Читать книгу В объятиях XX-го века. Воспоминания - Наталия Дмитриевна Ломовская - Страница 4

Часть первая
Глава 1
Краткая родословная семьи Ломовских, эпизоды жизни моих близких после революции

Оглавление

Как это ни прискорбно, своим прошлым я стала интересоваться, главным образом, уже в преклонном возрасте. Я считаю это своей виной, так как уверена, что будь я настойчивей, мои родители рассказали бы мне многое из того, о чем в нашей стране (бывшем Советском Союзе) принято было умалчивать. Я не сообразила сделать это тогда, когда времена стали меняться и страх перестал быть определяющим фактором обоюдного молчания. Я даже не удосужилась узнать некоторые вещи из нашей семейной жизни, которые совсем не были обусловлены перечисленными выше причинами.

Родилась я в Москве в 1935 году у Грауэрмана. Так все называли родильный дом на Арбате, который сейчас уже давно закрыт. Такое впечатление, что там родились все дети жителей Москвы в 1930-ые годы, живущих в пределах Садового кольца.

Моя мама, Эмма Григорьевна Ломовская (1910–1985) родилась в Харькове.

Мой биологический отец – Николай Иванович Рябов (1908–1968). Моя мама вышла за него замуж, когда они вместе работали в начале 1930-х годов в Хабаровском государственном педагогическом институте.

Мой приёмный отец (папа) с конца 30-х годов – Дмитрий Владимирович Шаскольский (1908–1990), родился в Москве. От меня с самого моего раннего детства не скрывали, что мой папа – не мой родной отец.

Мой прадедушка по материнской линии – Петр Борисович Книгер (1862–1938). По упоминаниям, он был управляющим угольными шахтами на Украине. Моя прабабушка – жена Петра Борисовича, Софья Григорьевна Книгер. Им удалось в начале 30-х годов приехать к своей единственной дочери в Москву, как я понимаю (это проскальзывало в разговорах взрослых), спасаясь от голода на Украине. Я помню, как я, совсем ещё маленькая девочка, приносила чай старенькому дедушке (так я его называла), когда он уже не вставал с постели, в конце 30-х годов. Моя прабабушка Софья Григорьевна скончалась незадолго до моего рождения.

Мой второй прадедушка по материнской линии – Иосиф (Еселев) Ломовский был учителем в еврейской школе в Мариуполе, на Украине. Они с его женой Эсфирь имели двенадцать своих собственных детей и еще воспитывали приемных. Дедушкины братья, их жёны и сестра, которых я помню: дядя Соломон (бухгалтер) и его жена Лина, дядя Саул и его жена тётя Ганя, дядя Миша и дядя Илья, оба инженеры, сестра Анна. Сведения, прямо скажем, в духе того времени.

Мой дедушка Григорий Иосифович (Гирш Еселев) Ломовский (1886–1942), отец моей мамы, окончил в 1910 году юридический факультет Харьковского Императорского университета (диплом первой степени об окончании университета, выданный декабря 8 дня 1911 года хранится в моем архиве). Поступил он в этот университет, по-видимому, благодаря тому, что существовала квота для принятия в студенты из числа евреев, детей школьных учителей. Способностями, наверное, его бог тоже не обидел. Сумел ли он реализовать в последующие годы его короткой жизни все преимущества прекрасного образования, которое он получил, я не знаю. Думаю, что нет.

Моя бабушка, Любовь Петровна Ломовская (1889–1969), урожденная Книгер, окончила гимназию. Поженились они с дедушкой в 1909 году, а в 1910 году у них родилась дочка, назвали Эммой по имени героини не помню какого-то очень известного в те времена английского или французского романа. До первой мировой войны бабушка ездила в Европу, Швейцарию и Германию, на воды вместе с дочкой. На обратной стороне одной из бабушкиных фотографий, сделанной в Женеве в 1912 году, слово «Женева» выскоблено бритвой. А на лицевой стороне фотографии слово «Женева» (Geneva) осталось, не усмотрели. Люди боялись упоминаний о своем прошлом.

Относительно мамы в детстве. Сохранилась годовая ведомость об успехах ученицы среднего приготовительного класса Ломовской Эммы в 1917–1918 учебном году (Полтава) в частной, с правами мужских казенных гимназий, еврейской гимназии С. М. Гуревич. «Успевает: русский и арифметика, еврейский. Задание на лето: необходимо записаться в библиотеку. Переводится в старший приготовительный класс (младшую группу)».

В 1919 г. у моей мамы появилась родная сестра, моя тетя Валентина Гиршевна (Григорьевна) Ломовская (1919–2005). По паспорту она осталась Гиршевной (отчество в паспортном столе менять отказались), хотя все ее называли Валентиной Григорьевной. По ее короткому замечанию, которое она обронила только во время нашего отъезда в Америку в 1992 г., ее родители, мои бабушка и дедушка, в начале 20-х годов собирались эмигрировать в Америку, но остались в Москве, т. к. она, их младшая дочь, неожиданно тяжело заболела.

В двадцатых годах во время НЭПА. Григорию Иосифовичу и Любовь Петровне удалось купить кооперативную квартиру в Москве на Малой Бронной в новом доме, построенном напротив Патриарших прудов, как будто бы на месте дома патриарха. Как вскользь упоминалось дома, на уплату квартиры ушли чудом сохранившиеся бабушкины личные украшения. То немногое, что осталось, было продано во время войны. У меня сохранилась лишь одна единственная брошка, серебряная с черным камешком, которую подарила мне моя бабушка Любовь Петровна. Наш дом был построен для сотрудников рабоче-строительного кооперативного товарищества «Работник льноторга» в 1926 году (архитекторы И. П. Машков и Б. М. Великовский).

Балкон в большой комнате (20 кв. м) нашей квартиры выходил на Малую Бронную с видом на Патриаршие пруды, окна двух остальных комнат (13 и 10 кв. м.) и кухни (10 кв. м) выходили во двор. В глубине двора до самого нашего отъезда из квартиры в 1963 году сохранились людские – двухэтажный многокомнатный старый дом. В одной из комнат этого дома жила моя одноклассница. Во дворе нашего дома были и другие выходившие на улицу старые дома со старинной мебелью и следами прошлого уклада, в которых мне случалось бывать.

Как я понимаю, до войны моя семья жила очень скромно. Бабушка и дедушка проводили со мной много времени. Мои довоенные воспоминания совершенно скудные: помню говорящую куклу, запах флоксов на даче у Шаскольских.

Совершенно отчетливо помню, как началась война. Мы с дедушкой подошли к саду Аквариум на Садовой и услышали из репродуктора речь Молотова.

Моя мама после окончания естественного отделения физико-математического факультета 2-ого МГУ (наверное, В 1931 году) была направлена работать вместе со своими однокурсницами и закадычными подружками Лёлей Мукосеевой, Леной Фишер и Любой (фамилию не знаю) в Хабаровск в качестве педагогов. Сохранились мамины фотографии того периода. На обратной стороне одной из них надпись рукой ее подруги: «будем хорошими коммунистами». В. Хабаровске она и познакомилась с Николаем Ивановичем Рябовым и вышла за него замуж. Судя по нескольким сохранившимся письмам мамы из Хабаровска ее родителям в Москву и по ее мимолетным высказываниям мне, они с моим отцом очень любили друг друга.

Привожу выдержки из письма мамы с Дальнего Востока, написанного в период с 13 февраля по 13 апреля 1934 г., и полностью письмо от 2-го декабря 1934 г.

«Последнее письмо от Коли (Н. И. Рябова – Н. Л.) получила ужасно хорошее. Он пишет, что к 1-му мая уже наверняка будет в Хабаровске. Вы все интересуетесь перспективами, но, честное слово, поверьте, что решить все одна я сейчас не могу, да, откровенно говоря, и не хочу. Ведь ясно, что без Коли я в Москве не останусь совсем, разве уже будет что-нибудь экстраординарное (например, меня отпустят на учебу и дадут путевку в аспирантуру) ну, тут уже меня, конечно, ничто и никто удержать не сможет, или мы разругаемся. Но не предвидится ни того, ни, особенно, другого, а поэтому решить вопрос самостоятельно я сейчас не смогу. У меня нагрузка большущая. Дали еще подготовительное отделение, читаю там начатки естествознания, так что в общем хватает. Вы все просите, чтобы я прислала фотографии, но вся беда в том, что я никак не могла удосужиться сняться, а Колины фотографии все коллективные. Одна только карточка, где он снят один, но мне жалко ее отсылать, пришлось исковеркать одну, паршивую правда, карточку (образца 1931) и Вам послать, но надо сказать, что все-таки он в жизни не такой, во-первых, очень большущий, потом без очков (он их надевает в особо торжественные дни), потом сейчас немножко года на 3 постарше. А вот у вашей «красавицы» дочки на одной карточке вид довольно скорбный, не отражающий действительности, ну а другая более или менее попадает в точку. Чувствую я себя очень хорошо. На дворе весна, дивная погодка, я уже даже перекочевала в осеннее пальто. Да, у нас жуткое событие. Горелышев уехал на практику, Нюська осталась и вдруг поздно вечером к ней вкатывается старая жена Горелышева с мальчишкой (приехала из Ленинграда) – семейная драма в полном разгаре. Горелышева нет, она живет здесь, а Нюська обретает пока у меня – благо кровать пустая. В общем, прямо беда. Вот и все хабаровские события.

Хабаровск разрастается довольно интенсивно. Челюскинцы пока сидят на своей льдине, а газетные трепачи пользуются случаем похвастать знаниями дальневосточной экзотики, повисшими облаками над Амурскими сопками и слиянием двух великих водных магистралей ДВК (Дальневосточного края – Н. Л.) Амура и Уссури – картина величественная, но довольно грязно на барахолке, которая стоит как раз в месте слияния Амура и Уссури. Ну, целую крепко, заболталась, Муся. Привет бабушке и дедушке[1]

Хабаровск 26 декабря 34 г.

Дорогие мои мамочка и папочка!


Получила от Вас телеграмму и в общем страшно забеспокоилась. Неужели же вы не получили моих писем. Одно писала когда-то в Хабаровске после Октябрьских праздников. А другое во Владивостоке не так давно, примерно числа 13 декабря. От Вас за это время получила только одно письмо. Я ведь почти целый месяц была во Владивостоке в командировке по набору студентов, да и кое-что делала в университетской лаборатории. Дело втом, что я курс закончила 20 ноября и занятия теперь начнутся с 1 января 35 г. Потом 8 дней жила в доме отдыха партактива под Владивостоком. Там замечательный дом отдыха, отдохнула прекрасно. Во Владивостоке просто бабье лето или такая хорошая золотая осень. Снега совсем нет. Коля тоже был там в командировке, но мы с ним жили вместе только две недели. А потом он уехал в Хабаровск, а я еще осталась в доме отдыха. Он уже поправился очень хорошо. А в Хабаровске меня ожидали 2 новости. Во первых, сняли моего биолога и мне отдают мою родную биологию со всеми потрохами, т. е. с заведованием кабинетом (последнее не улыбается, анатомия, к сожалению, тоже). Так что я теперь выросла до небес. Во-вторых, в меньших масштабах, но, пожалуй, не менее приятное событие – Колюшка мне купил часы, ужасно хорошие, между прочим, очень похожие на мои старые СУМА. Сейчас готовлюсь во всю К биологии, преподаю в кабинете и привожу его в божеский вид. У нас сейчас краевой съезд Советов, и Коля тоже целый день, иногда до 12 ночи пропадает там. Он руководит краевой выставкой съезда и окончательно избегался, так что вижу я его только тогда, когда сама попадаю на съезд, да поздно ночью. Мамочка, ты все беспокоишься о кофте. У меня уже давным давно есть очень хорошая синяя шерстяная, такая теплая, что я в своей шубке и в ней как в печке. Коля ее привез из Владивостока еще в Октябрьские дни. Во Владивостоке такой шикарный ГУМ, прямо как в Москве, 3-этажный и всего полно, да и в Хабаровске в этом году есть почти все. Я еще кое-что поднакупила. Интересно, что это за материя мне на платье, которую ты купила. Я купила шелковое полотно, но пока еще не сшила. Хочу выслать Вам на днях рублей 150, чтобы Вальке обязательно из них были куплены ботинки с коньками. А мы уже катались на коньках. С лыжами в этом году пролетели, так как снега, как это ни странно, нет.

Мы снимали друг друга, получилось очень жутко, особенно старый иезуит Колька. Единственное, что его утешает, это мой галстук. Он носит его без конца и рубашку тоже, страшно нравится и то и другое и говорит, что редкое сочетание приятного с полезным. Боюсь посылать эти рожи, потому что уж больно жуткий вид, но, с другой стороны, если вы не лишены фантазии, то умножьте положительные стороны, и это будем мы. Ну, расписалась жутко. Целую крепко. Всего хорошего, Муся

Привет всем нашим. Жду писем от Вас. Я послала уже Вам вчера телеграмму, в которой поздравила с Новым Годом, не будем дублировать. Привет от Кольки.

Почему Вы не присылаете Вашей фотографии?»

И так я и не знаю, почему моя мама и мой отец так неожиданно расстались в середине 1935 года. Наверное, если бы я спросила маму или ее подруг, которых я тоже очень хорошо знала в течение моей уже взрослой жизни, они бы мне рассказали. Могла спросить и у бабушки Любовь Петровны, и у моего приёмного отца (папы) Дмитрия Владимировича Шаскольского, и у тети Вали. Но теперь спросить не у кого, хоть бейся головой о стенку!

Помню, как мама рассказывала о Хабаровске, об огромной реке Амур, о рыбной путине, об общении там с корейцами, которых было много и они считали, что все русские на одно лицо. У нас сейчас дома в Америке есть старая статуэтка корейского божка с мешком, которую маме подарил пожилой кореец, и она привезла её из Хабаровска в Москву.

Когда я проездом из Японии была в Хабаровске в 1968 г.(в возрасте 33 лет) ни города, ни реки я практически не видела. У поезда, прибывшего из Находки, меня встретила Лена Фишер, мамина ближайшая подруга, с некрологом в руках. За два месяца до моего приезда умер Н. И. Рябов, мой отец, с которым я всегда мечтала увидеться. Ему было всего 60 лет. Успели только сходить на кладбище. Больше ничего не помню, так я была расстроена его внезапной кончиной и неосуществлением мечты всей моей предыдущей жизни увидеть моего родного отца.

Привожу полный текст короткого некролога, опубликованного в газете «Тихоокеанская Звезда» от 6 июля 1968 г. по поводу кончины Н. И. Рябова:

«Умер Николай Иванович Рябов, один из старейших работников Хабаровского педагогического института, член КПСС с 1941 года, доцент, кандидат исторических наук. Трудящиеся края и особенно педагоги, молодежь, учащиеся хорошо знают Николая Ивановича как прекрасного лектора, прививавшего любовь к нашему родному Дальнему Востоку. Н. И. Рябов родился 16 июня 1908 года. Всю свою жизнь Н. И. Рябов работал на ниве народного просвещения. Он один из первых пионерских вожаков г. Хабаровска. С 1940 года до последних дней трудился в Хабаровском пединституте. Николай Иванович был крупным специалистом по истории Дальнего Востока и хорошим педагогом. Его воспитанники работают во всех уголках нашего края. Мы глубоко скорбим по поводу преждевременной кончины Николая Ивановича. Память о нем навсегда сохранится в наших сердцах.

Группа товарищей»

Представляется, что некролог написан в том очень формальном стиле, которым отличалось подавляющее большинство некрологов в советских газетах. Причем, это чувство у меня возникло сразу после его прочтения, а не в последующие годы.

Мамины подруги Лёля и Лена, с которыми она потом дружила в течение всей своей жизни, хорошо знали Н. И. Рябова, считали, что у меня с ним много общих черт, как внешних, так и внутренних. Насчет внешних я сомневаюсь, так как все всегда считали, что я очень похожа на свою маму, а насчёт внутренних не исключено, что что-то перешло ко мне и от отца, а может быть, в результате комбинации родительских генов появилось в характере что-то новое, отличное от черт характера обоих моих родителей.

Сейчас в интернете ещё до сих пор остались упоминания о Николае Ивановиче Рябове. Вот некоторые выдержки из них:

«Вожатым отряда весной 1923 года стал комсомолец Николай Рябов – бывший детдомовец, будущий доцент Хабаровского педагогического института, известный ученый-историк.»

Его имя упоминается среди замечательных педагогов, которые пришли в Хабаровский педагогический институт в самом начале его образования:

«Обозревая пройденный путь, следует отметить тех, кто в тяжелые годы становления вуза и его развития отдавал свои силы и здоровье подготовке педагогических кадров. Их много, но назовем лишь тех, о которых ходили легенды. У истоков вуза стояли замечательные педагоги и организаторы образования: П. П. Кирьянов, директор института (1938–1945), М. Г. Штейн, М. Ф. Тупиков, М. И. Бушуева, К. Б. Шустерман, Н. И. Рябов, О. И. Лысенко, Е. Е. Желтоухов, Н. Н. Швецова, Э. Г. Фишер, В. У. Баранов, Х. Б. Ливерц, А. В. Шереметьев, П. Н. Богоявленский, А. П. Большаков, А. С. Черных, В. Е. Гончарова, В. А. Сорокин, И. Н. Лерман, Н. А. Авдеева и др.»

Хабаровский краевой краеведческий музей им. Н. И. Гродекова

Адрес: 680000, город Хабаровск, улица

Шевченко, дом 11.

Телефон: (4212) 31-08-02, (4212) 32-63-64.

Электронная почта: museumkhv@yahoo.com

Коллекция «Редкая книга» в составе музейной коллекции «Фотодокументы»

Первые поступления в коллекцию «Редкая книга» относятся к 1954 г. В основе собрания – книги из библиотек Н. И. Рябова, Вс. Н. Иванова, Н. Н. Матвеева-Бодрого; издания, переданные Хабаровским отделением Союза писателей, редакцией газеты «Тихоокеанская звезда», библиотекой Хабаровского государственного педагогического института.

В 1970 г. (по завещанию Н. И. Рябова – Н. Л.) в музейное собрание поступило более 150 книг из домашней библиотеки Н. И. Рябова, кандидата исторических наук, первого преподавателя исторической кафедры Хабаровского педагогического института, одного из первых пионеров г. Хабаровска. В библиотеке Н. И. Рябова хранилась книга П. Н. Милюкова, русского политического деятеля, историка, публициста, министра иностранных дел Временного правительства в 1917 году «Россия на переломе. Большевистский период русской революции. Том II. Антибольшевистское движение». Она была издана автором в 1927 году во время эмиграции в Париже.


Вот ещё одно упоминание о Н. И. Рябове.

…Хабаровск круто изменил судьбу художника А. Мильчина. Особую роль сыграл ученый-историк, преподаватель педагогического института Н. И. Рябов. Он разбудил интерес художника к истории освоения Дальнего Востока, привлек к изучению великих дел и подвигов землепроходцев. А. Мильчин решил воссоздать образы русских первопроходцев Пояркова, Хабарова, Атласова, Дежнева, Чирикова. Первой стала скульптура Семена Дежнева. Она явилась первой скульптурной работой от Хабаровского края на Всесоюзной художественной выставке в Москве (1950). В 1953 г. А. П. Мильчин представляет в Москве свое новое произведение – небольшую, до метра высотой скульптуру Ерофея Хабарова. После закрытия выставки скульптура была приобретена Государственной закупочной комиссией и экспонировалась в европейских странах народной демократии.

…Рябов Н. И., Штейн М. Г., Очерки по истории русского Дальнего Востока XVII – начала XX веков. Хабаровск, 1958.

Это одна из многочисленных ссылок на книги, опубликованные Н. И. Рябовым. Ну вот, пожалуй, и почти всё, что удалось про него найти в интернете. Мои поиски его родственников по интернету тоже оказались безуспешными. Слишком много Рябовых, да и имя, чтобы искать по отчеству, тоже, прямо скажем, не оригинальное. И потом уж так много лет прошло…


Как я уже упоминала, родилась я в Москве после возвращения мамы из Хабаровска. В родильном доме она читала чьи-то воспоминания о Пушкине и его жене и решила назвать меня в ее честь Натальей Николаевной. Все советские времена Н. Н. Пушкину всегда критиковали, а мама, вот, наверное, что-то в ней разглядела. Так я и была Натальей Николаевной до тех пор, пока меня не удочерил мой папа, Дмитрий Владимирович Шаскольский в 1952 году. Правда, никто меня в эти годы по имени и отчеству и не называл.

У моего папы была первая жена Ольга Григорьевна Гольцман, тоже биолог и дочка Наташа (Наталья Дмитриевна Шаскольская). Когда папа меня удочерил в 1952 г., я осталась Ломовской. Так мы все (мои прабабушка, бабушка, мама, я, наша дочка Оля и даже наша внучка Аня) одни по замужеству, другие в силу обстоятельств – Ломовские (шесть поколений).


Мой прадедушка по материнской линии Книгер Пётр Борисович (1862–1938), отец моей бабушки Любовь Петровны Ломовской. По упоминаниям, был состоятельным человеком, работая управляющим угольными шахтами на Украине. Фотография сделана в г. Полтаве.[2]


Моя прабабушка Софья Григорьевна Книгер, жена П. Б. Книгера (стоит) и её сестра Хая Лившиц (сидит). На обороте печать: «5-тиминутная фотография, г. Полтава».


Родители моего дедушки Григория Иосифовича Ломовского: Иосиф и Эсфирь Ломовские. Фотография сделана в г. Мариуполе.


Моя бабушка Любовь Петровна Ломовская (1889–1969), гимназистка.


Мой дедушка, Григорий Иосифович Ломовский (1885–1941) – студент юридического факультета Императорского Харьковского университета.


Мой дедушка, Г. И. Ломовский (стоит в центре) и моя бабушка, Л. П. Ломовская (сидит справа) со своими близкими друзьями Евгенией Павловной и Иосифом Матвеевичем Розиными. 1910 год, г. Харьков. На бабушке бархатное платье, в руках изящная муфта, у неё красивая и сложная причёска. Ручка кресла, на котором сидит бабушка, заканчивается головой какого-то животного. Перед дедушкой лежит старинная книга, наверное, собственность фотографии. Дедушка – ещё студент Императорского Харьковского университета.


А вот и диплом моего дедушки Г. И. (Гирша Еселева) Ломовского об окончании в 1910 году юридического факультета Императорского Харьковского университета (диплом первой степени об окончании университета, выданный декабря 8 дня 1911 года, хранится в моем архиве).


Моя бабушка Любовь Петровна (1911 год, г. Харьков). Моей маме Эмме Ломовской нет ещё и годика.


Фото моей бабушки Любовь Петровны Ломовской сделано в Женеве в 1912 году. На обороте фотографии слово «Женева» (Geneva) тщательно выскоблено бритвой, а на лицевой стороне фотографии зачеркнуть забыли.


Город Дрезден, 1913 год. Моя бабушка (третья слева) стоит с крокетным молотком в руке. Моя мама – на первом плане слева. Стоит отвернувшись.


Моя мама Эмма (Муся) Ломовская, г. Харьков, 1913 год.


Мои бабушка, Любовь Петровна, и дедушка, Григорий Иосифович, в городе Кисловодске до революции.


Моя мама Э. Г. Ломовская в возрасте 3-х лет и 4-х месяцев сфотографирована 10 июня 1913 года в г. Харькове.


Моя бабушка с моей мамой. Полтава, 1917 год.


Мои дедушка, бабушка и мама (мама в 1-ом классе гимназии). Фото 1918 года, г. Полтава. Дедушка в какой-то полувоенной гимнастёрке, фотография сделана на дешёвой фотобумаге без обозначения фотографии.


Мой дедушка Григорий Иосифович Ломовский. Полтава, 1919 г.


Обложка Годовой ведомости об успехах ученицы среднего приготовительного класса Ломовской Эммы в 1917–1918 учебном году, Полтава, с правами мужских казённых гимназий еврейская гимназия С. М. Гуревич. Правописание дореволюционное с твердым знаком и «и» с точкой.


Справка, каким-то необыкновенным образом сохранившаяся, как, впрочем, и другие материалы (к сожалению, далеко не все) в моём архиве. То, что сохранилось, – это моя заслуга, а то, что утрачено, это моя невольная и вольная вина.


Текст справки:

Выписка из протокола № 104 Заседания президиума (неразб.) от 4/6/1920.


Слушали: Пункт 5-й Об образовании юридической коллегии.


Постановили: для разрешения вопросов юридического характера образуется юридическая коллегия в составе:

Председателя (неразб.) Правления И. П. Митровича Членов; Юристы Г. Ломовский, (неразб.)

При Врид. Секретаре Л. С. Корохом (?) С подлинным верно

Обратная сторона этой справки, выданной в 1920 году моему дедушке Г. И. Ломовскому. Справка написана на карте ещё немецкого города Бунзлау Веймарской республики. Это выяснила уже в Америке через почти сто лет после написания этой справки наша молодая сводная родственница Софья Карандашева, за что я, потрясённая её открытием, выражаю ей сердечную благодарность.


Первая страница профсоюзного билета моего дедушки Г. И. Ломовского. Можно различить с трудом, что билет был выдан ему как члену профсоюза в 1918 году. Конечно, этот билет должен быть изучен специалистами архивов. Сверху наш домашний адрес в Москве по Малой Бронной, написанный уже позднее.


Этот же профсоюзный билет открыт на странице об уплате профсоюзных взносов за 1927 и 1928 годы. На каждом месяце за 1928 год пометка: явился на отметку. Всех держали даже через профсоюз на заметке.


Наш дом на Малой Бронной в процессе строительства. Балкон нашей квартиры – первый слева на третьем этаже дома. Адрес квартиры всегда оставался и остаётся до сих пор неизменным: Москва, Малая Бронная, д. 36, кв. 20.


На субботнике в нашем дворе на Малой Бронной улице (конец 20-х?). Третий слева Муся Кафенгауз, сосед с первого этажа (погиб в самом начале войны в 1941 году). Вторая справа моя тётя Валя (Валентина Григорьевна Ломовская). В центре её близкая подруга Галя Сельцовская.


Моя мама Эмма Григорьевна Ломовская. Фотография сделана или перед отъездом на Дальний Восток или уже по приезде в г. Хабаровск, предположительно в 1932 году.


Мои дедушка и бабушка с дочерью Валентиной снялись после того, как моя мама уехала на Дальний Восток (1932).


Три грации: слева направо Лена (в замужестве Фишер), Люба и моя мама Эмма (в просторечьи Муся) – однокурсницы и будущие дальневосточницы (Москва, 5 января 1931 г.)


Мой (Н. Л.) отец Николай Иванович Рябов. Галстук и рубашка, подаренные моей мамой, ему очень нравились. Качество фотографии оставляет желать лучшего. Это одна из двух фотографий, которую мне удалось обнаружить в бумагах моей семьи. Сделала я это уже после многочисленных переездов с квартиры на квартиру, когда многие бумаги, фотографии и письма были невозвратимо утрачены.


Лёля Мукосеева и Муся Ломовская (моя мама). Хабаровск, 1933 год. На обороте фотографии надпись: «Комвузовская профессура за научными трудами».


Опять неудачная фотография с Дальнего Востока. Н. И. Рябов, моя мама и её самая близкая подруга Лёля Мукосеева.


Миниатюрная скульптура состоятельного корейца, подаренная моей маме (Э. Г. Ломовской) одним из корейцев, с которым мама работала во время путины, интенсивного лова лосося, на реке Амур в начале 30-х годов 20-ого века. Эта скульптура моими (Н. Л.) усилиями попала в наш дом в Калифорнии, напоминая о далёких былых временах и сохраняя память о моих родителях.


Моя мама со своей подругой Леной греются на весеннем солнышке на берегу легендарной реки Амур.


Знаменитый портрет Натальи Николаевны Пушкиной работы Александра Брюллова.


Повторюсь, что я была названа моей мамой в честь Н. Н. Пушкиной. Нельзя не отметить отсутствие моего сходства со знаменитой тезкой.

1

Последняя фраза означает, что моя прабабушка Софья Григорьевна Книгер была ещё жива в 1934 году (Н. Л.).

2

Во всех случаях при употреблении слов «моя», «мой» или «моего» имеется ввиду автор этих воспоминаний Н. Д. Ломовская

В объятиях XX-го века. Воспоминания

Подняться наверх