Читать книгу Первый урок Шоломанчи - Наоми Новик - Страница 6

Тошнотворно аппетитный запах жареной плоти наполнил комнату. Орион рухнул на колени рядом со мной.

– Ты… – начал он и замолчал, потому что ответ явно был отрицательный.

– Ящик с инструментами, – сказала я. – Слева. Пакет.

Он откинул крышку, порылся в ящике, не удосужившись хотя бы взглядом проверить содержимое, и достал белый конверт. Разорвав его, Орион извлек кусок тонкой льняной ткани. Мама сделала ее для меня своими руками, от начала до конца – вскопала делянку, собрала урожай, спряла нитки и соткала ткань, все время напевая исцеляющие заклинания.

– Вытри кровь одной стороной, – прошептала я.

Лицо Ориона закаменело от страха. Он с сомнением взглянул на пол.

– Ничего страшного, если испачкается. Вынь нож и приложи другую сторону к ране.

К счастью, я ненадолго вырубилась, когда он вытащил нож, и следующие десять минут прошли незаметно, а когда я очнулась, лоскут уже лежал на ране. Лезвие оказалось не настолько длинным, чтобы проткнуть меня насквозь – рана была поверхностная и не очень широкая. Исцеляющий лоскут светился слабым белым светом, и я чувствовала, как он трудится над моими пострадавшими внутренностями. Еще через десять минут я позволила Ориону проводить меня до кровати.

Орион помог мне лечь, вытащил обугленный труп Джека в коридор, потом смыл с пола кровь. Когда он вновь присел на край кровати, руки у него дрожали.

– Кто… кто это был? – Он, кажется, испугался больше, чем я.

– Ты никого не удосуживаешься запоминать по именам? Это Джек Уэстинг. Именно он сожрал Луизу. Можешь заглянуть к нему в комнату, если не веришь. Скорее всего, найдешь то, что от нее осталось. Ну что, стало легче?

Орион вскинул голову:

– Что?! Почему ты мне сразу не сказала?!

– Боялась, что меня прикончит чокнутый малефицер. Очевидно же. Кстати, спасибо, что шлялся по школе и расспрашивал про Луизу. Это, похоже, его совершенно не спровоцировало.

– Знаешь, я впечатлен, – произнес Орион. Его голос перестал дрожать. – Ты чуть не погибла – и по-прежнему хамишь. Не стоит благодарности. Еще раз.

– Поскольку ты отчасти сам виноват, я отказываюсь тебя благодарить, – парировала я.

На мгновение я закрыла глаза – и тут зазвенел звонок, предупреждающий об отбое. Неужели прошло столько времени? Я осторожно пощупала лоскут. Сидеть будет больно еще несколько недель. Кровь восстановилась, и голова перестала кружиться, но даже мамин шедевр не заставил бы ножевую рану мгновенно исчезнуть.

Я достала кристалл и повесила его на шею. Сегодня о сне можно забыть. Мне наверняка предстоит сражение. Я не поддалась, а Джек погиб. Чистый убыток. Злыдни обязаны разбушеваться.

Орион по-прежнему сидел на краю кровати, не двигаясь с места.

– Ты что? – с раздражением спросила я.

– А что?

– Ты не слышал звонка?

– Я тебя не брошу, – сказал он таким тоном, словно это было само собой разумеющимся.

Я покосилась на него:

– Ты совсем не понимаешь, как действует принцип равновесия?

– Во-первых, это просто гипотеза. А во-вторых, я не желаю жить по этому правилу!

– А, ты из таких, – сказала я с искренним отвращением.

– О, прости. Ты не против, если я останусь – или мне уйти и бросить тебя с раной в животе и за несколько минут до ночной атаки?

Видимо, я так его достала, что он научился сарказму.

– Конечно не против.

В конце концов, вряд ли ситуация может стать намного хуже. В комнату зараз способно проникнуть лишь ограниченное количество злыдней, а в сегодняшнем меню я и так уже значилась как специальное предложение. Присутствие Ориона не помешало бы. Примерно по той же логике для подростка пребывание в школе безопаснее, чем за ее стенами.

Звонок к отбою прозвенел через несколько минут. Что бы ни мешало злыдням атаковать Ориона в обычное время, они вряд ли устояли бы перед запахом крови, который от меня исходил, не говоря уж о соблазнительном присутствии двух учеников в одной комнате. За дверью кто-то завозился над телом Джека – пиршество началось. Какие-то твари боролись и чавкали. Орион стоял посреди комнаты, беспокойно сжимая и разжимая кулаки, и прислушивался.

– Зачем ты тратишь силы? Отдохни, пока они не полезли, – пробормотала я.

– Все нормально.

Возня снаружи наконец затихла. Вскоре кто-то постучал. Потом под дверь начала сочиться блестящая черная жидкость, густая как смола. Орион позволил ей втечь до половины, а затем поднял руки, сомкнув пальцы ромбом, произнес однострочное заклинание на французском и со свистом дунул в ромб. Как из пожарного шланга хлынула вода: она растворила жижу, превратив ее в черное пятно, которое сбежало в трещины между половицами и с хлюпаньем стекло в отверстие посреди пола.

– Если бы ты ее заморозил, то перекрыл бы им проход, – заметила я.

Орион с раздражением взглянул на меня, но не успел ответить: что-то большое пробралось сквозь вентиляционное отверстие. Орион встал перед моей кроватью и накрыл нас защитным заклинанием – и в ту же секунду в темном углу комнаты рядом с пустотой вспыхнуло самое настоящее, не иллюзорное пламя. Оно опрокинуло стол и принялось бешено стегать по щиту огромными, похожими на кнут щупальцами. Огненные брызги расплескивались по поверхности щита.

Когда Орион провел ладонью по изголовью, собирая пыль, чтобы призвать пыльного демона, я схватила его за руку, а он заорал:

– Я тебя сейчас сам убью!

– Заткнись, это важно! Его нельзя задушить – только сжечь!

– Ты это уже видела?

– У меня есть заклинание, которое призывает сразу штук десять, – призналась я. – Его использовали, чтобы сжечь Александрийскую библиотеку.

– Зачем оно вообще тебе понадобилось?!

– Я всего-то хотела осветить комнату, придурок, – и вот что получила!

Честно говоря, воплощенное пламя прекрасно справилось с освещением. После прошлогоднего переселения моя комната стала вдвое выше – в конце семестра школа избавляется от дортуаров, которыми больше не пользуются, – и до сих пор я не могла толком разглядеть угол над своей кроватью. Целая куча мелких гадов слепо забегала кругами по потолку, прячась от света; они с синими вспышками испарялись на липучке, которую я прикрепила к стене, насколько сумела дотянуться в прошлый раз.

– Ты будешь со мной спорить, пока оно не вломится?

Орион зарычал и врезал по воплощению великолепным испепеляющим заклинанием, всего в четыре слова – все его чары были короткими. Идеальный вариант для битвы. Тварь взвизгнула и превратилась в столб пламени, которое потухло к концу заклинания. Потом Орион, тяжело дыша, сел на кровать. Слышалось потрескивание статического электричества: он был переполнен маной.

Не останавливаясь, он убил еще пять разновидностей тварей, включая бесплотного призрака, влетевшего в отверстие под дверью, и орду пискливых толстеньких гадин, похожих на голых кротов, которые появились из-под кровати, надеясь нас загрызть. Когда Орион расправился с ними, он уже почти светился.

– Если у тебя столько маны, что льется через край, можешь поделиться, – сказала я, с трудом преодолевая желание расцарапать ему – и себе – лицо от зависти.

Он взял полупустой кристалл, свисающий с моей кровати, внимательно посмотрел на него, потом уставился на тот, что висел у меня на шее…

– Погоди… я думал… Из какого ты анклава?

– Ни из какого.

– Тогда как тебе достались кристаллы «Радужного сознания»? У тебя аж две штуки!

Я сжала губы, жалея, что вообще заговорила об этом. Мама иногда дарит свои кристаллы другим волшебникам, если они ей нравятся; а поскольку мамино суждение о людях безошибочно, ее кристаллы приобрели дополнительную репутацию, вне зависимости от того, сколько маны они вмещают.

– У меня их пятьдесят, – коротко сказала я. Именно кристаллы я взяла с собой в школу вместо лишней одежды, канцелярских принадлежностей, инструментов – всего, без чего я могу обойтись. – Это мамины.

Орион разинул рот:

– Гвен Хиггинс – твоя мать?!

– Да, и ты имеешь полное право мне не поверить. Вот почему я охотно об этом рассказываю.

Моя мама – типичная англичанка: невысокая, розовенькая, светловолосая, слегка склонная к полноте. А папа (бабушка отдала маме его фотографию, сделанную накануне поступления в школу) уже в четырнадцать лет был ростом метр восемьдесят, худой, с угольно-черными волосами, серьезными темными глазами и носом, который пикантно загибался – совсем чуть-чуть. Мама постоянно твердила, как это здорово, что я похожа на отца – она, мол, видит его во мне. Но в итоге никто не понимает, что я как-то связана с Гвен Хиггинс, если не сказать об этом напрямую. Один человек, посетивший нашу юрту, целый час намекал мне, чтобы я ушла и перестала приставать к великой целительнице.

Но Орион удивился не поэтому. Волшебники разных национальностей часто образуют пары, поскольку мы живем здесь все вместе, кучей, а гормоны бурлят. Самое существенное различие пролегает между членами анклавов и остальными, то есть нищебродами. Ориона просто потрясло, что известная светлая целительница породила потенциального малефицера, то есть меня, – здесь это любого бы удивило, вот почему я предпочитаю не распространяться.

– А-а, – смущенно произнес Орион, а потом вскочил и машинально уничтожил какую-то тень, которая даже не успела обрести форму – я так и не узнала, к какому роду она принадлежит. Но он таки влил немного маны в мой кристалл, возможно в качестве извинения – ну или просто потому, что иначе бы лопнул по швам. Орион наполнил кристалл доверху одним заходом и тихонько выдохнул от облегчения. Не давая волю чувствам, я убрала кристалл в шкатулку, к остальным, и выудила новый, пустой.

Мне удалось немного поспать ближе к утру. То ли злыдни утратили кураж, то ли Орион истребил всех в пределах моей комнаты – иногда к нам по полчаса никто не лез. Орион наполнил еще два кристалла. Я неохотно подарила ему один. Меня, как ни досадно, начала мучить совесть, хотя Орион (в отличие от любого нормального человека) ничего не попросил взамен.

В последний раз я проснулась, когда сработал будильник. Мы дожили до утра. Орион вообще не спал, и вид у него был никакой. Стиснув зубы, я села и отодвинулась к стенке:

– Ложись, я помогу.

– Поможешь в чем? – спросил он и широко зевнул.

– Вот в этом самом.

Сон нельзя заменить по-настоящему, но у моей мамы есть техника, которую она применяет при сильной бессоннице, заставляя третий глаз закрыться – да-да, знаю, это звучит ненаучно, зато действует. Большинство маминых чар у меня получаются плохо, но это заклинание достаточно простое, и оно мне вполне под силу. Орион лег на кровать, взяв в руки мой кристалл, я накрыла ему глаза ладонями, положив большие пальцы между бровей, и семь раз подряд спела мамину «колыбельную для третьего глаза». Это сработало – как работают все мамины нелепые штучки. Орион мгновенно заснул.

Я не мешала ему минут двадцать, пока не раздался звонок на завтрак. Тогда Орион очнулся и сел. Вид у него стал часов на пять лучше.

– Помоги мне встать, – попросила я.

В школе невозможно взять отгул по болезни. Если сидеть весь день в комнате, любая тварь, которая пробирается снизу, по пути перекусит тобой. Если ты остался – значит, ты уже мертв. Как вы догадываетесь, мы без конца болеем простудами и гриппами. В школе больше четырех тысяч учеников, и в начале каждого года новички приносят с собой восхитительный ассортимент вирусов со всего света. А когда мы наконец ими переболеем, необъяснимо возникает какая-нибудь новая хворь. Возможно, это малая разновидность злыдней. Какая приятная мысль.

От усталости и потрясения я не учла, какой эффект произведет наш совместный выход с Орионом из моей комнаты – одинаково измученных и потрясенных. Одновременно с нами вышли еще двое, и к тому моменту, когда мы добрались до столовой, слух, понятное дело, разошелся по всей школе. Атмосфера так накалилась, что после завтрака одна из нью-йоркских девчонок оттащила Ориона в сторонку и поинтересовалась, о чем он думает.

– Орион, она малефицер, – донеслось до меня. – Джек Уэстинг пропал вчера вечером, и остатки его ботинок нашли возле ее двери. Наверное, она его убила.

– Нет, Хлоя, это я, – ответил Орион. – Джек и был малефицером. Он убил Луизу.

Она так удивилась, что перестала читать ему нотацию. К концу дня Орион был единственным человеком в школе, который не знал, что мы пара, причем безумная, проводящая вместе ночь. Наблюдать за происходящим было даже забавно. Все ребята из нью-йоркского анклава сразу же встревожились; за обедом мои однокашники сходили сообщить об этом выпускникам. Тем временем лондонцы начали говорить мне любезности, и стало ясно: с их стороны идет какая-то слаженная работа.

Вот в чем наверняка была их цель: если Орион действительно в меня влюбился – почему бы его не переманить? И я уже давала понять лондонской тусовке, что заинтересована в приглашении. Я, конечно, не просила напрямую, поскольку не хотела презрительного отказа, который бы непременно последовал, – просто сказала, что моя мать живет вблизи Лондона, и намекнула, что сама подумываю вступить в анклав. Достаточно, чтобы заронить семя на будущее, поскольку впереди маячит выпуск и я уже продемонстрировала некоторую огневую мощь. Люди всегда охотнее делают предложение, если рассчитывают, что оно будет принято.

Естественно, было просто нелепо паниковать или обхаживать меня из-за романа, который, предположительно, длится всего два дня, но в присутствии Ориона люди просто дурели. Я бы повеселилась, если бы постоянно не вспоминала о том, как мало ценят меня саму. И если бы едва зажившая рана в живот не портила мне настроение.

Но я не отказывалась, когда мне на протяжении всего дня предлагали удобные места и мелкие услуги. Я нуждалась в этом, чтобы выжить. В течение семестра я немножко опередила программу, надеясь использовать сэкономленное время на подготовку к экзаменам, но вместо этого пришлось залечь на дно, чтобы не стать притягательной мишенью. Я даже не пыталась делать домашнее задание – просто берегла энергию. В тот вечер я потратила немного маны из кристалла на мощный щит, а потом рухнула в постель и заснула сном человека, чью дверь охраняет Заклинание Эгиды.

На следующее утро целительный бинт отпал, и остались только еле заметный шрам, боль и мысли о предстоящем дедлайне в мастерской. Если не выполнишь задание в срок, незаконченная работа оживет и явится к тебе – со всей той силой, которую ты в нее вложил. А если попытаешься схитрить и ничего в нее не вложишь или сделаешь неправильно, материалы, которые ты использовал, оживут по отдельности, да – и явятся к тебе. Очень эффективная метода. Новое задание мы получаем каждые шесть недель. В прошлый раз мне достался выбор между: 1) гипнотическим шаром, с помощью которого можно превратить группу людей в бешеных безумцев, рвущих друг друга на части; 2) симпатичным механическим червем, который внедряется в чужое сознание и каждую ночь показывает кошмары, пока человек не сойдет с ума; и 3) волшебным зеркалом, которое дает советы и позволяет заглянуть в будущее.

Полагаю, ясно, какой совет может дать мне такое зеркало. Кроме того, сделать его раз в десять сложнее, чем два других артефакта. Но если я сделаю шар или червя – ими непременно воспользуются. Не я, так кто-нибудь другой.

Я уже выковала для зеркала раму из простого железа и сделала заднюю стенку, на которую ляжет зачарованное серебро, – но была готова поручиться, что при первых десяти попытках оно выльется совершенно не так, как надо. Помимо мастерства в таких случаях нужны алхимия и заклинания; соединить две-три дисциплины очень сложно – если, конечно, ты не можешь позвать на помощь специалистов. Как вы понимаете, я этого сделать не могла.

Но сегодня Аадхья добровольно пошла после завтрака со мной в мастерскую и села рядом на длинной скамье.

– Я слишком устала, чтобы работать, но у меня горят сроки, – призналась я и показала ей свое задание.

– Ого. Ты это выбрала? – удивилась она. – Волшебные зеркала делают выпускники, которые специализируются по мастерству…

– Другие задания были еще хуже, – сказала я, не уточняя. Смастерить гипнотический шар я могла бы за один урок, используя пригоршню битого стекла. Да, вероятно, для этого мне понадобилась бы человеческая кровь, но тут уж привередничать не приходится. – А ты что делаешь?

Аадхье достался держатель щита – личный амулет, который носят на шее или на запястье. Цепляешь на него магический щит – и обе руки у тебя свободны, чтобы колдовать. Очень полезная штука, и ее довольно легко сделать: заглянув в рабочий ящик Аадхьи, я обнаружила, что она смастерила уже полдесятка – запасные она наверняка собиралась обменять с максимальной выгодой. Конечно, ей проще, поскольку она специализируется по мастерству, но тем не менее.

Аадхья пристально взглянула на меня и сказала:

– Сплав гораздо проще сделать, если рядом есть мастер и алхимик.

– Терпеть не могу просить о помощи, – сказала я – и не соврала. – До конца семестра три недели, все заняты.

– Я уделю тебе немножко времени, если найдешь алхимика, – пообещала Аадхья, явно надеясь, что ей выпадет шанс поработать с Орионом. – И если разрешишь мне пользоваться этой штукой.

– Сколько угодно!

Сделка была превосходная. Я подумала, что, наверное, придется заплатить ей каким-нибудь другим способом: скорее всего, после первой попытки она не захочет больше пользоваться зеркалом. Хотя, конечно, бывают и такие зеркала, которые внушают тебе, что твои замыслы просто гениальны, ты чертовски умна, красива и так далее – пока все у тебя не полетит вверх тормашками.

Ну вот, а теперь предстояло просить о помощи Ориона, что́ я неохотно и сделала за обедом. Я подумала, что надо воспользоваться всем спектром возможностей, прежде чем он сообразит, что мы, по мнению однокашников, встречаемся, и начнет избегать меня, вместо того чтобы и дальше изображать рыцаря в белом плаще. Вчера он за каждой трапезой шепотом справлялся, как я себя чувствую, и терпел обхаживания Аадхьи и Ибрагима. Знаки внимания от Ориона бесили меня так, что я позволила Ибрагиму докучать ему за ужином («Ого, неужели ты в одиночку убил пожирателя душ?!», «Посоветуй, какой агонист лучше: серебро или золото» и так далее). Но культ Ориона раздражал еще сильнее, поэтому в конце концов я сорвалась и велела Ибрагиму заткнуться или пересесть за другой стол. Он как будто смутился, замолчал и попытался гневно взглянуть на меня, но я просто посмотрела на него в ответ. Не сомневаюсь, Ибрагим понял, какая чудовищная, ужасная судьба ждет тех, кто пробудит мой гнев. Он поежился и сделал вид, что смотрит в пустоту.