Читать книгу Вовсе не сказки - Надин Баго - Страница 6

Монументальная громада павильона Тэнван в это закатное время отчётливо выделяется на фоне реки.

Вот-вот должны вспыхнуть обвивающие башню фонари, вторящие цветом кирпично-красным стенам и изумрудно-зелёным крышам. Вообще-то павильон можно назвать пагодой, но ему недостаёт обычного изящества этих традиционных строений. Впрочем, впечатление он производит незаурядное: да, новодел, по сути, но что-то такое древнее, какой-то дух места, без сомнения, живёт в этих камнях. А в окружении десятков, сотен небоскрёбов, с каждым годом всё больше сжимающих объятия – что на этом берегу, что на противоположном – царапающих коготками облака, Тэнван тем более может показаться чуть ли не столпом, пронзающим и связывающим прошлое и настоящее.

Дождь, прошедший с утра, омыл всё вокруг, сделав цвета более яркими. Широченная каменная лестница, ведущая вверх, к павильону, теперь больше походит на скалу, чем на творение рук человеческих.

Двое молодых людей – явно нездешних, туристов – останавливаются прямо на знаке Великого предела, отрываются от экранов смартфонов и поднимают головы.

– Хм, вот и он. Ну, неплох, а? Не зря шли.

– Впечатляет. Немаленькая штука, – парень отхлёбывает из стаканчика холодный чай, причмокивает. – А, знаешь, недурно. Вообще не люблю все эти травки, но этот ничего, освежает.

Его приятель отпивает своего напитка, кивает.

– Да, сойдёт. Ну, что, пойдём? – он машет рукой в сторону подъёма.

– Сейчас, пару минут. Дай отдышаться: таскаешь меня весь день… нет бы такси.

– Такси… Вот ты неженка. Мы и из района этого не выходили. Да и таскаю… можно подумать, я тебя заставил.

– Ладно – ладно, работа, согласен. Но сейчас-то уже время отдохнуть, а? Так куда торопиться? Эта башня никуда не убежит, – он снова смотрит на Тэнван. – Глянь-ка, а что это там, наверху?

На углу изогнутой крыши, отдалённо напоминающей драконий хребет, замерла странная фигура. Различить в сумерках силуэт непросто: не человек, но, несомненно, кто-то живой.

– Погоди-ка, кажется, это один из них. Прыгать собрался, погляди! Ох, вот будет зрелище! Ну же! Прыгай!

***

Он стоит на самом краю.

Вообще погода сегодня безветренная, но только не здесь, не наверху. Впрочем, ветер – друг, один из немногих: буйный, неуправляемый, нужный.

Сейчас любой порыв грозит сорвать его с крыши. Сорвать, бросить, закружить… нет, не теперь… ещё немного…

Внизу, за его спиной, вьётся тёмная лента реки, лениво катящей вдаль свои пока ещё прохладные воды: несколько недель – и жара возьмёт здесь власть. Жара, от наступления которой следует убираться. А стоит ли? Ради чего теперь?

Зачем ему теперь назад, на родину? Одному… без неё…

Что гонит его возвратиться обратно?!

Весна… это всё она, часть вечного цикла этого мира. Закон вселенной, если хотите. Закон требовательный и неумолимый, вложенный в самые глубины подсознания. Вернуться назад…

Он думал, что они отправятся домой вместе. Вместе из этого благожелательного, на первый взгляд, места, которому они всё же были чужды.

Чужаки. Пришельцы.

Алые лица, алые ноги, белизна покровов.

Они – другие.

Нет, подобных им давно уже тут не притесняют. Охраняют даже. Заботятся, можно сказать. Но о себе и своём благополучии люди заботятся больше.

А они что? Нездешние. Ценные, но иные.

Никогда им друг друга не понять. А люди сильнее. Сильнее, наглее, требовательнее.

И они забирают воду. Ограничивают самих себя, но всё равно неумолимо отнимают место для жизни. Не здесь, там, чуть севернее – сюда он попал совсем случайно, кружил-кружил, и вот – но город скоро подступит и туда. Подступит и отберёт новые жизни, как отобрал у его любимой. Убьёт, как убил её.

Нет, никто не охотится на них специально: здешние правительства давно запретили подобное. Но человек запятнывает своим присутствием всё вокруг: всё, созданное им, может принести смерть. Многое – вовсе не её оружие, но почти каждая крупинка может неожиданно призвать эту холодную даму с пустыми глазами.

Простое топливо для людских лодок – отрава для подобных ему.

Грязная смерть. Случайная смерть.

Их нашли слишком поздно.

Он звал людей, звал отчаянно, пытался привести к ней, погибающей в той грязной луже, но люди не понимали. Кричали восхищённо, показывали на него пальцами, улыбались, желали друг другу счастья. Будто бы он явился к ним покрасоваться. Будто бы они не слышали в его крике безысходности и горя.

Люди сидели в своих клетушках, рассыпанных по земле, поставленных одна на одну в высоченных башнях-муравейниках, как те, за рекой. Люди сидели там и думали только о себе.

Иногда они вспоминали и о таких, как он.

Не все: только самые понимающие или же те, кто мог извлечь из этого наибольшую выгоду.

Тогда они решали окружить чужаков заботой.

Пока для него забота предстала лишь в виде затянутого на ноге браслета. Да, они надели на него метку – стараясь не повредить ему, но всё же против воли – метку, по которой можно было отследить его жизнь.

Но ему-то что с того?

У его милой тоже была метка, блестящая маленькая штучка, обвившая голень.

Помогла ли она, когда её носительница билась в судорогах? То-то же.

Ещё они дали ему имя. Странное имя, похожее на их собственные.

Хенг Чун. Постоянная весна. Вечная весна.

Ха!

В этом мире нет ничего вечного, только звёзды, зажигающиеся в черноте ночей. Но они там, далеко, ведут своим сиянием к дому – и только.

А в его душе нет весны.

Её дыхание вокруг… повсюду… везде…

Всё цветёт, всё живёт… Только он словно умер внутри на том берегу, где она испустила последний вздох.

Ступить шаг, ещё один – и рухнуть вниз.

Нет, такое доступно только им, людям. И они ужасаются этому. И они восторгаются этим!

Вон, и сейчас снизу на него смотрят во все глаза.

Смотрят, что-то обсуждают, буйно жестикулируя. Ждут.

Да, словно чего-то ждут…

Ветер приносит нездешнюю музыку. То есть их музыку, людскую, просто несвойственную этому месту: рваную, грубую, остро режущую краями слов.

Он не понимает смысла, но ритм вколачивается в каждую его косточку.

…Und der Mob fängt an zu toben

Sie wollen seine Innereien

Und schreien

Spring**

Пронизывающий холод и обжигающий жар. Кровь ревёт. Больно и… очищающе. Словно весна омыла его дождём.

Он переступает с ноги на ногу, качается, потом снова замирает на коньке из крашеного зелёным дерева. Изогнутый луком угол крыши создан, чтоб демоны не пробирались в дом, чтоб они скатывались по этой дуге, как по трамплину, и улетали в небо, распадаясь на части. Сейчас по изгибу катятся слова.

Jetzt fängt der Mann zu weinen an

Fragt sich was hab ich getan

Ich wollte nur zur Aussicht gehen

Und in den Abendhimmel sehen

Und sie schreien

Spring***

Внизу люди машут и что-то кричат. Сотней искр мелькают вспышки камер: они стремятся его запечатлеть. Зачем? А, может, не его? Может, это здание, вросшее в землю словно исполинское древо, привлекает их внимание? Может, его вообще никто не замечает?

Он оглядывается, смотрит на изрезанный силуэт города, подсвеченного заходящим солнцем. Похоже на лес, встречающийся ему по пути на родину. Отдалённо похоже, потому что лес тот гораздо больше, величественнее, потому что лес раскинулся так широко, что порою кажется непреодолимым.

А теперь и не хочется его преодолевать.

Хотя… там всё своё. Может, там он сумеет найти утешение?

Многие люди там чуть ли не поклоняются им, как богам. Называют их священными. Празднуют приближение счастья, если их увидят.

Там нет таких городов, напоминающих скопище игл, вонзающихся в небо. Там всё и все ближе к природе, по крайней мере, если добраться до нужного места.

Так зачем они явились сюда? Что позвало их в эти дальние края?

Они пришли за теплом и пропитанием. Пришли, потому что привыкли приходить. Потому что не умеют меняться, не умеют захватывать новые территории, подобно людям. Они пришли в единственное место, что знали.

На берегу чудесного озера нашли они свой приют, как находили всегда. Место пока ещё было. Хуже оказалось с пищей.

Потому и отправились они вдвоём дальше. Потому и приблизились сюда: к городу, к человеку.

Потому и погибла она.

Случайность: жизнь – это цепь случайностей.

Закономерность: люди, пытаясь помочь в малом, не замечают, как вредят в большем.

Они плакали, когда нашли её. Мёртвую. Плакали. Но разве слёзы что-то меняют?

Их вина.

Их вина!

Почему этот мир терпит, что они с ним творят?!

Снова та же песня прорезает галдёж толпы.

…tausend Sonnen brennen nur für dich…

Spring

Erlöse dich****

Ему придётся идти, пусть и без неё.

Проделать их обычный путь за них обоих. Поклониться расцвету той земли, как завещано их природой.

Пора. Время пришло.

Он раскрывается навстречу ветру, цепляется за его поток.

Падение… и подъём.

Заложив крутой вираж, он пересекает реку и уносится на север, прочь от города, в поглощающую его силуэт ночь.

***

– Прыгнет или нет? Как думаешь, прыгнет? – парень выбрасывает пустой стаканчик в урну. – Должно выйти красиво, мне кажется.

– Наверное. Такие тут – редкость. Я имею в виду, в городе. Обычно они держаться в парке, на озёрах. Говорят, увидеть его – к счастью. Слыхал?

Тот кивает.

– Да. Тут полно этой символики: плакаты, магнитики, марки, – он снова наводит камеру телефона на подсвеченный зелёными и красными огнями, зажёгшимися на павильоне, силуэт, почти недвижимо стоящий на этом рукотворном «утёсе». – Всё-таки они странные, правду сказать: эти пропорции, цвета.

– Но красивые, – возражает его приятель. – Белый всегда выглядит отлично.

– Жалко только, что он один. Вроде, они, обычно, парами путешествуют. Вот бы увидеть их танец! О! Смотри, смотри! Прыгнул!

Над их головами, расправив снежные крылья, с крыши срывается стерх и, протяжно курлыкнув, так, что серебряный отзвук разносится по всей округе, летит на север, догоняя идущую на его родину весну.

* – примерный перевод.