Читать книгу Жена палача - Ната Лакомка - Страница 2

– Девочка моя! Ты стала такой красавицей! – тетя Аликс обняла меня и расцеловала. – Боюсь, Клоду придется нанять охрану, чтобы обороняться от молодых людей, которые скоро начнут осаждать наш дом с предложениями руки и сердца.

Конечно же, тетя шутила, но мне было приятно слушать ее.

Мы сели в открытую карету, и хотя я все еще была в трауре, а по улицам ехали экипажи с миловидными и нарядными барышнями, я то и дело замечала устремленные на меня заинтересованные взгляды мужчин.

– Виоль, посмотри-ка, – тетушка повела глазами в сторону, – это фьер Сморрет-младший. Из очень хорошей семьи и, по-моему, ты поразила его воображение.

Я невольно посмотрела, куда она указывала, и увидела молодого человека в сером приталенном камзоле, в бархатном плаще, отороченном мехом, с тростью под мышкой. Юноша стоял на тротуаре, сняв шапку, как будто собирался поклониться. Он глядел на меня, и лицо его выражало восторг и растерянность. Я поспешила спрятаться за тетю, потому что такое неприкрытое внимание меня смутило.

– Это Сартен, моя дорогая, – улыбнулась тетя, – не надо смущаться. Здесь ценят красоту.

– Но я еще в трауре, тетя, – запротестовала я.

– Но траур заканчивается в этом месяце, – мягко сказала она, потрепав меня по руке. – Мы завтра же поедем к модистке и закажем для тебя дюжину платьев. Я видела новый муслин – нежный, мягкий, очень приятной расцветки, из него получится прелестное платье на выход. Я так рада, что ты приехала, наконец. Уладила дела с домом?

– Да, все продала, – кивнула я, – и дом, и участок, а деньги положила в банк. Спасибо, что прислала юриста. Без него я не знала бы, что делать.

– Все будет хорошо, – сказала тетя, хотя я ни на что не жаловалась.

Мы выехали на площадь, и карета остановилась, потому что путь нам преградила толпа. Люди теснились, толкались, едва не бросаясь под копыта лошадям. Тетя привстала, пытаясь рассмотреть, что происходит, а потом огорченно вздохнула:

– Ну вот зачем надо было ехать через центр? Сейчас застрянем здесь на полчаса.

– А что происходит? – я забеспокоилась, потому что люди вокруг вели себя очень возбужденно – что-то обсуждали, на что-то спорили, и все лезли к середине площади, где находился деревянный постамент со столбом посредине. Некоторые даже залезали на деревья и устраивались на толстых ветках.

– Будет казнь, – сказала тетя, страдальчески оглядываясь. – Признаться, не хочу, чтобы ты это видела. Мы могли бы пойти пешком, но тут такая толчея – нас просто раздавят.

Я никогда не видела казни, потому что в маленьком городке, где мне привелось вырасти, попросту не было таких преступников, которых по закону полагалось казнить.

Толпа вдруг расступилась, давая дорогу, и к деревянному помосту проехал мужчина на черном коне. Мужчина был одет в черное, голова повязана черным платком – на пиратский манер, а лицо скрывала полумаска из некрашеной кожи. Человек в маске производил гнетущее впечатление, и даже толпа присмирела. Я вздрогнула, узнав пловца, которого встретила в лесу, и тетя обняла меня за плечи.

– Кто это? – спросила я шепотом, уже зная ответ.

– Палач, – сказала тетя. – Объявления о казни не было. Значит, казнить будут государственного преступника. Говорят, недавно был раскрыт заговор против его величества… Барон Мессерер интриговал в пользу принца…

Из толпы выбежала женщина с безумным и бледным лицом. Она бросилась к палачу и вцепилась в стремя, протягивая кошелек. Палач подставил ладонь, и женщина положила кошелек ему в руку.

– Зачем она дает ему деньги? – спросила я.

– Это – баронесса Мессерер, – ответила тетя Аликс. – Жена изменника. Она просит, чтобы мужа казнили быстро и без мучений.

Я была потрясена и почувствовала дурноту, но отвернуться не смогла. Так же, как и тогда, у реки. Но тогда мною двигало любопытство, а здесь… здесь был страх, который удерживал еще вернее.

Палач спешился и снял притороченный к седлу длинный сверток, после чего поднялся на помост, ожидая осужденных. Их привели тут же – двух мужчин со связанными за спиной руками. Один был постарше, другой помоложе.

– Барон и его сын, – прошептала мне на ухо тетя. – Молодой Мессерер тоже участвовал в заговоре.

Судья зачитал приговор, но я мало что расслышала – голос у судьи был тонким и слабым, и почти каждую его фразу люди, собравшиеся на площади, начинали обсуждать, громко переговариваясь.

– Барона казнят, а его сына король пощадил, – объяснила мне тетя, которая слушала не судью, а стоявших рядом. – Фьер Поклюс говорит, что младшему Мессереру полагается пятнадцать ударов кнутом и ссылка. Его величество милосерден… Отвернись, Виоль.

Я спрятала лицо у нее на плече, но все равно смотрела, прикрыв лицо растопыренными пальцами. Ужасное зрелище! И это в первый мой приезд в Сартен – в столицу нашего королевства. Я суеверно подумала: нет ли в этом дурного предзнаменования?

Священник исповедовал осужденного, и барона поставили на колени, уложив головой на плаху. Палач развернул длинный сверток и вынул оттуда двуручный меч. Клинок ослепительно блестел на солнце, и я задрожала, когда палач поднял его.

Я зажмурилась, когда меч полетел вниз, но не догадалась закрыть уши и вздрогнула от раздавшегося глухого стука. Толпа ахнула, а потом восторженно и возбужденно зашумела, где-то заплакала женщина.

– Одним ударом, – сказала тетушка, гладя меня по затылку, – пусть он и предатель, но хорошо, что смерть была быстрой.

Она не позволила мне смотреть, пока не убрали труп, но потом отпустила, и я снова поглядела на помост для казни. Помощник палача замывал место казни, выливая одно за другим два ведра воды. Красноватые потеки побежали по доскам, и я зажала рот ладонью, сдерживая подступившую к горлу тошноту.

Второго осужденного уже привязывали к столбу, оголив спину, и толпа бесновалась, выкрикивая проклятья и оскорбления изменнику.

Палач убрал свой страшный меч и достал кнут – черный, с деревянной рукоятью, отполированной до блеска. Палач снял с себя рубашку, тоже оголившись до пояса, и стало видно, как бугрятся мышцы на его руках и плечах. Он как будто состоял из одних мускулов и был загорелый почти дочерна. Я уже видела его – почти обнаженного, но сейчас смотрела, как в первый раз. И даже кровавая расправа над изменником отошла на второй план… Я укорила себя, что греховно глазею на мужчину, когда только что наблюдала насильственную смерть, но продолжала смотреть, удивляясь тому, как по-разному воспринимается мужская красота. Если на берегу реки, под сенью алых клёнов палач казался мне воплощением дикой природы, первозданной стихии, то теперь он был грозен и страшен, и я невольно обняла себя за плечи, дрожа, как от сквозняка.

Кнут зазмеился по помосту, взлетел – и обрушился на спину осужденного.

– Раз! – отсчитывала толпа удары. – Два! Три!..

Я наблюдала за бичеванием, вздрагивая от страха и отвращения. При каждом ударе осужденный вскрикивал и дергался на привязи, а на его коже вспухал красный рубец. Палач наносил удары размеренно, и ни разу не промахнулся, будто кнут был продолжением его руки.

Пятнадцать ударов были нанесены, но толпа, разгоряченная видом крови, не могла успокоиться.

Люди напирали на впереди стоящих, кто-то кричал, что изменник получил мало, и надо казнить его, как и отца.

Я вцепилась в тетю – мне показалось, что сейчас нашу карету захлестнет и опрокинет людское море.

– Господи, они словно животные! – пробормотала тетя.

– Убить его! – крикнул кто-то в толпе, и крик подхватили сотни голосов. – Убить! Казнить! Как отца! Смерть изменникам!..

Несколько мужчин бросились на помост, готовые вцепиться в младшего Мессерера, но их остановили гвардейцы с алебардами наперевес. Тогда в осужденного полетели камни – сначала мне показалось, что это черные птицы, которые зачем-то пронеслись над толпой.

Палач оказался невероятно быстрым – он заслонил собой привязанного к столбу преступника, и один камень попал палачу по спине, а другой прилетел прямо в голову. Это остудило нападавших, и гвардейцы даже не успели схватить зачинщиков – толпа поглотила устроивших самосуд, и стало тихо – невероятно тихо.

Мы все смотрели, как палач медленно поднял руку, прижав ладонь к затылку, а потом отошел от сына барона и взял свою рубашку. Я увидела алые пятна, где он брался за ткань, и прошептала тетушке, потрясенная до глубины души:

– У него кровь! Они разбили ему голову до крови! А он пытался защитить преступника…

– Мастер Рейнар всегда действует по закону, – торжественно кивнула тетя. На нее тоже произвел впечатление этот поступок.

– Почему вы называете его мастером? – удивилась я.

– Его так все называют, – пояснила тетя. – Хотя он не принадлежит ни к одной гильдии. Собственно, и фамилии у него нет, а называть палача просто по имени – как-то не очень… Поэтому – мастер Рейнар.

Нет фамилии… Я и представить себе не могла, что у кого-то в наше время может не быть фамилии…

Казни закончилась, но толпа не желала расходиться, обсуждая и повторяя то, что только что наблюдал весь город. А я молчала и не могла оторвать взгляд от палача. Он протер меч, кнут, убрал все в футляр, надел камзол…

– Его отец тоже был палачом, – вполголоса продолжала рассказывать тетя, – но его убили пять лет назад, а мать давно умерла. Он живет за городом, потому что палачам разрешается появляться в городе только во время казни.

– Почему?

– Таковы порядки, – тетя пожала плечами. – Так заведено уже много сотен лет. Палач не имеет права зайти в таверну, выпить пива, с ним никто не сядет есть, ему не позволено покупать продукты на рынке. Да и в лавках ему никто ничего не продаст. Палачи и их семьи – изгои.

– Бедная его жена… – произнесла я потрясенно. – И дети…

– Он не женат, – ответила тетя. – Кто же пойдет за такого?

Палач прикрепил футляр с мечом к седлу, стал в стремя, и толпа расступилась, давая дорогу вороному коню.

– Но его уважают, – продолжала тетя, тоже не отводя глаз от всадника в черном. – Он – палач от Бога. Есть правило, по которому палача топят, если он не может отрубить голову с трех ударов. Мастер всегда отрубал с одного.

– Сомнительное геройство, – ответила я.

– На самом деле, это очень важно, – со вздохом сказала тетя. – Палачей ненавидят и презирают, но без них никак. Кто-то должен убивать преступников, вести дознание, применяя пытки, судить женщин легкого поведения, прогонять прокаженных. Но сам палач – бесправен. Он даже не гражданин города, он сам по себе. А мастер Рейнар еще и лекарь.

– Палач – лекарь?!

– Да, – тетя сдержанно усмехнулась. – Что тебя удивляет? Кто, как не палач, знает, устройство человеческого тела? Когда в прошлом году во время охоты кабан порвал бедро фьеру Клайфорду, думали, что бедняга не выживет. Фьера Клайферд побежала к мастеру, и тот выправил кости и зашил рану так, что теперь фьер только немного прихрамывает, а ведь от него отказался даже королевский лекарь… И еще мастер прекрасно разбирается в травах. Лучше королевского аптекаря, можешь мне поверить.

Разбирается в травах…

Я вспомнила чахлый букетик. Так вот что это были за цветы… Какие-нибудь лекарственные растения. А не букет для прекрасной дамы, как я сначала подумала. Букет… да это просто глупо… Зачем такому человеку дарить женщине цветы?.. Это так же нелепо, как покрасить меч в розовый цвет и расписать незабудками.

Мастер Рейнар проезжал мимо, и на мгновение наши глаза встретились. Всего мгновение – но я увидела, что глаза у палача черные. Даже невероятно, что у человека могут быть такие черные глаза – радужка почти сливалась по цвету со зрачком. А может, виной тому была маска, не позволявшая солнцу заглядывать в эти глаза?.

Мне показалось, будто на меня набросили невидимые колдовские путы, которые потянули к этому страшному человеку в маске. Потянули медленно, но неотвратимо. Наваждение было настолько сильным, что я привстала с сиденья, словно собираясь тут же последовать за всадником на черном коне.

– Виоль, ты куда? – шепотом окликнула меня тетя и дернула за юбку, заставляя сесть обратно.

Наверное, палач узнал меня, потому что вдруг резко отвернулся. Слишком резко – будто мой вид причинял ему боль. И едва связь наших взглядов была разорвана, я словно освободилась от колдовских цепей, осознав, что нахожусь на площади, полной людей, сижу в коляске, вцепившись в ее борт, и что тетя поторапливает возчика ехать поскорее.

Но разве бывают такие черные глаза?..