Читать книгу Еще один шанс - Наталия Доманчук - Страница 3

Очнулась я в родной квартире. На стене висел мой детский ковер: Волк из «Ну, погоди!» гнался за зайцем. Я долго лежала и не могла понять, что со мной.

Я и до сих пор не знаю, что произошло. Возможно, я умерла, а затем возродилась вновь. Конечно, странно. Тем более, если еще учесть, что родилась я не маленьким младенцем, а девочкой, которой сегодня исполнилось 12 лет и которая помнила всю свою прошлую жизнь.

Тело принадлежало мне, девочке – подростку, а вот голова, вернее то, что в ней – мне, сорокалетней, знающей жизнь, помнящей все песни, которые еще не спеты, поступки, которые еще не совершены, и слезы, которые еще не пролиты.

Я тихонько поднялась и пошла на кухню. Мама с папой завтракали. На столе стоял мой любимый шоколадный торт со свечами и небольшая коробка с подарком.

Когда я вошла на кухню, папа посадил меня к себе на колени, как маленькую девочку, стал поправлять запутавшиеся ото сна волосы и целовать в лоб, в щечки, в ушки. Как же я соскучилась по его ласке! Как же мне ее не хватало! Я закрыла глаза, прижалась к нему и разревелась, чем очень озадачила родителей. Мама сразу решила, что у меня проблемы в школе и стала допытывать сколько двоек я нахватала.

– По истории? По географии? По каким еще предметам ты получила двойки? – кричала она.

А я все сильней прижималась к папе, утыкалась носом в его плечо, вдыхала его запах и наслаждалась, когда он прижимал меня и целовал в висок.

– Ну что ты набросилась на нее? У нее день рождения, а в этот день все прощается, правда?

На кухню вошла старшая сестра Даша. Мы уселись все вместе, как большая и дружная семья, пить чай. Папа зажег свечи и попросил меня загадать желание.

– Мое желание уже исполнилось, – прошептала я и затушила свечи.

Даша сидела с нами за столом, рассказывала про школу, а я ковырялась вилкой в торте и любовалась сестрой. Она действительно всегда была красавицей. Даже торт ела изящно. А когда улыбалась, мне хотелось улыбнуться в ответ.

– Ну все, мне пора! – Даша схватила со стола конфету, длинными пальцами поднесла ко рту, улыбнулась и посмотрела на меня. – Как там наш учебный огород? Небось, одни двойки на грядках? Большие кучи?

– Кучи? Да там целый полк! Не знаю, что получится из этого ребенка. И как она жить собирается? – спросила мама.

Я опустила глаза и посмотрела на свои пальцы. Они были короткие и толстые, как сардельки. Я вздохнула, улыбнулась и прижалась к отцу: «Я обещаю, что больше не будет ни одной двойки!»

Мама с Дашей засмеялись, а папа пригладил мои волосы и сказал:

– Я тебе верю, детка.

***

Я вряд ли смогу описать тот восторг, который я испытывала тогда.

Кто-то может подумать: вот это везение! Сейчас можно стать, кем угодно! Например, знаменитой певицей, писательницей, выиграть или заработать кучу денег! Но меня совершенно не интересовало такое будущее. Больше всего на свете я хотела снова увидеть Влада и спасти ему жизнь. Да, до этого дня было еще очень далеко, но тогда я знала, что этот день настанет. И, конечно же, у меня были и другие планы – спасти отца и сделать все, чтобы он не ушел к другой женщине.

Окунуться в детство – это огромный кайф! Это невероятное везение – увидеть своих родителей молодыми. Я не могла тогда сказать, что любила свою мать, но я была рада увидеть ее молодой, здоровой, улыбающейся. Совсем другой она стала к старости: ворчала, жаловалась что все плохо, что я, ее дочь, непутевая и бестолковая, и жизнь ее прошла мимо, и она даже не успела побыть счастливой.

Любоваться молодым и здоровым отцом – было самой большой радостью. Я его не видела более двадцати лет, я забыла его лицо. А сейчас я всматривалась в каждую его родинку, в цвет глаз, ловила его улыбку, держала его за руку – и умирала от счастья.

В школу я пошла, как на праздник.

Смотреть на одноклассников глазами взрослой тети может показаться неинтересным занятием, но и тут я получала огромное удовольствие. Особенно, когда знаешь, кто кем стал и каких успехов добился.

Вот Вера Митусова. Какая важная сейчас – комсорг школы, учится только на отлично. И школу закончит с красным дипломом, а потом залетит от соседа, который старше ее на лет 20, родит ему сначала дочку, потом двух пацанов, разбабеет под сто кг и никогда даже в отпуск из своего родного города не уедет.

А вот Ваня Медведский – хулиган, баламут, не прочь покурить и выпить, а после школы еще год погуляет, отслужит в армии, вернется другим человеком – поступит в Московский ВУЗ, а через двадцать лет станет депутатом.

Я смотрела на каждого, вспоминая, какая судьба им уготована, и чувствовала себя очень необычно: с одной стороны мне было неприятно, особенно когда вспоминала неудачные судьбы одноклассников – по телу пробегал холодок. А с другой стороны были и приятные воспоминания: например, как совсем недавно я встретила в центре города Свету Бендюк, и она бросилась меня целовать, рассказала, что работает на Северном Полюсе, занимается какими-то исследованиями. И она так светилась от счастья, что я сразу подумала – она нашла себя, она действительно счастлива.

А как я наслаждалась реакцией не любимых мной учителей!

Первым уроком была алгебра. Елена Викторовна раздала всем листочки и сообщила, что сегодня у нас контрольная работа.

Я выполнила задание за десять минут.

– Что, Власова, опять ничего не выучила? – учительница подошла ко мне, помотала головой и вздохнула.

– Все выучила, – с улыбкой ответила я и протянула ей листочки с решенными задачками.

Как она смотрела на меня! Потом на листочки, потом опять на меня. Потом на соседа по парте, двоечника Мишу Курдюковского, у которого пока было написано на листочке только два слова: «Контрольная работа».

А я улыбалась и с усмешкой наблюдала за ней, чем еще больше вводила ее в шок.

И мне было так хорошо! Так легко и светло на душе, что я, не переставая, улыбалась и рассматривала всех.

Елена Викторовна хмыкнула и села за свой стол, прямо напротив моей парты, чтобы проверить мою работу. Я смотрела на ее облупленный лак на ногтях, колготки со стрелками и уже не боялась ее, а жалела. По-женски.

Моя первая пятерка удивила всех одноклассников. На перемене лучшие подружки Мила и Лиля шушукались, обсуждая меня, а я смотрела на них глазами взрослой тетеньки – с сожалением и горечью, потому что знала что после окончания школы Мила выйдет замуж, а через три года, когда у Милы будут двое детей погодок, муж ее бросит и уйдет к Лиле.

И они навсегда перестанут быть лучшими подругами.

После школы я решила пойти к Кате.

Катя – моя двоюродная сестра и лучшая подруга. Моя и Катина мамы родные сестры близняшки. В детстве они были очень похожи, сейчас абсолютно разные. Где-то я читала, что если сестры не дружат и живут разной жизнью, то черты лица у них меняются и они с каждым годом становятся все больше непохожими друг на друга.

Но, бесспорно, они обе красавицы: высокие, длинноногие, стройные, русые волосы, голубые глаза, прямой нос, пухлые губы. Мама постоянно укладывала свои роскошные волосы в хвост или ракушку, а ее сестра всегда распускала светлые локоны.

Катина мама – Ульяна – была известным модельером. Катя жила в полном достатке и роскоши, но при этом оставалась простой девочкой. Ульяна, или тетя Уля, в свои сорок выглядела максимум на двадцать пять, всегда носила шпильки и красивые платья. Даже дома она выглядела так, как будто через пять минут ей выходить на подиум.

Моя мама и в детстве не находила с ней общего языка. У каждой из них были свои подруги и по жизни каждая пошла своей дорогой, даже не оборачиваясь и не интересуясь жизнью родной сестры.

Тетя Уля считала маму бездарной лентяйкой и была уверена, что мама завидует ей с самого детства. Как там на самом деле я до сих пор не знаю, но, скорей всего, это правда. Трудно смириться с тем, что твоя сестра близнец, с такие же генами, добилась в жизни многого, а ты простая домохозяйка.

Хотя задеть мою маму, чтобы она показала свою зависть, невозможно. Гордости и достоинства ей не занимать.

Моя мама Катю не любила никогда, а вот тетя Уля ко мне и к Даше относилась с теплотой: на все праздники дарила нам подарки, а когда я подружилась с Катей и часто бывала у них в гостях – угощала всякими вкусностями, которые у них были в огромном ассортименте: красная и черная икра, колбасы и сыры, зимой – свежие заморские фрукты. А сколько изысканных сладостей у нее было!

С Катей мы стали близкими подругами, когда она уже заканчивала школу, а я только переходила в восьмой класс. Вообще-то, Катя сверстница моей сестры Даши, они даже учились раньше в одной школе, пока тетя Уля не познакомилась с мужчиной, который обеспечил ее не только материально, но и раскрыл ее талант Модельера. Тогда они и перебрались в самый центр нашего города.

Тетя Уля родила Катю еще в юности по большой любви-глупости. Именно так она всегда называла то чувство, которое в ней зародилось и бросило в объятия дяди Гриши-болтуна (кроме как болтать – он ничего не умел). Я его видела всего один раз, когда Катя уже стала взрослой. Он пришел к ней в дом за помощью и угрожал подать в суд, если она откажет ему в денежной компенсации.

– Компенсация? – удивлялась Катя. – За то, что я даже не знала о тебе и выросла без отца?

– От того, что от моего семени ты родилась. Это я подарил тебе жизнь! И я узнал, что любой родитель может потребовать от своих детей денежное пособие. Если я подам на тебя в суд, ты должна будешь мне платить каждый месяц. Не доводи дело до суда! Будь мудрой!

Зная Катин характер, она бы достала из кошелька все деньги, которые у нее были, и отдала ему. Но на беду дяди Гриши, в это самое время тетя Уля как раз поднималась в лифте, и когда Катя побежала в комнату за кошельком, тетя Уля вошла в квартиру.

Я была свидетелем, как она его била! И руками, и ногами. А какими словами она его обзывала! Я никогда не видела тетю Улю такой – настоящей базарной бабой, а не леди. Зато когда он пулей вылетел из квартиры, она поправила взлохмаченные волосы, подняла подбородок и, летящей походкой от бедра, удалилась в свои хоромы. А хоромы у нее были огромными. Если бы у меня такие были, я, наверное, и не выходила бы на улицу. Ее спальня была разделена на две зоны: широкая кровать со множеством ярких, мягких подушек и небольшая гостиная зона, где находились диванчик и кресло с белыми, меховыми покрывалами. Еще одну комнату она оборудовала под гардеробную. Там находилось много разных открытых шкафов с одеждой тети Ули и несколько полок до самого потолка с обувью.

Этот дом был элитный, с консьержкой и огромным лифтом.

Я поднялась на пятый этаж и позвонила в двери. Тетя Уля была при полном параде – высокая прическа с диадемой, эффектное шифоновое платье в пол, штук десять браслетов на тонких запястьях и яркие, длинные, обсыпанные брильянтами серьги до плеч. Ее взгляд выражал и удивление, и беспокойство:

– Что-то случилось с мамой?

– Нет, все замечательно. Мама здорова и счастлива. Я пришла к Кате.

Тетя Уля еще раз одарила меня удивленной ухмылкой и кивнула на дверь.

Я молча зашла в комнату сестры и села на диван.

Катя удивленно смотрела на меня.

– Ты только не пугайся, – произнесла я. – Я в здравом уме и твердой памяти. Просто открыться могу только тебе. И постарайся не перебивать, хорошо?

Катя кивнула и присела рядом.

– Просто сиди и слушай. Я уже прожила эту жизнь. Мне уже было 10 и 20 и даже 40. Я была очень несчастна и всегда у Бога просила только дать мне еще один шанс прожить свою жизнь. И он мне дал. Сегодня. Именно сегодня утром я из сорокалетней старухи опять возвратилась в свои 12 лет. Я вернулась из будущего. В свое прошлое. Уже настоящее, понимаешь?

Катя смотрела на меня так, как будто я ей пересказывала сказку Репку, которую она знает наизусть – без удивления, она даже бровью не повела. Было такое впечатление, что она ждала от меня этой исповеди.

– Не веришь? Или ты это знала?

Катя улыбнулась и пожала плечами:

– Я просто думаю… Почему я? Почему ты открылась именно мне?

– Ты моя лучшая подруга.

– С каких это пор?

– Мы стали дружить, когда у тебя был выпускной.

– У меня еще не было выпускного, – не поняла сестра.

– В этой жизни не было. А в прошлой, откуда я вернулась, уже был. На тебе было серое платье, все вышитое пайетками. Твоя мама его сшила специально для тебя. Но это все слова, и я понимаю, что надо как-то доказать. Давай, спроси меня что-то по своему любимому английскому языку? И по итальянскому. Благодаря тебе, я выучила эти языки.

Катя с интересом, но все же с опаской, посмотрела на меня и спросила пару фраз на английском и итальянском языках. Я легко на них ответила.

– А хочешь, я расскажу тебе о твоем любимом Довлатове? Или о Сэлинджере! Хотя нет, это я могла прочитать за пару дней. Давай я расскажу тебе про твой первый поцелуй, который случился год-два назад. Во всех мелочах! С мальчиком по имени Алешка. Я надеюсь, ты не думаешь, что я месяц бегала, искала Алешку и выпытывала у него все подробности?

– Какие, например?

– Что он был ниже тебя и стал на носочки, чтобы дотянутся тебя поцеловать. А вторую твою любовь звали Кузя. Фамилия у него была Кузякин. Он поцеловал тебя на балконе, в день твоего шестнадцатилетия… Получается, это было совсем недавно? Несколько месяцев назад? Все равно не веришь?

– Я вообще уже не знаю, что думать. Вернее нет, я верю тебе. Зачем тебе меня обманывать? – Катя все еще не верила мне и это читалось в ее глазах.

– И то верно. Программы «Розыгрыш» у вас еще нет. Но все же, давай поставим финальную ноту в нашем заключительном аккорде?

Я взяла Катю за руку, и мы направились в гостиную, где у окна на подиуме стоял белый рояль. Если бы он стоял у нас дома, то моя мама накрыла бы его салфеткой и разрешала играть на нем раз в год. Тетя Уля относилась к вещам легко – можно было хоть танцевать на рояле – и она с интересом посмотрела бы, как мы танцуем, и, возможно, даже прокомментировала бы.

Я открыла рояль, села на стульчик и подняла руки над клавишами.

– Мурку?

Не дожидаясь ответа, я начала играть популярную мелодию. Но потом, вдруг, мне захотелось сыграть что-то новое, чтобы удивить Катю.

– А хочешь музыку нового века?

Катя завороженно смотрела меня и кивала в предвкушении.

Я постаралась не разочаровать сестру. Мои руки уже скользили по клавишам, и я во все горло запела:

– Утекай! В подворотне нас ждет маньяк, хочет нас посадить на крючок. Красавицы уже лишились своих чар, машины в парке, все гангстеры спят. Остались только мы на растерзания ееее, парочка простых и молодых ребят!

Катя смотрела на меня, как на инопланетянина. Конечно, после скромных слов песен Леонтьева «Светофор», слова песни «Утекай» понять непросто.

Я прекратила петь, положила руки на колени, повернулась и посмотрела на Катю.

– Ты родителям рассказала? – спросила сестра.

– Нет, конечно! Зачем? Они решат, что я больна. Да и не хочу я, чтобы они знали. Пусть я для них останусь маленькой девочкой, обыкновенным ребенком.

– А когда ты назад вернешься?

– Надеюсь, что никогда. Думаю, что мне выдался шанс прожить жизнь заново. Я только об этом и просила! И я так счастлива!

Катя подсела на стульчик рядом со мной:

– Это, конечно, очень здорово! Что хочешь сделать в первую очередь?

– Сначала я стану отличницей. Второй шаг – надо что-то придумать, чтобы папа не ушел к другой женщине.

Катя ахнула и даже прикрыла рукой рот:

– У дяди Вити есть любовница?

– Еще пока нет, наверное. Но я не уверена. Надо проверить. Он ушел, когда мне было четырнадцать. То есть, это случится через два года. А еще через два года он заболеет. И вскоре умрет.

Сестра удивленно посмотрела на меня:

– Ты так спокойно об этом говоришь?

– Да. Потому что я это знаю. И могу исправить. И мне от этого так хорошо на душе!

– Могу себе представить! А обо мне расскажешь? Что там со мной стало?

– Ты натворила кучу ошибок, конечно. Но не таких глобальных, как я. У тебя есть дочка – Маша. Твоя маленькая копия. Очень замечательный ребенок. Твоя отдушина.

– А муж у меня есть? Или только Маша?

– Мужа никогда и не было. Ты родила Машу для себя. Когда тебе было почти сорок! Но мужиков было море. Только гады все и предатели. Потом уже твой психолог сказал, что тебе надо менять видение на мужчин. Ты везде и всегда выбираешь один и тот же тип – повесу и бабника.

Катя рассмеялась:

– Так смешно наблюдать за тобой. Сидит передо мной ребенок. И такие умные вещи говорит. Просто не верится!

– Ладно, мне пора идти. Во-первых, надо грызть гранит науки и показать всем своим одноклассникам, да и учителям заодно, кто такая Марина Власова! А во-вторых, я безумно хочу увидеть бабушку и дедушку. У меня даже ноги трясутся от волнения, что я их увижу живыми и здоровыми. А может, они уже сидят у нас дома и ждут меня, чтобы поздравить.

В гостиную зашла тетя Уля с большой коробкой. Катя вскочила:

– Точно, у тебя же день рождения! Как я забыла? Поздравляю! – и она нежно обняла меня.

Тетя Уля протянула мне коробку. Конечно, я помнила, что находилось в ней. Этот подарок был одним из самых ярких за всю мою жизнь. В этой коробке лежало платье жемчужного цвета. Оно было обшито кружевами внизу и на рукавах. Мама назовет его пошлостью, но мне нравилось абсолютно все, что делала тетя Уля. Я была и по сей день остаюсь ее поклонницей – все ее платья женственные и нежные.

Я все же успела шепнуть на ухо Кате про цвет платья и его фасон.

Катя хихикнула:

– Как же тебя будет трудно удивить в этой жизни!

Домой я вернулась с двумя подарками: с платьем и пятеркой по математике.

Папа, узнав о пятерке, запрыгал от счастья. Мама только спросила:

– У кого списала?

– У себя! – не сдержавшись, грубо ответила я и убежала в свою комнату.

У меня всегда были сложные отношения с мамой. Она никогда не была мне подругой. Я ничего не могла ей рассказать из моей личной жизни. Когда случилось несчастье, и я потеряла самого дорогого мне человека на свете, она только сказала:

– Ничего страшного. Будут еще у тебя мужики. Нечего так убиваться.

Она говорила мне это почти каждый день. На протяжении десяти лет. Неужели ей не приходило в голову, что это действительно то чувство, которое ждут всю свою жизнь? Я же убивалась все эти годы и страдала. Но она ни разу меня не поддержала и не нашла нужных слов. Хотя, конечно, никаких нужных слов и не было. Но все же мне очень хотелось бы знать, что она попыталась их подобрать…

Я собрала портфель на завтра и даже успела прочитать параграф по истории и географии.

В дверь позвонили. Это были мои любимые бабушка и дедушка.

В нашей семье много странностей. И у папы, и у мамы были живые родители, но с родителями мамы мы виделись один-два раза в год.

Они и живы, и здоровы, и в здравом уме и памяти, и с мамой вроде не в ссоре, но никогда не приезжали к нам на праздники. Мы же к ним иногда ездили. Но мне всегда было неуютно у них и хотелось сбежать к папиным родителям.

Мама и папа с одного города. Вернее, с городка, в котором не было ни одной многоэтажки – все дома частные. Городок этот находился в 10 километрах от нашего города. И не городок это вовсе, а, скорее, деревня, но мама упрямо называет его городом.

Через пятнадцать лет город, в котором мы живем сейчас, так разрастется, что эта родительская деревня станет районом, где будут строиться и продаваться элитные дачи – рядом прекрасное чистое озеро и хвойный лес.

Мама и тетя Уля – не единственные дети в семье. Бабушка Валя и дедушка Федя, кроме близняшек-девочек, имели близняшек-мальчиков и еще одну младшую дочку-Ирочку. Вот на этой Иришке и сошелся клином их белый свет. А близнецов, как будто и не было в их жизни. Правда и мама с тетей Улей, и их братья-близнецы после школы покинули родную деревню и уехали в город, где и обосновались окончательно. Ирочка же осталась в деревне, вышла замуж за тракториста Ваню Колончаева и родила ему трех дочек. Этих девочек они и считали своими внучками, а нас с Катей не слишком жаловали вниманием.

Мне, на самом деле, не очень обидно – у меня были бабушка Шура и дедушка Вася по папиной линии, которые во мне души не чаяли.

А вот Катя очень страдала. У нее кроме мамы никого и не было…

Дверь в мою комнату открылась, и я увидела дедушку.

И, конечно же, я не сдержалась, кинулась к нему навстречу и разревелась.

Дедушка испугался:

– Опять обидели мою любимую унучку? – с ужасом в глазах спросил он, – Ну я им сейчас задам!!!

Я просто повисла на нем и закричала:

– Нет, нет, я просто по тебе ужасно соскучилась!

Дедушка не ожидал такого признания, поэтому только крепче меня обнял и попытался заглянуть в глаза, чтобы понять вру я или нет.

***

Примерно год до этого дня, когда у меня по математике в году вышла двойка, мама не сдержалась и отлупила меня скакалкой.

Наверное, это было крик отчаяния, что ее дочь – тупица и бездарь.

Мне тогда следовало не придавать огласке ее поведение, но обида так подкатила к горлу, что я решила найти защитника в лице дедушки.

Я выскочила из квартиры и поехала к нему в деревню. У меня тогда и денег на проезд не было, и я даже не помню, как добралась. Но когда я приехала к деду, я вылила столько слез на его пиджак и так долго жаловалась на маму, что дедушка тоже не выдержал и пошел сначала в сельсовет за помощью, а потом, оставив меня с бабушкой, поехал в город и подал на мою маму в суд о лишении ее родительских прав.

Папа тогда эту ситуацию уладил. И маму уговорил не злиться на дедушку, и отца своего уверил, что это случайность и меня никто никогда не бил. Папа действительно меня никогда не бил, а вот мама постоянно выдавала подзатыльники. Что на нее нашло в тот день, я так и не поняла.

Папа приехал в деревню и забрал меня домой. Всю дорогу он молчал. Только перед самым подъездом попросил:

– Прости ее, пожалуйста, она не со зла!

Но, как оказалось, прощать надо было не мне, а моей маме. Это она на меня обиделась так, что почти целое лето не разговаривала.

Я от этого не страдала – на все лето уехала к бабушке и дедушке в деревню.

Когда начался учебный год, я вернулась домой и потихоньку мы с мамой стали общаться.

***

– Все отлично, дедуля, все просто замечательно, я получила сегодня пять по математике, – стала уверять я его.

– А почему ты плачешь?

– Соскучилась! Скоро окончится эта школа и я приеду на все лето к тебе. Хорошо?

– Конечно, моя дорогая унучка. – Он с радостью прижал меня к себе и положил в карман двадцать пять рублей.

По тем временам это были огромные деньги, и не только для маленькой девочки. Но он всегда меня баловал. Когда в их деревню стало ходить маршрутное такси, которое довозило людей не за час, как автобус, а за 15 минут, он давал мне 3 рубля, только чтобы я приехала к ним на выходные, хотя билет стоил всего 50 копеек.

Унучка. Вот так он меня всегда называл. Все смеялись, когда слышали это, а мне очень нравилось.

В комнату зашла бабушка с пакетом в руках. В пакете был костюм шоколадного цвета: прямая юбочка до колена и кофточка на пуговичках. Бабушка прекрасно шила и вязала.

Она спрятала пакет за спиной и спросила:

– Угадай, что я тебе подарю?

Да, подарки они всегда дарили разные.

Вообще, они странно жили – вроде и вместе, но врозь.

У дедушки свои деньги, у бабушки свои. Дедушка выдавал ей деньги каждый день по чуть-чуть и говорил:

– Сходи купи селедку и отвари картошку в мундире. И себе купи молока.

И это был жест благодарности. Бабушка шла в магазин, покупала за его деньги себе молоко и селедку, за свои – пряники, и на обед у них была картошка с селедкой, а на ужин у бабушки был стакан молока с пряниками.

Раньше бабуля вела хозяйство: у нее были и куры, и корова, и поросята.

Но лет пять назад стала сильно сдавать – ноги болели, руки болели, поэтому хозяйство решили продать. Сколько им надо было? Пенсия хорошая, да и сын помогал, не забывал.

Я прищурилась и сделала вид, что думаю:

– Ты связала мне шапку и рукавички?

– Нет, подсказка – скоро лето.

– Тогда это платье. Или костюм.

– Костюм, угадала. А какого цвета? – бабушка улыбалась.

– Моего любимого, шоколадного? – я запрыгала от счастья, чтобы обрадовать бабушку.

Бабуля протянула мне пакет, я достала костюм и убежала в ванную, чтобы примерить его.

Я надевала его и думала, что если кто-то подсматривает сейчас за мной, а наблюдать, по моим соображениям мог только Бог, то он бы сейчас точно покрутил у виска: сорокалетняя тетка в теле маленькой девочки надевает детские вещи и от этого тащится. Ну не странно ли это?

– Может быть и странно, – ответила я себе в зеркало и даже показала язык, – но я так счастлива! А поэтому мне все равно, что ты обо мне думаешь!

Я еще раз посмотрела на себя в зеркало. Выглядела я, как коричневая бочка с медом.

Да, фигурой я тоже была обижена.

Не знаю почему, но я никогда не занималась спортом. В первом классе у меня была операция на левое ухо и после этого меня освободили от занятий спортом.

Поесть я любила всегда. И без спорта моя фигура превратилась в бочку. В маленькую, аккуратненькую бочечку. И такой я была всегда – сколько себя помню. Нет, я не была толстой. Я была плотной, упитанной.

Кроме того, почти сразу после того как погиб Влад, у меня выявили Сахарный Диабет. Возможно, он появился после стресса, но возможно и генетически по папиной линии. У папы все в роду толстяки.

Да и папа к сорока годам уже был с животом. Дедушка тоже был плотненьким и с пузом.

К здоровью своему я относилась ужасно. Болезнь не воспринимала всерьез и, если мне хотелось торта, а хотелось мне его всегда, я покупала и ела, запивая таблетками для снижения сахара в крови. Этим я совсем посадила поджелудочную железу, но так как быть здоровой, да и вообще жить мне не очень хотелось, то я и не беспокоилась ни о себе, ни о своем здоровье.

Я подмигнула своему изображению:

– Ничего, скоро тебя будет в два раза меньше, вот увидишь! – и вышла к родственникам.

Родня встретила меня аплодисментами, и мы направились в гостиную ужинать.

Я сидела возле папы и дедушки и постоянно обнимала то одного, то второго.

Уснула я безумно счастливой. Закрывая глаза, я молила Бога только об одном – оставить меня в этом, 1986 году и не возвращать в 2014.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – как молитву повторила я и заснула младенческим сном.