Читать книгу Алая шаль - Наталия Журавлёва - Страница 6

В ярко-алую кутаясь шаль,

У окна я недвижно стояла

И смотрела в прозрачную даль,

Видя прошлого дни… всё сначала…

Тучки лёгкие, солнечный круг —

Грелся северный город на солнце.

Да, нечасто сырой Петербург

До конца просушить удаётся!

Но погожий не радовал день:

В горе поводов к радости мало,

А страданий зловещая тень

Душу бедную льдом заковала.

Я ходила, дышала, жила —

Тень былой беззаботной Анюты…

Но всё время молилась, ждала,

И надеялась даже как будто.

Воспротивились ум и душа

Осознать и принять… и смириться…

И ругала я Бога, греша,

Но не таяла веры частица.

Потеряла родителей я

И сестрёнок своих в одночасье.

И разбита была жизнь моя

Чьей-то злой разрушительной властью.

Нет страшней и трагичней конца,

Нет безжалостней жизненной были:

И сестрёнок, и мать, и отца

Топорами в ночи зарубили.

И при виде растерзанных тел

Управляющий речи лишился.

За мгновение весь поседел

И с трудом к нам приехать решился.

Дома, в спальнях, ночною порой

К ним кончина подкралась до срока…

Боже, смилуйся, правду открой!

Кто убил моих близких жестоко,

Что за нелюдь, вместилище зла?!

Чтоб он сгинул, убийца проклятый!

…Из столицы беда привела

В нашу глушь полицейских отряды.

Страшно горе… Потеря страшна!

Как мне жить без родимых на свете?!

Чтобы выжить, надежда нужна!

Стал надеждой мне маленький Петя.

Не пролили невинную кровь,

Кровь дитя, пятилетнего брата:

Не нашли ни его, ни следов —

В лес ушёл и пропал там куда-то.

Милый братец бесследно исчез…

Ангел спас от бандитов Петрушу:

Поманил от губителей в лес…

Бог помилует детскую душу!

Долго брата искали в лесах —

Их у нас, к сожалению, много,

И качалась на зыбких весах

Вера прежняя в доброго Бога…

Но малютки мои – сын и дочь

Облегчали безмерное горе:

Пережить его было невмочь,

И без них умерла бы я вскоре.

Ненавистный когда-то супруг,

Бывший ранее грубым и скверным,

Стал заботливым, ласковым вдруг,

Оказался родителем верным.

Весть о гибели целой семьи

Потрясла его чёрствую душу —

Пусть то родичи были мои,

Чьих советов он вовсе не слушал!

Отболев, я увидела: он

Часто выглядел крайне устало.

Муж не ел, и не шёл к нему сон,

И жалеть я его даже стала.

Он ругался всерьёз, в пух и прах,

С тем, кто верил в досужие сплетни,

Дымом, снегом и лесом пропах:

Возвращался оттуда последний.

Между тем проходил день за днём.

Вскоре кончились поиски брата…

Горе жгло мою душу огнём,

Словно в том я была виновата.

Дом родной… Я хотела туда,

Где всё с детства до боли знакомо…

Но меня поджидала беда:

У меня больше не было дома!

Был ужасным и подлым удар:

Очень ловко подделав бумаги,

Получил муж имение в дар,

Поле, рощи и даже овраги!

Лопнул призрачный счастья пузырь,

Солнце спряталось в грязные тучи,

И душа превратилась в пустырь…

Умереть для меня было б лучше!

Стал супруг мой привычно жесток,

Всё вернулось в обычное русло.

И отцовской любви вышел срок —

Не любил он детей, как ни грустно…

Пусто, медленно жизнь потекла:

Траур, книги, прогулки, обеды…

И никто не дарил мне тепла,

О тоске беспредельной не ведал.

Я б решилась… Но веры цветок

И надежды зерно были святы:

Я отчаянно верила в то,

Что братишка вернётся когда-то».

Всё она вспоминала сейчас,

И оружие стыло в ладони.

«Почему не поднимешь ты глаз?

Мы с тобой в подозрениях тонем!

Обними, успокой, приласкай,

Назови меня дурочкой глупой!

Не позволь перейти нам за край,

Чтоб не стала пустою скорлупкой

Наша жизнь!

Будь добрее чуть-чуть!

Вижу гнев и остуду во взгляде.

Но надеюсь и верить хочу,

Что поймёшь ты меня Бога ради!»

Муж не слышал молитвы, увы:

Опасался, вот-вот грянет выстрел.

И, боясь повернуть головы,

Только взгляды скользящие быстро

Он бросал осторожно, как вор,

На ковёр с пистолетами…

Страстно

Загорелся надеждою взор…

А жена усмехнулась опасно:

«Сударь, помните: мне всё равно,

Но от вас не приму даже смерти!

А стрелять я умею давно,

Научил меня папа, поверьте».

Снова нервно задёргался глаз,

Процедил муж с усмешкою гадкой:

«По-мужицки воспитывал вас!

Как в штаны не одел – вот загадка!

Не привил вам хороших манер,

Чуть французского, танцы да песни…

Вот стрелять, на коне брать барьер —