Читать книгу Эссе и рассказы, победившие в международных и российских литературных конкурсах - Надежда Осипова - Страница 4
Мой долгий путь к пониманию Шукшина
ОглавлениеМежрегиональный конкурс творческих работ «Мой Шукшин». 2 место в номинации «эссе». Октябрь 2015 г.
Эссе опубликовано в итоговом сборнике лучших работ.
В семидесятые годы наши пути с Василием Макаровичем Шукшиным часто сближались, но не пересекались. Я тоже родом с юго-восточного Алтая, моя однокурсница из Сросток Людмила Краснова была соседкой матери Шукшина Марии Сергеевны, имелись в то время и другие общие знакомые, но все предложения познакомиться с Шукшиным я категорически отвергала. К своему безграничному стыду должна признаться, что в пору его раннего становления я творчество Шукшина крепко ненавидела. Он ведь писал открыто и просто о сокровенном, обнажал, не стесняясь, самые потаенные уголки души деревенского человека. Мне это не нравилось, да и не мне одной. Короче, считала я его чуть ли не предателем. Сейчас это понять трудно, а тогда я стыдилась своего деревенского происхождения, и путь мой к принятию образа мыслей Шукшина был долгим и тернистым.
Отчётливо помню до сих пор, как моя однокурсница Люда Краснова с восторгом рассказывала о творчестве Василия Макаровича, она вообще нескончаемо могла говорить о нем. Когда в Бийске настали съемки фильма «Печки-лавочки», Людмила стала меня упрашивать:
– Надя, давай я познакомлю тебя с Василием Макаровичем, в массовках у него снимемся…
Я была по горло занята важными делами, поэтому отказалась.
Людмила обиделась, а мне поделом, и вспомнить ведь даже не могу, как ни старалась, что за «значимые» дела меня тогда столь сильно обуяли.
И вот через годы я вновь вплотную приблизилась к тому, от чего раньше столь яростно отказывалась. Мне очень захотелось взглянуть на село Сростки, взрастившее великого писателя, прикоснуться к истокам становления Василия Макаровича как творческой личности, и после новогодних праздников я купила билет на поезд и отправилась в путь. Через сутки я уже доехала до Бийска, а потом рейсовый автобус, следующий до Онгудая, домчал меня по Чуйскому тракту до Сросток минут за двадцать.
Над Сростками, за южной околицей, возвышается гора Пикет, лысая сопка с кладбищем почти у самого ее основания и березовыми колками вразброс по склонам. На самой вершине Пикета установлен восьмитонный бронзовый памятник Василию Макаровичу. Босоногий Шукшин в одиночестве, как и часто при жизни, задумчиво взирает с возвышенности на родное село, словно продолжая нести людям незыблемые догмы Правды, напоминая о законах Совести и Нравственности. Впечатление от памятника, вне всяких преувеличений, ошеломляющее. Чувствуешь себя словно в гостях у живого Шукшина. Настоящий Шукшин жил здесь, в Сростках, здесь произошло его становление, а в Москве он лишь реализовывал свои творческие планы.
После знакомства со Сростками, школой, музеями, появилось ощущение горьковатой печали от сознания, что потеря Шукшина, этакой глыбы таланта в сочетании с глубокой духовностью на самом деле куда значительнее, чем чувствуешь в обычной жизни. Свидетельства многогранности его дарований, собранные воедино, показывают, что пока здравствующий Шукшин ставил кинокартины, писал рассказы, отстаивал и доказывал свою жизненную правду, а читатели и зрители разбирались в своих восприятиях его книг и фильмов, то мужик попросту надорвался, угробило его людское равнодушие и неприятие.
Обратную дорогу домой я почти не заметила, она вся пробежала в раздумьях о Шукшине, его творчестве. Конечно, и это вне всяких сомнений, особенно мне близки его «Печки-лавочки» и «Калина красная», – истории деревенской, зековской, словом, человеческой жизни. Так сложилось, что одну треть своей жизни я прожила в алтайской деревне, а две других – на севере, в тайге, среди зон и бывших зеков, которым после окончания их сроков зачастую некуда податься, поэтому очень хорошо знакома с особенностью людских характеров как в «Печках-лавочках», так и в «Калине красной».
На первый взгляд «Печки-лавочки» и «Калина красная» – очень разные, но на самом деле это далеко не так, потому что они объединены размышлениями о жизни, о чести и человеческом достоинстве, о совести, благородстве, о взаимоотношениях людей, о деревне и городе, о свободе и воле, то есть подняты темы вечных ценностей. Они как две ступеньки одной лестницы, по которым Шукшин постепенно поднимался в своём творчестве. Я их даже не могу рассматривать по отдельности, а только в единстве или сравнении. Деревенские мужики Иван Расторгуев и Егор Прокудин также имеют много общего в своих характерах, они изначально генетически объединены любовью к родной стороне, собственными рассуждениями о жизни, могут приврать, далеко не простаки, имеют силу физическую и нравственную, порой столь глубоко ими запрятанную и хранимую, что и не сразу разглядишь.
Не могу отделаться от ощущения, что передо мной находятся сразу два Ивана Расторгуева. Первый Иван – деревенский, работящий, простой, весь как на ладони, он может выпить и прихвастнуть. А второй Иван – это философ, сложный, глубокий, думающий и понимающий, совестливый, любящий, переживающий за судьбу деревни, её настоящее и будущее. Ту же цельность и сложность характера, её не только видимую, но и запрятанную глубоко часть, имеет и Егор Прокудин. Вор-рецидивист с жёстким взглядом, не обладающий ни одним хорошим воспоминанием, поскольку даже в детстве уже знаком с настоящей нуждой, довольно часто открывается с иной стороны, и видится задушевным, думающим, сложным, со столь сильно упрятанными внутрь совестью души, сердечностью, а иногда и растерянностью перед судьбоносным решением. Его душа, как и у Ивана Расторгуева, тоже страдает, любит, мучается. Несмотря ни на что, всё же это два мужика, два крестьянина, которые могут плакать, смеяться, жить по своим принципам. Их главное различие в том, что Иван Расторгуев живёт собственной жизнью, как ему предназначено, а судьба Егора Прокудина дала искривление, как покалеченное молнией дерево в лесу, и тут уж ничего не поделаешь, приходится и дальше жить с искривлённым стволом. Я бы «Печки-лавочки» и «Калину красную» объединила под одной темой, назвала бы историями о совести человеческой души. Создавая их, Шукшин на десятилетия обогнал своё время, поэтому они актуальны и в нашу сложную пору, именно поэтому они были дискуссионными в момент создания, да даже и сейчас вызывают множество совершенно разных откликов, не порождая лишь одного – равнодушия. Творчество Шукшина нельзя рассматривать в сравнении с тем, к чему мы давно привыкли, к каким произведениям нас приучили, нельзя мерить его достижения привычными мерками современного искусства, поскольку он вырвался чрезмерно вперёд, куда нам ещё предстоит донести своё сознание.
Ивана Расторгуева и Егора Прокудина роднит и ответственное отношение к слову. Оба они не спустят обиду, оба не пропустят в свой адрес даже одного не понравившегося им слова. Оба понимают, что нечаянно оброненное слова может изменить жизнь, а то и может запросто отнять её. Оба пойдут ради высоких принципов на всё и до конца. Их также объединяет и мечта о лучшей жизни, тяга к празднику. Хотя понимают, что достигнуть праздника души совсем не просто.
Ивана Расторгуева на протяжении его киноистории все встречные и поперечные люди пытаются поучать, учить жизни. Но заметно и другое – его трудолюбие и силу кормильца, который кормит своим трудом не только семью, но и городской народ. И возникает зрительское сомнение – кто у кого должен учиться – ещё большой вопрос, и в общем-то порой становится совсем уж не смешно. Происходит столкновение действительного и должного, потому что появляется мысль, которая не отступает от Ивана, как его тень, она молча кричит, что к кормильцу народа относиться надо с большим уважением и почтением, и это одно из основных авторских пожеланий.
В алтайских деревнях жители могут лепить правду в глаза, когда их и не просят об этом, откровенны, чистосердечны. И Шукшину это качество удалось довольно ярко воплотить в «Печках-лавочках» и «Калине красной», как, впрочем, и в «Калине красной» – характеры зеков. Я встречала среди бывших зеков людей справедливых, сильных, со своеобразным кодексом чести, но видела порой и подлых, озлобившихся. И заслуга Шукшина также ещё и в том, что он один из первых обратил внимание на проблемы людей, вышедших на волю. Хотелось бы добавить к своим размышлениям для полного анализа «Калины красной», что на Алтае к предателям, к ворам-арестантам относятся совсем уж очень жёстко, может быть, это было одной из причин запоздалого возвращения Егора Прокудина на родину. Вряд ли столь сильный человек не понимал, что матери он мог принести только позор своим появлением. Его мучения, слёзы раскаяния, страдания – легко объяснимы именно с этой точки зрения. И последний штрих к анализу обеих картин. Просматривая фильмы Шукшина, замечаешь, что у него запечатлена в них своеобразная человеческая красота – автор стремится показать мозолистые руки, документально изобразить старость с её морщинами и слабостью, предпочитает снимать людей в работе, либо на отдыхе, но с песнями, коллективно, с праздничным застольем. Шукшин жил в народе, и остался в памяти тоже народным писателем, народным режиссёром и народным актёром.
Я не единственная, кто раньше отрицал, а теперь стремится постичь творческую природу Шукшина, возможно, людям сейчас нестерпимо хочется знать, а что же в сущности с нами со всеми в настоящее время происходит? Почему мир вокруг нас неизменно становится жестче и бездуховнее, почему наша жизнь наполняется завистью и злобой, почему исконные человеческие ценности стали измеряться лишь в денежном эквиваленте? Мы соскучились по чистоте и искренности, нам не хватает шукшинских откровений и раздумий, ведь он всю жизнь нес в душе прекрасный мир простого человека. «Я же люблю вас, гады!», – этими сокровенными словами отражал он от себя несправедливые нападки, когда ему было особенно тяжко и скверно. Может быть, именно потому, что нам теперь жить так худо, стали мы еще сильнее тянуться к истокам его творчества, чтобы начать жить по-другому, но как именно, мы еще не решили и достоверно пока не знаем. Но то, что хотим жить по-другому, это уж точно.