Читать книгу Я – алкоголичка Вера - Надежда Нелидова - Страница 3

Максимыч выскочил в тёмные сенцы, хотел изо всей силы грохнуть за собой низенькой дверью. Грохнуть не получилось – у двери был старушечий, незлобивый характер. Лишь прошелестела старым дерматином по косякам, закрылась мягко, покладисто, не выдавая хозяйских чувств. А хотелось их выдать, ох хотелось. Чтобы бревенчатые стены затряслись, чтобы ходики с кукушкой в зале на пол вдребезги (после починит).

Совсем нервы никуда. А думал, на пенсии научится жить благостно, мудро, внучку уму-разуму научит. Такой дед научит…

Впотьмах нашарил ногой растоптанные, но крепкие ещё, самоходовские башмаки: в них и в лес, и по огороду хорошо. В углу висели пучки сухих, слабо пахнущих лекарственных трав. На ощупь отыскал среди них удочки, сморщенный брезентовый рюкзачок – хоть здесь порядок, всё на своих местах.

А куда, кроме рыбалки, податься в минуту раздрая? Нехорошо, ах нехорошо получилось. Сын с семьёй приехал в гости – и старик разругался вдрызг со снохой. Связался чёрт с младенцем. И вот бежит как мальчишка, а вслед жена кричит:

– Максимыч, поймай золотую рыбку! Возьми с неё хоть корыто – наше-то совсем прохудилось!

Спасибо, жена, ты, как всегда, подставишь крепкое супружеское плечо.

***

С чего началось. Утром за блинами сноха Валя спросила, какой идиот прицепил кошке колокольчик? Так и сказала: идиот. Кошку она год назад привезла из города: купила породистую, дорогую, но у внучки обнаружилась аллергия. Издевательство, возмущалась сноха, кошка вам что, корова? Коза? Создание нежное, нервное, а тут звон, звяканье. Запросто может заболеть и даже умереть от стресса.

– Не помрёт, – Максимыч проглотил «идиота», но затаил глубокую подрагивающую обиду. – У кошки стресс, а птицам смерть. Она всех наших и соседских синиц, воробьёв, трясогузок переловила. Ладно бы от голода, а то с жиру, от скуки… Спасибо колокольчику – распугивает птах.

– Она же хищник! – Валя округлила без того круглые как плошки, молочно-голубые глаза. – Давайте будем из-за птичек портить нервную систему кошке!

Максимыч некоторое время молчал, возил блином в сметане: собирался с мыслями.

– Из-за птичек. Ага. Ладно. А ничего, что без птиц паразитов на огороде развелось – ядом поливаем, отраву едим? Внучка вон кушает клубнику-смородину – одна химия, опрыскиваем с весны до осени. Когда уже дойдёт до вас, тупердяев, что в природе всё взаимосвязано? Человечество такое напортачило – тысячу лет за нами не разгрести.

Жена сладко, без нажима заметила:

– Уборную перебрать не можем, а меньше чем в масштабах человечества не мыслим. – Это она насчёт уборной, которая в углу огорода белела новенькими досками, но пока стояла без дверей. – Людей на старости лет смешим. Его у нас Гретой Тунберг прозвали. Кружок юных натуралистов на дому. В углу не даёт пылесосить: паутину-де смахнёшь, равновесие нарушишь. Круговорот какой-то, пищевая цепочка. Мухи, клещики, комары у него должны ликвидироваться естественным путём.

– Нет! – крикнул Максимыч. – Давайте вашими пластинами и брызгалками травиться!

– Это у дедушки живой уголок, – важно вставила внучка. Пальчиком указала под стенные ходики. – Там у паука домик. Мы дневник ведём. Паук большой, у него на спинке крестик. Он пьёт кровь из мухи. Сначала втыкает жало, муха дрыгается. Потом пеленает как куколку и утаскивает в кладовку. Там много мушиных скелетиков.

У снохи раскрылись пухлые губы, вымазанные вареньем со сметаной:

– Вы в уме? Ребёнку?!

Максимыч бросил блин в блюдце – брызги по весёленькой яркой клеёнке:

– А человеку у природы не грех поучиться! У того же паука – упорству и терпению нечеловеческому. Она, – мотнул в сторону жены головой, – мокрой тряпкой по паучьему гнезду. А он знай снова плетёт. У лебедя бы человеку верности поучиться. У собаки умению любить без корысти. А у кошки – чистоплотности. (Камешек в Валин огород – вечно у неё бюстгальтеры, глубиной с суповые миски, развешаны на кровати, на спинках стульев). Только вот людям у людей нечему поучиться. Разве что слепоте душевной да хапанью ненасытному. Э-эх!

Вмешалась жена. Велела всем прекратить прения, завтракать и помалкивать. В процессе еды вырабатывается желудочный сок, и при негативных эмоциях может образоваться язва. Тоже грамотная. Нахлобучит очки и на нос и уткнётся в газету «ЗОЖ», чисто профессор. Не дай бог её в это время побеспокоить – где, допустим, чистые носки лежат или что поросёнку намешать? Так рявкнет – дай бог ноги унести.

Что Максимычу было особенно больно: сын не вмешивался. Кормил таращившуюся дочку, с преувеличенным старанием макал в сметану свёрнутые в конвертик блины, усиленно вытирал ей замурзанный ротик.

Когда всё поменялось ролями? Кто знал, что из тоненькой девочки, которая в первые свои приезды не отрывала восхищённых глаз от сына, жалась по углам, стеснялась выйти к столу, шелестела, как мышь – сформируется вот такая Валя.

Заматерела, раздалась вширь, излучает неколебимую уверенность, презрение и покой. Начальство! Заведует общепитом, кафе «Весёлый пекарь». Максимыч не доверял этим вот весельчакам. «Весёлый молочник», «Весёлый портной», «Весёлый хлебник». Кто их знает, что они там… химичат, веселясь? Можете представить «Весёлого хирурга», допустим, или «Весёлого вагоновожатого»?

Из спальни доносились мирные, сытые голоса жены и Вали. Тоже дивно: поначалу Валя категорически не понравилась жене: «Только через мой труп!» Максимычу же и приходилось сноху защищать. А нынче спелись – водой не разольёшь.

– Ну и характер. Как вы с ним всю жизнь терпите? – медовым голосом пела Валя.

– Что делать, – притворно вздыхала жена (бедняжка, с таким чудовищем сорок лет мучается). – Хочешь с мужиком прожить – по карманам сто ключиков к нему должны быть наготове рассованы.

Валя отрезала:

– Нет уж. Не хватало ключики к ним подбирать. Много чести, распустили мужчин.

В былые времена сноха не смела глаза поднять на свёкра-батюшку. Вот в какую силу нынче женщины вошли. Это и была последняя капля терпения, тут Максимыч и выскочил из избы.

***

Природа всегда в таких случаях отрезвляла и успокаивала. Как невесомая повязка, как прохладная рука на пылающий лоб. Пока идёшь по деревне – ещё кипишь, будто сдёрнутый с плиты чайник. А вышел на простор – даже воздух другой. Лесок: на вырубках редкий и светлый. Пирамидки молоденьких сосен – тут в сезон можно маслят, рыжиков набрать. Крошечные грибные детёныши ещё только нарождаются, хвою головками раздвигают. От внучки Максимыч слышал детский стишок: