Читать книгу Меняющая миры. Спутанные нити - Надин Баго - Страница 11

Ка́ритос, 2169 год по земному исчислению

Закат догорал, рассыпаясь багряно-фиолетовыми сполохами, накрывавшими синеющую поодаль тёмную громаду старого леса.

Как исполинские дозорные, не упускающие из виду ни зверя, ни птицу, стеной вставали с самой опушки древние кедры. Гордо возносили они свои колючие тела к небесам, казалось, протыкая облака, словно шпили замковых башен. Их мощь и сила поражали всякого, кто побывал здесь. Да и те, кто жил здесь постоянно, всё равно не могли не изумляться величию гигантских деревьев.

Но непросто было живущим у их царственных ног: не каждый мог пробиться к свету и не быть искалеченным их раскинутыми ветвями. Однако сложность выживания для растений была почти несущественна по сравнению с опасностью, подстерегавшей всех, кто мог забраться вглубь этого невероятного леса. Там, в чёрной и влажной чаще, неосторожный путник мог наткнуться на страшные вещи: порванная, как бумага, кора, открывающая незаживающие раны на красно-коричневых морщинистых стволах; следы когтистых лап, больше двух или даже трёх человеческих ладоней; мертвящая тишина, не прерываемая даже стрёкотом насекомых; отвратительный, сшибающий с ног запах и, наконец, иссушенные оболочки людей, зверей, птиц, изредка шелестящие при ветре по рассыпавшимся скелетным костям.

И таков был не только этот лес, но и остальные здесь, на Каритосе. Немало горе-путешественников так никогда и не вернулись обратно. Но местных жителей это почти не пугало.

Они-то давно знали, что за твари населяют дальние чащобы. Знали и то, что те не любят света, а потому обычно не появляются за той нечёткой границей, что отделяет их всегдашние владения от солнечных равнин и пёстрых опушек. Больше того, поговаривали, что у многих вождей родов, населявших планету, в домах обязательно был какой-то предмет, украшенный толстой, местами чешуйчатой шкурой. Но чужакам такие вещи никогда не показывали, так что многие из них продолжали считать рассказы об ужасных каритосийских зверях байками малообразованных аборигенов. Трупы списывали на то, что эти люди просто заблудились и умерли от истощения, якобы высохнув потом. Конечно, это было не так.

В самых буреломных местах в тёмных и влажных норах жили они – дилигдрусы. Были они отвратительны внешне – с медведя величиной, безволосые, на шее, спине и лапах покрытые жёсткой и шершавой, словно тёрка, чешуей, цвета буро-зелёной болотной жижи, с двумя треугольными, горящими красным огнем многоглазьями на широкой дынеподобной голове – однако самой пугающей была их пасть, если её можно было так назвать. Две пары длинных подвижных отростков по бокам головы надёжно удерживали схваченную добычу; нижняя зубастая челюсть, напоминающая тонкую цепную пилу, взрезала плоть; верхняя сдвоенная челюсть-хоботок впивалась в надрез, впрыскивала зеленоватую слизь и через пару минут высасывала все разжижившиеся внутренности, мышцы и кровь, оставляя лишь скелет да сухую, как бы забальзамированную, оболочку. Частью таких оболочек зверь потом устилал стены и пол своей норы.

Дилигдрусы быстры и выносливы, могут учуять добычу за несколько миль, а в темноте видят не хуже сов. Но на свету они уязвимы. Если суметь выманить их из чащи на открытую поляну или хотя бы опушку да подобраться поближе, пользуясь их временной слепотой, то охотнику с длиннодревковой глефой нетрудно дотянуться до уязвимых мест. Брюхо, как и грудь их, хоть и толстокожие, всё-таки лишены чешуи, и узорчатые лезвия, выкованные мастерами Каритоса, прорезали их как масло.

Надо сказать, такая охота была весьма популярной среди молодых каритосийцев – шкуры ценились за прочность и долговечность, пластинчатыми чешуйками порой укреплялись лёгкие доспехи – да и показать умения и отвагу многие были не прочь именно так.

Так что теперь дилигдрусы стали редки. Некоторые леса Каритоса и вовсе очистились от них полностью, и для жителей близлежащих равнин ужасные твари стали всего лишь старой сказкой, которой бабушки пугали непослушных внуков.

– Нет, бабу, не хочу эту, расскажи другую, – крошечная девочка потрясла головой в светло-каштановых кудряшках, – другую, слышишь, бабу?

Элафи́за посмотрела в широко распахнутые глаза цвета старого мёда, точно такие же, что и у неё самой, такие же, что были и у её дочери… Грустная улыбка высветила каждую морщинку на её лице.

– Другую? – она ласково пригладила волосы внучки. – Какую ж другую, Йю́ю, детка? Может, про большой синий дворец над водой, где живёт прекрасная светловолосая дева? Нет?! Тогда про Тени, что приходят из-за пределов мира? Тоже нет?! А, может, простую, про чотту, охотившуюся на тутти? И эту не хочешь?!

Девочка энергично замотала головой:

– Ты уже их рассказывала. Да-да, и про чотту, и про деву… много-много раз. Другую, новую… – пухленькое тельце доверчиво прижалось к бабкиному боку, – совсем новую.

Старуха отставила в сторону миску с ягодами, которые чистила, и обняла ребёнка. Она взглянула вдаль, на кромку сизого леса, подсвеченную розовым заревом заката. Верхушки деревьев готовы были пронзить солнце, как пики.

Наступал прохладный вечер, долго на крыльце не засидишься. Пора, наверное, заходить в дом. Но воздух сегодня был так тих и свеж, что уходить не хотелось. Элафиза повернулась в своём шатком креслице, оглядела всё вокруг. Точно, шали отыскались в углу на перилах, свисая почти до протёртых досок пола и касаясь цветными краями потрескавшихся резных балясин.

– Детка, а принеси-ка нам шали. Вон, гляди.

Малышка легко вскочила на ноги, побежала, ухватила плотную ткань обеими руками, стянула всё на себя, почти запутавшись в широких полотнищах, но сумела, хоть и изрядно скомкав, донести просимое бабушке.

Они уселись рядышком, укутались в мягкую узорчатую шерсть.

– Новую, говоришь, милая? Ну, хорошо. Я поведаю тебе про давние-давние дни, когда история только начиналась, и многое в мире было иначе, про древнего правителя и его жизнь, а?

– А давно – это ещё до мамы?

– До мамы, – голос её прозвучал глухо, – и до меня, и до многих до меня. Очень давно, и не подсчитать, когда…

– Понятно… Но это скучно, наверное. Правитель… – Йюю пожала плечиком, – а он хороший, бабу?

– Конечно, хороший. Без него не было бы нас с тобой.

– Да?! Тогда рассказывай, – девочка устроилась поудобнее и приготовилась слушать.

– Что ж… Начну. Давным-давно, как я и говорила, когда Объединённых Миров и в помине не было, у далёкой-далёкой звезды жили чрезвычайно могущественные существа. Внешне они были похожи на нас с тобой, представляешь? Руки, ноги, голова, в общем, всё как у нас. Только были они выше, сильнее, прекраснее. А ийкэ их была столь велика, что они могли перемещаться меж мирами… – Элафиза неверяще покачала головой. – Меж мирами, ты только подумай?

– У них тоже были кристаллы, да? – Йюю, несмотря на свой небольшой возраст, уже многое знала об устройстве Миров.

– Нет, детка. В том-то и дело. Не было у них никаких кристаллов. Они сами могли путешествовать среди звёзд. Седлали потоки энергии, да и неслись вскачь по черноте вселенной.

– На лошадках? Правда?

– Да нет же. Говорю, на энергии мира. Ну, если честно, я и сама точно не знаю, это же сказка, разве нет?

– Точно… А эти… ну, потоки… они похожи на лошадок, бабу?

– Так-то нет, но ты представь так, если тебе хочется, милая, представь.

– Лошадки хорошие, люблю их, – девочка удовлетворённо кивнула и снова затихла.

– Так вот, о чем бишь я? Да… в общем, жили такие существа, и много их было. И жили они долгие века, умножали знания и силы. Но однажды… никто не знает, что случилось, но осталось их только двое – муж и жена. А другие? Другие пропали бесследно…

– Бесследно?

– Да. Не сохранили предания, что с ними сталось. Если вообще хоть кто-то знал, что произошло. Эти двое, они потеряли всех сородичей, друзей, близких. Только они сами остались друг у друга. И тогда они решили, что раз уж их раса исчезла, то они применят хотя бы свои силы во благо других.

Раньше они жили обособленно, никому не попадаясь на глаза, но потом стали путешествовать по разным планетам, таким, как наша, и совсем иным. Они открывали себя и учили других многому из того, что знали сами. Учили пользоваться ийкэ. Учили договариваться с другими мирами. Были они как посланцы, перемещающиеся с места на место и несущие вести об иных обитателях вселенной. Так и началось рождение Объединённых Миров. Конечно, так союз назвали много позже, но началось всё тогда. А потом у них родился сын… Хотя нет, погоди, ещё вот что… Ты вспомнила кристаллы. Так вот их открыли как раз с помощью этих двух существ. Они побывали на Эрму, а немногим это дано, там и узнали про камушки, кои могут открывать двери между планетами, или даже помогли их создать. Не знаю. Большее сокрыто. Да… А вот потом уже и сын… Слушаешь ли ты, Йюю?

– Да, бабу, слушаю, – голос девочки звучал уже сонно, – я не сплю, ты не думай. Давай дальше. Чего там? Сын…

– Ага, сын. Появился он у них, и они, конечно, радовались очень, но и печалились тоже – в конце концов, других их соплеменников не осталось, их сыну суждено было стать последним. Последним в роду, как… как… – она взглянула на ребёнка, судорожно вздохнула, сжала её сильнее, одинокая слезинка скатилась по щеке, – неважно. И растили они его, и продолжали своё дело – объединять миры и расы – уже втроём. А потом, потом граница нашего мира лопнула и пришли порождения Тени, и погибли тогда и отец, и мать…

– Погибли?! Совсем?

– Совсем, милая, как ни жаль. Остался их сын один. И поклялся он не оставить их дело и отомстить за них, да и за весь свой род. Если найдёт того, кто в ответе.

И нёс он знания всё новым и новым обитателям вселенной, и кристаллы стали использоваться повсеместно. Вот тогда-то и стали тысячи планет истинно Объединёнными Мирами. А его все стали звать Князем, а после и всех его предшественников тоже, чтоб хоть как-то их определить. И всю свою жизнь передавал он знания и свет, и силы, и крепли вселенские узы. И старался он не дать открыться новым прорывам, не дать Миру Теней снова пройти в наш мир.

Многих встречал он на своем пути, но самой прекрасной и самой непостижимой была она – Керрелианта… – старушка замолчала, посмотрела на внучку. – Да ты, никак, спишь?

Ответом ей было лишь тихое мерное сопение. Элафиза, улыбнувшись, качнула седой головой:

– Конечно, милая, спи, был долгий день. Спи крепко.

Она обхватила малышку худенькими руками, которые, однако, ещё не утратили силы, осторожно приподняла её вместе с шалью, встала с кресла и неспеша пошла в дом. Упавшая с её собственных плеч материя так и осталась лежать под навесом разноцветной лужицей, и только последние лучи заката, дрожа, высвечивали меж узоров то лучистую корону звёзд, то цветок или листок, а то край алого нечто, напоминающего большое перепончатое крыло…

***

Многие тысячи лет назад

Ущелье полнилось тишиной, покоем и сумраком. Его каменистые, чуть осыпающиеся склоны довольно круто обрывались вниз к узкой долине, зажатой в скалистые тиски. К югу покрытая беспорядочно переплетённым кустарником зелёная полоса расширялась, превращаясь в обширную поляну, полускрытую кольцом невысоких гор. Свет, проходя меж их вершинами и сквозь пронизывающие их разломы, узкими и длинными жёлтыми полосами ложился на густой травяной ковер. Тонкие стебли колыхались в такт, хотя сегодня было безветренно. Их движение подчинялось ритму дыхания спящего на поляне существа.

Издалека, со стороны оно могло показаться такой же горой, как другие здешние, но яркий переливчатый цвет, изящные формы, таящие скрытую мощь, и едва уловимое движение свидетельствовали о жизни.

Красная, с чёрно-жёлтыми узорами чешуя, покрывающая длинное, свёрнутое сейчас спиралью тело, сияла под редкими лучами. По хребту топорщились шипастые антрацитовые гребни. Усаженный блистающими иглами хвост обнимал мощные лапы. Скульптурно вылепленная голова на расслабленно вытянутой вперёд шее казалась хрупкой и почти невесомой, несмотря на изрядно смятую вокруг траву. Три пары витых маслянисто-гладких алых с чёрным рогов венчали её короной.

Горячее дыхание вырывалось из ноздрей, опаляя кончики травы на несколько ярдов вокруг. Тонкие шершавые веки были сомкнуты. Вдруг они дрогнули, голова приподнялась и повернулась к северу, существо будто прислушивалось к чему-то очень далёкому, хотя здесь не раздавалось ни звука, даже шуршание мелкой осыпи со склонов затихло.

Глаза распахнулись, мерцая бледной латунью. Всё тело напряглось, хвост нервно дёрнулся.

А потом расплеснулись крылья, как невероятный плащ, закрывший почти всю небольшую долину. Проходящий через их огромные кожистые перепонки свет окрашивал землю в цвет рубинов или свежей крови.

Дракон, а это, конечно, был именно он, точнее она, прянул в воздух, мгновенно поднявшись выше самых высоких пиков, которые были на этой планете, и, кувыркаясь в свежих потоках, словно рисуя невероятный орнамент, полетел туда, откуда доносился только ему слышимый звук. Да и не звук даже, а затихающий всплеск волны энергии, вызванный, несомненно, какой-то крайне необычной, незнакомой ийкэ.

Она преодолела сотни миль, прежде чем ощутила что-то более конкретное. Там, во всё ещё незримой дали, был кто-то живой. Живой и сильный. Она острее чувствовала объятия его ийкэ, враждебности в них не было, но сама их мощь заставляла насторожиться. Что ж, не только ей следует быть осторожной, в конце концов, она была драконом и не встречала пока в этом мире сил, равных её. Но он теперь тоже знал, она была в этом уверена, знал о её приближении, знал и не нападал. Так что главное сейчас – не ошибиться, увидев его. Не торопись с выводами, – сказала она сама себе, – не торопись.

Воздух становился всё холоднее, а холод она не слишком любила, но в непосредственной близости от кромки вечных льдов иного ждать и не следовало. Ийкэ теперь бурлила вокруг плотными, почти осязаемыми потоками. Она заметила его впереди примерно в двух десятках миль к северо-западу – просто чёрная точка на белом фоне, если отбросить энергию. Но та была велика…

Преодоление оставшихся миль было делом каких-то пары секунд, и вот она уже плавно опускалась на снежное покрывало, взметая вокруг хоровод ледяных искорок.

Он стоял прямо и почти недвижимо, чуть подняв голову и вперив взгляд в приближающееся живое пламя, не дрогнул и не отступил. Просто стоял и с интересом разглядывал незнакомое ему существо.

Показался он ей маленьким и хрупким, по сравнению с нею самой, хотя и был крупнее тех людей, что она раньше встречала. В целом ничего выдающегося, по драконьим меркам, но ийкэ… Как могла в нем скрываться такая сила? Вдруг на лбу его что-то блеснуло звездой, и в этот миг дракониха поняла, кто перед ней. Она не видела таких никогда, да и не могла видеть, потому что он остался единственным во вселенной, и вот, он стоял сейчас здесь и ждал её, не зная, кто она есть. Потому что тоже не мог знать – не было в этом мире подобных ей.

Лапы коснулись земли, оставив в снегу глубокие борозды. Она ещё раз повела крыльями и мягко сложила их за спиной, чуть кивнула, приветствуя его, и произнесла:

– Князь?

Он усмехнулся, покачал головой:

– Да, теперь многие называют меня именно так, хоть это и не мой выбор. Но он не хорош и не плох, так что пусть будет так. Да, Князь, – он замолчал и внимательно оглядел её. – Но кто же ты? Я видел тысячи обитателей вселенной, но никого подобного тебе… Как это возможно?

– То же, Князь, и я могу сказать о тебе. Я не видела таких, как ты… что объяснимо, да… Но я много слышала. Я знаю про Объединённые Миры, про их правителя со звездой на челе…

– Я не правитель, не совсем…

– Это детали, неважно… я поняла, кто ты. А я… Я – Керрелиа́нта! Но на объяснения мне нужно много времени.

– Оно у меня есть…

***

Каритос, 2169 год по земному исчислению

Редкий утренний туман укутывал долину в бледное одеяло. Заря только занималась, расцвечивая белёсую пелену розовым и золотым, и та постепенно, нехотя отползала ещё и ещё, открывая широко раскинувшиеся улицы столицы, давшей название всей планете.

Их причудливое, неупорядоченное переплетение, пёстрые цвета черепичных крыш при взгляде сверху могли бы напомнить большую старушечью корзинку, наполненную мотками шерсти, перепутанной шаловливым котёнком. Но такой ракурс был доступен не всем: в Каритосе не было многоэтажных зданий. Он рос не ввысь, а вширь, благо места было более чем достаточно. Сейчас его окраины всего на пару миль, не больше, отстояли от Великого леса на северо-западе. На востоке Арит плавно катил свои воды к югу, когда-то естественным образом очерчивая границу человеческого жилья. Но теперь через него были перекинуты уже три грандиозных моста, и левый берег реки стремительно застраивался новыми виллами и хижинами. На юге, расчерченные на квадраты оросительными каналами, убегали к горизонту засеянные поля.

Конечно, в небе порой зелёными пятнами появлялись дозорные, следившие за порядком, но их, верховых, было мало – в конце концов, достаточно крупных и хорошо обученных выездке куле́нн найти непросто, измельчали они в последнее время. А челноки и прочие лётные устройства сильно ограничили в передвижениях по соображениям безопасности: не хватало им ещё и в воздухе толчею создать.

Да, собственно, и не городские виды притягивали сюда тысячи обитателей Федерации. Их нескончаемый поток наполнял улицы с одной единственной целью – попасть на Рынок. Ибо Каритос – вся планета, но в особенности столица – был вселенским рынком: здесь можно было продать и купить всё, что когда-либо видело свет в Мирах.

Самые разношёрстные компании, какие можно было вообразить, встречались на узких городских улочках, в придорожных харчевнях и кабаках и, конечно, на главной площади – Торговище. Хотя просто площадью её мог назвать только кто-то несведущий, кто-то, кто ни разу здесь не был. Торговище было городом в городе, разве что в нём почти никто постоянно не жил. Плоское как тарелка, округлое пространство, немногим более четырёх миль в поперечнике, паутиной покрывали несчётные деревянные лавчонки и полотняные палатки, пыльные загоны и блестящие на солнце ангары.

Проходя меж ними, любопытствующий путник мог найти самые разнообразные вещи: кухонную утварь и скобяные товары, резную мебель и мерцающие драгоценности, экзотические специи и скот. Мягкими цветными волнами выплёскивались с прилавков ткани, словно по волшебству превращавшиеся на другой стороне улицы в наряды для существ любого вида и достатка. Истекали соком фрукты с дальних планет и разливали запахи букеты цветов из оранжерей и перелесков.

Повсюду сновали лоточники и разносчики: еда у них была на любой вкус – от жареных червей до медовых пирогов, можно было обнаружить и козье рагу, и взбитое желе из ми́ллека. Эль и чай лились нескончаемой рекой. На открытых жаровнях шкворчало мясо и грибы. Палатки со сладостями заманивали запахом карамели и шоколада, только что вынутых из печи кренделей и кексов. В чашах питьевых фонтанчиков, разбросанных там и сям, журчала вода.

Справа от одного из таких родничков, на пороге старого бревенчатого домишки с тёмными стеклами в двух маленьких оконцах бородатый старичок-аптекарь расхваливал свои бодрящие настойки и сборы сушёных трав, якобы лечащих любую хворь. Слева, почти напротив, изливала жар на прохожих кузница, передняя её стена была вся увешана всевозможными заготовками и уже законченными ножами и пиками, топорами и плугами, и многим, многим другим.

Чуть поодаль начинались загоны и птичники. Лошади и козы, тутти и плокки, певчие птицы и рабочий скот – здесь были они все, и шум стоял почти невыносимый. Но опытные покупатели умудрялись перекрикивать и клёкот, и ржание, и мычание, и вой, и пение, и даже не менее громкие голоса продавцов, старающихся сбыть свой товар подороже. Сейчас больше всего народу было у сравнительно небольшого, ограждённого очень высокими столбами и накрытого сетью загона с куленнами. Судя по собравшимся, предлагавшиеся экземпляры были очень хороши, потому-то до хрипоты спорили начальник городской стражи Каритоса и какой-то высокопоставленный мбунг. По обрывочным фразам можно было понять, что мбунг собирается использовать их на своей планете для организации гонок, что невероятно раздражало главного стража, считавшего это пустой тратой ценнейшего ресурса.

– Не получишь, Тень тебя забери, – вопил каритосиец, почти брызжа слюной, – это вопрос безопасности…

– Ха, здесь свободный рынок, не растрясай тут свою должность, ты тут не распоряжаешься, – длинные тонкие уши мбунга дрожали, четыре лапки нервно мяли мешочек с деньгами.

Тёмно-коричневая кожа начальника стражи явно обрела бордовый оттенок, он сжал кулаки.

– Ну, тише, тише, уважаемые мои, мы сумеем найти взаимовыгодный вариант, – владелец спорных животных довольно поглаживал своё огромное брюхо, задрапированное синим шёлком. Он с трудом скрывал удовлетворённую улыбку, сдерживая свою радость от того, что такие благородные господа ссорятся из-за его товара.

Всех можно было понять – звери были действительно высококлассные. Внутри загона, тихо жужжа, летали пять куленн. Их вытянутые многосегментные тела, покрытые плотным панцирем, сияли насыщенной зеленью; десятки глазных пучков без единого повреждённого фрагмента плавно изгибались туда-сюда, чутко улавливая малейшее движение своих соседок; по три пары полупрозрачных, но плотных крыльев удерживали их в воздухе практически в любом положении. А недавно продемонстрированный при участии двух маленьких помощников хозяина уровень послушания, перечень команд, которым они подчинялись, делал их тем более значимой покупкой.

Спор продолжался, почти незамеченный другими посетителями Торговища, даже находившимися неподалёку. Да и трудно здесь было удержать внимание на чём-то одном. Тем более, что за скотным двором, после мостика через небольшой приток Арита, разделяющий рыночную площадь на две неравные части, была, пожалуй, самая интересная часть Торговища.

Там, в прохладных серебристых ангарах продавались ценнейшие изделия Объединённых Миров и… знания. В одной из секций можно было приобрести любое, из разрешённого гражданским, оружие. В другой вилась змейкой очередь на установку интро́нов: многие из прибывших покидали свою планету впервые, а взаимопонимание при таком наплыве представителей разных рас было критически важным. Эндокоммуникатор, в этом смысле, был самым быстрым способом достичь такого понимания, хотя, по сути, являлся всего лишь совершенным переводчиком, оснащённым всеми известными языками. Но внедрение его было не сложным – жидкое тело интрона наносили на шею или иную часть тела, близкую к мозгу, в зависимости от вида, а там он уже всасывался, встраивался в нейроны и начинал функционировать – да и цена совсем символической, поэтому установщики редко стояли без работы.

Дальше, на краю города белели матовые купола, вход в которые был доступен лишь избранным – здесь, будто металлические птицы, расположившиеся на гнездовье, стояли космолёты, конечно, не военные, а торговые или пассажирские, но и они производили неизгладимое впечатление. Огромные крылья или их отсутствие, зеркальная гладкость или ощетиненные шипы, простые каплевидные корпуса или вычурные резные формы – всё приковывало глаз.

В маленьком, окружённом стеклянной стеной пространстве в центре большого зала разместились несколько прозрачных витрин. Кажущаяся хрупкость их была обманчивой – стёкла невозможно было пробить почти ничем, кроме, собственно, того, что и хранилось в этих коробах. Там льдистой голубизной на белых подушках мерцали кристаллы Эрму. Их тут было несколько десятков, часть чистые, часть уже внутри дискообразных золотых корпусов преобразователей. Большинство – парные, довольно мелкие, рассчитанные на одно лицо или небольшую группу, и всего восемь штук больших одиночных, способных переместить средних размеров космолёт. Конечно, интерес к ним был чрезвычайно высок, но толпы тут не было – не многие могли позволить себе подобное приобретение. К тому же заинтересованность выразили представители Военного Департамента, а, значит, шансов у сторонних покупателей оставалось немного.

С противоположной стороны Торговища было не так чисто и гораздо более людно. Народ выходил из толчеи, удовлетворённый покупками, хотя иногда и раздражённый сорвавшейся сделкой. Как тот же мбунг, лишившийся всех пяти куленн – городской Совет как-то смог изыскать средства, перекрывшие его предложение. Он пытался выкупить хотя бы одну, по сильно завышенной цене, но тут, видно, сыграла роль должность его удачливого соперника. Судя по всему, торговец решил не переходить дорогу начальнику городской стражи: выгода выгодой, а беспрепятственно возвратиться сюда на следующий год было для него важнее.

Мбунг был зол и оттого невнимателен, поэтому чуть не налетел на маленькую девочку, выбежавшую на дорогу за укатившимся старым тряпичным шариком. Он почти наступил на неё, но вовремя отдёрнул лапу, хотел было помочь ей подняться, но, глянув на лицо цвета кофе, вспомнил главу стражи, чертыхнулся, сплюнул и пошёл дальше, ещё более недовольный случившимся.

Йюю не обратила на него внимания, таких тут и не счесть. Девочка сжала мячик, от возраста и пыли ставший уже неопределённого цвета, в ладошках и вприпрыжку возвратилась назад к крыльцу, подле которого играла. Она бросила свою ношу к другим немногочисленным игрушкам, взбежала вверх, быстро преодолев все четыре ступеньки, и толкнула украшенную цветными стёклышками и битыми зеркальцами дверцу в лавку своей бабки. Переливчато зазвенели серебряные бубенчики, связкой свисавшие с притолоки. Дверь тихо закрылась за ней.

Домик тёмного дерева с изумрудной крышей будто спрятал под вывеской «Талисманы. Гадание» какую-то тайну.