Читать книгу Ваша нечисть. Детективный триллер - Надежда Черкасова - Страница 3

То, что знают двое, узнает рано или поздно любая собака. Особенно, если это касается убийства. Поэтому ей следует быть крайне осторожной. Алла почувствовала, как засосало под ложечкой, к горлу подступила тошнота. И так каждый раз, когда начинала думать о Максе. Она что же это – серьёзно? Судья – убийца?! Обхохочешься.

Только вот ей самой, почему-то, не очень смешно. Ещё немного и Алла лишится работы, репутации, даже мечты, осуществление которой невозможно без судейской мантии, прикрывающей её словно щитом, в то время как она размахивает мечом правосудия налево и направо, собирая дань с тех, кого защищает. Замкнутый круг какой-то. А ведь совсем недавно всё было так реально, осуществимо и рукой подать до нарисованного ею на берегу Средиземноморья безоблачного счастья.

Это же надо подумать: бывший возлюбленный пытается перечеркнуть все мечты и достижения Аллы, ставит ей палки в колёса! А, может, бывший и должен поступать именно так, и никак иначе? Как бы там ни было, а прошлое давно быльём поросло, и у каждого из них теперь своя дорога. Тем более что они и сами изменились, как поменялись их взгляды на жизнь.

Нет, вот как раз взгляды-то и остались прежними. Алла как мечтала со студенческих лет о богатстве и независимости, так до сих пор и шагает вверх по карьерной лестнице, пытаясь переступить через ступеньку и не теряя из виду маячащие на горизонте материальные радости жизни. Она сметает на своём пути мешающих, слишком медлительных или тех, у кого голова забита размытыми понятиями, существующими только умозрительно, – честью, порядочностью, совестью. Это всего лишь чьи-то застарелые комплексы. А уж о добре-зле и вовсе не приходится говорить. Всё в мире относительно и зависит от колокольни, с которой судит каждый. В этой жизни выживает лишь сильнейший.

Вот только Макс так не думает. И на судебных процессах постоянно использует в своём лексиконе эти затёртые до дыр понятия. Неужели он не понимает, что на практике в каждом конкретном случае именно судье предоставлено право определять, являются ли рассматриваемые сведения порочащими честь и достоинство участников процесса и что именно понимать под определением «честь» и «достоинство»? Однако он упорно апеллирует этими понятиями, словно жонглёр на арене цирка, находя статьи в законодательстве и подводя прочный фундамент под доказательную базу невиновности своих подопечных.

И чего его принесло в их глухомань? Жила себе Алла спокойно, засуживала, кого надо, или отпускала на все четыре стороны, когда у оппонентов находились весомые аргументы в виде денежных знаков. Свалился на её голову как ком с бугра. В Москве ему, видите ли, не жилось, приехал тут порядки столичные наводить. И всё сразу пошло наперекосяк. В суд из края уже несколько Аллиных дел вернули на пересмотр из-за жалоб и апелляций Перепёлкина, поэтому неудивительно, что она всерьёз испугалась за свою репутацию.

Макс так и не изменил своих взглядов на жизнь. Как был фантазёром, мечтающим о справедливости исключительно для всех, так им и остался. Дожил почти до сорока, а ума так и не нажил. Хорошо, что они тогда расстались. Если уж по молодости не смогли найти общего языка, то теперь и подавно не найдут. Даже наоборот, врагами стали. Хотя, Макс совсем не считает Аллу своим врагом, и это её бесит больше всего. Потому что, даже не предполагая, что та берёт взятки, – вот пентюх, по себе судит! – он пытается ей сочувствовать, намекая на её «махровый непрофессионализм».

При последней встрече так прямо и заявил: «Может, тебе лучше уйти по-хорошему? Ведь твои ошибки видны невооруженным глазом даже простому смертному. Пойми, мы тут судьбы человеческие решаем, а не в бирюльки играем. Ну, потешила ты своё эго, покрасовалась в судейском кресле, и будет. Даже представить страшно, сколько людей уже пострадало из-за твоего непрофессионализма. Найди себе занятие по способностям. Может, ко мне в помощники пойдёшь? Хоть людей научишься уважать». Алла тогда с трудом сдержалась, чтобы не нагрубить, промолчала. А про себя подумала, что им двоим в этом городе ни за что не ужиться: или он, или она.

И останется именно она. Макс, хоть и родился здесь, всё равно за десять лет превратился в пришлого, чужого, да ещё из столицы. Понаехали тут всякие, теперь будут нас уму-разуму учить – кому это понравится? А вот Алла своя, опутана по рукам и ногам полезными связями и входит в число негласных правителей коррумпированной клоаки. Отвратительно, конечно, звучит, но перед собой-то она притворяться не станет. Потому что прекрасно понимает, что вывалялась в грязи дальше некуда и отступать уже поздно. Да она и не собирается, так как знает, за что рискует.

Её провалы в последнее время стали так очевидны, что она уже получила от руководителя клоаки серьёзное предложение помощи в избавлении от неугодного адвоката, подрывающего авторитет уважаемого судьи. Но Алла хорошо знала, чем для неё может обернуться подобная помощь, а потому даже слышать о ней хотела, обещая, что уладит дело сама. Ведь стоит только согласиться, и её разговор, и само действие по устранению Макса будут зафиксированы, сняты на пленку, и с этих пор повиснут над ней как дамоклов меч, а на мечтах можно ставить жирный крест, так как она себе принадлежать отныне не будет. Какая уж тут свобода? Нет, с этими головорезами лучше не связываться. Взятки – это одно, а вот заказное убийство совсем не входит в её планы.

Здесь следует надеяться только на себя. Как совершить преступление и не попасться – об этом мечтает любой потенциальный преступник. Если учесть, что идеальных преступлений не бывает, то рано или поздно её всё равно разоблачат. Ну, это ещё на факт. Ведь есть же преступления, совершённые когда-то давно, но не раскрытые до сих пор. Может, и она придумает такое же идеальное убийство. Лучше, конечно, это сделать чужими руками, не запачкав своих. Но тогда придётся избавляться от свидетеля – самого киллера, а это куда сложнее.

И ещё один очень важный вопрос беспокоил Аллу. Даже если у неё получится идеальное убийство, сможет ли она потом жить с этим? Не станет ли протестовать душа её, которая, пытаясь избавиться от столь тяжкого груза, вынуждена будет всю оставшуюся жизнь терзать Аллу?.. До тех пор, пока та не сдастся и не явится с повинной? Об этом даже подумать страшно, так как судья в тюрьме – нонсенс!

Алла чувствовала, что заболевает от преступных мыслей. Неужели нет другого выхода? Неужели только физическое устранение способно остановить Макса? Видимо, да, так как он, похоже, не боится ничего и никого. Вот что значит пожить какое-то время в столице – уже кажется, что весь мир у твоих ног, и по плечу любое дело, в котором ты станешь победителем. Или это просто пренебрежительное и высокомерное отношение к отсталой провинции, в которой нет и в принципе не может быть профессионалов?

Она тоже после института могла остаться в столице, но чтобы пробраться в судьи там, не могло быть и речи без соответствующей поддержки. Поэтому решила вернуться в родной город: где родился, там и пригодился. И всё у неё получилось… Если бы не этот столичный хлыщ, пытающийся превратить Аллу в пыль под своими башмаками от Гуччи.

«Так что, Макс, не обессудь, если мне тебя придётся смести со своего пути как мешающую преграду. Ничего личного, всего лишь желание и дальше служить людям. Избранным, конечно, а не всем подряд. Тем, кто умеет быть благодарными, – размышляла Алла. – Вот только как к тебе подступиться, ведь ты совершенно неуправляемый и себе на уме? Что ж, на то и щука, чтобы карась не дремал. Женщина всегда перехитрит мужчину. На то она и женщина».

Это только поначалу страшно думать об убийстве. Но человек – существо, быстро привыкающее к чему угодно, даже к мысли о преступлении. А со своей совестью она как-нибудь договорится. Пока же следует быть особенно осторожной с Максом и постараться держать его подальше от своих судебных дел и поближе к себе. Алла набрала номер.

– Макс? Добрый вечер! – произнесла она медовым голосом. – Чем занимаешься?

– Привет! Жду, когда ты мне позвонишь.

– Слушай, ты не мог бы выручить меня? – Алла изо всех сил сдержала раздражение по поводу его иронии. – Я с работы сразу на дачу приехала, а теперь чувствую, что мне нездоровится. Наверное, где-то просквозило. Температура высокая, горло болит. Ты не будешь другом, не привезёшь мне аспирин? Что-то я совсем расклеилась. Извини, что беспокою, но, почему-то, ни до кого больше не могу дозвониться. Пятница, все куда-то поразбежались-поразъехались.

Ей казалось, что она слышит на другом конце трубки скрип его работающих в полную силу мозгов, оценивающих щекотливую для него ситуацию. Неужели обдумывает уважительную причину для отказа? «Ну же, Макс, это на тебя совсем не похоже! Ты же джентльмен, и не оставишь женщину в беде».

– Хорошо, – сдался Макс без боя. – Может, ещё что привезти, раз уж я всё равно к тебе еду?

– О, да! Ты меня ужасно выручишь, если купишь продукты. Оказывается, здесь у меня в холодильнике шаром покати. Представляешь, только одна бутылка вина.

– Представляю. Ладно, жди. Не умирай пока.

Какой же у него солдафонский юмор. Алла положила трубку на рычаг и отправилась в кухню. Открыла дверцу битком набитого продуктами холодильника и улыбнулась: очень надо голодом себя морить. В жизни так мало настоящих радостей, и одна из них – вкусно и с удовольствием покушать. Но торопиться с этими доступными удовольствиями она не станет, так как на переполненный желудок и думается плохо, и лень такая, что уже ничего не хочется. Алла съела бутерброд с красной икрой и кусок торта. Пожалуй, пока с неё довольно. Сначала дело.

Она прошла в гостиную и села в кресло, запрокинув ногу на ногу, отчего полы длинного шёлкового халата разошлись, оголяя полные круглые колени. Интересно, у него хоть какие-то чувства к ней остались? Неужели совсем нигде не ёкнет при виде белоснежного, нежного и пока ещё упругого тела? Что за мысли! Она думает соблазнить его? Сплошные вопросы и ни одного ответа. Может, и в самом деле уложить Макса в постель? А если у него этого и в уме не будет, в каком же она положении окажется?

Аллу даже в пот бросило. Она не любила находиться в смешной ситуации. Поднявшись в гардеробную, переоделась. Розовый спортивный костюм, пожалуй, больше подойдёт к роли приболевшей сотрудницы, чем излишне открытый наряд.

Вернулась в гостиную и снова принялась строить планы на предстоящий вечер. Для начала его нужно опоить снотворным, а там, когда он окажется в полной её власти, можно будет и дальше подумать. Во всяком случае, какое-то время на возможное отступление Алла себе предоставляет. Но если поймёт, что всё у неё получается гладко, то возможно решится и на более серьёзные действия.

А если Макс вино пить не станет? У него и уважительная причина для этого есть – он за рулём. Подобные занудливые крючкотворы правил не нарушают в принципе. Хорошо, но от кофе ему всё равно не отвертеться. Алла размельчила упаковку таблеток сильнодействующего снотворного и высыпала образовавшийся порошок в банку с кофе. Зачем-то понюхала, затем плотно закрыла, хорошо потрясла, перемешивая содержимое, и снова поставила на полку.

Сама же она от вина ни в коем случае не откажется. Её и в самом деле что-то знобит. Неужели от волнения? И чего Алла так боится? Ведь она же не собирается делать что-то ужасное, просто усыпит его. Открыв бутылку красного вина, наполнила высокий хрустальный фужер и сделала глоток. Почувствовала, как по телу разлилось благодатное тепло, принося покой и умиротворение.

Может, не стоит ничего предпринимать? К такому важному делу готовятся задолго, заранее, взвешивая и обдумывая каждый шаг. Да, несомненно. Но так поступают мужчины. А она женщина, которая боится всего на свете, поэтому долго вынашивать в голове преступные планы не в состоянии. Чтобы заранее не надорваться. Уж лучше экспромтом. Да и то, если получится. А если нет, всегда можно пойти на попятную. Так она и поступит. Только проверит, получится ли хотя бы отключить его.

Раздался мелодичный сигнал клаксона. Алла взглянула на экран домофона с видеонаблюдением. Узнав золотистый Бентли, – такой в их провинциальном городке имелся только у Макса, – прошла в кухню, нажала за тяжёлой портьерой потайную кнопку открытия ворот, подождала, пока машина въедет во двор, и снова ткнула пальцем в кнопку, закрывая ворота. Затем вышла на крыльцо, встречая долгожданного гостя.

– А заезжать-то мне зачем? – спросил Макс, выходя из машины и вытаскивая многочисленные пакеты с продуктами. – Надо было только калитку открыть. Я бы и пешком мог до дома пройтись. Всё равно только на минутку.

– Твою машину не то что за минутку, за секунду разденут, а я потом буду виновата? Нет уж, так вернее. У нас хоть и приличные люди живут, да и охрана есть, но она в основном возле шлагбаума топчется. Только иногда проезжает тут по улице с контрольной проверкой, да и то лишь для вида.

– Ты зачем вышла с температурой? – Макс прошёл в дом и направился на кухню. – Сама разберёшь или помочь? – Разложил сумки на круглом столе.

– Сама разберу. Аспирин купил? Голова просто раскалывается.

– В первую очередь в аптеку заехал. Вот здесь ещё что-то от простуды. – Макс вытащил из кармана небольшой аптекарский пакетик с лекарствами. Алла открыла баночку с аспирином и выпила таблетку.

– Пойдём в гостиную. Я немного прилягу, поговорим. А потом что-нибудь приготовлю.

– Я не голоден. Да мне и ехать пора.

– Обидеть хочешь? Такой гордый стал, столичный, что даже с нами, маленькими людьми, и общаться уже не желаешь?

Макс прошёл в гостиную и устроился в кресле. Алла прилегла на диване, укрывшись пледом.

– Как поживаешь?

Она внимательно разглядывала Макса. Совсем не изменился: такой же неказистый и худенький. Хотя нет, немного раздался в плечах и возмужал. Наверное, в спортзал ходит, железо тягает, чтобы выглядеть посолидней. Но всё равно с ней, Аллой, смотрелся бы как юноша. Они были почти одинакового роста, а при её привычке всегда ходить на высоких каблуках, Макса и вовсе приняли бы за младшего брата. Нет, не пара они, как ни крути. И хорошо, что когда-то расстались.

– Нормально поживаю, – усмехнулся Макс, не спуская глаз с бывшей зазнобы, заметно раздобревшей – что, к сожалению, никакого отношения к доброте не имело, – и округлившейся, но совсем не сентиментальной и не склонной к романтической любви, как принято считать при такой комплекции. Уж с ней-то следует всегда быть начеку: мягко стелет, да жёстко спать. Огромная ласковая, на первый взгляд, кошка, способная вцепиться в добычу мёртвой хваткой. «Только не по зубам тебе добыча, – подумал Макс. – И как бы тебе самой в ловушку не угодить, любительница опасных игрищ».

– Макс, мне нужно серьёзно с тобой поговорить. Обо мне. У меня такое ощущение, словно я попала в ловушку, из которой самостоятельно не выбраться. Меня заставляют делать то, на что я сама ни за что не решилась бы. Мною вертят как марионеткой. Мне так страшно, что я бы и тебе не доверилась, но ты здесь чужой, поэтому… Я верю, что они ещё не успели тебя перетянуть на свою сторону. Ты единственный, к кому я могу обратиться за помощью.

– И в чём будет выражаться моя помощь?

– Я отдам тебе кое-какие документы. И если со мной что случится, ты отправишь их по назначению.

– Всё так серьёзно? А ты не преувеличиваешь опасность?

– Более чем серьёзно, – она еле сдерживала раздражение.

Макс всегда считал, что у неё слишком развитое воображение. И теперь Алла вынуждена с этим согласиться, потому что большинство достоинств она наверняка дорисовала ему сама. А потом ещё и влюбилась без памяти, дурочка несчастная. А ведь он совсем не тот, за кого она его принимала. Ох, уж это пресловутое женское воображение. Каких только самовлюблённых эгоистов оно ни заставляет принимать за эталон мужественности.

– Я так устала сопротивляться, что теперь вынуждена плыть по течению. Но чувствую, что меня всё больше затягивает на дно, – она еле сдержала слёзы, готовые хлынуть потоком. Алла достала из кармана носовой платок, пытаясь промокнуть появившуюся в уголках глаз влагу, чтобы не растеклась тушь. – Мне так страшно, что жить не хочется.

– А если эти документы отослать куда следует, не дожидаясь, пока с тобой разделаются?

– Можно и сразу отослать. Тоже вариант. Всё равно ведь мне умирать. Так какая разница – позже или раньше? – Алла уже не могла говорить, так как поток жалости к себе хлынул из глаз, а тело содрогалось от рыданий.

Макс поднялся с кресла и присел на диван рядом с Аллой, снова убеждаясь в том, что сила женских слёз не знает границ. И не было ещё ни одного мужчины, который остался бы равнодушным к убивающейся от горя особи женского пола, так как в душе каждый и бесстрашный герой, и благородный защитник, и принципиальный суровый воин, не знающий пощады в борьбе за справедливость и честь женщины. Ну, кому не польстит, если его принимают за такого вот бесстрашного рыцаря, рыдая ему в жилетку, вернее, кольчугу? Он взял её пухлую руку в свою, худую и крепкую, другой обнял за плечи, притянув к себе.

– Не надо плакать. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

– Они грозились убить меня, если я откажусь работать на них.

– Давай ты сначала успокоишься, а потом мы поговорим, хорошо? А чтобы отвлечься, я что-нибудь приготовлю поесть. Не возражаешь?

– Ну, что ты такое говоришь, – Алла перестала плакать и засобиралась вставать, но Макс мягко уложил её на подушки, укрыл пледом. – Как я могу заставлять гостя готовить? Я сама сейчас всё быстро сделаю.

– Не суетись. С температурой тебе нужно лежать. А пока лежишь и успокаиваешься, я похозяйничаю на твоей кухне, – распорядился Макс и подумал: «Живет, всё куда-то торопится, стремится урвать от жизни как можно больше, вот и вляпалась. Чего она ждёт от будущего, если так поганит своё настоящее? Неужели надеется, что всё ей сойдёт с рук?»

Алла поняла, что спорить бесполезно, и затихла, прикрыв глаза. Всё-таки у неё температура, а больные себя буйно не ведут. Она вдруг почувствовала, как же приятно, когда о тебе кто-то заботится. Особенно Макс. Он единственный из всех бывших кавалеров мог угодить ей. Чего стоил один лишь взгляд, необыкновенно добрый и проникновенный. Ему даже говорить ничего не нужно, только посмотреть на неё огромными серыми глазами, в которых отражается весь любящий мир, и она уже согласна на всё. Неужели в ней что-то ещё теплится по отношению к нему? Ах, Макс, ну почему они расстались? Ведь им было так хорошо вместе.

А Макс в это время с недоумением стоял перед открытым холодильником и соображал, как ему умудриться запихать ещё и те продукты, что он купил. «Хитрая, как лиса, – беззлобно думал он. – Вот только бы себя не перехитрила». Он нарезал лук, немного обжарил на сковороде и добавил сочные куски мяса. По кухне распространились ароматные аппетитные запахи готовящейся еды. Посолил, поперчил, сбрызнул красным вином. Ещё чуть, и покрытое восхитительной корочкой мясо готово. Немного зелени, и можно звать хозяйку.

– Прошу к столу, – Макс подошёл к Алле, которая сладко потягивалась, словно только что проснулась. «Немного переигрываешь, подруга, – подумал он. – Но всё равно приятно, что хоть за дурака не держишь. Значит, относишься ко мне, как к серьёзному противнику». – Пойдём, мясо лучше есть горячим.

Они прошли на кухню, и у Аллы глаза заблестели от восторга: на столе букет цветов, горящие свечи, салат, фрукты, вино и большое блюдо необыкновенно вкусно пахнущего мяса. Они сели друг против друга. Макс разлил по фужерам вино.

– Ты просто кудесник. За что выпьем?

– За нас. И за мир во всем мире.

– Ты это серьёзно?.. Хотя, что это я спрашиваю? Ведь это твой излюбленный тост. Ты совсем не изменился.

– Ты тоже, – Макс приблизил свой фужер, раздался чудный хрустальный перезвон. Он пригубил вино и, отставив от себя фужер, принялся за мясо. – Обычай чокаться возник в те далёкие времена, когда в кубки гостей за столом не считалось зазорным и яду подсыпать.

Алла закашлялась. Макс привстал и похлопал её по спине.

– Ты это к чему?

– Рассказываю об обычае чокаться. Так вот, для того, чтобы заверить гостей в своём миролюбии, хозяин не только наливал немного вина сначала в свой кубок и выпивал его, но все гости застолья неоднократно обменивались вином, а затем символически соединяли кубки, чокались. А по старинному франкскому обычаю, чокаясь, нужно было плеснуть несколько капель из своего кубка в кубок сотрапезника. Это служило доказательством того, что содержимое кубков не отравлено.

– Если перевести смысл сказанного, ты опасаешься, что я тебя хочу отравить? Ты меня обижаешь.

– Стоит ли обижаться на столь невинный рассказ об истории традиции? И потом, даже если это и так, то где гарантия, что и у меня нет таких же мыслей?

– Макс! Ты сошёл с ума? Что ты мелешь?

– Я просто шучу. Потому что ты слишком бурно отреагировала на мой невинный рассказ.

– А я считаю, что неприлично во время еды говорить об отравлениях. Хотя бы из чисто этических соображений.

– Извини. Я учту. Так о чём мы с тобой будем говорить?

– Ни о чём. Сначала спокойно поедим, молча. А уж потом, когда перейдём к десерту, можно будет и о серьёзном вспомнить. Ты же, надеюсь, не торопишься?

– Теперь это уже не столь важно. Я обещал тебе помочь… Почему ты до сих пор не замужем?

– Такого, как ты, больше не встретила. А почему не женат ты?

– По той же самой причине.

– Зачем ты вернулся? Тебе плохо было в Москве?

– Как только уговорю маму уехать со мной, ни дня здесь не останусь. – Алла невольно облегчённо вздохнула, что не укрылось от внимания Макса. – Ждёте не дождётесь, пока я уеду?

– Я не понимаю. Ты о ком?

– Обо всей вашей развесёлой компании, которой я очень мешаю. Так вот, передай своему боссу, что я до тех пор не уеду отсюда, пока не разворошу ваше осиное гнездо. Знаешь, как Пушкин Александр Сергеевич писал о вашем брате? «Закон не должен быть пужалом из тряпицы, на коем, наконец, уже садятся птицы». И я с ним согласен. А тебе никогда не приходило в голову, что творящееся вокруг происходит в полном соответствии с третьим законом Ньютона: всякое действие вызывает противодействие, равное по величине и обратное по направлению?

– Макс, ты даже представить себе не можешь, с кем ты собираешься тягаться. Они же убьют тебя! Ты не можешь противостоять целой организации. Ты ведёшь себя как мальчишка, который решил поиграть в супермена. Это не игра. Они же раздавят тебя как букашку. Подумай о матери. На кого ты её собрался оставить? Тебе лучше уехать от греха подальше, и её забрать с собой. Того, что здесь творится, тебе не остановить. Я думала попросить помощи у тебя, но, похоже, тебе она самому скоро понадобится. Что-то мне даже плохо стало. Ты не мог бы сварить кофе? В шкафу на полках найдёшь. А я пойду, немного прилягу. Ты напугал меня до смерти, даже голова закружилась.

Алла доплелась до гостиной и улеглась на диван. Сейчас всё должно решиться. Она не станет искушать судьбу, поторапливать её. Пусть как идёт, так и продолжает идти. Она теперь даже пальчиком лишний раз не пошевелит. За неё решает провидение, а она ему подчинится.

Макс принёс на подносе кофейник и две чашки.

– Тебе налить?

– Чуть позже. Отдохну немного.

– А я выпью, – и Макс с удовольствием сделал глоток чёрного обжигающего напитка. – Вкусный у тебя кофе. Дорогой.

– Я дешёвый не пью. Это мой любимый.

– Так тебе налить?

– Пусть немного остынет. Я не люблю очень горячий.

– Ну, как знаешь. А я ещё чашечку выпью.

Алла чувствовала, как трепещут от волнения ноздри, но ничего не могла с собой поделать. Голова слегка кружилась. Неужели от предчувствий? Или она и в самом деле заболела? Нет, конечно, просто нервишки пошаливают. Может, следовало выпроводить его, чтобы он по дороге заснул за рулём и врезался во что-нибудь? Так ещё не факт, что врежется и погибнет. А если живым останется, то догадается, чьих рук это дело. Нет, пусть лучше это случится здесь, в её доме. Всегда можно переиграть, если она не решится действовать дальше. Как же страшно-то! Сердце словно пытается вывалиться из груди.

– Ты почему такая бледная?

– Плохо мне что-то. Головокружение, слабость. Наверное, всё ещё температура не спала. Ты не принесёшь мне градусник? Там, в кухне, я его на столе оставила.

Макс поднялся и вышел из гостиной. Алла в ожидании опустила голову на подушку. Допритворялась до того, что и в самом деле заболела. Неужели просквозило в кабинете? Не должно бы, ведь на улице почти лето… Ну, куда Макс запропастился с градусником? Найти, что ли, не может? Вечно эти мужики такие безрукие. Алла нехотя поднялась и отправилась на кухню, но на пороге стала как вкопанная: Макс без движения лежал на полу, раскинув руки.

– Макс! – кинулась к нему Алла. – Макс! Что с тобой? Очнись же! – она потрясла его за плечи, но тот даже не шелохнулся: глаза плотно закрыты, из полуоткрытого рта стекает тонкая струйка крови.

Алла в ужасе отскочила. Кровь-то откуда? Нет, это уж слишком! Она до ужаса боялась одного только её вида, а тут ещё и труп в придачу. Почувствовав, как к горлу подкатил ком, помчалась в ванную. Опустошив содержимое желудка и напившись прямо из-под крана, присела на край ванны. Неужели у него были проблемы с желудком, то-то он такой худой. А, может, с печенью?.. Да какая теперь разница, делать-то что?! Умер он или ещё жив? Что же она натворила!

Вернулась в кухню и на цыпочках приблизилась к телу. Макс по-прежнему лежал без движения, в той же позе. Алла наклонилась и попыталась нащупать пульс на шее. Ей показалось, что под пальцами бьётся еле ощутимая жилка: значит, жив! Надо немедленно вызывать скорую, его ещё можно спасти… И что она скажет врачам? Что пыталась отравить человека, а потом передумала и вызвала их? Бред! Теперь ей придётся идти до конца. А что это значит? Добить Макса и концы в воду. В какую ещё воду? Ну, в землю. А ещё лучше погрузить тело в его же машину, вывезти в лес и поджечь вместе с трупом. А как возвращаться обратно – пешком по лесной дороге? Нет уж!

А если он очнётся? И поймёт, в чём дело? Надо немедленно что-то решать. Главное – не видеть его лица и крови. До неё вдруг дошла страшная правда: она собирается убить человека! Руки стряслись, как у дряхлой старушонки, а ноги не желали двигаться. Но страх разоблачения, который сильнее страха убийства, уже толкал в спину.

Алла сходила в спальню за наволочкой, прихватив пояс от халата. Вернувшись в кухню, надела наволочку на голову Макса, накинула на шею пояс и попыталась сдавить ему горло.

Внезапно рука тела ухватила её за запястье. Алла вскрикнула и, высвободившись, сломя голову кинулась к выходу, сшибая на пути стулья и горшки с цветами. Но тело уже крепко держало её за ногу. Она рванулась как безумная, выскочила в коридор и, перепрыгивая через ступени, ринулась вверх по лестнице на второй этаж, словно за ней гналась целая свора собак, а, вернее, оживший вдруг труп Макса. Споткнувшись, рухнула на колени, больно ударившись лбом о ребро ступени, и покатилась вниз, теряя сознание.

Неизвестно, сколько она так пролежала, а придя в себя, оказалась в гнетущей тишине и полной темноте. Свет они во время ужина не включали, так как на улице было ещё засветло, две свечи на столе в кухне успели догореть.

Алла с трудом поднялась, превозмогая боль во всём теле, и направилась в ванную комнату, зажигая по пути свет в коридоре и гостиной, минуя кухню. Кровавая рана на лбу, отразившаяся в зеркале, оптимизма не прибавила. Автоматически стала под душ, стараясь не думать ни о чём. Ледяная вода мгновенно взбодрила сознание, позволив уяснить происходящее.

Укутав голову полотенцем и надев махровый халат, обработала перекисью и йодом рану и залепила бактерицидным пластырем. Прошла в гостиную и легла на диван, прислушиваясь. Мёртвая тишина. Лишь где-то по соседству, наверное, дома через три подбрёхивал сквозь чуткий сон пес, делая вид, что неусыпно сторожит хозяйское добро.

Чего она ждёт? Что сейчас в гостиную войдёт пришедший в себя Макс? Если бы он был жив, давно с ней расправился. А раз она цела, значит что-то не в порядке с ним. Тогда зачем она тянет время? Если что и решать, то немедленно, так как завтра понаедут соседи по дачам, да ещё с пронырливыми ребятишками, шныряющими туда-сюда и лезущими во все дыры. И соседки у Аллы слишком любопытные и словоохотливые, могут, как бы невзначай, заглянуть «на огонёк».

Хочешь не хочешь, а вставать придётся. Она поднялась на второй этаж, порылась в богатом гардеробе. Тёмный спортивный костюм как раз кстати. Одевшись, спустилась в кухню. Тяжёлые шторы на окнах лучше задёрнуть. Яркий свет хрустальной люстры озарил место преступления. И снова закружилась голова от вида лежащего в луже крови тела с протянутой к выходу рукой. Словно Макс так и не оставил надежду ухватить свою обидчицу.

Алла склонилась и осторожно коснулась запястья. Это была рука мертвеца, холодная, со скрюченными пальцами. Значит, Макс всё же скончался. И уже не важно, от чего: то ли благодаря большой дозе снотворного, то ли из-за удушения. С ним покончено, и она должна привыкнуть к этой мысли. Алла на всякий случай проверила пульс на шее и запястье, но этого ей показалось мало. Ослабив удавку на шее, немного приоткрыла лицо трупа и поднесла к посиневшим губам небольшое зеркальце. Всё говорило о том, что перед ней покойник.

И вдруг тишина разбилась, слоо хрустальный шар, от телефонного звонка, ворвавшегося в притихший и словно ждущий какой-то беды дом. Алла с ужасом смотрела на тело, из кармана которого раздавались трели, напоминающие перезвон колоколов, и казалось, что он никогда не закончится. Она наклонилась и пошарила в кармане, вытащив замолкший, наконец, мобильник. Звонила мать Макса. Если не принять меры, она снова будет названивать, а завтра примется за поиски сына. А если он предупредил её, что едет к ней, Алле? Как отвести от себя беду?

Она просмотрела смс-сообщения и поняла, что Макс частенько ими пользовался. Вот и выход. Алла принялась судорожно давить на клавиши: «Мама, извини, садится батарейка. Меня не будет дня три, срочное дело. Потом расскажу. Целую. Макс». Немного сумбурно, но сойдёт. Алла отправила смс, отключила телефон и вынула батарейку. Вот и всё. Хотя бы за несколько дней она может быть спокойна. Да и алиби ей не помешает. Обыскав карманы, нашла паспорт Макса, банковскую карту, портмоне из крокодиловой кожи, связку ключей, видимо, от квартиры и гаража, сняла с руки дорогущие часы.

А где же ключи от машины? Наверное, оставил в зажигании, чтобы сразу же уехать. Все находки она закопает отдельно. Тело можно сбросить в компостную яму и засыпать землей, а сверху посадить что-нибудь. Нет, лучше от него избавиться, вывезти куда-нибудь. Но не сейчас, так как силы на исходе.

Что-то она всё же не довела до ума. Ну, конечно же, нужен контрольный выстрел в голову, чтобы наверняка убедиться, что человек мёртв. Так делают все киллеры. Наверное. Алла поднялась в спальню и достала из сейфа служебное оружие. Она никогда не стреляла из этого пистолета. Не было надобности. Теперь та появилась. Алла вытащила из кобуры оружие. Холодная сталь словно обожгла руки, и она засунула пистолет в кобуру. Откуда этот страх? Стрелять-то она будет в уже мёртвое тело. Если ужас берёт сейчас, то как она собиралась палить в живого человека, если бы появилась нужда? Вот и надо потренироваться на трупе, пока есть возможность.

Алла снова вынула пистолет, сняла с предохранителя, как её учили, взвела курок и направилась к телу. Ей казалось, что она что-то делает не так. Но сил не оставалось даже на выстрел, а не то, что на разборку всевозможных правил пользования пистолетом. Держа в вытянутой руке оружие и цепляясь другой за поручни, она осторожно сошла вниз, опасаясь споткнуться и упасть, пристрелив себя. После удачного спуска осталось только поднести пистолет к голове трупа и выстрелить. Но как решиться?!

По щекам потекли непрошеные слёзы, заливая глаза и размывая видимость. Опустившись перед трупом на колени, Алла на мгновение приоткрыла бледное заострившееся лицо и тут же упёрла дуло пистолета в лоб между глаз. Отвернувшись, зажмурилась и нажала на спусковой крючок. Выстрел прозвучал так громко, что Алла выронила пистолет и опрометью кинулась наверх, в спальню.

Упав на кровать, наконец, дала волю слезам. Её трясло как в лихорадке, и она поняла, что если немедленно не примет меры, сердце не выдержит. Достав из прикроватной тумбы таблетки, запихала несколько в рот и, давясь, запила водой. «Чтобы ещё хоть раз… Чтобы ещё когда-нибудь…» – вертелись в мозгу обрывки фраз, которые она не решалась закончить, всё и так было предельно ясно.

Постепенно пришло спокойствие, и даже какое-то равнодушие. Алла словно задачу какую-то решала, но уже без эмоций и волнений. Потому что самое главное позади. Осталась ничтожная малость – зарыть труп в саду, и она свободна. Вернее, пока свободна. А вот когда тело будет спрятано более надёжно, на первый план выйдут другие проблемы: как не попасться и как уйти от наказания. Но эти вопросы она будет решать по мере возникновения. Единственная загвоздка на данный момент – машина Макса. Её она отгонит позже, когда управится с телом.

Алла открыла дверь чёрного хода и завезла в кухню тележку для мусора, которой пользовался садовник, приходивший к ней по средам. Придётся его теперь рассчитать. Погрузив тело, вывезла в сад. Ночь вполне себе лунная, поэтому никаких трудностей с видимостью не возникло. Вывалила тело в яму, забросала сверху землёй и прикрыла ветками. На большее пока сил нет. Затем вернулась в дом, замыла лужу крови на полу. Высыпала отравленный кофе в раковину и смыла водой, тщательно промыв банку, кофейник, чашки. Немного передохнув, вышла во двор. Да так и замерла на месте, не в силах даже вздохнуть: машина Макса исчезла!

Она подошла к запертым воротам. Как же так? Машину никак не могли угнать, не проникнув предварительно в дом и не нажав на нужную кнопку. Но кто мог туда пробраться, пока она находилась в беспамятстве? Значит, этот кто-то видел и труп?! Алла почувствовала, как каменеет от страха её бедное измученное тело. Еле переставляя непослушные ноги, доплелась до порога, ещё раз оглядела залитый лунным светом пустой двор, словно не веря собственным глазам, и зашла в дом. Закрылась на все запоры и без сил рухнула на диван в гостиной.

Неужели все её чудовищные старания и страхи напрасны? Кто может знать о том, что здесь произошло? И надолго ли этот немой дачный вопрос останется без ответа?