Читать книгу Темный бог вечности. Червивое яблоко 2 - Наг Стернин - Страница 6

Как только шедшие в авангарде платформы с курсантами пересекли внешний створ центрального шлюза шахтоквартала, они наткнулись на баррикаду, наспех набросанную поперек путепровода из всяческого несерьезного хлама. И тут водитель головной машины совершил непростительную, можно сказать, роковую ошибку. Не обратив внимания на отсутствие на баррикаде защитников, он с веселыми воплями устремился вперед.

– Стой, придурок, стой! – заорал Гронкс дурным голосом, однако было уже поздно. Головная платформа под веселые вопли облепивших ее курсантов сходу врезалась в баррикаду.

Грохот взрыва ударил Ховрина по ушам, рванул по нервам, заставил подпрыгнуть и тут же сжаться в комок. Он испуганно посмотрел на Гронкса. Гронкс стоял, намертво вцепившись в поручень, лицо его было белым, глаза остекленевшими. Ховрин перевел взгляд вперед, туда, где над местом взрыва еще клубился дым. Все, что осталось от платформы после взрыва фугаса, можно было бы собрать метелкой в детский совок.

Хохот, вопли и дикие песнопения, с которыми колонна неслась к Городу, прекратились в одно мгновенье. Курсанты как-то разом осознали, что они находятся не на увеселительной прогулке, а в боевом походе, что относиться к этому факту надо со всей возможной серьезностью, если хочешь остаться в живых, разумеется. Курсанты хотели.

В течение следующих нескольких минут коммуникаторы в каждом курсантском шлеме содрогались от истошных воплей Гронкса, фразеологическую базу которых составляли ни разу не повторившиеся выражения резко пониженной цензурности, а смысл укладывался в нехитрые вопросы: вы… эти самые… совсем уже это самое, или почему?!. У вас, у этих самых, что ли мозги в этом самом месте, или как?!. И сами вы это самое, или, может, что?!. Монолог закончился железноголосым обещанием собственноручно лишить хоть сколько-нибудь выдающихся частей тела всякого, кто впредь попробует выпендриваться, причем слова новоиспеченного коммодора убедительно прокомментировал новый оглушительный взрыв, начисто снесший внутренние ворота шлюза. Из шахты по ним шарахнули явно нехилой ракетой. Хорошо еще на этот раз никто не пострадал.

– Помните, наша цель в Городе не нарушантов кногтить, а разблокировать шмон-тоннели, – орал Гронкс. – Валим вниз до самого конца шестого уровня на полной скорости, и ни в какие затяжные драки не ввязываемся. Каждая рота берет на себя одно полотно путепровода – первая первое, вторая второе и так далее. Платформам в ротах рассчитаться на первый – второй – третий. Каждый номер, кроме головной и арьергардных машин, берет на себя один этаж штреков, выходящих на путепровод, головная стреляет только по целям на самом путепроводе, а арьергардная прикрывает колонну сзади. И стрелять настильно, аккуратно, глядите у меня, сволочи! Шмальнете по полотну дороги, так всей колонной в шахту и загремим.

В коммуникаторе Ховрина назойливо зазудел приват-сигнал и включилась выделенная линия связи.

– Стас, – несмотря на то, что линия была защищена от прослушивания, Виктор Бюллер говорил таинственно приглушенным голосом. – Стас, помяни мое слово, тут что-то не чисто. Не похоже все это на стихийный грабеж. Тут чувствуется, знаешь ли, рука… организовано тут все, и нас тут явно ждали. Не вляпаться бы…

– Может, вылезешь? – зашипел Ховрин.

– Я серьезно, а ты ваньку валять, – обиделся Бюллер.

– Серьезно ты… мать твою! Да весь этот "бунт" так воняет, что хоть противогаз надевай!

– Может, это агентура Старой Дамы?

– Нет. Эти бы уже давно прекратили всяческие беспорядки. Железной рукой. И в курсантов они бы не стреляли. Они бы нами командовали, а мы все тут же бы и исполняли бы. Как миленькие… Сиди и не дергайся. Говорю же, что выбора у нас нет.

В каком-то смысле этот самый Гронкс оказался просто бесценным человеком. Уважения к собственности он был лишен совершенно, а посему и вопросами сохранности чужого имущества озабочиваться не желал. Все, что мешало продвижению колонн, просто сметалось с пути. Любому человеку, не успевшему убраться с дороги, оставалось только пенять на себя самого. Ценность человеческой жизни была для господ курсантов понятием сугубо умозрительным и отвлеченным, к прозе жизни отношения не имеющим совершенно никакого.

Курсанты ворвались в шахту четырьмя колоннами, по всем четырем полотнам центрального путепровода, четырехзаходной спиралью обвивавшего чудовищный провал шахты, и сразу же пустили в ход весь свой арсенал. Колонны шли с некоторым отставанием одна относительно другой так, чтобы каждая – несмотря на разность уровней полотен – находилась в зоне видимости остальных с противоположной стороны шахты и, в случае необходимости, могла быть поддержана их огнем. Стрелять, как выяснилось, парней обучили очень даже неплохо, и это было прекрасно, поскольку все предположения отставного генерала начали немедленно сбываться самым печальным образом. Одно за другим.

Сверху, со стоянок для грузовых винтокрылов, сорвалось две вооруженных ракетами машины с опознавательными знаками санации на борту и попытались обстрелять курсантов, что называется, с бреющего полета. Встреченные ураганным огнем всех четырех колонн со всех четырех сторон шахты, они были в мгновение ока сбиты, а по баррикадам, которые на этот раз оказались сооружены из груженых рудой платформ и горнодобывающего оборудования, курсанты, ничтоже сумняшеся, шарахнули из плазменных пушек. Платформы неслись по крутой спирали вперед и вниз на предельной скорости. Трясло и швыряло немилосердно, причем как-то сразу во все стороны. Ховрину, сидевшему позади и чуть ниже Гронкса, и вовсе было абсолютно не понятно, как это бедняги курсанты, стреляя, еще умудряются во что-нибудь попадать.

Физиономия Гронкса сияла то ли азартом боя, то ли просто оттого, что на свою вихрастую курсантскую башку он – да еще с полным правом! – напялил боевой шлем коммодора второго ранга. Перед ним прямо в воздухе, мгновенно отслеживая малейшее движение его головы, виртуалило аж целых четыре экрана, разделенных на множество окон, отражавших, как понимал Ховрин, состояние боя для каждой колонны курсантов. Три из четырех Коммодорских экранов были Ховрину хорошо видны, так что по сторонам он старался не смотреть, и глаз от этих самых экранов старался, по возможности, не отрывать. Наблюдать за ними было не то чтобы интересно, но как-то спокойнее, создавалась видимость отстраненности от событий. Типа того, что смотришь рекламку по телетаксеру, а сам как бы ни при чем, и никакого отношения к происходящему не имеешь. Окна открывались, закрывались, возникали снова, иногда раскрываясь во весь экран, как только Гронкс успевал отслеживать происходящее? Он колотил себя кулаком по коленке и вывизгивал команды в полный голос, совершенно позабывши о командирском басе, так лелеемом в обычное время:

– Судак, мать твою в тибидух и перетрах! Не ввязываться в бой! Вперед! Быстрее! Прорвался – и вперед! Быстрее, быстрее, а-аставь его в покое, раз уж он успел спрятаться! Третья колонна, мужеложцы хреновы, вам мало, чтобы в гриву, надо и в хвост? Задницу прикройте! Банзай, чайник перетраханный, хавальник захлопни, помоги второй … эй, эй, слева, слева…

Слева, из второго бокового ответвления магистрального тоннеля, ведущего в Северную шахту, вывернулся юркий флаттер и увязался за колоннами. По флаттеру немедленно открыли огонь с замыкающих платформ, но плазменные пушки на платформах были плохо приспособлены для стрельбы по таким маленьким и юрким воздушным целям. Машина ловко увернулась, заложив крутой вираж, вышла из-под обстрела, и не отставала, держась вне пределов досягаемости.

– Глядите в оба, – надрывался Гронкс, – этот сучий флаттер тут не зря, глядите в оба…

С бокового, плохо видного Ховрину экрана, на котором, по всей видимости, бессменно торчала генеральская физиономия, то и дело доносилась нервная тарабарщина, в которой единственно понятным Ховрину цензурным словом было слово "быстрее". Гронкс визгливо и возбужденно отвечал тарабарщиной не меньшей. Правда, смыслоразличимая составляющая у него была несколько более объемной, и включала еще общедоступные высказывания, вроде "не понимаю" и "тут что-то не так", правда, высказанные несколько другими, значительно менее подцензурными словами.

– Эти козлы совсем не бараны, – орал Гронкс, обильно перемежая осмысленные словосочетания виртуозными идиоматическими выражениями специфического содержания, – они такие же люмпы, как я шлюшка из подтанцовки лабуха с гидропонного Бродвея! Нам перекрывают дорогу позади, а не впереди, и лупят по последним платформам, а не по первым. Я вам говорю, тут какая-то гнусь! Они подталкивают меня вниз, а не мешают, вот фишка-то в чем!

Коммуникатор в шлеме Ховрина снова издал характерный писк вызова по выделенной линии. На связи был все тот же непоседливый Виктор Бюллер.

– Стас! Со мной мой отец на связи. Ты только послушай, что он говорит. Я подключаю тебя к его линии, это… это…

Из коммуникатора раздался голос Бюллера – старшего.

– Координатор Ховрин? Я должен довести до Вас сведения чрезвычайной важности. Предупреждая всяческие Ваши протесты, спешу заявить, что все это стало мне известно совершенно случайно, и не доведено до сведения остальных членов Совета только вследствие отсутствия контактов.

– Давайте без преамбул, – буркнул Ховрин, тон старого лиса ему очень не нравился. Господин Ответственный секретарь и Председатель говорил резко, отрывисто и, как показалось Ховрину, не без изрядной доли злорадства:

– О, извольте, извольте. Не хочу каркать, но кое-кто, сдается мне, хочет погреть себе руки на безвластии. Не люблю я быть застигнутым врасплох. Предпочитаю иметь собственные источники информации помимо… седьмого уровня. Так вот, когда проводилась эвакуация Северной шахты, некоторые грузы направляли, оказывается, не в космопорт, а на промежуточный склад, где-то в районе карстовых пещер. Самое интересное, что изо всех подразделений, которые были выделены санацией на заслоны от Скрыплов, львиная доля была размещена там же, поблизости. Мои информаторы докладывают, что все это время на складе в ударном порядке формировался просто гигантский грузопоезд с платформами – контейнеровозами высшей радиационной защищенности. Вам это о чем-нибудь говорит? Груз нигде не был зарегистрирован. Что это за груз, я не знаю, и даже боюсь догадываться, но если он имеет отношение к известной легенде о пульсирующих реках – Пульсарка-то рядом… тогда стоимость его просто запредельная. До начала инцидента грузопоезд проторчал на складе, в путь он ушел только сегодня секунда в секунду с началом атаки на Гнездо. В свете этой информации и дальнейших событий полное исчезновение верхушки санации во главе с самим Фетменом выглядит более чем странно, не находите?.. Особенно если учесть, что чуть ли не все подразделения санации ушли с гвардейцами на Гнездо, а оставшиеся, кроме ваших курсантов, блокированы внизу.

– Стойте, – перебил его Ховрин. – Сейчас Вы все это повторите командиру колонны. Я человек не военный, а действовать нужно быстро и решительно. Я, кажется, догадываюсь… Нельзя допустить, чтобы этот чертов грузопоезд увели у нас из-под носа.

– Да уж, что-что, а этого грузопоезда вице король нам никогда не простит.

– Я вообще не понимаю, какого черта Вы до сих пор молчали?

– А как бы я мог Вам об этом сообщить? Я что, накоротке с инфорами всех платформ Города? Откуда мне было знать, где изволит пребывать господин координатор Ховрин? С Вами связи я не имел, а генерал… я представления не имел, на чьей он стороне. Мне и самому обо всем этом деле тоже знать не полагается. Да и, уж извините старика за прямоту, как я мог быть уверен, что не лично Вы вкупе с иными прочими стоите за всей этой историей? Что Вы тут ни при чем, я смог увериться лишь когда ваши курсанты ввязались в драку.

Выслушав Бюллера, Гронкс тут же впился в Ховрина преданным взглядом, готовый действовать немедленно и со всем возможным рвением.

– Ну, и что дальше? Что предпримем? – перекрикивая грохот боя, заорал Ховрин.

Гронкс резко дернулся к нему всем телом.

– Что прикажете, господин координатор!

– Что?.. а-а, ну да… ставлю задачу. Я не могу допустить, чтобы подрывные элементы завладели преступным путем, так сказать, достоянием … э-э… комтов Азеры. Отдайте все необходимые распоряжения, лейтенант.

– Слушаюсь! – рявкнул Гронкс, и тут же завопил в коммуникатор, – Банзай, берешь свою роту и всех уцелевших пацанов Судака… Судак, слышишь меня, ты поступаешь в распоряжение Банзая… Младший лейтенант Су… э-э… Вихрофф, почему не отзываетесь! Вы с уцелевшими курсантами вашей роты поступаете в распоряжение младшего лейтенанта Япончика, приказ ясен, Судак?.. Банзай, на максимальной скорости чешешь назад к шлюзам. Цель – найти, перехватить и задержать грузопоезд, идущий к поверхности… не уничтожить, идиот, а именно что перехватить и задержать! Не ошибешься, я тебя уверяю, он сейчас один такой, больше психов нету. На имена, чины, бумаги и все такое внимания не обращать, всех сопровождающих арестовать тоже, невзирая на чины и звания, хоть генералы будут. Попытки сопротивления пресекать со всей крутостью, то есть предельно… Не волнуйся, попытки будут, народ там идет серьезный, может, еще придется стрелять в очень даже всем нам знакомые начальственные хари. На время выполнения задания отряду присваивается статус группы захвата. Группа выводится за рамки штатной субординации и подчиняется только координатору Ховрину и мне. Понял, Банзай? Больше никому. Даже если в сопровождении окажется начальник училища коммодор Корн, ты арестуешь и его… с удовольствием, и в рыло?.. вот и ладненько. Заместителем начальника группы назначаю младшего лейтенанта Суда… Вихроффа. Судак, объясни своим – башки поотрываю, если начнут возникать и не подчиняться Банзаю, не посмотрю, что старые кореша… Пацаны! Чтоб вы поняли и прониклись. Вся хренотень, что тут творится, и вокруг нас, и внизу с андроидами, и вообще, все из-за этого грузопоезда. Не расслабляйтесь, пацаны, там еще и скрыплы, будьте начеку, хавальники не разевать, буркалами не хлопать, зарядов не жалеть.

Гронкс плюхнулся на сидение и вытер вспотевший лоб рукой. К парню следовало приглядеться повнимательнее, он явно не был таким простаком, каким представлялся на первый взгляд. Истинную суть операции он просек сходу.

– Скажите, лейтенант, оставшихся сил нам хватит для разблокирования тоннелей? И что мы будем делать потом? – спросил Ховрин.

– Андроиды, господин Координатор, на много порядков мощнее по энергии, но мы имеем подавляющее преимущество в маневре. Они и пукнуть, простите, не успеют, как мы их прихлопнем. А как разблокируем шмон-тоннели, освободим основные силы санации, так ведь – что прикажете. Я бы всю мародерную сволочь не к поверхности погнал, а к Северной шахте, к скрыплам, да генерал не велит. Нельзя, говорит, их в угол загонять, они тогда как крысы встанут насмерть… ну, он бугор, ему видней. А тут еще и грузопоезд этот.

– Вот что, лейтенант. Ты тут только что отдал приказ об особом статусе этого самого вашего Япончика. Разумный приказ. Я, пожалуй, весь отряд тоже выведу за пределы всяческих субординаций. До особого приказа подчиняться будете лично и только мне, а там посмотрим.

– Стас! – забился в коммуникаторе донельзя возбужденный голос Виктора. – А можно я тоже пойду с ребятами за грузопоездом?

– Зачем, – насторожился Ховрин.

– Ну, как?.. Интересно же…

Ага, подумал Ховрин, интересно тебе… знаю я эти твои интересы, а вслух сказал:

– Оно, конечно, не плохо бы. Был бы там моими глазами. А то мало ли. Только как это сделать? Банзай со своими чуть ли не на противоположной стороне шахты.

– А вот тут мне парни подсказывают, мы только что проскочили флаттерную стоянку…

– Господин Бюллер, Вы в чьей машине? – вмешался в разговор Гронкс. – Эй, Комар?

– Я, – раздался в коммуникаторе густой бас, чем-то неуловимо напоминающий, тем не менее, комариный писк.

– Не "я", а "так точно", – сварливо поправил Гронкс. – Господин Бюллер с тобой? Бери своих, загружайтесь в пару флаттеров и вперед. Будешь осуществлять разведку и огневую поддержку Банзая с воздуха. Она ему понадобится, чем хошь клянусь. Так что в каждую машину взять по плазменной пукалке. И учти, Комар, за жизнь господина Бюллера ты лично отвечаешь головой.