Читать книгу Зеркало для канарейки. Книга 2. Желания сбываются. Дилогия. Триллер - Надежда Черкасова - Страница 4

От внезапного толчка Соню качнуло, и она полетела куда-то вниз, больно ударившись боком. Тут же почувствовала, как её подхватили чьи-то сильные руки и вновь уложили на кровать, с которой она, видимо, свалилась во сне. Соня в смятении открыла глаза и попыталась вскочить на ноги, но не удержала равновесия и рухнула, как подкошенная, теряя сознание. Сквозь пелену небытия к ней пробивались неясные тревожащие шёпоты и шорохи, предупреждающие о чём-то и заставляющие Соню вернуться к действительности.

– Да что же это со мной? Где я? – бормотала она в бреду.

Силилась открыть глаза и приподнять голову, чтобы осмотреться, но боль давила на веки, а голова кружилась так, словно весь мир затеял вокруг неё какую-то безумную пляску, вынуждая смириться с неизвестностью и ждать, пока пройдёт тошнота. Полежав в безмолвной тишине некоторое время, Соня упрямо, но как можно медленнее опустила ноги с кровати и села, обхватив голову руками и пытаясь унять головокружение.

– Где я? Что со мной? – снова спросила она, как только почувствовала облегчение.

Но ощущение потери твёрдости под ногами не исчезало. А ещё это противное чувство, будто её раскачивают слегка из стороны в сторону.

– Я заболела? Почему я ног под собой не чую? Словно зависла в воздухе. Где я?

– Там же, где и я – на лайнере, – услышала она глуховатый мужской голос с кучей недовольных ноток. – Мы с тобой в кругосветном путешествии. Неужели снова забыла? Как это ни банально, но пить надо меньше!

– Вы кто? Что вам нужно?

Соня подняла голову и приоткрыла глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на стоящем напротив мужчине, но не смогла и снова сжала ладонями виски. Её голова явно жила сама по себе и никак не хотела слушаться хозяйку, кружась в фантастическом вальсе и наполняя Соню болью и страданием.

– Вот уже двенадцать лет, как твой законный супруг. Если ты, конечно, помнишь. И с утра был твоим супругом. Но, может, я что-то пропустил? И ты, наконец, решила бросить меня?

– Мой супруг?! Что за чушь?!

Соня с трудом оторвала руки от тяжёлой головы, словно боясь уронить её ненароком, и тупо уставилась на говорящего с ней крупного мужчину. Ещё довольно молодой, но уже полноватый шатен с явными залысинами на висках.

Вдруг он согнулся в реверансе с угодливой белозубой улыбкой на небритом лице и взглянул на Соню ясными серо-голубыми глазами.

– Это я, мадам, собственной персоной. Ваш верный и преданный слуга, а по совместительству пока ещё и муж, Забродин Михаил Борисович. Прошу любить – хотя с этим, похоже, у вас загвоздка, – и жаловать – с этим, пожалуй, тоже напряг. Как почивать изволили? Не угодно ли чего приказать? Так я мигом. Только пальчиком шевельните, и я у ваших ног, – изливался он сарказмом, но в голосе сквозили горечь и разочарование.

– Нет у меня никакого мужа. А вас я знать не знаю… Да и знать не хочу! Проваливайте! – злобно прищурилась Соня, изнемогая от боли в висках.

– Какой жаргон у нашей несравненной знаменитости!

– Кого?!

– Чего «кого»?

– Какой еще знаменитости?.. Что вам от меня нужно?

– Допилась. Поздравляю! Ты превзошла самою себя. Так вот, знаменитость у нас – это ты. Как там в афише? «Великолепная Софья Соболевская, единственная и неповторимая исполнительница бардовских песен на русской семиструнной гитаре, возможности которой…» – имеется в виду гитара, конечно, – «…так до конца и не раскрыты, как и возможности русской души»… А уж касательно мудрёности твоей неповторимой души и вовсе говорить не приходится, – грустно констатировал Михаил. – Как там дальше? «Софья Соболевская – значительное явление русской музыкальной культуры. Певица, поэтесса, бард, автор удивительных по глубине и оригинальности сложных и певучих романтических сочинений мощнейшей энергетики, нежности и страсти. Самородок, освящённый свыше: словно кто-то невидимый, но всесильный, наделил её очарованием общения. Доброта к людям, открытость миру бумерангом возвращаются к ней зрительской любовью и теплом».

– И это всё обо мне?! – Соня неожиданно икнула и зажала рот ладонями, задержав ненадолго дыхание.

– О тебе, о тебе! Когда ты стоишь на сцене. И поёшь.

– А в жизни разве не так?

– А в жизни тебе нужно чаще в зеркало на себя смотреть. Тогда ты, может быть, заметишь, как фантастически афиша отличается от оригинала.

– Ничего не понимаю!

– А я понимаю ещё меньше. И мне это уже осточертело. Я хочу ясности.

– Вы вообще кто? И что вам от меня нужно?

– Вообще-то, я твой законный муж. Извини, конечно, что повторяюсь, но ты ведь не в состоянии осознать этот факт с первого разъяснения. Да-да, муж, собственной персоной, как это ни странно. Может, свидетельство о браке показать, чтобы освежить твою память? Или ты для себя уже всё решила, только забыла предупредить меня?

Михаил устало опустился в кресло возле огромного во всю стену зеркала.

– О чём?

– О том, что отважилась, наконец, бросить меня и пуститься в свободное плавание, как грозилась. А потому уже не считаешь меня своим мужем.

– Я хочу пить, – прошептала Соня.

Она действительно ничего не понимала. Бред какой-то: чей муж, зачем муж, и что этому мужу нужно от неё?

– Рассольчику огуречного хочешь? Или может сразу шампанского? Чего зря время-то терять?

– Воды, – раздражённо ответила Соня.

Она уже ненавидела этого ехидного высокомерного мужика, назвавшегося её мужем.

– Какое облегчение! Прима попросила простой воды, – исходил язвительностью новоявленный муж. – Ну, воды так воды.

Он поднёс Соне высокий хрустальный бокал, и та с жадностью выпила прохладную живительную влагу, гасившую жар пылающего лба, освежающую горло и утоляющую жажду как никакой другой напиток на свете.

«Опять не предупредила, зараза, – думала Соня, пытаясь сквозь пелену сознания, замутнённого внезапным воплощением в другом измерении и постепенно восстанавливающего способность рассуждать, приглядеться к незнакомцу: муж всё-таки. – Запихнула на какой-то лайнер в открытое море – или даже океан?! – к незнакомцу и наверняка думать обо мне забыла… Кого она мне тут ещё подсунула? Да уж, совсем не герой моего романа. Какой-то помятый, несчастный. И лицо кислое, словно лимон съел. С ростом всё в порядке… но вот этот нахально выпирающий животик ему совсем ни к чему. Этакий комок нервов, трудовая мозоль. Интересно, это склонность к полноте или результат огромной любви к пиву?.. Или это моя работа за двенадцать лет?! Даже зацепиться не за что: ни рожи ни кожи. Ну не с дуру же я замуж-то за него вышла?! Да ещё прожила с ним целых двенадцать лет! Интересно, он сам такой тюфяк или это я из него сотворила?.. Нет, судя по моему первому мужу, от которого пришлось бежать куда глаза глядят, я такими способностями явно не обладаю. Выходит, что он сам по натуре человек мягкий и уступчивый… И глаза у него удивительно добрые. Несмотря на язвительность… С ума сойти: он даже фамилию мне свою согласился оставить, а это говорит о многом!»

– Я прилягу. Мне что-то не очень хорошо.

Соня удобно расположилась на широкой кровати, закрыв глаза и поддавшись ощущению медленного парения в оказавшемся для неё совсем не опасным пространстве.

«Выходит, я теперь двоемужница, что ли?! С первым не развелась, а за второго замуж вышла. Или Фёдор в этой жизни на другой женат? А если тоже на мне? Если это я живу двойной жизнью?.. Как бы там ни было, а двое мужей лучше, чем один, – легкомысленно думала она, засыпая. – Есть из кого выбирать».

И снилось ей, что она кружит в вальсе то с Фёдором, то с Михаилом. Оба неловки в танце и всё время пытаются выяснить с ней отношения. А Соне так хочется погрузиться в стремительный круговорот окружающего её мира и не думать ни о чём, просто наслаждаться прекрасной музыкой.

– Что происходит?

Соня очнулась от забытья и рывком села в кровати, голова немедленно закружилась, усмиряя её желание в тот же миг прояснить своё положение.

– Вот и я хотел бы знать: что происходит в нашей семье? – задумчиво спросил Михаил, глядя в пустоту.

Казалось, что он так и просидел всё время, не шевелясь, пока Соня спала.

– И почему мы никак не можем найти общий язык?.. Может, нам действительно лучше разойтись?

– Можем и разойтись, – тут же согласилась Соня, смерив незнакомца с головы до пят изучающим взглядом: невзрачный, неопрятный, нерешительный и вообще – унылый и скучный, а потому не в её вкусе.

Сплошные «не» и ничего больше. Прямо как у разборчивой невесты, запутавшейся в куче женихов… Хотя с весёлостью у мужа лучше не перебарщивать. Вон Фёдор, очень даже жизнерадостный среди других людей, а когда оказывался рядом с ней, так его как будто муха какая кусала, и он превращался в язвительного и злобного критикана, видящего в жене одни недостатки.

«Неужели я так отрицательно действую на всех мужиков? Чушь! Мне просто с ними не везёт. Вот и у этого ко мне куча претензий. Хотя, если хорошо поразмыслить, то, судя по рассказам Михаила, опыт – о котором, кстати, я и понятия не имею, – нашей с ним семейной жизни свидетельствует о том, что разрушительницей брака всё же являюсь я. А это уже симптом. Этакий звоночек подсознания, что неладное что-то творится именно со мной, а не с моими мужьями… Печально, конечно, если это и в самом деле так. Значит, меняться-то придётся всё же мне?.. Фу, как на приёме у психоаналитика. Даже противно!.. Ах, скажите пожалуйста, первый раз в жизни заглянула себе в душу и увидела там не то, что хотелось бы улицезреть!.. Ну хорошо-хорошо! Я над этим обязательно подумаю. Тем более что если судить по глазам, которые, как утверждают, являются зеркалом души, то присмотреться к Михаилу явно стоит».

Но не сейчас, когда всё плывет перед глазами, а в голове уныло и тревожно бьёт колокол, возвещая о новом витке её жизни. Что на этот раз приготовило для неё коварное зеркало?

– Мне плохо.

Соня снова прилегла на кровать и отвернулась от Михаила, закрыв глаза и предоставив времени самому разбираться со всей этой катавасией. А её увольте. Ей сейчас не до чего, лишь бы выжить.

– Я надеюсь, ты не собираешься лить крокодиловы слёзы? Это у тебя отлично получается, когда бессильны другие аргументы.

– Не дождёшься! А нам обязательно выяснять отношения, когда я не в силах даже вспомнить, кто я?

– Извини! Во всём снова виноват только я, – он налил из хрустального графина воды и подал бокал Соне. – Выпей ещё. Тебе сейчас нужно пить много жидкости, чтобы прийти в себя.

Соня привстала на локте и опустошила бокал, освежая прохладой не только сухой горячий язык, но и путаные мысли. Тошнота и головная боль немного отступили, уступая место сомнениям и любопытству. Она лежала к нему спиной и никак не могла решить, что же ей делать дальше.

– В целом я тебя, конечно, понимаю. У молодой известной популярной певицы другие планы на жизнь. Зачем ей какой-то там бизнесмен, погрязший в своих шкурных интересах по добыче денежных знаков? Ты же у нас натура творческая, где-то в облаках среди своих поэтических муз паришь. Так стоит ли обращать внимание на какого-то там мужа, безумно влюблённого вот уже двенадцать лет в свою собственную жену? И терпящего – заметь, почти безропотно и почти бессловесно! – все её звезданутые выходки и безнадёжно ожидающего, когда же она опомнится, спустится на нашу грешную землю и увидит, как её сильно и беззаветно любит муж?.. Любит так, как никто и никогда любить её больше не будет.

Михаил говорил тихо, задумчиво глядя перед собой. Сони словно и не было рядом.

– Опомнится и решится, наконец, на появление маленького и чудного существа под названием ребёнок. Но выходит так, что творчество и малыш – понятия для неё настолько несовместимые, что она решается даже предложить мужу развод, чтобы скинуть с себя ненужный балласт.

– Это я-то не хочу ребёнка?!

Возмущению Сони не было предела. Она даже присела в кровати, подоткнув за спину подушку и приготовившись обороняться от напрасных обвинений.

– Это что ещё за глупости!

– Ты повторяешься. Я слышу это уже много лет. Говорить можно сколько угодно, но от разговоров дети на свет не появляются.

– А разве в постели мы только разговариваем? – усмехнулась Соня, подумав: «Выходит, что и там он тюфяк».

– Это совсем не смешно. Ещё ни разу не было, чтобы ты пропустила хоть одну таблетку от зачатия.

– Ты это серьёзно?! Я что – сошла с ума?

– Я бы так не сказал.

Михаил вышел из задумчивости и взглянул на Соню.

– И совсем не склонен думать, что ребёнка ты не хочешь, потому что боишься испортить великолепную фигуру. Просто ты увлечена творчеством настолько, что даже представить себе не можешь, чтобы кто-то тебе мешал. Ребёнка нужно воспитывать, тратить на него время и душевные силы. А ты всецело погружена в работу. Я бы, конечно, взял все хлопоты о нём на себя. Но ведь ты опасаешься, что малышу придётся обходиться без материнской ласки, внимания. Должен тебе сказать, что ты, по-своему, даже права. Но больше всего ты боишься, что если на несколько лет сойдёшь со сцены, твоё место кто-нибудь займёт, и о тебе забудут. Ты уже не будешь единственной и неповторимой. Я очень хорошо тебя понимаю. Но и ты пойми меня: я так люблю тебя, что не хочу мешать твоей мечте. Я чувствую, что стал лишним, связываю тебя по рукам-ногам своими невыполнимыми желаниями о наследнике. Надежды на то, что эти наши совместные кругосветные путешествия в годовщину нашей свадьбы сохранят то, что осталось от нашего брака, не оправдались. Потому что даже из отдыха ты умудряешься устраивать представления-шоу с ежедневными концертами на радость поклонникам, которые постоянно вьются вокруг тебя, словно голодные комары возле выбранной жертвы. Мы с тобой почти не видимся. Так как я не сторонник развесёлой светской жизни, которую любишь ты. Шумные застолья со всей этой прилипчивой братией для тебя куда приятнее, нежели тихий семейный вечер с мужем, который тебе давно опостылел… Ты права: нам лучше развестись, потому что я тебе только мешаю.

Соня почувствовала, как горький ком подкатил к горлу, и с трудом поднялась, озираясь.

– Где здесь ванная? Мне плохо.

Михаил подхватил её под руки и, пройдя с ней несколько шагов, распахнул дверь. Соня бросилась в ванную, оттолкнув незнакомца, который собрался тоже войти, и хлопнула дверью перед его носом, закрываясь на золочёную задвижку. Она оказалась в небольшой, но уютной роскошной комнатке, сияющей зеркалами, среди ослепительно белого фаянса и благоуханий дорогих духов и шампуней.