Читать книгу Две Елены - Надежда Веселовская - Страница 4

Совпадение имен было их козырной картой. Елена номер один говорила: это Бог так устроил, чтобы у нас всё получилось. В крайнем случае ты можешь сказать: ошиблась, не туда попала. Увидела на школьном сайте, что приглашают Е. И. Кузнецову, и перепутала.

– Но ведь я вообще не педагог, чтобы перепутать школы, – отбивалась Ленка.

Елена на минутку задумалась:

– Допустим, будут последствия. Тогда я всё возьму на себя. А ты просто уйдешь и больше там не появишься.

Ленку это не вполне успокоило: во-первых, в школе могут вызвать полицию. Как тогда уйти? Во-вторых, она не хотела проблем и для Елены номер один. Когда речь заходит о ее любимой Православной культуре, Иоанновна просто теряет голову. В первый же раз, как она об этом заговорила, Ленка спросила напрямик:

– Ты только не думай, будто я не хочу помочь. Но всё-таки: что случится, если ты пропустишь один-два урока?

Недавно врачи категорически запретили Иоанновне вставать с постели под угрозой потерять первого и, уж ясно, последнего ребенка. Всё-таки сорок два года плюс такое отношение к жизни, при котором вообще странно оказаться в числе будущих мам. Про свою личную жизнь Иоанновна не распространялась, только однажды коротко сообщила: муж завел новую семью, не дождавшись рождения младенца. Впрочем, свою беременность Елена расценивала не как бремя, от которого и произошло слово «беременность», а как надежду будущих благ: дескать, Бог не оставил их со старушкой мамой без утешения. Поэтому даже из любви к своей драгоценной Православной культуре она не могла отправиться в школу.

– Но неужели тебя нельзя заменить? – недоумевала Ленка.

– Обязательно заменят. К детям придет человек, ничего не смыслящий в Православии…

– Так ведь и я ничего в нем не смыслю!

– Ты не в счет. Ты не будешь вести уроки по-настоящему, а только прикроешь пустое место, пока меня нет.

– А почему кто-то другой не может по-настоящему вести урок? – осторожно спросила Ленка. – Если он что-то сделает неправильно, ты потом придешь и поправишь.

В ответ Иоанновна вздохнула:

– Ребенок не пластилин, чтобы гнуть его туда-сюда… Пойми, речь идет об очень важных вещах. На таких уроках формируется мировоззрение. И время дорого: урок раз в неделю…

«Раз в неделю, и из-за этого идти на подмену личности?» – мысленно недоумевала Ленка.

– Когда я встану, попытаюсь взять в придачу часы продленного дня, – словно услышала ее Иоанновна. – На продленке тоже можно плодотворно поговорить… Только боюсь, этих часов уже не будет – разберут, пока я здесь лежу.

Повисла пауза. Они разговаривали шепотом, потому что уже наступила ночь, на палату спустилась темнота и тишина. Елена номер два присела в ногах койки Елены номер один. Было слышно, как рядом дышат во сне будущие мамы.

– Так что каждый час на вес золота, – заключила Иоанновна.

– Но как я займу пустое место? Я не знаю, что говорить. Дети будут сидеть передо мной как куклы?

– Ни в коем случае. Сидеть как куклы они никогда ни перед кем не будут. Если на уроке нет общего захватывающего действия, начинается саморазвлечение: возня, телефоны, бумажные голуби…

– Какое же действие будет у меня?

– Общение, – определила Елена. – Детки любят, когда ими интересуются. Ты познакомишься с классом, расспросишь, как кого зовут, кто чем увлекается. Потом поговорите об осени, кто-нибудь стихотворение прочтет. А время между тем будет идти…

– Золотое, – иронично напомнила Ленка.

– Конечно, золотое… Но я же не могу требовать, чтобы ты… чтобы у тебя в самом деле шел урок Православной культуры!

– Это уж точно, – согласилась Ленка.

– Главное, ты ничего не испортишь: в сознании детей по поводу нового предмета останется, так сказать, чистый лист. А потом, с Божией помощью, будем писать на нем что нужно…

Ленка внутренне ежилась: она еще никогда не пробовала общаться с детьми и не имела желания начинать. Ей после приближающейся выписки надо будет решать совсем другие проблемы: искать работу, уговаривать тетку, чтобы разрешила еще пожить в квартире… или снимать какое-нибудь плохонькое жилье за мизерную плату, а то и просто за помощь по хозяйству. Дела невеселые, но необходимые, и в них, по крайней мере, всё ясно…

Елена услышала ее внутреннее состояние:

– Успокойся: может, тебе и не придется вести уроки. К сентябрю я, наверное, уже встану. А ты только сходи двадцатого августа на педсовет, представься администрации: дескать, я Елена Ивановна Кузнецова, готова в сентябре приступить к занятиям… Чтоб никого другого не назначили!

– А ты уверена, что прокатит?

Елена, наморщив лоб от усердия, стала перечислять их козыри:

– Во-первых, имена у нас совпадают. Во-вторых, в этой школе меня никто не видел и голоса моего не слышал, даже по телефону: я договаривалась через интернет.

– Но у нас разница в возрасте, – напомнила Ленка.

– Год рождения обычно не запоминается… И потом, бывает, что в жизни человек выглядит иначе, чем в действительности. Допустим, ты выглядишь моложе. Но на всякий случай можно надеть темные очки…

И это говорила Иоанновна, всегда и во всём неукоснительно соблюдающая правила! Невозможно было представить себе, чтобы она перебегала дорогу на красный свет или даже бумажку бросила мимо урны. И вот на тебе, до чего дошло – маскарад с темными очками!

– Мы так когда-то в шпионов играли, – пробормотала Ленка.

Елена стала пощипывать бахрому своей клетчатой серо-голубой шали, даже с виду учительской, которую она днем носила на плечах, а ночью вешала в изголовье койки. Ленка знала, что Иоанновна делает так в момент внутреннего напряжения, например когда ждет результата УЗИ или очередного вердикта врача Евгении Дмитриевны. И чем больше Елена в данный момент тревожится, тем быстрее бегают ее пальцы по бахроме.

– Ты, наверное, думаешь, что я… как бы это сказать… придаю вопросу излишнее значение. Я понимаю тебя. Но тут дело непростое…

Ленка приготовилась слушать: наконец-то Елена всё ей объяснит!

– Против Православной культуры идет волна протестов. Считается, она ущемляет права инославных детей: мусульман, иудеев, буддистов…

– А разве не ущемляет?

– А остальные-то? – грустно откликнулась Иоанновна.

– Что – остальные?

– Почему-то считается, что права трех нельзя ущемить, потому что они меньшинство. А вот права тридцати – пожалуйста! А ведь это тоже ущемление: не знакомить детей, растущих в русской среде, с Православной культурой…

Ленка молчала, не зная, что возразить.

– Обычно люди боятся пренебречь интересами меньшинства, но ведь и большинство состоит из отдельных личностей. Выходит, если их тридцать, каждому из тридцати уже не так обидно? Лучше тридцать раз ущемить права личности, чем три раза?

– Ни разу нельзя, – ответила Ленка, воспитанная на традиционных ценностях еще советского гуманизма. То есть советского-то времени она уже не застала, но ценности, на которых воспитывали детей до перестройки, по инерции сохранялись в девяностые годы. Кстати, может, они и до сих пор существуют в школе. Ленка даже не знала, чем эти ценности отличаются от православных: никого не обижать, трудиться, уважать старших и так далее…

– В изучении Православной культуре ничьи права не ущемлены, – возразила Елена. – Нельзя жить в России и не иметь представления о ее традиционной религии.

«А я вот не имею и живу себе», – мысленно отметила Ленка.

– На православных ценностях основан менталитет русского человека, – продолжала Елена. – Не зря когда-то в России национальность определялась верой: «русский православный». Православный – значит, с русским менталитетом.

– И какой же это русский менталитет?

– За правду в огонь и в воду, – не задумываясь выдала Иоанновна.

Ленка пожала плечами:

– Кто ж против этого?

Елена вздохнула:

– Острый вопрос. В западном мире центр всего – человек с его желаниями и прихотями. Культивируется эгоизм. А центр Православного мира – Бог, хотя и человек с его волей чрезвычайно важен: он может принять Бога или не принять. Бог – всемогущий, только одного не может…

– Чего? – машинально спросила Ленка.

– Спасти человека в том случае, если человек сам этого не хочет. То есть наша свободная воля сохраняется, но при этом есть нечто выше нас.

– Ты сказала, в русском менталитете самое главное – правда. Но если бы все русские так жили…

– Не все, – согласилась Иоанновна. – Чаще водку пьют. Кстати, потому и пьют, что не сходится…

Кто-то из будущих мам заворочался, охнул во сне, и обе Елены испуганно замолчали. Но через минуту разговор возобновился.

– Не поняла, что именно не сходится.

– Вот смотри: человек с русским менталитетом хочет жить по правде. Но у него, допустим, не получилось… допустим, не по его вине или не только по его вине. Значит, думает он, надо поменять бумагу, на которой вычерчивается линия жизни. Прежняя не годится. А пока нет чистого листа, тянется время ожидания. С водочкой, а у кого-то с ленью или со склоками и так далее. Без правды жизнь ненастоящая, ничего не стоит, значит, нечего ее и жалеть…

– И как же тут может помочь Православие?

– Оно объясняет, что нового чистого листа не будет, жизнь на земле одна. Но можно отбелить прежний лист, испорченный, то есть раскаяться и потрудиться для исправления. И тогда лист твоей жизни вновь станет белым: как сказано в Священном Писании, «паче снега убелюся»…

Дальше голос Елены зазвучал устало, словно она спускалась с небес на землю:

– В образовании считается, лучше изучать Светскую этику. Там вроде бы всё то же самое, – при этом Елена чуть усмехнулась, – те же нравственные ценности, но только в отрыве от Бога. Не понимают, что этика – листья, выросшие на корнях религии. Иначе откуда что взялось?

– Но ведь ценности те же самые…

– А вот допустим, какой-то ребенок скажет: «Почему я должен соблюдать этические правила?» Тут бы обратиться к корням, без которых на этот вопрос не ответить, но по программе Светской этики не положено… Кстати, об инославных, – вспомнила Елена. – Родители имеют право требовать, чтобы для их детей создали специальную религиоведческую группу, например исламскую…

Ленка обрадовалась:

– Так за чем дело стало? Замечательный выход: на каждую религию своя группа!

– Во-первых, это в больших школах, где параллель четвертых классов занимает почти весь алфавит. Представляешь, четвертый «А», четвертый «Б» и дальше – чуть не до четвертого «Я»!

– А во-вторых? – спросила Ленка.

– А во-вторых – наш православный менталитет. То есть это во-первых: что мы народ, сложившийся на основе Православия.

Но Ленку сейчас больше интересовало, будут ли в их школе другие религиоведческие группы.

– В нашей школе не будет. Она старого образца, там мало детей – всего-навсего один четвертый класс.

– Разве сейчас еще сохранились такие школы?

– Очень немного. Их ожидает слияние, когда из нескольких небольших делают одну раздутую. Нашу школу тоже ожидает. Но пока суд да дело…

– Суд? – тревожно переспросила Ленка, не сразу уловившая оборот речи.

– Вот тебе уже суд мерещится! Не волнуйся, всё будет хорошо. В крайнем случае знаешь чего скажем?

– Чего? – напряженно переспросила Ленка.

Бледные от малокровия Еленины губы раздвинула слабая улыбка:

– Скажем, что у нас психоз на почве беременности!

– Вообще-то похоже, – пробормотала Ленка.

Однако спорить больше не стала. Было ясно, что Елене номер один до смерти хочется заткнуть ею дырку в преподавании своей драгоценной Православной культуры. А если подруга так этого жаждет, надо ей помочь. Иоанновна сыграла особую роль в Ленкиной жизни: ведь сперва-то Ленка пришла в больницу вовсе не для того, чтобы лечь на сохранение…

На следующий день ее выписали, и вот сегодня она идет на педсовет.