Читать книгу В объятиях XX-го века. Воспоминания - Наталия Дмитриевна Ломовская - Страница 7

Мне было неполных шесть лет, когда началась война. При первых бомбежках Москвы в котельную нашего дома, используемую в качестве бомбоубежища, попала зажигательная бомба. Мы были там с мамой, и я хорошо помню, как тушили пожар. Потом после сигнала воздушной тревоги мы стали ходить на станцию метро Маяковская, расположенную в 10–ти минутах от нашего дома глубоко под землей. Осенью 1941 года мы с бабушкой Любовь Петровной и с дедушкой Григорием Иосифовичем уехали в эвакуацию, а мама с папой еще оставались в Москве. Помню бомбежку нашего парохода по пути в г. Плёс на Волге. Через короткое время из Плёса переехали в г. Киров, где оказались дальние родственники дедушки. Дедушка до этого работал несколько месяцев на трудовом фронте под Москвой, застудил почки и скончался в начале 1942 года в г. Кирове в возрасте 56 лет. Его могилу найти не смогли. Помню, что он уже больной сокрушался, что я, уже «взрослая» девочка, а читать ещё не научилась. У бабушки была иждивенческая карточка, и мы голодали. До сих пор помню потрясающий вкус солдатских сухарей. Часть поломанных сухарей отбраковывали, не посылали на фронт и отоваривали по карточкам. Помню как продавщица в магазине отламывала и давала мне и другим детям кусочек от хлеба, уже выданного по карточке. И как каждая крошка хлеба, упавшая на стол, немедленно отправлялась в рот.

Мама с папой оставались в Москве (папа на костылях) и по рассказам обсуждали возможность ухода из Москвы пешком. В ноябре 1941 года, когда немцы были уже в подмосковье, они эвакуировались из Москвы вместе с Военно-ветеринарной академией, в которой работала мама, в город Аральск на берегу Аральского моря в Казахстане. Мама более полугода ничего не знала о нашем местонахождении и пыталась нас разыскать. Имея слабую надежду застать нас у дальних родственников в г. Кирове, она, благодаря имеющейся у неё на руках справке из военной Академии и своей необыкновенной энергии, пересаживаясь с поезда на поезд, в самое тяжелое военное время, приехала в г. Киров и вывезла нас с бабушкой в г. Аральск. Своего горячо любимого ею отца она в живых уже не застала.

Через месяц солнышка и еды я стала поправляться. Только молочные зубы совсем разрушились, потом эта голодная пора сказалась и на постоянных.

Вскоре Академия переехала в г. Самарканд. Папа тоже устроился в Академии на временную работу. Преподаватели Академии жили в большом помещении, наверное, зале, перегороженном занавесками. Мы жили на сцене вместе с семьями Кошелевых и Залкиндов. Спасали пайки, выдаваемые кандидатам наук. Топили саксаулом, главным деревом пустыни, растущим в окрестностях Самарканда. Жена С. Я. Залкинда собирала детей и читала нам русских классиков. Она была очень красивая даже по моим детским воспоминаниям. Помню, как мы все боялись, когда она читала гоголевского Вия. Мы с Мишей Залкиндом и Толей Дворкиным (сыном другого преподавателя) все свободное время играли в войну на пустыре около дома. Папа в 1943 и 1944 годах был старшим научным сотрудником, генетиком во ВНИИ каракулеводства в отделе разведения каракулевых овец. На меня большое и тяжёлое впечатление произвело его упоминание, что каракульча – это шерсть ещё не родившихся, доставаемых из утробы матери овец. Моя бабушка Любовь Петровна вернулась в Москву из эвакуации в 1943 году, боясь за сохранность нашей московской квартиры. Однако нашему соседу по лестничной клетке чудом удалось её спасти от заселения и полного разграбления. Телефон, конечно, отключили и у нас его не было вплоть до 1957 года, несмотря на многочисленные хлопоты по его установлению.

Мы с мамой и папой вернулись из эвакуации вместе с Академией в 1944 г. В стенном шкафу у нас в квартире долго хранились куски саксаула и куски соли из Аральска.

Мама продолжала работать в Академии, а папа в 1944 году был зачислен на должность старшего научного сотрудника, а с 1958 года заведующего лабораторией генетики и селекции во ВНИИ прудового рыбного хозяйства и работал там вплоть до 1961 года.

Несколько слов о нашем доме на Малой Бронной и о наших соседях. В 30-х годах наш первоначально четырехэтажный дом надстроили, и он стал шестиэтажным. На верхних этажах поселилась московская номенклатура в ранге министров и замминистров. Уж очень лакомым кусочком была и осталась улица Малая Бронная и, особенно, местоположение нашего дома напротив Патриарших прудов, переименованных вскоре в Пионерские. В двух подъездах нашего дома провели лифты, которые, проехав первые четыре этажа, останавливались только на пятом и шестом этажах. В нашем подъезде, да и в соседнем в конце 30–х годов арестовали, практически, всех глав семейств. На 1-ом этаже в нашем подъезде осталась жить Фаина Захаровна Кафенгауз, у которой мужа арестовали, а сын погиб в первые дни войны. На 2-ом этаже квартиру занял высокопоставленный партийный работник, который ни с кем из соседей не общался и его дочка никогда не гуляла во дворе. На этом же этаже уплотнили квартиру Рассоловых, арестовав отца Бори Рассолова и поселив там большую шумную семью. На 2-ом этаже жила в одной небольшой квартире семья Менделевых – мать Фаина Моисеевна и две ее дочери с семьями. Одна из них, Юлия Марковна, писаная красавица, жила с мужем, дочерью от первого брака Лией Канторович и умственно отсталым сыном Тёмой. Где-то в интернете промелькнуло, что они с мужем долго работали за границей, чуть ли не разведчиками. В мое время они оба служили в адвокатской конторе. С. Менделевыми мы общались часто и в крайних случаях ходили к ним звонить по телефону.

Лия Канторович геройски погибла в августе 1941 года, подняв в атаку бойцов, у которых убили командира. О ней до сих пор есть много упоминаний на российских веб-сайтах. Была она, по воспоминаниям, очень красивой, и одно время, говорят, за ней ухаживал Александр Галич.

Когда умер муж Юлии Марковны, а сестра Рая Марковна с семьей дочери в 60-х годах уехала в Израиль, она через несколько лет, поняв, что не в силах больше ухаживать за больным сыном, покончила его и свои счеты с жизнью.

В одной из квартир на нашей лестничной клетке жила семья Суздалевых, тоже без главы семьи, в другой – наш сосед, очень пожилой человек с сестрой, стараниями которого во время войны сохранилась наша квартира. Общалась я, в основном, с нашим соседом со 2-ого этажа, Борькой Рассоловым. Помню, как мы в тайне от родителей ездили по Москве и даже в подмосковные музеи, часто играли у нас или у них дома. Когда у нас появился рояль (1949 г.), играли под роялем.

Позже мы с Лёней, моим мужем, как-то встретили Бориса в метро, когда уже не жили на Малой Бронной. Он потерял грудного ребенка и мать, которая умерла от рака в совсем ещё молодом возрасте. Борис стал изобретателем, работая над внедрением капельного полива в засушливых районах. С увлечением рассказывал об этом у нас в гостях.

На четвёртом этаже жила семья Казанцевых. Мужа Любовь Александровны – моей учительницы музыки на протяжении всего моего пребывания в музыкальной школе, арестовали до войны. В одну из комнат их квартиры поселили семью Старостина, знаменитого футболиста и тренера футбольной команды (кого из братьев Старостиных, я не знаю). Вскоре арестовали и его, и в маленькой комнате остались жить его жена и дочь.

В комнате Любовь Александровны стояли хорошее пианино и старинная добротная мебель. Каждую неделю к ней приходили ее приятельницы для партии в преферанс и раскладывания пасьянсов. В другой комнате жила ее дочь с мужем и внучкой Любовь Александровны Леной. Лена, по-моему, стала впоследствии виолончелисткой, вышла замуж за музыканта, и ее двое детей играли на Патриарших прудах вместе с нашей дочкой Олей.

После войны в нашей небольшой трёхкомнатной квартире жила моя бабушка Любовь Петровна, мама с папой, я и моя родная тетя Валя. В подростковом возрасте она много времени проводила во дворе нашего дома. Дворовая компания часто заходила к нам домой. От этих визитов остались большие вмятины на столовых серебряных ложках, которые использовались компанией в качестве музыкальных инструментов.

До войны Валя заболела тяжелой формой туберкулёза и несколько довоенных лет провела в туберкулезных санаториях в Крыму. Во время войны закончила медицинский институт и в конце войны была мобилизована в армию. В. Москву вернулась в 1946 году. Вскоре после окончания ординатуры по рентгенологии она по распределению уехала работать рентгенологом в г. Великие Луки и прожила там до своей кончины в 2005 году. В. Великих Луках вышла замуж за актёра Великолуцкого драматического театра и родила дочку Галю. В 1955 году у нее была возможность устроиться в больницу и получить комнату в районе Лионозово, который вскоре стал одним из районов Москвы. Она была очень хорошим рентгенологом и, главное, прекрасным диагностом. Главный врач Центральной больницы в Великих Луках валялся у нее в ногах, умоляя ее остаться, и она осталась в Великих Луках и работала очень долго, даже уже и в пенсионном возрасте. Все в Великих Луках её знали, пока она работала, а потом, конечно, быстро забыли. После ухода на пенсию, вплоть до нашего отъезда в Америку в 1992 году, она жила в Москве в нашей с Лёней семье, изредка наведываясь в Великие Луки.

После возвращения в Москву из эвакуации я пошла учиться в начальную школу на Малой Бронной, а с 4-ого класса училась в 124–ой женской школе, расположенной на Большой Бронной. В 2017 году, уже давно живя в Америке, впервые удосужилась прочесть необыкновенную серию книг Александра Бенуа, которая была уже много лет в нашей домашней библиотеке. Собирал библиотеку Лёня, мой муж. И я почувствовала, что в нашем детстве сохранились какие-то жалкие остатки той жизни, которую описывает в своей книге Александр Бенуа. Вернее, книга всколыхнула некоторые воспоминания детства.

Я подолгу играла в нашем дворе. Не помню никаких эксцессов. Играли в казаков-разбойников, в лапту, штандер, в «замри», в прятки (раз, два, три, четыре, пять – я иду искать), в «фанты». Если ссорились, то потом в знак примирения протягивали друг другу мизинцы, приговаривая: «мирись, мирись, мирись и больше не дерись, а если будешь драться, я буду кусаться!». Как это ни смешно, вспоминается, что если мы с моим мужем ссорились или он меня обижал, то он никогда не просил прощения. В крайнем случае, протягивал мне мизинец, но чаше это делала я.

Во двор часто заходили старьёвщики и унылыми голосами возвещали: «Старьё берём!». Но по-моему, никакого старья в послевоенные годы ни у кого уже не было. Ходили и мужчины с перекинутой через плечо точильной машиной и на весь двор, а иногда и в подъездах раздавалось: «Точить ножи, ножницы, бритвы править». Для них работа находилась. Наверное, работали в какой-нибудь артели.

По приезде в Москву мои родители часто встречались и дружили с Марианной Петровной Шаскольской (тетей Майей), папиной двоюродной сестрой, и ее мужем Эммануилом Ильичом Адировичем (дядей Эммой). Мою маму, тоже Эмму, дома звали Мусей. Оба и тетя Майя, и дядя Эмма уже были известными физиками.

В день победы мы с папой и мамой, тётей Майей и дядей Эммой ходили на Красную площадь, благо она была совсем недалеко от нашего дома, а салют в честь дня победы смотрели с Каменного моста. Я совсем сморилась, и дяде Эмме пришлось какое-то время нести меня на руках. Как сейчас помню.

В компанию, которая часто собиралась у нас, входили также папин родной брат Глеб и его жена Нина. Эти первые послевоенные годы вспоминаются по этим встречам – играли в шарады, другие «интеллектуальные игры», смотрели мои кукольные представления, я еще и пела и начала играть на взятом на прокат пианино. Все почему-то терпеливо всё это слушали.

Несмотря на напряженные времена, отправляли друг другу шуточные телеграммы. Вот одна из них: «Иду на ты, готовь торты, субботу, Глебы и Киты». «Киты» – это тётя Майя и дядя Эмма. Наша семья звалась «карасями». Вот еще один «шедевр» уже обмена телеграммами:

«Поздравляем днем рожденья, мы прибудем в воскресенье. Срочно жарьте поросёнка. Карасиха с карасёнком».

Ответная телеграмма не замедлила прибыть:

«Вы забыли, образины, что закрыты магазины. Не видать Вам поросёнка, мы зажарим карасёнка».

Сейчас (2017) вдруг вспомнилась радиопередача, которой мы с мамой вместе очень увлекались несколько послевоенных лет подряд. Это «Клуб знаменитых капитанов». Я даже вспомнила сейчас все слова песни, которой открывалась каждая передача. Записала и, конечно, сразу посмотрела в интернет, а там во всех подробностях описан путь этого радиоспектакля для детей. Включали свою черную тарелку, единственную связь с внешним миром. Особенно любили под эту передачу наряжать новогоднюю ёлку. Другие передачи помню смутно, кроме необыкновенных музыкальных передач.

Для тех, кто поленится посмотреть в интернет, привожу из него небольшую информацию:

«КЛУБ ЗНАМЕНИТЫХ КАПИТАНОВ» – цикл научно-познавательных передач для школьников. Вечером, в канун Нового 1946 года, после закрытия школьной библиотеки шесть оживших героев книг основали Клуб Знаменитых Капитанов. Это были: Тартарен (А. Доде, «Тартарен из Тараскона»), Робинзон (Д. Дефо, «Робинзон Крузо»), Гулливер (Д. Свифт, «Путешествия Гулливера»), Мюнхгаузен (Э. Распе, «Удивительные приключения барона Мюнхгаузена»), Гаттерас (Ж. Верн, «Путешествия и приключения капитана Гаттераса»), Капитан Немо (Ж. Верн, «20 тысяч лье под водой» и «Таинственный остров»). Они совершают путешествия по морям и океанам, по разным странам, рассказывают о своих приключениях, о географических открытиях, о встречах с мореплавателями, редкими птицами и животными, разбирают письма юных друзей Клуба, проводят среди радиослушателей различные конкурсы. В дальнейшем к членам Клуба присоединяются герои множества других книг: Дик Сенд (Ж. Верн, «Пятнадцатилетний капитан»), Артур Грэй (А. Грин, «Алые паруса»), капитан Григорьев (В. Каверин, «Два капитана») и другие.

Авторы сценария – Владимир Крепс, Климентий Минц

Редакторами радиопьес в разное время были – Т. Красина, А. Дитрих, Т. Седых…

Режиссеры – Р. Иоффе, Н. Александрович, Т. Сапожникова и другие.

Передача выходила с декабря 1945 г. до начала 1980-х г.г.» Конечно, книги, герои которых участвуют в передаче, прочитаны. Так как я сама полностью уже сейчас вспомнила слова песни знаменитых капитанов, то привожу слова этой песни:

В 1947 г. у тёти Майи с дядей Эммой родилась дочь Вера, а в самом конце 1948 года – другая дочь, Майя. Она родилась в день рождения тети Майи, а ее сестра-близнец, умерла при родах, оставив тяжелую травму в сердцах родителей. Прошло не очень много времени, и они расстались.

Тётя Майя осталась одна с двумя маленькими дочками, громадной нагрузкой ученого и педагога, в одной комнате коммунальной квартиры, заваленной книгами. До моего замужества я тесно с ней общалась, думаю, что немного помогала.

Проводила часть летних школьных каникул в академическом поселке Луцино близ Звенигорода, где Марианна Петровна (тётя Майя) снимала небольшой домик на территории дачи академика Евгения Алексеевича Чудакова. Конечно, при детях всегда была няня, а тётя Майя и моя мама приезжали в воскресенье, нагруженные выше головы сумками с продуктами. Я спала на чердаке, а Вера и Майя очень рано будили меня пионерской прибауткой: «Вставай, вставай, дружок…» Туда же в Луцино часто из Ленинграда приезжала сестра Марианны Петровны, Тамара Петровна Шаскольская с дочерью Таней. Она всю жизнь жила в Ленинграде и преподавала в школе. По ней сразу можно было догадаться о ее профессии.

Марианна Петровна дружила с моими родителями всю жизнь вплоть до ее кончины в 1983 году. Ее дочь Верочка тоже имеет двух дочерей Лизу и Надю и внуков. В начале 90–х Вера вышла второй раз замуж за француза. Зовут его Христиан. Оба они работают. Вера преподает в Сорбонне. Мы с моим мужем Лёней были у них в Париже в 2001 году. Вдруг она нам позвонила, когда я пишу эти строки. Олечка, наша дочь, тоже, конечно, была в гостях у Веры и Христиана, когда приезжала на конференцию в Париж из Америки. Верочка сейчас единственная, но очень прочная ниточка, которая связывает меня с Шаскольскими.

Весной 2013 года мы провели чудесную неделю вместе с Верой у нас в Калифорнии. Она неожиданно решилась и приехала, такая энергичная, родная, талантливая (есть в кого), с великолепной памятью, всегда прочно припаянная к компьютеру. Вспоминала массу мелочей из своего детства, нашего общения и даже стихи своего папы, написанные по поводу длительной командировки моего папы в Берлин:

Возвращаюсь в те далекие послевоенные. Транспорт в Москве переполнен. Мама в толкучке, как львица, защищат меня, почти не стесняясь в выражениях. Я ее не одобряю. Каждую неделю к нам в гости приходит дедушкин родной брат, дядя Саул с женой тетей Ганей, бабушка печет всегда один и тот же пирог, и все пьют чай. Они приходят к нам пешком с Петровки. Навещают нас и другие дедушкины братья дядя Соломон с женой и дядя Миша – главный инженер Ижевского металлургического завода, когда приезжает в Москву в командировку. Мы тоже часто ходим в гости к дяде Саулу и тёте Гане в их большую квартиру на Петровке. Их сын Теодор Саулович, красивый и умный парень, женился несколько раз. От первого брака у него дочь Ира, которую бабушка с дедушкой растили до 9 лет, а потом ее мама, разведясь с Тодей, увезла их внучку, и они уже никогда ее не видели. Помню Тодину вторую жену. Я ее за глаза называла фифочкой. Она работала на дому, разрисовывая кисточкой фарфоровую посуду, которую потом обжигали, чтобы рисунок сохранялся. С тех пор мне всегда хотелось разрисовывать посуду, и я Тодину жену долгое время вспоминала, когда видела красивый рисунок на фарфоре. После неудачных женитьб сына старики потеряли квартиру, отдавая по комнате Тодиным женам, и оказались в коммунальной квартире, но тоже где-то на Петровке. Тодя, наконец, женился на женщине, которую очень любил, прожил с ней долгую совместную жизнь и, когда она умерла от рака, не захотел жить без нее.

Его жена Катя была прекрасной женщиной и хозяйкой, они усыновили мальчика Сашу, с которым в детстве имели проблемы, но потом Саша вырос и очень хорошо к ним относился. Тодя всегда, вплоть до нашего отъезда в Америку, звонил нам ровно через минуту после наступления очередного Нового года. Потом нам так не хватало его звонков.

Бывали в нашем доме, помимо Глеба, и другие папины братья Борис и Николай. Один из братьев Виктор Владимирович (до войны он был геофизиком, сейсморазведчиком), работал в нефтяном институте и Всесоюзной конторе геофизических разведок до июня 1941 года. 29 июня 1941 года он пошёл добровольцем в армию и был направлен в Московскую коммунистическую дивизию политбойцом. 10 июля от него пришло домой последнее письмо. А в октябре 1941 года пришло извещение, что Виктор Владимирович Шаскольский пропал без вести. Так с тех пор все попытки найти его следы в военных документах ни к чему не привели, и его родители до самой их кончины его безутешно оплакивали.

Часто к нам заходил и Владимир Борисович, отец моего папы. Он заходил и тогда, когда папа после войны был в длительной командировке в Германии. Ещё до войны, когда выросли дети, он оставил семью и женился на своей первой привязанности, Вере Антоновне Залеской. Она его и похоронила. Помнится, что Владимир Борисович и Вера Антоновна жили в крохотной комнате в коммунальной квартире. Сыновья, хотя все, кроме Николая, были уже взрослыми, тяжело переживали уход Владимира Борисовича из семьи, но продолжали с ним общаться. Папа с мамой и со мной тоже бывали у него. Как я уже упоминала, я хорошо помню последнюю с ним встречу, когда я навестила его зимой в подмосковном санатории. Он подарил мне чудесную поездку по зимней дороге в санях, запряженных лошадьми.

В квартире Шаскольских в Мыльниковом переулке, в которой они жили еще до революции, после войны жила мать моего папы Мария Николаевна, его брат Глеб с семьей, первая жена моего папы Ольга Григорьевна с дочерью Наташей, дальние родственники Марии Николаевны – двое осиротевших, но уже взрослых детей Галя и Миша Зубелевичи. Одно время Галя в эвакуации жила в нашей семье. Помню Марию Николаевну, сидевшую за самоваром. Посуду после чая полоскали за столом. Там же встречались и с первой женой старшего из братьев Бориса Владимировича Галиной Николаевной Шкляр и их дочерью Катей. Когда выходили все вместе, говорили: «дети и собаки впереди», а взрослые продолжали беседовать. Галина Николаевна (1905–1958) была дочерью известного детского писателя Н. Г. Шкляра. Через много лет мой муж и его друзья рассказывали с любовью о Татьяне Николаевне Шкляр (1910–1059), которая, как и её сестра Галина Николаевна, безвременно ушла из жизни. Татьяна Николаевна в своё время окончила Тимирязевскую академию и была доцентом кафедры фитопатологии, которую кончал ближайший друг моего мужа Юрий Таричанович Дьяков. Она была очень интересной женщиной, мастером спорта и актрисой кино. Было такое впечатление, что все её студенты были в неё тайно влюблены. В год 25-летия со дня её кончины в Москву почтить её память приехали её бывшие студенты со всех концов Советского Союза.

Борис Владимирович Шаскольский (1907–1977), бывая у нас в гостях, рассказывал о своих удивительных путешествиях на Алтай, Гималаи и другие горные районы страны.

Я много раз впоследствии участвовала в организованных им походах выходного дня по подмосковью (очень любила всю московскую жизнь ходить на лыжах). Это были продолжительные и интересные, но довольно утомительные прогулки.

Краткая биография Бориса Владимировича опубликована в Википедии – свободной энциклопедии. Он был крупным инженером, работая в области механизации производственных процессов. Работал во многих городах Советского Союза, последние 15 лет в Москве заведовал кафедрой в МАТИ, был автором многих изобретений. Профессионально увлекался туризмом и альпинизмом, как правило, впервые разрабатывая как первопроходец новые маршруты. В 1977 г. Борис Владимирович покорил вторично вершину Эльбруса в возрасте 70 лет. Во время привала, на спуске пошел на разведку и не вернулся. Похоронен там же на альпинистском кладбище.

Шаскольский Николай Владимирович – младший из братьев. В войну служил инженером-подводником, после войны довольно длительное время продолжал служить в Германии, встречался там в 48–49 годах с папой, прекрасно знал немецкий язык, потом длительное время еще был в армии и ушел в отставку в чине капитана первого ранга.

Недавно, гуляя по интернету, выяснила, что Н. В. Шаскольский возглавлял стартовую команду 16 сентября 1955 года при старте баллистической ракеты с подводной лодки. Руководство всем проектом осуществлял Сергей Павлович Королев.

Вспоминает участник этих событий А. А. Запольский в книге «Ракеты стартуют с моря»:

«Сергей Павлович не любил, когда происходила замена участников испытаний и на всякий случай подстраховывал новичков. Так, на летно-конструкторские испытания на море в 1955 году по его требованию прибыл начальник стартовой команды с ГЦП майор И. А. Золотенков. Участия его, однако, не потребовалось: Н. В. Шаскольский овладел вполне своими новыми обязанностями на испытаниях с качающегося стенда и к тому же был еще и подводником. Освоить же в оставшееся время особенности испытаний в условиях подводной лодки новому человеку быстро вряд ли бы удалось.

«В следующем, 1956 году, история повторилась. Для участия в стрельбе после первого месяца транспортных испытаний С. П. Королев настоял на приезде с нового места службы Н. В. Шаскольского, на этот раз уже для того, чтобы дублировать меня. Очень деликатный по натуре человек, Николай Владимирович предупредил: «Не обращайте внимание на мое присутствие, я ни во что вмешиваться не буду». А. А. Запольский также вспоминает: «Наши жизненные пути с Н. В. Шаскольским пересекались в Высшем военно-морском инженерном училище им. Ф. Э. Дзержинского, а затем в Военно-морской академии кораблестроения и вооружения им. А. Н. Крылова, но близко знакомы мы не были. Судьба свела нас в 1955 году на морском полигоне, когда я был назначен в отдел испытаний старшим инженером-испытателем.

Технически грамотный, эрудированный офицер, Николай Владимирович в совершенстве владел немецким языком, а затем освоил еще и английский. Отличался интеллигентностью, педантичностью и корректностью, но занудой не был. Никогда не повышал голоса. Без нажима умел как обязать своих подчиненных выполнить его указания, так и убедить начальство в своей правоте. Его доводы были всегда продуманы и логичны. Он умел слушать и соглашаться с дельным предложением, не настаивая на приоритете своего мнения. Был человеком высоко организованным и глубоко порядочным».

Продолжая вспоминать, А. А. Запольский указывает на необходимость осуществления этого трудного дела, писания воспоминаний, потому что,

«если продолжать дальше надеяться на кого-то, то, может статься, и вспоминать будет некому. Нам, пока еще живущим, следует рассказать о событиях давних лет и этим отдать долг памяти тем самоотверженным энтузиастам, которые посвятили становлению нового флота лучшие годы своей жизни. Уверен, что ветераны способны заполнить «белые» страницы истории. Кстати, их молчание является одной из косвенных причин существования таких страниц. То ли они не хотели говорить всуе о самом, может быть, сокровенном для себя, то ли опасались показаться нескромными, упоминая о своем участии в работах, которыми руководили прославленные главные конструкторы С. П. Королев и Н. Н. Исанин. Но цену этим работам они знают».

Н. В. Шаскольский – начальник стартовой команды морского полигона в 1955 году, не имея возможности из-за болезни приехать на юбилейную конференцию, в своем письме автору пишет: «Очень жаль, что не смогу приехать и повидать всех, кого помню, вспомнить нашу интенсивную, целеустремленную и, в итоге, несмотря ни на что, повидимому, полезную для отечества тогдашнюю жизнь.»

После переезда в Москву Николай Владимирович женился во второй раз. В последние годы жил совсем рядом с нами около метро «Университет».

Считалось, что его дочь Мария Николаевна Шаскольская была очень похожа на свою полную тёзку бабушку Марию Николаевну. В начале 80-х Николай Владимирович собрал всех Шаскольских, ленинградских и московских. По фотографиям искали сходство с предками.

Николай был заядлым театралом. Наверное, наверстывал то. что не успел во време кочевой военной жизни. Скончался безвременно в начале 90-х.

Еще о Марианне Петровне Шаскольской (1913–1983) – дочери Петра Борисовича Шаскольского и Надежды Владимировны Брюловой-Шаскольской, внучке фармацевта и бизнесмена Б. М. Шаскольского и правнучке архитектора и художника Александра Брюллова.

Очень рано она осталась без родителей и воспитывалась в семье своей тёти В. Г. Конради, родной сестры её матери. После окончания школы работала в Ленинградском Университете уборщицей и препаратором, посещая лекции по кристаллографии. В 1934 г. переехала с кристаллографической лабораторией АН СССР в Москву. В 1936 г. подготовлена к печати ее книга «Кристаллы» в издательстве Детской литературы. Автору 23 года. Книгой многие зачитываются. В 1941 году закончила физический факультет МГУ по специальности рентгено-структурный анализ. А в 1942 году ей была присуждена степень кандидата физико-математических наук. В 1943 году получила учёное звание доцента по кафедре «Общая физика» на физико-математическом факультете МГУ.

Марианна Петровна становится известным кристаллографом и кристаллофизиком. Однако в 1949 голу она была вынуждена уволиться из МГУ. Я хорошо помню это тяжелое для Марианны Петровны испытание. Она была принципиальным человеком и не научилась молчать на партийных собраниях. Своими переживаниями она делилась с моей мамой, мой папа был в ту пору в Германии и не мог ей ничего посоветовать. После короткого периода работы на кафедре физики в Московском педагогическом институте она в 1952 году поступает в Московский институт стали (в дальнейшем стали и сплавов) и в 1962 году организует в нём кафедру кристаллографии и становится ее первым заведующим, проработав там более 30 лет. С 1972 года до конца своей жизни она – профессор этой кафедры. Все выпускники института этого времени ее знали и боялись. Очень была строга и требовательна. Это я говорю не по наслышке. Как-то так случилось, что я неожиданно знакомилась с несколькими её учениками. Все они очень напрягались, когда узнавали, что Марианна Петровна – моя тётя и рассказывали, как они боялись идти сдавать ей экзамен. Её научный авторитет был очень высок, и с 1960 года она была участницей многих международных конгрессов и конференций зарубежом. И это в период «железного занавеса».

Марианна Петровна – автор и переводчик большого числа научных и научно-популярных книг, популярных статей в журналах «Природа», «Наука и Жизнь», «Юный техник», «Пионер», автор лекций для детей по радио. Она также автор биографий известных ученых в серии «Жизнь замечательных людей»; наиболее известная из них «Фредерик Жолио-Кюри».

В 1975 г. выходит ее монография «Основы кристаллофизики» и учебник «Кристаллография», ставший классическим.

В соавторстве с И. А. Эльциным М. П. Шаскольская издает задачник «Сборник избранных задач по физике». В 1986 году, уже после ее кончины в издательстве «Наука» вышло 5-ое издание этого задачника. Эти задачи школьники решали и решают при подготовке вступительных экзаменов в технические вузы в течение десятилетий.

Сейчас мне представляется, что я не могла решить ни одной задачи из этого учебника, но не помню, чтобы я расстраивалась по этому поводу. Не исключаю, что какие-то задачи мне всё-таки удавалось решать.

Вспоминается, что рукописные тексты для машинистки Марианна Петровна всегда писала печатными буквами. Я попробовала так писать, у меня не получилось. Мысль улетучивалась быстрее, чем я успевала занести ее на бумагу.

А вот главное событие, посвященное памяти М. П. Шаскольской, о котором она уже никогда не узнает. В 1988 году, по постановлению Юнеско, имя Марианны Петровны Шаскольской внесено в сборник «47 выдающихся женщин-физиков мира».

Памяти М. П. Шаскольской были посвящены три Международные конференции по физике кристаллов: 1998, 2003 и 2006 гг. Объявление о четвертом Международном симпозиуме

«Физика кристаллов 2013», посвященном 100–летней годовщине со дня рождения профессора Марианны Петровны Шаскольской, гласило, что он состоится с 28 октября по 2 ноября 2013 года в Москве в Национальном университете науки и технологии.

Вера, дочь Марианны Петровны, активно участвует в подготовке материалов этого симпозиума. К началу симпозиума вышла книга «Марианна Петровна Шаскольская в кругу коллег, родных и друзей», Москва, М. СиС, 2013. Вера уговорила меня написать для этой книги свои воспоминания, которые называются «В семье Шаскольских», и сама их прекрасно отредактировала. Это был мой первый опыт публикации не научных статей. Текст этих воспоминаний частично пересекается с текстом этих моих мемуаров. Вера рассказала, что докладчикам первого заседания симпозиума не повезло, так как все присутствующие на этом заседании учёные просто уткнулись в эту книгу и из-за этого не могли внимательно слушать доклады.

Нельзя не упомянуть о долголетней дружбе Марианны Петровны с Корнеем Ивановичем Чуковским. Он упоминает ее неоднократно в своих дневниках. Она часто бывала у него в Переделкине. Детские высказывания ее дочерей Веры и Майи вошли в книгу Корнея Ивановича «От двух до пяти».

Муж Марианны Петровны Эммануил Ильич Адирович (1915–1973) (для меня в детстве – мой кумир и просто дядя Эмма), как я уже упоминала, тоже был известным физиком, академиком Узбекской Академии Наук. Скончался он совсем безвременно. До сих пор его труды по физике твердого тела и физике полупроводников остаются востребованными. Он один из основоположников опто- и диэлетрической электроники. Он тоже автор большого числа научно-популярных книг. Его книга «Электрический ток», увидевшая свет в 1952 году, до сих пор издается большими тиражами.

Как только он появлялся в кругу своих знакомых, то сразу становился душой компании, сходу сыпал остротами, был яркой, неординарной личностью и, наверное, как и всякий талантливый человек, имел не простой характер.

После войны приезжал в Москву и заходил к нам несколько раз в гости Валерий Петрович Шаскольский (1910–1948), родной брат Марианны Петровны и Тамары Петровны. Мне он очень нравился, был он добрым и приветливым человеком. Я только знала, что он живет в Средней Азии, работает геологом, имеет жену и двух дочерей Сашу и Лену.

Он был старшим из детей Н. В. Брюловой-Шаскольской, уехал с ней в ссылку в Ашхабад в 1922 г. и в дальнейшем всегда был рядом с ней во все дни её тяжёлых испытаний.

С 1931 по 1948 г. он был начальником геологического поискового отряда в Таджикистане. В начале 30-х его заставляли отречься от матери, но он неизменно отвечал отказом. В 1937 году он был арестован и провел в тюрьме 18 месяцев. В 1939 году был освобожден из-под стражи за отсутствием состава преступления. Умер Валерий Петрович совсем ещё молодым человеком, заболев в экспедиции дифтерией.

Марианна Петровна потом всегда помогала его семье, за что они были ей очень благодарны. Одна из дочерей Валерия Петровича, Елена Разамат (Шаскольская) написала о нем и о его семье по просьбе составителей книги памяти о жертвах репрессий, и его краткая биография помещена в эту книгу, так же, как и биографии его родителей. Елена Разамат написала также книгу своих собственных воспоминаний «Разрешите объясниться», которую мне подарил её сын Эмиль, навестивший нас в Калифорнии в 2013 году. Получается, что кроме старшей дочери Валерия Петровича Саши, которая была намного моложе меня в то время, когда он скончался, теперь помню его живым только я по его редким приездам в Москву. Мне запомнилась также и лёгкость общения с ним, т. к. я была довольно застенчивой девочкой и имела трудности в общении с людьми не очень коммуникабельными. Это свойство у меня сохранялось в течение многих лет моей жизни. Правда, мне кажется, что в последние годы я постепенно это свойство утрачивала.

Ленинградская родня московских Шаскольских, кроме Тамары Петровны Шаскольской и ее дочери Татьяны, состояла из потомков Павла Борисовича Шаскольского, его дочери Марины Павловны и сына Игоря Павловича и его семьи.

Мои родители общались с ними, приезжая в Ленинград, или во время их визитов в Москву. И. П. Шаскольский – известный историк, специалист по истории древней и средневековой Руси и взаимоотношениям России со скандинавскими странами. Сейчас есть очень большое число сайтов в интернете, где упоминаются его труды. По их количеству он конкурирует с М. П. Шаскольской.

Игорь Павлович – автор книг, которые переиздаются и в наше время. Интерес в России к собственной истории до конца не оскудел.

В последний раз я встретилась с Игорем Павловичем, его женой и внучкой в академическом доме отдыха в Мозжинке под Звенигородом в 1991 году. Вместе гуляли, вспоминали моих родителей. Расстались тепло.

В начале 1948 года папа уехал в длительную командировку в Германию издавать Атлас «Промысловые рыбы СССР» с описанием рыб, помещённых в Атласе, опубликованном в отдельном томе.

Летом 1948 года мне сделали операцию по пересадке сухожилий на левой ноге, чтобы уменьшить последствия перенесенного в раннем детстве полиомиелита. После операции часами играли со школьными подружками на балконе в самые примитивные детские игры. Цветы на балконе были моей заботой, и я ежегодно осенью собирала семена настурций и коготков, а весной их высаживала. До сих пор вздрагиваю от вида и запаха настурций. Многие цветы и, особенно, травы в Америке, даже в Калифорнии, такие же, как в России. В парках вдоль асфальтированных дорожек – подорожники.

Мой дедушка Григорий Иосифович Ломовский на трудовом фронте, куда он ушёл добровольцем в первые месяцы войны в возрасте 56 лет.

Копия статьи, опубликованной в газете «Правда», в которой упоминается инженер-геолог Виктор Владимирович Шаскольский, один из братьев Шаскольских, разработчик нового метода поиска полезных ископаемых. Пропал без вести в первые месяцы войны.

Н. В. Шаскольский в чине или майора или уже подполковника

У нас дома на Малой Бронной в 1946-м или 47-ом году. Слева направо: М. П. Шаскольская (такая красивая и счастливая), её муж Э. И. Адирович (умница, острослов, душа компании). Чета Нины и Глеба Шаскольских, заядлых участников гонок на парусных лодках. Глеб Владимирович уже крупный инженер. Мама с папой (Эмма Григорьевна и Дмитрий Владимирович). Снимает папа, успевает подбежать ко всем присутствующим. Не знаю, где я: как видно, ещё не дозрела сниматься в такой компании.

Э. Г. Ломовская (моя, Н. Л., мама) – многолетний преподаватель кафедры гистологии Военно-ветеринарной академии (1940-е) за микроскопом.

Мария Николаевна Шаскольская (папина мама) за пасьянсом в квартире на Мыльниковом переулке. Снимок папы, послевоенный.

Уезжаем с мамой и папой отдыхать на Рижское взморье, 1947 г. Снимает, конечно, папа.

Отмечаем 60-летие со дня рождения Николая Владимировича Шаскольского. 1982 г.

Верхний ряд слева направо: Лёня Фонштейн, мой (Н. Л.) муж, Тамара Петровна Шаскольская, двоюродная сестра юбиляра, Ольга Григорьевна Гольцман (1-ая жена Д. В. Шаскольского), Галя Зубелевич (дальняя родственница юбиляра), 2-ой ряд: вторая слева Марианна Петровна Шаскольская (двоюродная сестра юбиляра), Игорь Павлович Шаскольский (двоюродный брат юбиляра), Эмма Григорьевна Ломовская (жена Д. В. Шаскольского), Д. В. Шаскольский (родной брат юбиляра), Глеб Владимирович Шаскольский (родной брат юбиляра).1-ый ряд слева Н. Д. Ломовская, дочь Э. Г. Ломовской (автор настоящих мемуаров), Николай Владимирович Шаскольский (юбиляр), Ольга Леонидовна Ломовская (дочь Л. М. Фонштейна и Н. Д. Ломовской), крайняя справа в первом ряду жена юбиляра.

Слева моя бабушка, Любовь Петровна Ломовская, дедушкин родной брат Саул Иосифович Ломовский (дядя Саул) и его жена тётя Ганя у нас в гостях на Малой Бронной. Снимал, конечно, папа. Послевоенная фотография.

Моя тётя Валентина Григорьевна Ломовская с дочкой Галей, 1950-е.

Я, (Н. Л.) сколько себя помню, весной на нашем балконе на Малой Бронной высаживала цветочные семена ноготков и настурций, собранные с этих растений поздней осенью предыдущего года. Поливала и ухаживала за ними в течение лета. Растения были не прихотливыми и особенного ухода не требовали. Цвели себе всё лето и цвели. Настурций много и в Америке. Как потрёшь листочек, так и вспомнишь Малую Бронную. А ноготки, которые уже цветут в Калифорнии в январе, я первый раз увидела вчера, 20 января 2017 года в соседнем с нами городке Ларкспур.

Владимир Борисович Шаскольский со своей племянницей Марианной Петровной Шаскольской и её маленькими дочками Верочкой и Майечкой. (Фото прислано мне Верой Шаскольской.)

В воскресный день на даче в Луцино под Москвой (начало 50- х). Слева направо: я (Наташа Л.), Вера (дочь Марианны Петровны), Таня (дочь Тамары Петровны), Майя (дочь Марианны Петровны), моя мама Эмма Григорьевна Ломовская и Тамара Петровна Шаскольская. Фотографирует, наверное, Марианна Петровна Шаскольская.

Прекрасная фотография в нашу бытность в Луцино, присланная мне (Н. Л.) Верой Шаскольской. Там М. П. Шаскольская снимала дачу и считалось, что я там пасу её дочек, Веру и Майю, и её племянницу Таню Шаскольскую. Конечно, там всегда с нами жила няня Маруся. По воскресеньям приезжала Марианна Петровна и моя мама Эмма Григорьевна и периодически жила родная сестра Марианны Петровны Тамара Петровна. Так что моя помощь на даче была скорее мифом. Думаю, что такие аккуратные косички Тане (слева от меня), Верочке и Майечке (справа) заплетала няня Маруся. Два мальчика – Никита и Борис Шарковы. Борис Юрьевич Шарков (г. р. 1950), физик, доктор физмат наук, член-корр РАН. Никита Шарков-Соллертинский (1948–2007) – выдающийся художник и реставратор.

Борис Владимирович Шаскольский (1907–1977)