Читать книгу Кейсми - Nastya Focus - Страница 5

Глава 3. У бабушки.

– Кей, дорогая, просыпайся. Нам пора ехать к бабушке, – мама присела на край моей кровати и нежно гладила по спине. Когда я была маленькой, то очень любила закидывать ножки ей на колени и просить погладить. Точно так я сделала и сейчас. Я бесконечно благодарна маме, что внутренние переживания и суматоха не стали поводом отказаться от нашего утреннего ритуала. Она меня не торопила, только шептала что-то, что я не могла понять спросонья.

– Бабушка испекла пирожки с малиной? – спросила я, не открывая глаз. Конечно, я помнила, что она в больнице, но мне важно было знать, что всё будет хорошо.

– Конечно, – сказала мама. – Только пока ты спишь, их уже съели мальчишки с первого этажа. Так что нужна наша супер-помощь. Сейчас как приедем и как наделаем целую гору пирожков. Представляешь, как будет счастлива бабушка, когда вернётся домой?! – улыбнулась мама и аккуратно вернула мои ноги на кровать, – Я пошла на кухню пить чай с твоими любимыми круассанами. Если не успеешь вовремя, я всё съем одна.

В её голосе звучали нотки детского озорства и счастья. Не знаю, была ли это защита на всё происходящее или в такие моменты она заставляла себя быть чуть более игривой, чем обычно, чтобы не провалиться в дурные эмоции. В любом случае, таким поведением она очень помогала и мне, и себе тоже. Я уверена.

На меня ободряюще подействовали слова про пироги. Я всё детство пекла их с бабушкой, с бабушкой и мамой, с Муной и бабушкой. Короче, я пекла их со всеми, кого очень люблю, и для тех, кого очень люблю. Но в те дни в бабушкином доме нам так и не удалось испечь даже одного пирожка.

К бабушке мы доехали достаточно быстро. В дороге не пригодился ни телефон, ни блокнот, потому что я уснула почти с первых метров дороги. Я ненавидела машины – одни проблемы: то тебя трясёт, то укачивает, а то отдаёшь бесценные минуты жизни, стоя в бесконечных пробках.

За эти несколько часов сна в дороге мне снова приснилась пустая белая комната, только не было страха. Окно под самым потолком всё также показывало голубое небо. Я всё также одна стояла посреди неё и просто смотрела на стены. В комнате ничего не было, лишь по стене бродил одинокий луч света.

Мне вообще редко раньше снились сны, или я их просто не замечала. Поэтому увидеть в течение нескольких дней один и тот же сон мне было странно. Я списала это на то, что жизнь стала более спокойной и тусклой, поэтому подсознание и рисует картинки в голове, чтобы жилось интереснее. В любом случае уснуть в машине для меня было лучшим решением.

И вот он, тот самый любимый с детства подъезд. Только в этот раз ключи от бабушкиной квартиры звенели по-особенному. Когда мама доставала связку из кармана, я на мгновение прикрыла глаза. В голове сразу смешались все воспоминания. Аромат бабушкиных пирогов с малиной даже сейчас защекотал нос изнутри, а в детстве он обволакивал собой весь подъезд. И какое это было счастье – стать первой, кто попробует бабушкино творение. Первой, не только потому, что это моя бабушка, а больше потому, что она всегда была добра к людям и не отказывала, если замечала чей-то интерес к своей готовке. Особенно она любила угощать ребятишек, которых в доме жило так много, что можно было собрать несколько футбольных команд с персональной группой поддержки.

Среди воспоминаний ожили и будто прозрачные серо-зелёные бабушкины добрые глаза, которые каждый раз встречали меня у открытой двери, сколько бы раз за день я не прибегала домой с прогулки. И даже в более старшем возрасте, когда я могла сама и найти дорогу, и открыть дверь, бабушка ждала меня и крепко обнимала при встрече. Наверно, именно поэтому сейчас синяя дверь на восьмом этаже потеряла всё своё очарование.

В квартире было непривычно тихо и пусто, несмотря на то, что в ней по-прежнему жили два человека. Я не сильно общалась с ними из-за разных внутрисемейных разбирательств, которые начались задолго до моего рождения. Они же со своей стороны не проявляли никакого внимания к моей жизни. Единственным поводом для звонка был мой день рождения. А единственный повод для слухов и ссор – их собственные дни рождения, когда я звонила слишком рано или слишком поздно, говорила совершенно дурацкие поздравления по мнению этих людей или вообще писала сообщение. Такой поступок расценивался как неуважение и становился поводом на ближайшие полгода для обсуждения дурного характера и невоспитанной личности этой родственницы, то есть меня.

Самое неприятное в этой истории было то, что я искренне верила в каждое слово, сказанное любыми взрослыми. Верила и каждый раз старалась быть такой. Хотя, даже сейчас я часто слушаю мнение других людей обо мне и откровенно считаю, что они правы. Это подражание чужим словам в мой адрес началось лет в двенадцать. Тогда девочки в классе стали делиться на группы. Была группа крутых и тех, кого можно не замечать. Я была во второй. Я не умела быть на виду, хотя очень хотела. Именно в тот момент мы особенно сильно сдружились с Муной и стали поддерживать друг друга. Вдвоём мы могли быть и смешными, и плакать навзрыд, и умничать, даже устраивали показ мод. Но в любой другой компании я превращалась в маленького ёжика. Как оказалось, мне снова предстояло прожить эту роль колючего зверька в ближайшие дни.

В бабушкиной квартире я мечтала снова оказаться в своей детской комнате с окнами во двор, где рос огромный старый дуб. Каждый день раньше под ним собирались мужчины со двора, чтобы выбрать самого умного в шахматы, а мальчишки пинали мяч. Но моему желанию было не суждено исполнится. Зачем-то моя родная тётя, которая как раз проживала в квартире, закрыла ту комнату на ключ и сказала, что так положено. Никто не знал, кому и почему так положено, но и спорить с ней никто не стал. Тётя была сильной и властной женщиной. Она никогда не шла на уступки и многие споры решала криками и угрозами. Мама не боялась её, но никогда не связывалась. Она говорила, что такие люди похожи на маятники – они поднимают эмоциональный вихрь и втягивают туда всех, кто не может ему противостоять. Мама умела. И учила меня. Поэтому вместо споров и ругательств я просто кивнула головой.

Вторую комнату она забрала себе с мужем. Мама расположилась в маленькой комнатке, которая всегда считалась складом. Там не было окон, только узкие деревянные полки, ползущие вверх, и спёртый запах застрявшего в движении воздуха. В неё еле-еле влезала раскладушка, но других вариантов не оставалось. Да и мама сказала, что будет здесь только ночевать, проводя каждый день на работе в соседнем городе, пока не будет требоваться её ежедневная помощь.

Каждое место в этой квартире возвращало меня к воспоминаниям из детства. Например, эта кладовая.

В один из дней летних каникул я поставила туда велосипед, потому что мне было лень мыть колёса после катания по грязным после вечернего дождя лужам. А оставлять грязный транспорт на виду у бабушки было как-то стыдно. И кладовка стала идеальным решением спрятать ото всех неприятную работу.

На следующее утро, когда друзья звали под окном на прогулку, я не нашла в той комнате свой велосипед. Чувствуя, что меня ждёт особый разговор за свой поступок, я приготовила выслушать порцию красноречивых обвинений, что я безответственная и лишаюсь сегодня прогулки. Кажется, что опущенный взгляд и раскрасневшиеся щёки шли впереди меня тогда. Я пыталась подбирать слова своему поступку, но в голову лезли дурацкие отговорки, поэтому я твёрдо приняла решение сказать правду. Смелым шагом я зашла на кухню и сказала:

– Бабушка, я вчера спрятала свой велосипед в кладовке, потому что мне было лень его мыть. У меня было такое классное настроение, а мыть велосипед совсем не весело, вот я и поленилась. Я обещаю, что больше так поступать не буду. Прости меня, пожалуйста, – я быстро выпалила заранее продуманные слова и снова опустила голову.

– Хорошо, милая. Я так и подумала, поэтому сегодня утром помыла его для тебя. Он стоит в прихожей. Беги к друзьям, а то они сейчас весь дом поставят на уши, – ласково сказала бабушка и продолжила вырезать круги для новых пирогов большим гранёным стаканом.

– То есть я могу идти? – удивилась я.

– Конечно, если ты уже успела соскучиться по своим друзьям.

– Но я думала…– я очень хотела поделиться своими мыслями, но бабушка откуда-то заранее знала всё, что я хочу сказать.

– Я знаю, о чём ты хочешь спросить и какого разговора ты ждала. Давай я кое-что расскажу тебе, когда ты вернёшься. Я уверена, что ты сможешь понять что-то очень важное про жизнь и про грязный велосипед тоже.

– Спасибо, бабушка! – я обняла её крепче обычного и выбежала из квартиры. Внутри было так легко и спокойно. Я не понимала, почему ждала тогда обвинений со стороны бабушки – она ведь всегда была очень добра ко мне и совсем не любила наказаний. Наверно, я просто чувствовала себя ужасно виноватой, вот и ждала наказания за проступок.

Всю прогулку мне не давала покоя мысль об этом разговоре. Ради него я даже отказалась от игры в считалочку, в которую мы с девчонками любили играть перед обедом.

– Бабушка, бабушка, я пришла. Я так хочу с тобой поговорить!

– Может, ты сначала хочешь покушать?

– Покушать я всегда успею. Расскажи, пожалуйста, то, что ты хотела мне рассказать.

– Хорошо, – бабушка не спеша вытерла руки о белоснежное полотенце с красными пышными розами, развесила его на ручке кухонного шкафа и села напротив меня, – Я знаю, какого разговора ты сегодня ждала. Ты думала, что я буду наказывать тебя за твой поступок. Но за что именно я должна тебя наказать?

– За то, что я поставила грязный велосипед в комнату, – уверенно ответила я.

– А где написано, что его нельзя туда ставить грязный?

– Нигде, но это же неправильно.

– О, покажешь мне, где у нас тут висит свод правил, по которым принято жить в этом доме?

– Я не знаю, бабушка, – поведение бабушки рушило все шаблоны в моей голове, поэтому я растерялась и с ещё бо́льшим любопытством продолжила слушать.

– Потому что у нас нигде не написано, что нельзя ставить грязные велосипеды в ту комнату. Конечно, мне было бы приятно, если бы твой велосипед заехал туда чистым. Или я могла бы потребовать это от тебя, будь тебе не десять лет, а целых тридцать. А ещё я каким-то чудесным образом помню себя в твоём возрасте. И поверь, я была точно такая же – яркая, живая, не желающая делать ничего, что не доставляет удовольствия. Это самая прекрасная норма твоего возраста. Что же тогда делать в двадцать пять, сорок и шестьдесят два года, если уже с десяти лет начинать быть такой серьёзной и ответственной? – я не понимала, шутит бабушка или нет, но решила спросить.

– То есть если не написано какое-то правило, то его можно нарушить?

– Тебе бы только нарушить, – улыбнулась бабушка и поцеловала меня в макушку, – Нет, моя дорогая, нарушить не получится – правила же ещё не существует. Смотри, в чём тут секрет: каждый человек стремится быть лидером в чём-то, это наша природная особенность, но не все умеют быть по-настоящему правильными лидерами. И тогда у тех, кто готов достигнуть цели любой ценой, в ход идут…

– Манипуляции! – радостно подхватила я, потому что уже знала это слово. Родители не раз говорили его, когда я грозилась уйти из дома, если они ещё раз заставят меня мыть полы.

– Точно! – поддержала бабушка. – Я сейчас могла бы манипулировать тобой, обвиняя в твоём поступке и заставляя сделать что-то, что ты не хочешь. Например, оставить дома вместо прогулки с друзьями. Так я бы могла бы преподать урок твоей лени, но этот способ воспитания мне совсем не подходит. Я знаю более красивые способы оказать внимание и поделиться жизненной мудростью.

– Бабушка, какая ты классная! – закричала я и повисла у неё на шее.

Но сейчас бабушки не было рядом. И мне оставалось стоять у окна и вспоминать все уроки мудрости, про которые она мне рассказывала. Мамы тоже не было рядом. Она уехала на работу сразу, как завела меня в дом. Сказала, что постарается приехать пораньше. И попросила ничего не бояться и улыбаться сердцем. Я на всякий случай записала эту фразу в дневник, чтобы не забыть. И чтобы освещать пространство вокруг, когда будет очень тяжело.

Прошло восемь часов в бабушкином опустевшем доме. Непривычное одиночество и тишина квартиры начинали меня поглощать. Захотелось вызвать такси и вернуться в свой дом, где было чуть больше стабильности и теплоты. Но я знала, что нужна бабушке, поэтому пообещала быть сильной вопреки любым событиям.

Я мысленно зажгла для себя новый маяк – вечером придёт мама и расскажет, во сколько мы завтра увидим бабулю. Но оказалось, что врачи запретили приходить ещё три дня, потому что делали какие-то процедуры и не хотели допустить заражения через посторонних людей. И эти дни стали большим испытанием для моего психологического состояния. Пока я была в квартире одна, было полегче. Но вечером начиналось настоящее шоу с самыми ужасными актёрами на свете.

Комната, которую мне выделила тётя, была обычным гостевым залом. Ранним утром, перед работой, и вечером там орал телевизор, как будто пытаясь напугать или сделать виноватыми всех вокруг. Там же тётя с мужем ели, пили чай и крошили жутко приторный шоколадный торт на мою временную кровать-диван. В зале стояла сушилка с бельём, которое даже никому не было нужно, но её никто и не разбирал. И мне не разрешали к ней подходить. И только ночью, когда проходили все дедлайны по сну, зал наполняла тишина. Уже не сковывающая, в желанная и освобождающая. Но вместе с ней я оставалась один на один со своим расползающимся по стенам тревожным состоянием.

Мамы не было целыми днями. Ей пришёл огромный заказ на работе, а оставить дело на кого-то она не могла. И в первый день мне хотелось обвинить её, потому что она не заступилась за меня перед тётей, не освободила мне мою комнату, не поддерживала меня. Хотелось злиться на папу, потому что он остался дома и лишь изредка писал мне смски и звонил. В эти моменты меня особенно спасали воспоминания о книге, которую давала мне почитать Муна. Автор писал, что мозг всегда подкидывает яркие эмоции, которые запускают процессы в организме. С эмоциями невозможно ничего сделать – они лишь вспышка. Но мы можем выдохнуть после них и постараться понять их природу.

Природа моего желания поссориться с родителями была очевидна – я не по своему хотению осталась одна. Меня будто отключили ото всех источников энергии, которые питали меня настроением и искренним желанием жить. Я снова достала блокнот и написала: “Мне нелегко. Я злюсь. На маму. На папу. На Муну. На тётю. Даже на бабушку. Но это вспышка. Это их сценарии жизни. Я не в силах повлиять на них. А мне важно идти своим.” И я пообещала себе, как и накануне, что буду стараться делать всё, чтобы не провалиться в негативные эмоции.

В эти дни я и правда чувствовала себя очень одинокой. Внутри прописалась тревога, и не было сил выходить из дома. По утрам я училась онлайн, чтобы не отстать от одноклассников перед экзаменами. И каждую минуту дня ждала сообщения от мамы с нужным часом для посещения бабушки. Но мама не писала про это. Время ползло по моей жизни изнуряюще долго. Я словно оказалась в какой-то параллельной моей Вселенной, где весь уют, гармонию и тёплые отношения превратили в подушку и одеяло по ночам. Именно эти вещи выдала мне тётя. Кажется, что такое бывает только в самых плохих фильмах и гостиницах. Но всё это происходило сейчас со мной.

Удивительно, но и подушка, и одеяло до сих пор пахли теми самыми духами, которые бабушка всегда хранила в шкафу с одеждой. За всю свою жизнь я ни разу не чувствовала на бабушке ни одного аромата, зато постельное бельё всегда отличалось самыми модными нотками цитрусов и цветов со всей страны и даже мира.

Каждую ночь я продолжала возвращаться в ту самую комнату. Я просто стояла там какое-то время, а потом сон исчезал. Я никому не говорила про это, даже маме. И поэтому в первые утренние минуты я особенно скучала по Муне и нашим встречам, потому что с ней любой сон становился интересным. А в этом наедине с собой мне становилось изрядно скучно. Больше мне не снилось ничего. Я вообще стала плохо спать, преследуемая домашним контролем со стороны тёти и ограничением моих прав. И отказывалась верить в реальность, когда каждый вечер складывала вещи на крышку корзины для грязного белья в ванной между стиральной машиной и стеной. Просто оказалось, что все шкафы уже заполнены одеждой, и для моих штанов не было и краешка ни на одной из полок.

Каждый вечер я задвигала тяжёлые шторы и включала маленькую напольную лампу. У меня появилась мерзкая традиция по вечерам – я дожидалась, пока тётя с мужем сделают все свои дела и уснут. И тогда снова наступало моё время. Если мама была уже дома, то мы немного говорили. Если нет, я с огромным трудом находила себе занятие. Три дня скрипуче начинали превращаться в три года, пока вдруг не стали происходить добрые вещи.