Читать книгу Как я стал альпинистом - Наталия Губина - Страница 10
Часть 1. Тяжело в учении
История восьмая. Вечер у костра
ОглавлениеЛьются песни, словно речки-ручейки,
Омывая нас прозрачной чистотой.
В них купаемся мы, смелы и легки,
Уплываем, песни манят за собой.
Под аккорды мы меняем города,
Нам мерещатся нездешние огни,
Мы смеемся, любим, плачем иногда,
Проживаем в них совсем другие дни.
В звуках можем выбирать любую роль,
Хочешь, будь матросом, хочешь – старшиной,
Но как только отзвучит гитарный бой,
В тот же миг ты вновь окажешься собой.
Первый день в лагере пролетел так быстро, что я даже не успел найти Свое дерево. Да я вообще почти ничего не успел! Ни на лодке покататься, ни на болото сходить поискать ящериц и попрыгать по кочкам, ни изучить устройство печки. Вот только палатку поставили, искупались, суп поели, костер развели, и нас уже позвали на ужин.
Мы с Данькой стояли в очереди за гречкой с тушенкой. Я хотел обсудить прошедший день, а он крутился во все стороны и не обращал на меня внимания.
– Чего ты вертишься? – спросил я недовольно.
– Мне Святик сказал, что после ужина мы будем петь песни у костра до самого отбоя, – отчего-то прошептал он, будто это тайна какая.
Песни у костра – это, конечно, хорошо. Но вот почему он головой вертит всё равно непонятно.
– И чего? – решил уточнить я.
– А может, танцевать будем? – проговорил он так тихо, что я едва расслышал.
– Танцевать?! – захохотал я. Вот Данька, как чего ляпнет! Это надо же такое придумать: танцевать в лесу!
– Да тихо ты! – дернул он меня за руку и скосил глаза на Олю. – Помнишь, у нас огонёк был? А я побоялся её пригласить? Я решил, если будем танцевать, то обязательно приглашу. А еще у костра сяду рядом, вот!
С моим Данькой, конечно, не соскучишься. Рядом он сядет! А чего с ней сидеть-то? Вот если напротив сидишь, можно смотреть вперёд. Как будто бы не на неё, а видно. А рядом? Это же голову придется поворачивать, все заметят. А главное, она заметит. А уж танцевать приглашать вообще глупость! Это же Оля! Она ведь откажется и еще глянет так, что танцевать навсегда расхочется.
Я хотел объяснить всё это Даньке, но тут подошла наша очередь, и я отвлекся на еду. Может, оно и к лучшему. Данька у меня упрямый, если уж вобьёт что в голову, не вытащишь. Еще и обидеться может: мол, не понимаю я его.
С гречкой и чаем мы расправились быстро и, пока дежурные мыли посуду, побежали переодеваться: к вечеру на нашу полянку слетелись комары и напали на голые руки-ноги.
В палатке все было перевернуто вверх дном. Это Вовка с Валеркой играли в войнушку: окапывались в рюкзаках и стреляли друг в друга шишками.
– Где все мои носки? – недовольно пробурчал Данька, поднимая то одну, то другую вещь.
– Возьми мои, – предложил я.
– Они по цвету не подходят, – заявил Данька, продолжая перерывать раскиданные вещи.
Я стал кататься по палатке, держась за живот, и всхлипывать:
– Ой, не могу, по цвету. Данька! По цвету не подходят!
– Дурак, – сообщил мне Данька и вылез совсем без носков.
«Сам дурак, – подумал я. – Вот возьму и обижусь».
Так я и сделал. Нет, а что? Обижаться только ему можно, что ли?
Подойдя к костру, я увидел Даньку, который ерзал на бревне рядом с Олей. Показал ему язык и назло сел напротив. И даже не стал ему говорить, чтобы он не глупил с танцами.
С другой стороны от Оли сидела Светка и что-то шептала ей на ухо. Оля пожимала плечами и улыбалась. Вдруг Светка встала, подошла ко мне и спросила:
– Можно я тут сяду?
– Валяй, – ответил я. А что? Мне не жалко. Видно, она тоже на Олю обиделась, раз отсела.
Со всех сторон к костру подтягивались ребята, скоро мест на бревнах почти не осталось.
– Двигайтесь ближе, – сказал нам какой-то паренёк, – всем сесть надо.
Светка придвинулась ко мне вплотную, а я сразу пожалел, что обиделся на Даньку. Прижиматься к Светке было как-то неудобно. Данька же напротив, счастливо улыбался, зажатый между Олей и каким-то парнем. «Тоже мне, друг», – подумал я.
Но скоро зазвучали гитары, и я забыл обо всем на свете. Играли двое: Игорь Петрович и тот дядя, который принес наши билеты. То есть, играть-то они еще не начали, а терзали струны, пытаясь найти нужное звучание. Настраивали инструмент! Я прислушался, стараясь уловить каждый вздох струны. Пока гитара лежала – это была всего лишь деревяшка, но как только её брал в руки кто-то, вроде нашего Игоря Петровича, струны оживали и торопились наперебой поведать мне свои истории.
– Что споем? – спросил Игорь Петрович, оглядывая собравшихся.
– Давай нашу, как обычно, – подмигнул ему бородатый дядя.
Тут они вместе ударили по струнам и запели:
«Нет мудрее и прекрасней средства от тревог,
Чем ночная песня шин.
Длинной-длинной серой ниткой стоптанных дорог
Штопаем ранения души».
Вот эта фраза меня озадачила. Я все думал, как же это можно дорогой штопать. Я даже попытался это представить, но не смог. Пока я размышлял, песня закончилась, а я расстроился, потому что всё пропустил. Но после небольшой паузы, Игорь Петрович хитро заулыбался и стал насвистывать веселый мотивчик, не забывая перебирать струны. Зазвучала новая песня, про пиратов:
«Что ж, если в Портленд нет возврата, пускай несет нас черный парус,
Пусть будет сладок ром ямайский, все остальное – ерунда.
Когда воротимся мы в Портленд, ей-богу, я во всем покаюсь.
Да только в Портленд воротиться нам не придется никогда».
Многие стали ему подпевать, а я не знал слов, поэтому просто раскачивался в такт и открывал рот. Я представлял себя на борту пиратского корабля. В руке у меня была сабля, а один глаз закрыт черной повязкой. Песни сменяли одна другую, и я совсем забыл о Светке, прижавшейся к моему боку.
И вдруг мои мечты нарушил голос Егора:
– А давайте что-нибудь лирическое и потанцуем!
– Потанцуем? – удивился Игорь Петрович.
– А что? – не растерялся Егор. – Музыка есть, звезды вон есть, романтика в чистом виде, а танцев нет.
– Такого у нас еще не было, – развел руками бородатый дядя. – Ну что же, танцуйте! Чего, Игорян, давай «Ты у меня одна», что ли?
И они запели на два голоса. Игорь Петрович пел чуть медленнее, как бы эхом повторяя слова. Это было очень красиво, я заслушался, но не забывал поглядывать на Даньку. Тот сидел и не шевелился.
– Подбодри друга примером, – раздался над моим ухом голос Егора.
– Ты что, подслушивал? – сообразил я, вспомнив, что в очереди он стоял за нами.
– Ой, да ладно тебе, я же помогаю!
– Ты подслушивал! – повторил я.
– Подслушивал, не подслушивал… Иди танцуй. Вон Светка скучает.
– Я? А я тут причем? Данька хотел, вот пусть и танцует теперь.
– Иди, я тебе говорю. Он один побоится.
– Не пойду, я не маленький.
– Вот и я говорю, не маленький уже, чтобы стесняться танцевать!
– А я, может, не хочу с ним танцевать! – вдруг выкрикнула Светка, вскочила с бревна и побежала в палатку.
– Дурак ты, Пашка, – разочарованно протянул Егор.
Сговорились они, что ли? Сейчас-то я что не так сделал?!
– А друг твой умней оказался, – продолжил он. Я поднял голову и увидел Олю и Даню, смешно покачивающихся совершенно не в такт мелодии. Данька при этом еще поднимал то одну, то другую ногу и хлопал себя по ступне, сгоняя комаров. А я ему говорил, между прочим, одеть мои носки. И вот кто после этого «дурак»?
Песня закончилась, остановив этот нелепый танец. Данька улыбался. Оля, как ни странно, тоже. Я так и не смог понять, чему они радуются. Решил только, что с Данькой надо мириться и в следующий раз не выпускать его вечером без носков.