Читать книгу Гэсэр - Народное творчество, Народное творчество (Фольклор), Олег Петрович Котельников - Страница 11

Ветвь первая
История людских судеб
Часть 3
Бухэ-Бэлигтэ отправляется в Срединное царство

Оглавление

Так подумал Заса-Мэргэн:

«Знаменитого силача

Победил я силой плеча».

И к царевне Сэсэг-Ногон,

Целомудренной и прекрасной,

Нежным сердцем ее покорен,

Одержимый любовью страстной,

Он проталкивается вперед

И за правую руку берет,

Говорит ей правдивое слово

И за левую руку берет,

Говорит ей счастливое слово.


Ратоборцы блуждают вокруг,

А иные – толпятся кучами,

Перепутались недруг и друг,

Маломощные боги с могучими,

И нигде не найдут себе места,

И шумят они грозно и гневно,

Потому что должна, как невеста,

Дом родной покинуть царевна.


И едва лишь Заса-Мэргэн,

Небожитель Западной части,

Обретя мечтанье свое,

Ловко на руки поднял ее,

Чтоб делить с ней горе и счастье, —

Все бурханы, что прибыли в гости,

Заскрипели зубами от злости.


И, себя позабыв, небожители

Заблудились в небесной обители.

Все, что было черным, – сгустилось,

Все, что было белым, – скатилось,

Все, что было серым, – закуталось,

Все, что было синим, – запуталось.


Разгорелись у витязей страсти,

Собираются биться жестоко

Небожители Западной части

С небожителями Востока.


В это время Атай-Улан

Прискакал на буланом коне.

Мысли мечутся, точно в огне,

Словно конь, полосатыми стали:

«Задушевными сватами стали

Я и славный Сэгэн-Сэбдэг,

Породниться решили навек,—

Двадцать лет прошло с той поры!

Десять лет прошло с той поры,

Как мы головы соединили

Двух детей, не спросясь никого,

Как торжественно мы вступили

С многочтимым ханом в родство.

Для детей в этот памятный миг

Расстелил я постель-потник.

Сын Хурмаса Заса-Мэргэн

Отнял право мое святое,

Чтобы день торжества померк.

Он законы попрал и низверг

Установленные устои!


Если стал конем жеребенок —

Должен всаднику покориться,

Если воином стал ребенок —

Должен старшему подчиниться.

Шуба шьется с воротником,

Младший следует за стариком.

О небесные и поднебесные

Храбрецы, повсюду известные!

Охраняйте Сэсэг-Ногон,

Да не будет нарушен закон!»


От навета и злобы лжеца

Закипели бурханов сердца.

«Верно, верно!» – кричат в ответ

Сотни тысяч бурханов Востока,

А противники: «Это навет,

Мы расправимся с вами жестоко!»


Богатырские голоса

Заставляют дрожать небеса,

Достигают земной глубины,

Где их отзвуки в недрах слышны.

Со враждой и гневом великим

Встретил хана Улана Хурмас,

Закричал – и могучим криком

Небожителей он потряс.

Говорит, повествует сказ,

Что была его речь такова:


«Вы послушайте наши слова.

Обещали отец и мать

Несравненной Сэсэг-Ногон

Эту девушку в жены отдать

Сыну старшему моему.

Я других речей не приму.

Честно, правильно слово мое,

А слова Улана – вранье!»


Боги Западной стороны

Закричали, возбуждены:

«Разве мудрому Хан-Хурмасу

Возражения слово найдешь?

Превосходному мягкому мясу

Разве надобен острый нож?»


Двух сторон богатырский спор,

Разгоревшийся с давних пор,

Закипел, ядовитый, вновь,

Заиграла горячая кровь.

На средину собрания вышел,

Чтобы каждый его услышал,

И сказал почтенный Сэбдэг:


«Не бывало такого вовек,

Чтобы я обещал Улану, —

Мол, ему я родичем стану,

И ни десять, ни двадцать лет

Не могло миновать с тех пор,

Ибо выдумка – сей договор.

К вам, собравшимся на совет

Небожителям и бурханам,

Как могу я выйти с обманом?

С Хан-Хурмасом мы тоже не сваты.

Вы запомните наперед:

Будет пойман тот, кто соврет,

И от вора не ждите платы!»


На высоком собрании-встрече

Услыхав эти твердые речи,

Что исполнены были достоинства,

Рассердились небесные воинства.

Мысли черные, громко бахвалясь,

Скопом хлынули, клокоча.

Закипели, заволновались

Мысли серые сгоряча.

Облаченное в синеву,

Затрещало небо по шву,

Задрожали земные просторы,

Содрогнулись долины и горы.

Все, что было черным, – сгустилось,

Все, что было белым, – надвинулось,

Синецветное запропастилось,

Сероцветное опрокинулось!


Разошелся воитель Хурмас,

Разойдясь, он пустился в пляс,

Ищет битвы с достойным борцом,

А широкая грудь – колесом.

Небожитель Атай-Улан,

Темной яростью обуян,

Тоже вышел, вступая в спор:

Он противнику даст отпор!


Повествует старинный сказ:

Богатырь, чей отец – Хурмас,

Тот Бухэ-Бэлигтэ красноликий,

У которого разум великий,

Понял в этот тревожный час:

Будет биться его отец,

Раздосадованный вконец,

С ненавистным Атай-Уланом…

Пожелал он – и стало багряным

Солнце утра, напевное солнце.

Пожелал – и одел синевой

Молодое, полдневное солнце,

И в костер превратил живой

Он вечернее, гневное солнце.


Как настало полночное время,

Сунул ногу в походное стремя,

К двум отправился станам спорящим,

Что стояли великим сборищем.

Отправляясь в далекий путь,

Он сначала решил заглянуть

К седовласой Манзан-Гурмэ.

С благодатной чашей добра,

Сотворенной из серебра,

Над пятьюдесятью пятью

Небесами глава-владычица,

Утвердившая волю свою,

Чтобы мудрость могла возвеличиться, —

Бабушка Манзан-Гурмэ,

Слово ласки ему говоря,

Посадила богатыря

У огня и спросила внука:

«Мой бесценный стрелок из лука,

Видно, в дальний ты едешь путь?

Пусть он будет счастлив и светел!»

Ей Бухэ-Бэлигтэ ответил,

Восседающий у огня:

«Я Бэльгэна, гнедого коня,

Порешил испытать копыта».


Развернула Манзан-Гурмэ,

Чтоб изведать то, что сокрыто,

Стародавнюю Книгу Времен

И узнала, ее читая,

Что душа и дыханье Атая

Притаились в пальце большом,

В пальце правой его ноги,

Чтобы их не сгубили враги.


Распростился с бабушкой внук,

И копыт послышался стук,—

Богатырь на гнедом коне

Поскакал к Срединной стране.

С расстояния в три пробега

Он увидел в чужой стороне

Государство Сэгэн-Сэбдэга.

Он увидел издалека,

С расстояния в три пробега,

В небе тающий, как облака

Светозарный дворец Сэбдэга.

Въехал всадник отважный в ворота,

Спрыгнул около поворота,

Там, где коновязь серебрилась.

Привязал он к ней скакуна

И пошел, и пред ним открылась

И своих и чужих сторона.


Гэсэр

Подняться наверх