Читать книгу Тура, или Я, Сонька, Алик и остальные - Наталия Кузьмина - Страница 18

Вобла – вкусная рыбка. У акулы острые зубки. У корифены злобные глазки. У ската живот, как салазки.

Мы брали их под Варшавой. Мы били их под Каховкой. Мы ели их в кубрике с солью.

…Акула, прильнувшая к палубе, была полнолунной и сонной, нагой, в разноцветных разводах, таинственной лодкой подводной.

И мне захотелось с нею обняться.

Она была гладкой и твердой и пахла жасмином и йодом, ромашкой, сиренью и медом, потом она пахла весною, потом уже пахла сосною и шишкой еловой, потом – уже нашей столовой, подсолнечным маслом и смальцем, потом уже тем африканцем, что дал мне монету в двадцать копеек, когда мне было лет десять.

Это случилось в нашем же доме, в мебельной комиссионке. Там часто бывали Бернес, Лепешинская Ольга, Толубко – генерал-полковник и другие известные и неизвестные люди. Я тоже любила там же бывать, поглаживать кресла, пощипывать стулья и бацать на клавикордах, оживляя бесценную рухлядь. Мои Собачий вальс и Огинского полонез имели неизменный успех. В тот знаменательный день я так наяривала, что мне намекнули – уйди, мол, мешаешь, кто ты такая? Я хлопнула крышкой и огляделась нахально. Тут-то африканец и сунул мне в руку монетку. Вот чудак. Да у меня таких денег в розовой кошке было штук триста! Но я улыбнулась и сказала «спасибо». Однако монета обжигала ладонь. Я решила ее рассмотреть и забежала за дом. Монета оказалась обычной. Но что-то… А вдруг?! Заразная! Я бросила монету в подтаявший снег. (Солнце светило вовсю. Приближалась весна.) Монета сверкнула, как глаз африканца, и я пожалела ее. Подняла, отряхнула… Но… Вдруг?! Заразная! Опять бросила в снег. Потом подняла. А вдруг? – Заразная! – Бросила. – Подняла. – А вдруг?! – Бросила. – Подняла. – А вдруг? – Бросила. (Солнце заволокли тучи. Стало серо и вдохновенно.) – Опять подняла. Взяла двумя пальцами за ободок и отнесла в Дом Игрушек. Добавила еще сорок копеек и купила божью коровку. Красную, пухлую, на черных колесиках… Как я тащила ее на шнурке через мост, по-моему, Крымский – одно загляденье! Она двигалась, словно живая. Я назвала ее Феней. «Феня, идем», – говорила все время я, и Феня шла и шла, перебирая колесиками мокрый асфальт. На середине моста мы остановились. (Потемнело. Началась пурга. Зима не хотела сдаваться – боролась с весною.) Мне показалось, что я внутри моря стою. А рядом со мною – не божья коровка, а рыбка, не божья, а рыбка, не божья, а рыбка, рыбка золотая!