью чар. А ещё говорят, не столь нагло и смело, но всё-таки говорят, что и ты вовсе не принцесса Мара Джалина Вильсения Ринай, что истинная принцесса всё-таки сгинула во время пожара в Джалисоне. А ты – эльфийская ведьма, похожая на принцессу, оттого и шашни с Элдинэ водишь, и бессмертна, как и мы…

– И ты хотел, чтобы это слышал Литей? – тяжело вздохнула Мара. – О, миэ мэйло,17 ведь я приехала к тебе за утешением, думала ты сумеешь унять мои страхи и тревоги, дать мне надежду, а вместо этого… Твои слова ранят больнее вражеских стрел! Как же так, Эктавиан, где же были мои глаза и уши? Наверное, я просто не желала замечать, как изменился мой мир! Теперь ясно, отчего вспыхивают все эти бунты и беспорядки. Глупцов на свете немало, а если им без конца твердить эти мерзости, вскоре все вокруг поверят в это…

– … А дальше достаточно одной искры, чтобы пожар вспыхнул, – подтвердил Эктавиан мысли королевы.

– Значит, я всё сделала правильно, – рассудила Мара. – Нужно собрать силы, пока ещё не поздно. Нужно подготовить защиту для столицы, укрепить оборону замка, если войска короля потерпят поражение на Юге в схватке с бунтарями, позаботиться о путях к отступлению. В Мангаре ещё есть верные нам люди. Наместник Мангара – Шангалеро предан мне и королю. Я отправлюсь в Северную столицу и велю ему подготовить всех рыцарей и солдат к войне. Мы соберём гарнизон в Мангаре, и в случае необходимости у нас будет армия, готовая к битве.

– Хочешь воевать против своих же людей? – остудил её пыл Эктавиан. – Это ничего не даст. Всегда найдётся кто-то недовольный, и вспыхнет новый бунт. Угли смуты и недовольства никогда не остывают и легко загораются вновь. Впрочем, если это тебя успокоит, сделай, как задумала! Но я считаю, что единственным способом хоть как-то спасти ситуацию является добровольный отказ от власти. Оставьте трон жаждущим славы и золота! Пусть они дерутся между собой за право взойти на престол, как голодные псы, которым бросили только одну кость. Может, тогда они оставят в покое эльфов, хотя бы на время. А ты, Эрсель, бери мужа, сына и даже верных тебе людей и возвращайся сюда! На самом деле, великие идеи, ради которых затеваются все войны, скрывают под собой лишь жажду власти, денег и славы. Если дать им это, может, людям и не нужна будет эльфийская кровь, – рассудил Эктавиан. – Хотя мне трудно судить о людях, не исключено, что я ошибаюсь! Эрсель, меня более всего беспокоит не Юг, а Запад. Равнина Каран Гелана во все времена служила поводом для тревоги, но в Диких землях люди и эльфы жили веками в добром соседстве. И, пожалуй, люди для наших западных собратьев были даже ближе, чем Элдинэ Элтлантиса. Но всё же мы никогда не теряли с ними связь надолго. Теперь всё иначе, уже долгое время никто не приходит к нам с Запада, словно мы остались одни во всём Светлом краю. Эльфы Диких земель… Нас разделила завеса тьмы, и я больше не чувствую, не ведаю, чем они живут, их судьба не даёт мне покоя. Боюсь, что на Западе уже давно начались гонения эльфов, тень которых начала накрывать Светлый край. Экталана сказала, что Малигель ушла. Но она не сделала бы этого по собственной воле. Значит, её вынудили уйти. Я не сомневаюсь в истинности слов моей дочери, но я не вижу причин убивать Малигель. Это не принесло бы никому ни славы, ни богатства, ни власти.

– Уж этого я, вообще, понять не могу! Убить целительницу – это просто святотатство! – сокрушённо покачала головой Мара Джалина. – В совете твоём есть смысл, но боюсь, что Киралейн не пойдёт на такое. В конце концов, он ещё и человек. И если он бросит трон, он обречёт этих безумцев на ещё большее кровопролитие! Ведь в битве за власть победит самый сильный и самый жестокий. Если бы у власти встал достойный, я думаю, можно было бы и уйти…

– Из этого мальчика, твоего воспитанника, вышел бы славный король, – заметил с улыбкой Великий князь.

– Но не теперь! Он ещё юн, – вздохнула королева. – Сейчас посадить его на трон, всё равно, что бросить в яму со змеями. Слишком многие пожелают избавиться от него. А он так неопытен и добр, что не сумеет разобраться в столь трудной ситуации. Они проглотят его, эти заговорщики! И за принцессу Эдену я опасаюсь! Не за её жизнь, а за то, что её тайно от меня и короля выдадут замуж. Тогда её муж сможет претендовать на трон, а Литей станет ненужной помехой. У него сейчас есть все шансы стать королём не только Брелистона, но Лейндейла, и, боюсь, что многим это не нравится.

– Не могу с тобой не согласиться, – кивнул Эктавиан.

– Знаешь, друг мой, я только теперь поняла, зачем потащила Литея с собой, – призналась Эрсель. – Я опасаюсь за его жизнь! Но я могла бы оставить его с Лонгиром. Да видно, сердце моё желало, чтобы я привезла его в Элтлантис. Эктавиан, я тебя прошу! Если ты не хочешь, просто скажи мне, и мы забудем об этом! И всё же я смею просить тебя! Спрячь его здесь! Пусть Литей останется в Элтлантисе. Может, серебряные чары эльфийского леса сберегут его от злых людей. Он, в самом деле, может стать истинным королём! Я не хочу, чтобы его жизнь оборвалась раньше срока.

– Сроки отмеряют Небеса, – рассудил Эктавиан. – Но, если мальчик согласится расстаться с тобой, в чём лично я глубоко сомневаюсь, я буду рад такому гостю! Главное, чтобы он окончательно не влюбился в мою дочь…

Мара усмехнулась:

– Да, я видела лицо Литея, когда она вошла. Боюсь, он был поражён в самое сердце! Но, что ты имеешь против любви эльфа и человека?

– Да, ничего собственно, – пожал плечами Эктавиан, – если это ты и Лиарин, а не моя дочь и глупый мальчишка. Пусть ваша любовь будет исключением из всех правил, а не повседневным явлением. Так, на мой взгляд, будет правильней.

– На мой тоже, – кивнула Мара Джалина. – Спасибо, что согласился принять Литея! Он – славный мальчик. А ему я скажу, что мне нужен свой человек в Элтлантисе, и в случае надвигающейся опасности ты отошлёшь его гонцом в Ринайград. Тогда он останется, ведь это будет настоящее поручение от его королевы. А сама поспешу в Мангар, а потом в столицу. Постараюсь убедить Лиарина и Киралейна, что мы должны возвратиться в Элтлантис. Надеюсь, я сумею найти нужные слова.

– И надеюсь, что ты сумеешь сделать это вовремя, – добавил Эктавиан. – Поспеши, Эрсель!

– Завтра днём двинусь в путь. К вечеру буду в «Золотых мельницах», – решила королева. – Спасибо тебе за всё, Эктавиан! Я была счастлива увидеть тебя!

– И я тебя, – улыбнулся эльф. – Я буду ждать вас, моя светлая!

– Мы приедем, – пообещала Мара Джалина, вставая. – А теперь пойду спать, завтра снова в путь.

– Пусть твои сны будут счастливыми, Эрсель! Да благословят тебя звёзды! – попрощался эльф.

Литей проснулся, когда солнце уже светило высоко в небе. Потянулся, зевнул сладко, вдохнул полной грудью свежий, пахнущий ароматной смолой воздух (шатёр его стоял у корней могучей вековой сосны), вспомнил Экталану, улыбнулся, ощущая, как сердце наполняется радостью, светом и теплом. Он был счастлив, бесконечно счастлив! Быстренько вскочил с постели, умылся в глиняном тазу, натянул куртку и выглянул наружу. При свете дня эльфийский лес казался ещё прекраснее.

Неподалёку увидел эльфа. Вчера принц встречал его, но имя вспомнить никак не мог. Светловолосый красавец с такими ярко-голубыми глазами, что и Литей мог позавидовать, улыбнулся широко и в одно мгновение очутился рядом.

– День добрый, господин Дарген Литей! Я – Гларистар. Как насчёт завтрака?

– Не откажусь, господин Гларистар, – поклонился Дарген, припомнив, что Гларистар – это тот, у которого быстрые ноги. – Зовите меня просто «Литей»! Ладно?

– Ладно, Литей. Идём! – кивнул эльф.

Он вывел юношу к каменному столу под раскидистым серебристым деревом. Блюда были те же, что и вчера, а вот напиток – белый, как молоко, тягучий, как мёд, переливался перламутром и был пряно-сладким.

– Это сок плодов лиариса, – объяснил эльф.

Они поболтали, как старые друзья. Гларистар был весёлым и приятным собеседником, хотя казался немного легкомысленным.

– А где королева Мара, и Великий князь, и княжна Экталана? – спросил Литей после завтрака.

– Твоя госпожа ещё спит, князь бродит где-то в лесу, а Экталана ждёт тебя у Белого Дворца, – выпалил эльф на одном дыхании.

– Тогда поспешим! – заторопился Литей.

– Я тебя провожу, – кивнул Гларистар и пошёл впереди, насвистывая какую-то весёленькую песенку, привлекая тем самым всех окрестных пташек.

Экталана приветствовала Литея улыбкой, от которой у него земля ушла из-под ног. Потом она повела его по своим владениям, показывая теперь уже при свете дня наиболее красивые места Элтлантиса. Начиная от Мраморной площадки и заканчивая Заповедным озером.

– Это Кэнтрианэ. Я рассказывала тебе о нём вчера…

Экталана, сегодня одетая в золотое платье, похожее на паутину, расшитую чешуёй дракона, указала изящной рукой на гигантское дерево, напоминавшее кряжистый дуб. Оно горело в солнечных лучах золотом листвы, и это отличало его от других, серебряных, словно подёрнутых инеем, лесных великанов.

– Оно никогда не меняет листвы, – сказала эльфийская княжна. – Во время дождя и ветра с других деревьев срывает листья, а это за всю долгую вечность не потеряло ни одного. Это самое древнее из деревьев. Говорят, оно растёт здесь от начала времён и родилось в день Сотворения мира.

– А самоцветы на ветвях? Неужто каждый из них когда-то носил эльф? – спросил Литей, разглядывая таинственно мерцающие зелёные камни, раскачивающиеся меж золотой листвы.

– Да, каждый. Это эльфийские сердца, оставленные в память потомкам, – подтвердила Экталана. – Даже если эльф гибнет вдали от дома, а не уходит по собственному желанию, рано или поздно камень возвращается назад. Только эльфы Запада не носят камней. А когда рождается новый эльф, на дереве появляется зелёная почка, из которой вырастает новый камень. Но такого не случалось уже давно. После моего рождения. Я была последней.

– Значит, ты самая юная из эльфов? – улыбнулся Литей. – А кто самый старый?

– Аринэль. Она самая древняя, – задумавшись на миг, ответила девушка, увлекая его дальше.

– Волшебница из леса Арин? – переспросил Литей.

– Да, она. Но о ней ты, наверное, знаешь побольше моего. Она в дружеских отношениях с твоим королём и госпожой Марой. А я её видела только один раз, и то в видении.

– Как же ты поняла, что это она, если ты её не знаешь? – удивился Литей.

– Глупый! – беззлобно усмехнулась Экталана. – Разве её можно с кем-то спутать?!

Литей подумал, что он бы, наверное, смог, а девушка продолжала:

– Она протягивала мне дивный ларец, украшенный зелёными камнями и серебряными узорами, и слеза скользила по её щеке. Я так и не поняла, что значит это видение. Впрочем, жизнь покажет… Тихо! Ты напугаешь моих друзей! – девушка предостерегающе вскинула руку.

– Каких друзей? – не понял Литей, оглядывая заросли.

Экталана шагнула вперёд, и из кустов орешника к ней потянулась голова оленёнка. Тёмные глазки беспокойно поглядывали на юношу, и ноздри трепетали. Но эльфийка достала из кошеля у пояса кусочки хлеба и две мелкие груши. И оленёнок уже без страха выпрыгнул на поляну. Он был белоснежным, и только маленькие рыжевато-золотистые пятнышки мерцали, как огоньки.

– В лесу хватает травы и мха, но он любит, когда я приношу ему лакомства, – молвила девушка, кормя малыша с руки. – Иди сюда, Литей! Не бойся! Он уже не убежит.

«А чего мне бояться, это же не волк?» – подумал Литей, зачарованный представшей ему идиллией.

И тут же зашумели кусты, и из них показалась жуткая оскалившаяся голова волка. Парень вскрикнул и схватился за меч.

– Нэа, харго!18 – вскрикнула Экталана от волнения по-эльфийски и схватила Литея за руку. – Это тоже мой друг!

– Волк? – опешил юноша.

А серый хищник улёгся у ног эльфийки с видом преданного пса, и даже оленёнок не убежал.

– Они что же у вас в лесу тоже добрые и мяса не едят? – удивился Литей.

– Нет. Волки – хищники. Такова их суть, даже я не в силах изменить их предназначение. Но в моём присутствии он никого не посмеет убить.

– Понятно, – кивнул Литей поражённо, но на всякий случай отодвинулся подальше.

Потом тропы привели юных путников к хрустальным водам Лианэли.

– Это живительная река, – объяснила Экталана. – Очень добрая. Я люблю слушать её песни. Иногда она дарит мне красивые вещи. Вот такие, как этот браслет.

Серебряные кружева сияли на тонком запястье.

– Хочешь сказать, что эта река умеет говорить и даже одаривает своих слушателей? – недоверчиво переспросил Литей.

– Все реки умеют говорить, – спокойно пояснила девушка, – только вы их не слушаете. Но, Лианэль, конечно, особенная. Не обижайся на него, госпожа Лианэль, он просто пока не научился верить в чудеса, но он исправится. Он научится видеть, научится, вот увидишь! Однажды он прозреет, – добавила Экталана, обращаясь к реке.

Всплеснули волны, и на берег к ногам Литея упал перстень с почти чёрным камнем.

– Смотри! Это подарок тебе, – Экталана подняла кольцо и протянула юноше.

Но тот не спешил взять. Сердце в груди у него гремело набатным колоколом – принять кольцо от девушки, значит, обручиться с ней! И вот его мечта, его любовь стоит напротив и протягивает ему кольцо… Разве это не сон?