Читать книгу Тура, или Я, Сонька, Алик и остальные - Наталия Кузьмина - Страница 4

Я давно уже живу в ангаре. Так я называю свое жилище – огромный, продолговатый, железный ящик с крышей, уходящей в поднебесье. Если бы вы увидели его издалека, то сразу бы отметили: «Вон, какой хороший ангар стоит». Но если быть точной, – это не ангар вовсе, то есть не специальное помещение для хранения и ремонта самолетов и вертолетов, а просто мой новый дом, ну в общем, мое жилище.

Внутри него, кроме моей качалки, ничего нет. Нет стола, стульев, кроватей и шкафов. Вместо потолка – бездна мрака, в которой живут летучие мыши. Пол же здесь земляной, поросший редкой травой. Только у стен ангара трава высокая и относительно густая. Возможно даже, что в ней кто-то обитает. Наверное, змеи, мыши или зайцы. Косвенно, по движению травы я наблюдаю их возню. Однако мои наблюдения редки и не очень внимательны: я смотрю на траву, когда вхожу в ангар, либо когда выхожу из него. Всегда оглядываюсь назад, когда выхожу, потому что солнце так сильно бьет по глазам и переносице, что создается впечатление: за спиной у меня кто-то стоит. Я поворачиваюсь и обвожу взглядом качалку, пол, стены, непроглядный мрак наверху и траву по периметру ангара. Но, как правило, все спокойно, только вот эта возня в траве да тихий скрип моей качалки.

Рядом с дверью ангара расстилается небольшая лужайка белого клевера и бордовых маргариток. Маргаритки я сама высаживала в свое время. Высаживала их хаотично – как придется, как получится. А они равномерно разметались и растут упорядоченно. Словно кто-то поделил лужайку на квадратики со стороной в один дециметр и в центр каждого квадратика усадил маргаритку. Вот так они теперь растут. Этим и удивляют. Я объясняю это самоорганизацией всего сущего.

Невдалеке от моего жилища видны деревянные строения. Я не знаю, кто в них живет. Мне просто это неинтересно. Иногда рядом со строениями стоят люди, чаще всего, женщины в белых косынках, завязанных узлом на затылке. Руки у женщин сложены на груди, животы немного выпячены вперед, крупные ступни носками чуть внутрь. Позы напоминают мне какую-то эпоху, только какую, я не помню.

Женщины смотрят на ангар, лужайку и, наверное, на меня, выражения их лиц безучастны. Я не могу понять, о чем они думают. Но опять-таки: о чем бы они ни думали, – меня это не колышет. Я редко прохожу по лужайке, быстро вглядываюсь в женщин, столь быстро, что не даю им основания поздороваться со мной или задать какой-нибудь вопрос. Их безучастность – идет ли она от полного непонимания, что я здесь делаю, или, наоборот, – от слишком глубокого понимания, – меня устраивает, мне не хочется, чтобы мне мешали, когда я стремительно вхожу в ангар и, плотно закрыв дверь, бегу к качалке.

Сейчас я расскажу, что же собой представляет моя качалка и как я с ней работаю. Но при всем желании я не смогу объяснить, кто ее сделал. Она уже была в ангаре с самого начала. А может быть, она появилась еще раньше, когда и ангара еще не было? Возможно, его и построили, чтобы охранить качалку от снега, разъедающей пыли и пурги? Или чтобы придать качалке законченность формы и глубину содержания? Не знаю. Рассуждать на эту тему можно долго, но вряд ли с особым успехом с точки зрения понимания смысла и причин.

Итак, где-то в бездне мрака, высоко, высоко, то есть там, где обитают летучие мыши, закреплен толстый трос толщиной в три пальца. К другому концу троса, приблизительно в двух метрах от земли приварена стальная трубка с грипсами на алюминиевых замках, чтобы держаться было удобнее. Трубка приварена к тросу точно посередине, поэтому она всегда параллельна земле. Ничего не ерзает, и руки никогда не соскальзывают. Отличное сооружение, к тому же еще и блестит.

Как правило, я подбегаю к тросу, немного подпрыгиваю и хватаюсь руками за грипсы, потом вытягиваюсь, как гимнаст на перекладине, и начинаю раскачиваться. Раз-два-три… Амплитуда раскачивания мгновенно становится высокой, и вот уже делаю первый оборот. Кости мои хрустят, жутко тяжело мне и напряженно, но еще немного, и я ощущаю ее. Невесомость.

Одиноко бывает порой. Да и холод знобящий проникает сквозь поры. Любимые мной, но, увы, одни и те же картины проносятся перед моим взором. Если сейчас день, вижу лучи света, проникающие сквозь щели ангара. Легкие частицы пыли в этих лучах, как грязевые потоки, стекают вниз, искажая очертания пространства. Ночью же мне подмигивает своим ржавым глазом Полярная звезда. И я подмигиваю ей, постепенно пьянея от тягучего нектара, который пропитывает меня с ног до головы. Что это за нектар? Откуда он берется? Не знаю. Спросите что-нибудь полегче.

Нектар изменяет мое тело, делая его похожим на географическую карту западного и восточного полушарий. Где-то внизу вижу Землю Уилкса, а под правым подреберьем каждый раз чешется Восточно-Марианская котловина. И я чувствую, что охватываю. Я охватываю всю поверхность Земли. И когда моя Марианская котловина совпадает с истинной Марианской котловиной, ощущаю первую радость. Мое тело долго елозит, приноравливаясь к изгибам Земли, и за первой радостью следует вторая, потом третья… и т. д. – до бесконечности.

Подсознательно я понимаю, что все это делается не из-за любви к наслаждению, нет, нет, поверьте… Я совершаю миссию, смысл которой не известен, но важность очевидна, ибо я излучаю волны… Может быть, в Космос? Или в таинственные недра Земли?

Я излучаю волны с той же частотой, с которой испытываю радость. Вот – самая мощная волна… нет, вот эта – мощнее. Да нет же, – вот самая мощная… и так всегда я заблуждаюсь, потому что, чем дальше в лес, тем больше дров, а конца у новизны не бывает…

Возможно, это волны любви и печали? Или изображения фантастических чудовищ? Но, так или иначе, я понимаю, что галлюцинирую и галлюцинирую не одна. Нас много, но мы ничего не знаем друг о друге. И, тем не менее, наш акт – это что-то вроде совместного УРА! или ДАЕШЬ СВОБОДУ! или наоборот – наслаждение тишайшее красотой удивленной.

…А сегодня утром я увидела его. Он стоял у строений, рядом с женщинами в белых косынках и так же, как они, безучастно смотрел на меня. Нет, нет, пожалуй… с тревогой смотрел на меня. Во всяком случае, его взгляд напомнил мне одно происшествие… ну, когда я разбилась на новеньких «жигулях», пытаясь проехать только на двух колесах, переднем и заднем. Он долго кричал тогда, что я плохо кончу, что ему надоели мои выкрутасы и все это пора кончать, иначе я останусь калекой. По правде сказать, я легко отделалась. Кости остались целы, но было много порезов на руках и лице. Сейчас на лице их почти не видно, но если приглядеться… впрочем, я себе нравлюсь… да и ему тоже. Мы расстались по глупости. Скорее всего, по глупости. Но я люблю его и сейчас. И он меня любит, я знаю. Иначе зачем бы он пришел сюда?

Я помню практически все, что с ним связано. Помню первую нашу любовь под грустную музыку испанских композиторов 20-го века. Любовь у нас тогда не получилась, и он долго сидел, закрыв лицо руками, и плакал. Бедный, бедный черноволосый мальчик. Потом любовь стала получаться, и с каждым разом все лучше и лучше… нет границ для любви, так же как и для веры в доброе и вечное… а сейчас я вижу, что вьется рядом с ним наш ребенок, красивая светловолосая девочка. Она не видит меня, она задумчива и прелестна… но как-то странно заплетены у нее косы. Одна толстая коса – на затылке, а другая, тонюсенькая, – чуть ниже и наискосок. Странно. Очень странно. Почему они так смотрят на меня? Особенно он. С неизбывной грустью и тоской. Ах да, я забыла, что вышла сегодня из ангара в купальнике. Я и раньше так выходила, но ничего не замечала, а сейчас мне становится не по себе. Я смущаюсь и начинаю прикрывать тело руками. От этого смущаюсь еще больше (ну когда я научусь свободе, забуду, что я «совок»?) и, чтобы скрыть неловкость, начинаю имитировать зарядку, делая вид, что не обращаю внимания на окружающих. Но от этого мне становится совсем не по себе. В конце концов, зачем я хочу казаться лучше, чем я есть на самом деле?! Поэтому я поворачиваюсь ко всем спиной и торопливо иду к своему жилищу. Открываю дверь, потом плотно закрываю ее на замок и подбегаю к качалке.

…Собственно говоря, всех людей можно разделить на две группы. Первые исследуют жизнь, вторые делают ее, запутывают и обладают ею.

По своим убеждениям я не могу находиться во второй группе. Это все равно что плескаться с бегемотами в тесном пруду. Меня тошнит от одного взгляда на них, когда они резвятся, заигрывая друг с другом. А их жирные складки! А пурпурные глубокие гортани и клыки с перламутровой эмалью! Однако быть в первой группе для меня так же невыносимо: я не желаю играть в покер подтасованной колодой. Поэтому мне остается только она – НЕВЕСОМОСТЬ. Это мой выбор. То, что мне нужно!