Читать книгу Сущность - Надежда Снегуренко - Страница 4

Глава 3 Мамочка, отрежь мне кусочек пирога

Дима положил телефон на стол и глубоко задумался, подперев голову рукой. Его серые глаза потемнели, тяжёлый вздох сорвался с губ. Он всегда знал, что у жены живое воображение, она нежная и ранимая, в отличие от него, стопроцентного прагматика и реалиста. Алиса получилась похожей на мать – маленькая фантазёрка. Но этот разговор не на шутку напугал его. Чем дольше он думал о том, что поведала ему жена, тем больше росло его беспокойство. Похоже, Лера потихоньку сходит с ума. Наверное, вид мёртвого пса так поразил её, что психика не выдержала. Или жена перестала отличать сны от реальности. Дима снова вздохнул. Он не сомневался, что смерть Бакса должна иметь простое и логичное объяснение. А Лерка, как обычно, нагородила чепухи на ровном месте. «Творческая личность, что поделать», – его тонкие губы искривились в грустной усмешке.

Жена всегда удивляла его своей способностью разглядеть необычное в привычных вещах. Он с лёгкостью могла сочинить на ходу историю или сказку дочери. Часто бывала задумчива, рассеянна. Боялась темноты, ей снились кошмары. Порой жена вскакивала среди ночи с криком и тянулась к нему всем телом, пытаясь унять дрожь. Дима обнимал её, прижимал к себе, чувствовал частый стук сердца. Его сны обычно были чёрно-белыми, размытыми, как старая кинолента. Он искренне не понимал, как можно бояться каких-то ночных видений. Диме хотелось защитить жену от того страшного, что являлось к ней по ночам, но не знал, как, и злился от собственной беспомощности.

Желание защитить возникло в нём сразу же, как только увидел невысокую хрупкую незнакомку, с нежным лицом и грустными карими глазами. Дима тогда только начинал карьеру в своей компании, работал простым менеджером и почти всё время проводил в разъездах – но приходилось путешествовать в основном на поездах или междугородних автобусах. В тот день он возвращался из очередной командировки. Выскочил из душного вагона поезда и быстро пошёл в сторону автобусной остановки. Ему хотелось скорей добраться до дома и смыть под душем грязь плацкартного вагона. Остановился на светофоре, ожидая зеленого, нетерпеливо постукивая носком ботинка по асфальту. Окинул взглядом привокзальную площадь, заставленную разнокалиберными киосками, предлагающими чебуреки, сосиски, беляши. Во все стороны спешили люди с чемоданами, сумками, баулами. Загорелся зелёный – и Дима пошагал через дорогу, вытягивая шею, пытаясь разглядеть номера автобусов. Остановка, как и привокзальная площадь, была сплошь заставлена киосками, продающими разнообразную ерунду – от пирожков до газет и носков. У дальнего ларька он заметил девушку, окружённую галдящими цыганками. Она уже доставала деньги из сумочки, беспомощно глядя на жестикулирующих смуглых женщин в цветастых юбках и платках. Дима много раз видел здесь, у вокзала, как цыгане приставали к незадачливым прохожим, но предпочитал не вмешиваться. Он с детства понял, что в этом мире каждый сам за себя – всем помогать себе дороже. Но в этот раз почему-то шагнул в сторону крикливой толпы, присматриваясь к лицу девушки – оно выглядело странно знакомым, словно они уже встречались прежде. Она вдруг повернула голову и растерянно посмотрела Диме прямо в глаза. Он замер, заворожённый взглядом больших карих глаз и понял, что должен, просто обязан помочь незнакомке. Куда-то пропала усталость и острое желание скорей попасть домой. Дима быстро подошёл и решительно перехватил руку девушки с зажатой в ней банкнотой. Цыганки проклинали его на все лады и отталкивали от своей жертвы. Но Дима оттеснил галдящих, как стая крикливых птиц, женщин, и отвёл растерянную девушку в сторону, не выпуская её тёплой узкой ладони из своей. Снова посмотрел в тонкое бледное лицо и внезапно понял, отчего оно показалось таким знакомым. Он даже замер на секунду от пронзившего сердце воспоминания. Незнакомка была удивительно похожа на портрет девушки из далёкого детства Димы.

Его родители разошлись, когда ему не исполнилось и четырёх лет. Он смутно помнил, как мать больно сжала его в объятиях на пороге, сбивчивым шёпотом повторяя: «Я заберу тебя, сыночек, как только устроюсь. Скоро. Подожди немного». Дима остался жить с отцом и бабушкой. Но он не переставал ждать. Её, свою маму. Она же обещала… Отец постоянно пропадал на работе, и Дима почти всё время проводил дома, с бабушкой. Она была доброй, рассказывала сказки, пекла вкусные блинчики. Но Диме так не хватало матери. Её запаха, улыбки, голоса. При мысли о ней в груди становилось пусто и горько.

В бабушкиной комнате над маленьким журнальным столиком висела репродукция картины – девушка в широкой светлой сорочке стояла, повернувшись вполоборота. Её задумчивое и немного насмешливое тонкое лицо с большими карими глазами было ярко освещено, все остальные предметы на картине скрывались в темноте. Дима почему-то был уверен, что эта девушка очень добрая, ласковая – такая, как мама. Он прищуривал глаза и ему казалось, что она улыбается, поворачивая голову и глядя на прямо на него. Он постепенно забыл настоящее лицо матери и убедил себя в том, что это и есть его мама. Злая ведьма заточила её в этой картине, как принцессу в замке, поэтому она не может приехать. Он часами мог разглядывать любимое лицо, водя пальцем по лощёной бумаге.

Потом он немного подрос и догадался – это всё глупости и сказки. Не бывает заколдованных принцесс и мам, заточённых в картинах. Всё это время он надеялся зря. Дима вдруг ясно понял – мать просто обманула и никогда не вернётся. Бросила их с отцом и бабушкой. Предательница. Слёзы выступили на глазах в тот миг, когда к нему пришло горькое осознание коварства матери. Он задохнулся от боли и ярости. Сердито топнул ногой, забежал в комнату бабушки, сорвал со стены репродукцию, скомкал и выбросил в окно. Бабушка очень расстроилась тогда и долго ворчала на Диму своим старческим чуть хрипловатым голосом. С тех пор он перестал ждать мать. Заставил себя не думать о ней, хотя в памяти порой снова появлялось её лицо – лицо девушки с картины. В такие моменты Дима содрогался от жгучей боли внутри, но упрямо сжимал кулаки, прогоняя прочь воспоминания. С годами он забыл о своих детских разочарованиях и мечтах, мысли о матери больше не трогали его. Дима вырос высоким, уверенным в себе мужчиной. Знал, что нравится противоположному полу и умело пользовался этим. Никогда не страдал от отсутствия женского внимания. Но ни одна из тех, с кем встречался и делил постель, не смогла затронуть его сердца. Он относился к девушкам немного презрительно и свысока. Пока не встретил Леру на автобусной остановке у вокзала. Перед ним стояла она – его ожившая детская мечта.

– Мы знакомы? – спросила она, слабо улыбнувшись. – Мне кажется, я вас откуда-то знаю.

– Странное совпадение… – изумлённо протянул Дима. – Мне тоже почему-то так показалось. Вы удивительно похожи на один портрет. Впрочем, это неважно. Пойдёмте, я провожу вас, пока эти акулы снова не пристали к вам. Дима, – представился он.

– Лера… – ответила она. – Вы знаете, я даже не успела ничего понять, как они все налетели на меня, говорили, что на мне порча. Я как под гипнозом была. А на какой портрет я похожа? Расскажите, мне очень интересно, правда.

Дима проводил Леру до дома – всю дорогу они болтали и смеялись, словно знали друг друга сто лет. Когда Лера легко взбежала по ступеням крыльца и скрылась за дверью подъезда, весело помахав рукой на прощание – Дима вдруг понял, что уже соскучился. Он не был особо романтичным, скорее наоборот. Но сейчас осознал, что готов совершить любой, самый безумный поступок, чтобы завоевать эту нежную застенчивую девушку с тёплым взглядом больших глаз. Ему вдруг с прежней силой вспомнилось его детское отчаяние и разочарование, когда он понял, что мать не вернётся. Дима упрямо стиснул зубы и поклялся себе, что с Лерой этого не случится. Она должна быть с ним – он сделает всё для этого.

Ей тогда было всего семнадцать – совсем девчонка. И Диме в свои двадцать пять пришлось прогуливаться с Лерой по вечерним улицам, словно школьнику. Но его это вовсе не тяготило и даже казалось увлекательным – он в первый раз в жизни вёл под руку любимую девушку. Загадочную и желанную до боли. Старшая сестра Леры – Катя была поначалу против их отношений, считая его слишком взрослым – шутка ли, целых восемь лет разницы! Твердила о том, что Лере нужно сначала закончить университет, а уж после думать о серьёзных отношениях, тем более о женитьбе. Однако постепенно смягчилась. Но Дима всё равно чувствовал – Катя недолюбливает его. Они встречались три года, пока Лера не поняла, что беременна, чему Дима был очень рад – всегда втайне боялся, что она увлечётся кем-то другим, пока он мотается по служебным делам. Они поженились, родилась Алиса. Лера бросила учёбу и занялась ребёнком, домом. Дима был в восторге от нового, незнакомого доселе чувства – надёжного тыла. Дом, где тебя всегда ждёт любимая женщина – вот чего ему всегда не хватало. Раньше он хранил мечту о любви, семье где-то глубоко внутри, надёжно замаскировав показной грубостью и циничностью, и только теперь до конца осознал, как нуждался в этом прежде. Всё-таки предательство матери ранило его намного глубже и больнее, чем он сам себе представлял. Но сейчас рядом была Лера – она заслонила собой мучительный образ матери, и Дима впервые в жизни почувствовал себя счастливым.

С работой тоже всё отлично складывалось – он постепенно поднимался по карьерной лестнице вверх. К своим тридцати пяти уже достиг поста коммерческого директора солидной компании с приличным окладом и приятными бонусами. Вот только по-прежнему приходилось мотаться по стране, решая рабочие вопросы. Намного реже, чем раньше, но всё же. Он привык за эти годы к постоянным командировкам. И некоторым вольностям вдали от дома. После женитьбы на Лере Дима какое-то время избегал случайных связей. Но вскоре всё вернулось на круги своя – только теперь он стал крайне осторожен. Дима не считал эти сиюминутные интрижки изменами. Женщины обычно думают иначе. Поэтому главное – не выдать себя. «Хороший левак укрепляет брак» – любил повторять один из коллег Димы – он был полностью согласен с этим расхожим выражением. К тому же Лера оказалась не настолько темпераментной, как он сам, любила долгие ласки и не терпела грубости в постели. Диме всегда приходилось немного сдерживаться – он предпочитал жёсткий быстрый секс без сантиментов. В этом и заключалась прелесть одноразовых отношений– не нужно было притворяться. К тому же женщины сами вешались Диме на шею – отчего бы не попользовать то, что само идёт в руки. Вот и сейчас он кое-кого ждал – секретаршу принимающей стороны, что встречала и отвозила Диму в гостиницу. Идеальная кандидатура – он ещё в аэропорту заметил обручальное кольцо на пальце и оценивающий призывный взгляд. Вчера Дима пустил в ход всё своё обаяние и получил недвусмысленное обещание Юленьки навестить его сегодня в номере. Однако разговор с женой изменил вчерашнее игривое настроение, Дима напряжённо думал о том, что же предпринять. На столике зажужжал телефон. Звонила секретарша. Дима раздражённо нажал на кнопку вызова и бросил в трубку:

– Слушай, Юль. У меня изменились планы, ничего не получится.

Нажал «отбой» не слушая ответ и небрежно бросил телефон на стол. Вскочил и стал нервно ходить по гостиничному номеру, нахмурив брови. В голове крутилась одна мысль. «Что же делать?» Так ничего не решив, снова опустился в большое кожаное кресло, потирая виски. За те десять лет, что он знал жену, она так и осталась для него загадкой – словно и в самом деле была той самой таинственной девушкой с картины, чьё лицо было простым и понятным в ярком свете свечи, а всё остальное, что было за ней, терялось во мраке. И Дима никак не мог понять, что же скрывается там, в этом сумраке…

Лера всегда и во всём искала тайный смысл, много читала, причём самой разной, даже бредовой, на взгляд Димы, литературы. Часто выпадала из реальности, напряжённо глядя куда-то внутрь себя потемневшим взглядом. На его вопрос:

– О чём задумалась? – вздрагивала и растерянно пожимала плечами:

– Да так, о ерунде всякой…

Ему в такие моменты очень хотелось забраться под высокий гладкий лоб жены и прочитать мысли, что бродят там. Дима не верил в мистику, экстрасенсов, теории о переселении душ, загробной жизни и тому подобную ерунду, считая всё это лишь предлогом для сбора денег с доверчивых граждан. Его могло убедить лишь то, что он видел своими глазами. «Жить нужно здесь и сейчас. И жить достойно. Всё остальное ерунда и ловушка для лошков», – любил повторять он. Лера в ответ лишь сердито морщила нос и говорила, что он ничего не понимает. Дима иногда ловил себя на мысли, что думает о жене, как о наивном доверчивом ребёнке и тяжело вздыхал, вспоминая о том, как они познакомились. Ему порой представлялось, что они с Лерой два кусочка разных пазлов – сколько ни крути и не прикладывай друг к другу – не соединишь в целую картинку. Но Диме был нужен лишь этот кусочек пазла и никакой другой. Несмотря ни на что он нежно любил жену. Только её. И дочь.

«Что же происходит с Лерой?» – снова подумал Дима, нервно рванув узел галстука, стягивающего шею, и с раздражением бросил его на кровать. Он не любил официальный стиль одежды и обычно носил что-то попроще там, где не нужен был строгий дресс-код. Но Юленька вчера восторгалась тем, как ему идёт этот костюм и капризно протянула напоследок: «Ну хорошо, я приду, если ты будешь таким же неотразимым, как сегодня. Ты будешь Джеймс Бонд, а я твоя Веспер Линд…». И он вырядился, как идиот. Дима зло усмехнулся. «Да чёрт с ними со всеми. Юленьками, Машеньками. Как же я не заметил, что с Лерой что-то не так? Дурак. Давно нужно было завязывать с этими командировками. Лера просила об этом. Жаловалась, что ей плохо одной. А я не слышал и не слушал. Если бы знал, что с ней творится, не полетел сюда» – его беспокойство всё нарастало. Дима не был паникёром и привык трезво смотреть на вещи. Но сейчас безотчётная тревога за жену и дочь тянущей болью отзывалась в сердце, вносила беспорядок в мысли. Он сам себе не мог объяснить, почему, но почувствовал вдруг, что ему нужно домой. Немедленно. «Улететь обратно? Это может стоить мне работы… Но Лера… Алиса…»

Дима резко встал с кресла и заходил по комнате гостиничного номера, напряжённо думая. Наконец остановился возле большого панорамного окна с видом на центральную площадь. С высоты десятого этажа всё внизу казалось мелким и ненастоящим. На секунду ему почудилось, что он смотрит на огромный оживший конструктор «Лего», в котором внезапно поехали в разные стороны маленькие автомобильчики, троллейбусы, автобусы, беззвучно задвигались смешные игрушечные люди. «Игрушка, Дима! Алискина Лиза! Она говорила ночью, сама, без батареек!» – зазвенел в ушах взволнованный голос жены. Дима закрыл глаза, с силой потёр пальцами закрытые веки, в груди заныло ещё сильней. Снова взглянул вниз – город, казавшийся игрушечным несколько секунд назад, снова выглядел обычным. Дима постоял так ещё немного, глядя вниз на будничную суету невидящими глазами, нервно кривя рот, затем резко выдохнул, приняв решение. Позвонил в авиакомпанию и забронировал билет на ближайший обратный рейс. Быстро побросал вещи в почти не разобранный чемодан и вышел из номера. Уже сидя в такси, объяснился с начальником, морщась от звука недовольного голоса в трубке.

– Дмитрий Антонович, вы прекрасно знаете о том, как важен для нас этот контракт. Вы понимаете, чем может это обернуться для вас лично?

– Я всё понимаю, осознаю последствия. Но мне действительно нужно срочно вернуться домой. Понимаете, нужно… – твердил упрямо Дима на все уговоры остаться, угрозы понизить в должности, лишить премий и даже уволить.

Но ему было уже всё равно, он почти не слушал того, что выговаривал ему раздражённый голос начальника. Дима происходил из той породы людей, которые никогда не жалеют о том, что сделано, не отступают от намеченного и заранее продумывают пути решения проблем. Сейчас в его голове уже созрел план действий на ближайшее будущее. «Приеду домой, похороню пса, уберу всё, проветрю. Как будто ничего и не было. И игрушку эту выброшу или спрячу куда-нибудь подальше. Позвоню Лере, когда всё будет в порядке. Возьму своих девчонок и поедем вместе куда-нибудь к морю. Недельки на три. Потом буду искать работу в городе, накоплений на первое время хватит. И обязательно нужно уговорить Леру сходить к врачу. Непременно. Кажется, она уже ходила к психологу. Возможно, здесь нужен психиатр. Ничего, сейчас можно вылечить почти всё…» – снова обдумывал свой план Дима, закрыв глаза и откинув голову на спинку кресла.

Самолёт уже набрал высоту и летел, со свистом рассекая воздух, с каждой секундой приближаясь к дому…

Дима добрался до двери квартиры, когда совсем стемнело. Включил свет в коридоре и сразу увидел пса на полу в бурой луже густой крови. Тёмные полоски «тигрового» окраса шерсти чётко выделялись на боку и животе. Голова запрокинута, тонкие лапы подогнуты, как перед прыжком. «Он напоминает осу, застывшую в вишнёвом варенье» – поморщился Дима от неуместного сравнения, невольно всплывшего в голове. Он переоделся в старые футболку, шорты и принялся за работу. Тело Бакса уже окоченело, кровь присохла к полу. Диме пришлось немало потрудиться, отскребая светлый ламинат от того, что прежде было добродушным псом. Жалость к погибшему питомцу смешивалась с отвращением. Сладковатый запах крови вызывал рвотные позывы. Дима старался не дышать носом. Воздух со свистом проходил сквозь краешек крепко сжатых губ. Капельки пота выступили на лбу. Завернув труп в простыню и взяв лопату, он вышел из дома, направился в рощицу неподалёку. Там выкопал глубокую яму, бережно уложил свёрток. Закопал и хорошо притоптал землю, чтобы скрыть от посторонних глаз место последнего пристанища несчастного пса. Немного постоял рядом, подставив ветру разгорячённое лицо, жадно вдыхая освежающий воздух. Затем побрёл обратно.

Вернувшись домой, долго стоял под горячими струями душа, смывая с себя грязь и кровь убитого Бакса, пытаясь понять, как он мог погибнуть. Довольно длинное лезвие ножа полностью вошло в грудь пса, и это немного сбивало с толку Диму, который уже убедил себя в том, что пёс погиб случайно, – «Возможно, Бакс наткнулся на нож, который упал с края стола. Стоп. Почему он мог упасть? Окно закрыто, ветром сдуть на могло…» Дима вспомнил, что пса порой пошатывало спросонья. «Похоже, он ночью ходил к миске и нечаянно толкнул ножку стола», – догадался Дима, – «Нож упал, Бакс поранился им, пытался избавиться от боли, но только загнал лезвие ещё глубже. Но как это возможно, чтобы оно зашло так глубоко, проткнув кости, мышцы?» Здесь крылась какая-то тайна. Дима выключил воду и отогнал от себя неприятные мысли. Обошёл на всякий случай квартиру, проверил все комнаты и двери. Осмотрел закрытые окна, недоумённо пожав плечами. Попасть в дом через окно было невозможно. Дима сложил в мусорный пакет свои грязные вещи, в которых отмывал коридор и хоронил пса. Его взгляд остановился на игрушке, белеющей на обеденном столе. В полутьме она казалась точно такой, как прежде. Дима щёлкнул выключателем. В ярком электрическом свете он разглядел бурые пятна на жёлтом платье и поморщился от вида чёрных круглых глаз. Дима осторожно потёр их пальцем, но краска не поддавалась. «Ну Алиска, испортила игрушку. Наверное, лаком для ногтей намазала, – Дима видел такой у жены. Он тяжело вздохнул, снова подумав о психиатре, – Ох, Лерка – Лерка… Надо же придумать такое». Дима помял мягкое туловище игрушки, покрутил плюшевые лапки, зачем-то подёргал розовый бантик. «Похоже, батарейки окончательно сдохли. Что же с ней делать? Выбросить? Но ведь недешёвая игрушка. Можно постирать её, а глаза оттереть ацетоном – будет как новенькая» – Дима не был скрягой, но и транжирить не любил. Секунду поколебался и решительно встряхнул головой – «Да чёрт с ней. Лишь бы Лерка успокоилась» – и сунул Лизу в пакет. Поставил его к входной двери, чтобы не забыть захватить с утра. Окинул довольным взглядом коридор, сияющий чистотой. Пункт первый его плана выполнен. Всё остальное он доделает завтра. Зевнув, с наслаждением потянулся и направился в спальню, не замечая пристального тёмного взгляда, глядящего ему в спину сквозь полупрозрачный серый пластик с ненавистью и жадностью.

Дима неожиданно проснулся в темноте. Светящиеся алые цифры электронного будильника, стоявшего рядом на тумбочке, показывали ровно три часа ночи. Он приподнял голову и понял, что его разбудило. Смеющийся детский голосок, безостановочно напевающий одну и ту же фразу:

– Мамочка, отрежь мне кусочек пирога

В песенку вплетался ещё какой-то металлический звук, но Дима спросонок никак не мог понять, что это.

– Проклятая игрушка – выругался он, – да что с ней такое.

Ему очень не хотелось вставать с постели, но навязчивый голос не умолкал, и Диме пришлось подняться, чертыхаясь сквозь зубы. Сонно пошатываясь и потирая не желавшие открываться глаза, вышел в коридор. Развязал шелестящий пакет, взял Лизу в руки. Она вдруг замолчала на середине фразы:

– Мамочка, отрежь мне…

Теперь ночную тишину нарушало только позвякивание откуда-то сверху. Диме наконец удалось разлепить глаза и посмотреть туда. «Ловушка злых духов» над входной дверью подпрыгивала и качалась из стороны в сторону, деревянные фигурки кружились и мелькали, словно детская карусель. «Что за чёрт? Ловушка… Про неё говорила Лера» – пронеслись в голове беспорядочные мысли. Дима вздрогнул – ладоней коснулось что-то влажное, липкое и тёплое. А сама игрушка вдруг показалась ледяной и твёрдой наощупь. Он опустил глаза вниз и застыл в недоумении, вмиг проснувшись.

Лиза истекала кровью, она падала на пол с глухим стуком. Капли превращались в ручейки, которые стекались к ногам. Кровавая лужа становилась с каждой секундой всё больше. Дима в изумлении выронил игрушку из рук и смотрел на неё, приоткрыв рот. Белое плюшевое тельце в жёлтом платье заволокло серым плотным туманом. Он разрастался, сгущался и понемногу становился похожим на очертания человеческой фигуры. Наконец перед ошеломленным взглядом Димы появилось нечто, отдалённо похожее на женщину, от вида которой волна противной слабости прокатилась по телу и что-то мелко задрожало внутри живота.

Бесформенный развевающийся балахон, сотканный из серого дыма. Волосы на голове напоминали клубок тёмно-серых змей. Они беспрестанно двигались, то свиваясь в кольца, то вытягиваясь. Серое лицо с глубокими провалами чёрных глазниц. Алый рот, похожий на открытую рану. Сверху его пересекали тёмные поперечные полосы. Присмотревшись, Дима понял, что это толстые нитки. «Словно её губы зашил какой-то безумный портной». – с содроганием подумал он. Призрак посмотрел на него своими жуткими пустыми глазницами. Дима задохнулся от мертвящего холода этого взгляда, что проник в каждую клеточку тела, заморозил кровь в венах. Услышал голос, похожий на шорох ползущей змеи:

– Хочешь меня трахнуть?

– Ч-ч-то? – прошептал Дима, с изумлением глядя на серое лицо. – Н-нет…

– Трахни меня, герой-любовник. Как ты трахаешь всех этих дурочек. Интере-е-сно, об этом знает твоя милая жёнушка? – зашитый рот искривился в усмешке. – А если я расскажу ей об этом?

– Ты… Ты не посмеешь, – пересохшими губами прохрипел Дима. – Откуда ты взялась?

Серое лицо приблизилось вплотную, голос с издёвкой прошипел:

– Значит, не хочешь? Тогда я сама трахну тебя, мой сладкий кусочек. Кусочек пирога. Сла-а-а-денький…

Игрушка на полу вдруг снова ожила и ехидно запела:

– Кусочек пирога

– Отрежь

– Отрежь.

Дима попятился назад, его разум отказывался верить тому, что происходит. Широкие рукава серого балахона взмыли вверх, холодной сталью сверкнули необычно длинные пальцы. Дима заворожённо наблюдал за призрачной женщиной. В следующую секунду он согнулся от рези в глазницах, электрическим разрядом пронзившей всё тело. «Я ослеп! Ослеп! Эта дьявольская баба проткнула мне глаза!» От этой мысли и невыносимой боли он закричал, прижимая трясущиеся руки к изуродованному лицу. Пальцы провалились в пустые глазницы. Кровь горячими толчками вытекала из дыр, недавно бывших его глазами, струилась по лицу и рукам. Дима ощущал солёный вкус во рту. Запах, похожий на мокрый после дождя металл. В обезумевшей от боли голове пульсировало, – «Не может быть. Это сон. Просто дурной сон. Нужно убежать – и я проснусь». Превозмогая боль, он повернулся в ту сторону, где должна была быть дверь в подъезд, липкими руками хватаясь за стены, и двинулся туда, в поисках спасения. Пошатываясь на скользком от крови полу, с трудом добрался до выхода, уже нащупал замок кончиками пальцев. Новая острая боль молнией пронзила грудь, заполнила всё его существо. Дима заскользил куда-то вниз, в чёрную пропасть, разверзшуюся под ногами. Он взмахнул руками, в последней отчаянной попытке удержаться, не упасть, и ухватился за что-то прохладно-металлическое, коротко звякнувшее в руке. Это была ловушка. Дима вцепился в неё изо всех сил, но только с треском вырвал из стены хлипкое крепление. Чернота затягивала всё глубже. Он понял, что умирает. В угасающем сознании билась мысль о жене и дочери. Вскоре и она померкла…

Подняться наверх