Читать книгу Дерзкая Анжела, неистовая Изабелла - Надежда Нелидова - Страница 4

Понимаете, каждый год 31 декабря Павел Николаевич… нет, не ходил с друзьями в баню. Он закатывал рукава мягкой домашней рубашки, надевал на аллергические интеллигентные руки перчатки и перемывал стеклянные игрушки.

Как это выглядит со стороны: пожилой человек, у которого рукопись диссертации на столе, с серьёзным, сосредоточенным видом поштучно разбирает разноцветные хрупкие табунки, аккура-атненько купает в тазике, окатывает из душевого шланга, затем со всей бережностью раскладывает на полотенце, осторо-ожненько промокает, сушит. И расставляет обратно на полках, сокрушаясь о том, что не сообразил купить для нежного стеклянного пылесборника шкаф с дверцами. А тут ещё полка шатается, давно пора перевесить. И вообще, чёрт дёрнул четверть века назад жену Нину купить вот этого прозрачного зелёного слоника. С него началось.

То было райское время: стеклянные фигурки были тяжёленькие, приятно взять в руки, стоили копейки. Нынче стеклодувы перешли на бюджетный вариант – не в смысле цены, она как раз взлетела безбожно, а экономят на материале. Ножки и хвостики – тонюсенькие как нити, обламываются с печальным тихим звоном. Согласитесь, неприятно, если в год Мыши у стеклянного символа отвалится голова и лапки – плохая примета.

Знакомые, уезжая в другие города, заранее знали что привезти. «Нет, рыбка у меня уже есть, – кричала Нина в трубку: – И дельфинчика не надо, мне их что, солить? И олень свой давно имеется».

– Это кто – олень? – настораживался из своего кабинета Павел Николаевич.

Однажды, проездом в Пярну, не достало мелкой валюты на хрустального лягушонка, Нина долго жалела. Смешно, да? Столько в жизни потеряно, упущено – а жалко какой-то кусок цветного стекла. Единство Нининой фауны нарушал представитель флоры: букетик гранёных цветов с камушками-сердцевинками. Не устояла перед столь трогательной нежностью и беззащитностью.

– Ребёнка завести тебе надо, вот что, – говорили Нине. Мысленно прибавляя: «Тогда не будет времени ерундой заниматься, дурью маяться». Нина улыбалась, как улыбался бы человек, которому всадили нож под ребро. Они долго пытались родить, перепробовали всё: от ЭКО в столичной клинике до заговоров бабки-шептуньи в глухой псковской деревне.

А насчёт забавного хобби – Нина не одна такая. Её коллега из другого города, тоже научная дама, автор, соискатель, доцент кафедры – собирала собачек по породам. Фарфоровые, деревянные, металлические, пластиковые – их у неё сотни. Пудели, доберманы, таксы, пекинесы, от далматинцев в глазах пестрит… Там более тяжёлый случай: не три полочки – три шкафа. А бывший начальник Павла Николаевича коллекционирует автомобильчики 1:43, счёт идёт на сотни. Когда хвастается, как у мальчишки горят глаза и уши.

Так что быть можно дельным человеком и думать о… Как-то Нина понесла в комиссионку керамическую пузатенькую банку для специй, в виде шахматной ладьи. Приёмщица нырнула в свой секретный список и прямо при ней стала названивать:

– NN, приезжайте, прелестная вещица прямо для вас.

– Это не тот NN?!

– Он самый, – прикрыв трубку ладонью, шепнула: – Собирает шахматные фигурки по всему миру во всех видах: картины, эстампы, игрушки, статуэтки, посуда, футболки с принтами… Прямо помешался.

Можно представить его квартиру: не пройти от фигур, шахматный заповедник какой-то.

Вот этого крошечного задорного поросёнка прислали Нине из Америки. Не простой поросёнок, у него на спинке розовые толстенькие, как и полагается свинье, крылышки. Хотя свинье они не полагаются. Поросёнок-Пегас, это про Нину: она корпит в своём издательстве над текстами, правит, доводит до ума, страстно и бережно дискутирует с авторами.

Нина, глядя на фигурку, могла с точностью сказать, когда, где и кто подарил или в какой стране мира она куплена. Совершенно никчёмная информация, которая почему-то застряла в памяти.

Нина признавалась: «Наконец, я стала многое понимать». Жаль только, что параллельно с этим стала забывать: о чём она, в сущности, и что именно стала понимать? Глубокие провалы, не помнила, о чём думала час назад. Потом – что думала минуту назад. Не узнавала Павла Николаевича и называла его какой-то тётей Зоей. И не стало Нины, сердце оказалось слабенькое.

Все считали, а некоторые вслух неделикатно высказывали мысль, что Павлу Николаевичу повезло. Кое-кто с супругами маразматиками мается по тридцать лет. Он с досадой морщился, не понимая. Это как говорить: повезло, что ты схоронил сорок лет своей жизни. Или – что выкрутил лампочку, которая сорок лет освещала и грела квартиру. А жить дальше надо, хочешь не хочешь, из жизни не выскочишь, замуровала в себе Павла Николаевича заживо.