Читать книгу Пришелец - Натали Бланш - Страница 3

Слухи о бабе Тане ходили по всему городу, что, дескать, живёт в Захонье бабка – гадает хорошо, берёт рубль и всю правду говорит. Надя тоже слышала о ней от своих подружек, но и думать не думала, что когда-нибудь случится так… А так случилось, что в один из октябрьских колхозных дней одноклассницы заговорили о гадалке.

– Мы с Иркой хотим к ней сегодня съездить, – сказала Юля. – Только нам одним страшно.

Слово за слово – и набралась компания в шесть человек: две Иры, Юля, Оля, Наташа и Надя.

Вечером девушки встретились на остановке, как и договорились. Ехали на автобусе, потом долго шли пешком через поле, по прихваченной ранним морозцем дорожке, пока, наконец, впереди не показалась деревенька. Совсем небольшая, пара улиц. Адреса никто не знал, но когда девушки спросили у работавшей в огороде женщины: «Где живёт баба Таня?», та сразу же показала дом.

Всей толпой, робея, вошли они в сени, где высокая крепкая старуха поила молоком двух мужиков. Это и была баба Таня – не старая ещё и совсем не страшная, с белыми волосами, покрытыми платком.

– Погадать? – сразу спросила она.

– Ага.

– А чего спужались? Только не всей гурьбой. Вы две останьтесь – одна тут, на лестнице, посиди, другая пойдём со мной, а остальные пока погуляйте.

– Вот вам и хлеб с маслом, сам пришёл – кивнула она мужикам и вошла в избу.

Первыми отправились закадычные подруги Юля и Ира, которые всю кашу заварили. За ними другая Ира. А потом пришёл и Надин черёд.

С любопытством вошла она в чистую, наполненную незнакомыми запахами комнату, убранную как-то чудно, по старинке, и как будто попала в другой мир: тихо тикали на стене часы с маятником, везде по тумбочкам и столам полно было белых вышитых салфеток, убранство довершали домотканая дорожка на полу и фотографии на стенах.

– Это сыночек мой, погиб в войну…

Эта первая фраза сразу расположила девушку к сидящей напротив женщине, в которой вовсе не было ничего особенного или таинственного. Страх куда-то исчез. Баба Таня взяла в руки карты, попросила: сними так-то и так-то, разложила их на столе и заговорила… Говорила много, но каким-то мудрёным непривычным языком, так что Надя мало что поняла и ничего не запомнила. Собирая карты со стола, баба Таня произнесла, точно подводя итог:

– Да что карты, карты – это так, врут много. Я им не очень верю. Вот рука. Рука – это, доченька, план жизни. Рука не обманет. Тебе раньше гадали-то? Цыганка? Нет, доченька, у цыганок не гадай и у чёрных женщин, у кого волос чёрный, – они счастье отнимают. Да и вообще мой тебе совет: гадай поменьше – так и судьбу прогадать недолго. Правую руку клади-ка сюда.

Надя протянула правую руку ладонью вверх. Баба Таня посмотрела, пощупала.

– Чего рано-то пришла? Я до восемнадцати лет не гадаю, ну, уж ладно, раз приехали.

Нажала возле большого пальца и, присмотревшись, произнесла:

– Дети будут. Чего тебе гадать? Тебе учиться надо. Ты девочка сообразительная, учишься хорошо, но не всё пятёрки, четвёрки тоже попадаются. Капризная маленько, забалованная, но ничего, характер потом у тебя поменяется. Обязательно тебе надо учиться дальше… А родители-то у тебя родные?

– Да.

– Оба?

– Мг.

– Чего-то я тут не пойму. Ну, сестра есть, намного тебя постарше будет.

– Ага, – подтвердила Надя, поражённая.

– Сейчас у тебя есть двое, можешь с ними дружить, можешь встречаться, но эти парни – не твои. Своего встретишь неожиданно, ты никогда его раньше не видела, он приедет издалека. Как будто бы после армии, не знаю. Где-то ты его встретишь лет в девятнадцать.

– Так рано?

– Ну, точно тут не скажешь – девятнадцать, двадцать, двадцать один, где-то в эти годы. Если он сделает тебе предложение, обязательно соглашайся. Не бойся! Это будет хороший человек. Если выйдешь за него, будешь очень хорошо жить, лучше, чем твои родители. Только запомни хорошенько, доченька, это будет не простое предложение, а означающее серьёзные перемены в жизни. Запомни, доча, первое предложение – обязательно соглашайся. Если не выйдешь за него, потом долго не выйдешь замуж. Потом будет ещё предложение – тоже хорошее, но уже не так хорошо, как это.

У бабы Тани были светлые голубые глаза, от неё шёл непривычный запах – точно трав или кореньев, и когда баба Таня наклонялась к девушке, та принюхивалась, стараясь угадать, чем это пахнет, и некоторые слова пропускала мимо ушей. И всё же в этих «если» было что-то тревожащее.

– Сейчас високосный год. В високосный год тебе надо быть осторожной. Никому не верь, не выходи поздно на улицу. Хорошая рука! И жизнь у тебя будет удивлённая.

С этим «удивлённая» Надя вышла на улицу.

– Ну, как, ну, что? Что тебе сказали? – накинулись на неё подруги.

– Что жизнь у меня будет удивлённая.

– Как это «удивлённая»?

– Ну, удивительная, – пояснила Ольга.

Уже стемнело, когда девушки той же дорогой через поле возвращались домой, делясь впечатлениями. Как-то вдруг резко похолодало, по полю гулял порывистый леденящий ветер, трепал полы плащей и волосы, далеко в ночь унося приглушённые голоса.

Девочки особенно удивлялись точно угаданным подробностям: у кого сколько сестёр и братьев, у кого отец неродной или не хватает кого-то из родителей. Одной из подружек гадалка точно описала внешность её парня.

Надя плелась сзади и в разговорах не участвовала. Ветер дул прямо в лицо, руки коченели. Её знобило так, точно она внезапно заболела. Она вся сникла, ослабла, хотелось поскорее оказаться дома, под одеялом в тплой постели.

Добравшись, наконец, до дома, она чувствовала себя усталой, разбитой и больной. Мама была в командировке, а папа ничего не заметил, ни о чём не спросил. Она выпила горячего чая, всё наскоро записала в дневник и забралась в кровать.

Всю ночь её мучили кошмары: гигантский змей, обитающий во чреве Земли, преследовал её в какой-то башне. Надя крохотной точкой убегала от него по винтовой лестнице с этажа на этаж, забираясь всё выше и выше, а змей огромной своей головой пробивал каменный пол этажей прямо у неё под ногами. Вот-вот настигнет и проглотит! И неизвестно, сколько будет продолжаться эта гонка, сколько впереди ещё этажей, сколько ещё колец у змея? Будет ли спасение? Но самое ужасное заключалось в том, что гигантский змей во сне – это её мать.

– С тех пор больше не гадаю.

– А ты веришь ей? Ну, тому, что она сказала? – спросила Лена.

– Понимаешь, совсем недавно я узнала от сестры, что родители ещё до моего рождения чуть не развелись. Уже даже был назначен бракоразводный процесс, но они там снова помирились. И про учёбу, и про характер, и про двух парней, – всё это правильно. Но больше всего меня поразило моё плохое самочувствие после гадания и этот сон. Как будто я вторглась в какую-то опасную область и коснулась чего-то запретного, но реального. Раньше я относилась к гаданию как к какой-то ерунде, а теперь знаю, что это серьёзно. И в самом деле – лучше не гадать. Чему быть, того не миновать. Зачем пытаться узнать будущее? Оно должно быть сокрыто. А то «если, если». Мне не понравилось. Я бы не рискнула повторить.

Опять сделалось тихо. Угли уже догорели. Люда поворошила их кочергой, и комната вновь наполнилась красноватым завораживающим мерцанием, а на бревенчатых стенах заколыхались тёмные тени. В этом полумраке мир казался таинственным и неоднозначным.

– Надь, а ты помнишь, где эта баба Таня живёт?

– Ну… А зачем тебе?

– Погадать бы, – мечтательно произнесла Люда.

…У меня есть цель в жизни и цель эта – ТЫ…

Н***

Конец 1988 года. Из дневника.

У меня сейчас (в перспективе) три определённых желания: устроиться на студию, заиметь отдельное жильё и найти себе друга – верного и любимого.

Больше всего желаю себе любви!

«Желание исполнится через пять месяцев – когда сойдёт снег, вновь зазеленеют деревья и появятся цветы. Возможно, в этот период вы полюбите человека старше вас. Не следует слишком обнаруживать перед ним свои чувства».

Через 5 месяцев – март. Запомнить.

Герой фильма попеременно то мужчина, то женщина, иногда – ребёнок в мире взрослых, иногда – два человека, спорящие между собой и расходящиеся в разные стороны. Летает. Не такой, как все.

Сны меня ужасно интересуют.

Теперь ещё и с другой точки зрения: По ЛЭП-гипотезе (и по смыслу) выходит, что ничего не материального нет, то есть даже «игра воображения» материализуется.

Любопытно: в снах никогда не видишь своего физического уничтожения, просыпаешься за секунду до того.

Со мной, впрочем, было два раза было – в детстве в меня стрелял немец, я кричала и умирала на снегу. Потом проснулась и сон этот помню. Мне было четыре-пять лет.

Второй раз – зарезал бывший возлюбленный, но во сне оказалось, что я всё только прочитала. Это было классе в шестом, мой самый необычный по силе впечатления сон. Я как будто действительно откуда-то вернулась и долго бродила днём, как потерянная, не могла прийти в себя.

Сон! Я не могу записать.

Я теперь поверила, что жизнь может продолжаться ещё очень долго, и на душе у меня стало светлее. А то, как дамоклов меч, висело надо мной ощущение неминуемого скорого конца – всему, всем. Человеку нужен смысл, ибо так устроена вселенная – в нём и вне его. Смысл – это ключ. Но всё-таки – всегда… бесконечно…

Ничего не чувствую, что будет потом. Иногда страшно, весело. Ничего, посмотрим. Не в первый раз. Правда, тогда меня грело сознание, что я еду к Ирочке. Странно, что я её иногда ощущаю как бы частью себя. Я всё равно временами выпадаю из реальности, но теперь не думаю, что это непременно плохо.

Мне понравилась идея Вернадского, что природа – нравственна, а человек – носитель и выразитель этой нравственности.

Прошлый год заканчивался чтением Джейн Эйр. В этом – смотрела фильм.

Мне сейчас тяжело. Зачем тогда Бог создал меня женщиной? Я не могу жить без любви. Я не хочу многих, я хочу одного, но такого, чтобы всё во мне тянулось к нему и отзывалось. Я хочу любить. Я не могу больше так! Всё это в некоторой степени приятно и необременительно, но это ненастоящее, это не жизнь, а лишь иллюзия жизни. Как хочется подлинного, настоящего. Когда я любила В., я уже чувствовала, что на ещё одну такую вспышку нескоро хватит сил. Прошло почти семь лет! Я знаю, чего прошу. Мне сейчас так тяжело, так пусто. У меня никого нет. Боже, пошли мне любовь!

Я знаю, что прошу страшного. Я знаю, что всё настоящее оплачивается громадной ценой. Нет, я хочу не долго жить, но полно. Я и сейчас мучаюсь, так лучше мучиться, любя!

Я не знаю, почему «Джейн Эйр» так меня волнует. Я чувствую непреодолимую потребность читать и думать. Мне хочется – до ломоты в висках – какого-то иного света, идущего оттуда. Я сейчас как человек, которому не хватает воздуха.

Всё это довольно странно. Фильмы о страстной любви всегда действовали на меня, но не так, не в такой степени. Возможно, я в чём-то отождествляю себя с Джейн, и мне хочется своего Рочестера. Надежда – Джейн… Даже имена созвучны. А его звали Эдвард.

Там совсем иной ритм, иное течение времени. Чем-то по атмосфере, по тому мучительному сладкому удушью и попытке вспомнить, ощутить нечто, теперешнее моё состояние напоминает тот мой давний сон о полёте и космическом корабле.

Без чувств, без любви я не могу. Я задыхаюсь. Как мало значат мимолётности, не нужно их! Вернее, что значат они, что значит всё, всё, всё – без любви?!

Я очень хочу побывать в Англии, там, где жила Шарлотта Бронте и её герои. Я чувствую в ней что-то очень душевно близкое, хотя она прямолинейна и рассудительна.

«Так пролетели октябрь, ноябрь и декабрь. Однажды в январе…» Я прямо-таки вижу эту пустынную, скованную льдом дорогу, быстро приближающиеся зимние сумерки, пейзаж, залитый лунным светом… Как будто я тоже была там.

«Вы ушиблись, сэр?»

Нет, я не понимаю. Грусть не проходит, а наоборот – резко усиливается. Вчера ещё такой щемящей грусти не было. Когда я принимаю во внимание доводы моей логики, мне кажется, я права. Но не подчиняющиеся контролю чувства чаще сильнее мысли. Этот поток смывает все ограничительные столбы. Больше всего меня гнетут сомнения: права ли я, что уезжаю? Нужно ли это?

Готова ли я к слишком большим испытаниям? К испытаниям вообще?

Здесь я буксую по всем параметрам, во всех направлениях. А Киев, в любом случае, какой-никакой, а жизненный опыт.

Всё же жаль, что я ничего пока не вижу впереди.

В данный момент я уже во власти обстоятельств – билет, выписка, увольнение с работы.

Что ж, ставки сделаны.

Господи, помоги!