Читать книгу Оранжевая книга. Фантастический роман в звательном падеже - Наталия Гилярова - Страница 18

У Борисандревича – куча родни. Семьдесят семь братьев, бывшая жена и сыновья. И – огромная ревучая моторная лодка. В середине июня, когда небо зазвенело от синевы и одуряюще запахли травы, он повёз родню кататься. На бережку водохранилища компания привалилась и принялась со знанием дела жарить шашлык с помидорами.

Цветка ушла бродить. На шее у неё болтался тяжёлый фотоаппарат. Нет, она не надеялась найти Егорушку среди рыбаков. Впрочем, может быть… Она шла и глядела на воду – муар, растёкшееся серебро. На холмы, ловко вылепленные великаньими пальцами. На нотные станы деревьев. Высокие стройные ёлки – четвертные, а вязь корявых сосен – восьмые, шестнадцатые…

Она легла на траву. Небо уже расцвело перед сном и висело опрокинутой голубой полусферической посудиной, стоящей под рукой художника – он где-то там живописует картину в пастельных тонах. Излишки пастели удаляет ватками. Ватки сбрасывает в голубую чашу. Получаются цветные облачка.

Изумрудный пригорок. Небо, листва, облака. Голубое, зелёное, розовое. Вот он – среди бесконечной аморфной массы зияющих вопросов – ответ. Всё так по-эстетски выделано, надёжно, совершенно! «Зачем же Живчик безобразничает, ведь может, ведь умеет!» – с горечью подумала Цветка.

Она почти почувствовала покой. И даже взялась за фотокамеру. Но снимок делать не стала. Твердь ответа и покоя была близка, но недоступна. До подлинности не хватало одной ноты, штриха, маленького ключика или подписи творца? Почувствовать подлинное – здесь, сейчас быть настоящей, живой – это значит сбыться. Это значит – душа не сжамканный безвоздушный шар, не застывшая мёртвая морщинистая тряпочка. А шар, наполненный дыханием Егорушки. И кругом – покой, чудесный этим голубым, этим зелёным, этим розовым. Его дыхание, его присутствие на свете, послужит свидетельством подлинности, подписью творца. Возможно, он близко, он – рыбак?

Кто-то так выдумал Цветку, так устроил её душу – неспособной воспринимать мир непосредственно, а требующей доказательств подлинности.

Топча мерзкими лапками её нежный белый лоб, комар воткнул жало и стал наполнять брюхо её кровью. Содрогнувшись от отвращения, Цветка очнулась – исчезло всё: небо, листва, облака, вместе со всеми музыкальными построениями, оттенками и сияниями. Бекар. Мир резко поблек. Бездарная нечисть, слепая и бездушная, уничтожила надежду.

«Да здесь пусто!» – вспомнила Цветка. И побыстрее пошла прочь. И затерялась среди толпы родни Борисандревича со своим шампуром шашлыка с помидорами и луком.

Когда плыли обратно, Цветка думала только о томе Гесиода, уже ощущая в тоскующих пальцах плотный картон обложки. И недоумевала, как могла до сих пор не заглянуть в эти спасительные бледные, тяжёлые страницы, где рассказывалось о планете вроде Апельсина. Только назывался Апельсин Цитроном. Жадно вырвав тогда книгу из рук Борисандревича, она положила её себе в изголовье. И принялась опять хаотично бродить, вместо того, чтобы читать…

В отличие от выдуманного ею самой Апельсина, Цитрон как будто действительно существовал… По крайней мере, в сознании многих древних людей. И это кроме того, что его возможность предполагали учёные! Так, может быть, правда? Может быть, Цитрон – и есть Апельсин, тот самый, созданный специально для людей? И Цветка его не выдумала, а просто догадалась, что он есть?

Но если и так, как Егорушка спрыгнет оттуда на Землю? Нельзя же, в самом деле, летать без космического корабля или парашюта! Значит, он никогда не спрыгнет! И не собирается! А гуляет себе по Цитрону да насвистывает, и даже не знает о Цветкином существовании, о её прозябании на Земле! И если когда-нибудь он и посетит Землю, то ждать этого события ещё невесть сколько, может быть, тысячи лет… А Цветке прожить единственный день без него стоит непомерных усилий.

Когда возвратились домой, опять не заглянула в Гесиода. Она вернулась вялая, бессильная, с трудом нашарила взглядом заветный том, но в руки не взяла. Он казался очень тяжёл. Легла, отвернулась к стене, зажмурилась и не открывала глаз весь вечер. И когда толпа родственников отваливала, тоже не открыла глаз.

Ночью душевная боль усилилась, напали чудища, стали душу скрести, полоскать, выкручивать и на бельевую верёвку подвешивать, прищепками прищёлкивая. Борисандревич спал, а его сонного тепла злобные твари не боялись. Согбенная Цветка выползла из постели, постанывая, в темноте сгребла со столика том и босиком поплелась в другую комнату, на холодный диван, читать. Чудища висели пиявками на обескровленной душе.