Читать книгу Рыба на том берегу. Стихи разных лет - Наталия Осташева - Страница 29

Ты знаешь, Грета, здесь такое лето,

Что небо с морем – пошлость для баллад.

Правдивы фотографии в буклетах,

Медузы тают, словно мармелад.

Волна катает с плавностью глиссандо

Песок и берег, дом на берегу.

И знаешь, тут такие круассаны,

Что о высоком думать не могу.

Уже неисчислимы снимки с камер

И актуальны до тех пор, пока

Весна не зачастила с отпусками,

Пока еще есть силы отпускать.

Здесь тот же день, темнеет в шесть, не позже,

Чтоб солнце не палило сгоряча.

Да, здесь весна на радость не похожа.

Пожалуй, всё. Пока. Не отвечай.

2007, Каир

Полночь скрывает, срывает, вскрывает крышу.

Дом у воды.

Снова бессонница, надо же, ведь не июнь,

только дом-работа.

В чем там луна или в ком?

Далеко сладковатый дым.

Мне и писать об этом сейчас неловко —

Соседи ходят по стенам, болтают громко

и знают что-то.

Сейчас поймаю авто, позвоню, поймаю авто

и приеду к тебе, делов-то.

Ветер подует северный или западный, например,

Будет лишь рыбка в банке розой ветров, плавниками ломая компас.

Давай выбирай побережье: вот Крым, Гонолулу, Каир, Кемер,

Главное, чтобы дом у воды, дом у воды, дом у воды, дом…

Последний рейс. На какую-такую планету твой вóда закинул мяч?

Тай-налетай, переводят время, транжирят время, бери, пока есть за что.

Те, за кого мы болели в среду, опять проиграли матч…

Сейчас поймаю авто,

позвоню, поймаю авто,

позвоню, поймаю авто.

2007, Москва

Я куплю тебе лук

Не со стрелами, так,

Проведу тебя в дом,

«Будь как дома», – скажу.

Сядешь в кресло, а пёс

Ляжет прямо у ног.

Я начну тебя звать

Чиполлино моё.

Чиполлино моё,

Ты молчишь лучше всех,

На огромном холсте

Начинается жизнь.

Скоро ужин уже

Или окна в дожде.

Подбери меня, ну,

Как вот этот припев:

А-а-а, а-а-а

Чиполлино моё

А-а-а, а-а-а

Ой-йо-йо

Где-то мчат поезда,

Или вишни – в цвету,

Провели интернет

Всем в соседнем селе.

Я схожу за водой

И воды принесу.

Ты ложись у стены,

Там нестрашно уже.

Не пытайся понять,

Как попал ты сюда,

Просто молча ходи

И паркетом скрипи —

Нет ни пса, ни меня,

Только ветер и снег.

Чиполлино моё,

Горе луковое…

2021, Москва

Вот кажется, что ночь длинней полярной,

Но если день привстанет на локтях,

Застрянут пчелы в сотовых сетях,

И мир наш – тоньше нити капиллярной

Просветится, и где-то вдалеке

Уже бежит кораблик по реке,

Идут дожди, стада и сенокосы,

И обещанье, взятое без спросу,

Сгорает черной меткою в руке,

В пересеченьи наладонных линий.

Попробовав с полсотни эльдорад,

Живу в режиме бесполезных трат,

Которым нет конца, и только ливень

Идёт-гудёт с восточной стороны,

Осталась из предметов старины

Лишь черная серебряная ложка.

И катится весь мир, что твой Сережка,

На красном самокате из страны.

2007, Берлин

До дождя остались, как всегда

Понедельник, вторник и среда,

Три часа родительской субботы,

Еле говорящий тамада

Магазин с квадратиком «кооп»,

Дачные петрушка и укроп,

Полчаса от дома до работы,

Юность, перешедшая в галоп

Кофе в турке и сосед Фомин,

Пепельница, кресло и камин,

Четверговый дождь уже пролился,

Доставляя в вены витамин

И в какой бы омут головой

Вылететь с дорожки беговой,

Чтобы там никто не удивился,

Думая, что это угловой.

2007, Москва

– Ни кроли, ни брассы, не точены лясы,

ни сразу с тремя, ни удар по мячу,

ни рыба, ни мясо, но всё извинялся

за рыбу, за мясо, за всё по чуть-чуть.

Он словно освистан – ни мистер, ни твистер,

по росту пиджак, недырявый карман,

свой врач и стилист, но махнули по триста —

и вот он, пожалуйста, самообман.

Бессонные чаты, тавро и печати,

и все близоруки, и слышат не то.

Но где-то кричали, что в самом начале,

где всё по науке, – неявно ничто.

С борщами на ужин, при доме, при муже,

при чем здесь любовь я уже не скажу…

…печален, простужен, но галстук потуже,

а вечером в лифт к своему этажу.

Посуды не бьются, без яблок на блюдцах,

казалось бы – жил бы себе поживал,

но что-то незримое пало, как Рим,

и кому ты расскажешь, что жизнь тяжела.

Ему бы напиться под снег над столицей,

ему бы похвастать, да нечем пока.

Она мастерица, но тоже боится

сказать уже «баста», чтоб наверняка.

– Прошло уже много, больное не трогай —

срослось, затянулось.

– А рана была?

– Исхожено в ногу уже, слава богу… —

она улыбнулась. – Такие дела.

2007, Москва

я умею рисовать по клеточкам

так называемые «косички» —

сплетение обреченных параллельных линий,

обман зрения,

что-то угловатое без тени смысла,

как это беспорядочное мельтешение

с зарплатой или без зарплаты,

названное кем-то взрослой жизнью.

или как там у вас говорят.

поднаторев, рисуешь так быстро,

что из карандаша вылетают искры,

а листы отрывного календаря

вылетают пачками,

что даже расторопные дворники

не успевают накалывать их на шесты

вот неделя, когда пошел снег,

вот месяц на море,

вот день, когда ты меня отпустил.

а это – просто пара листов для кратности —

еще одна память о несуществующих днях,

слишком пустых,

чтобы видеть на них хоть какую-то

точку отсчета

но теперь уже

рисуй, говорю,

рисуй,

ты умеешь.

2007, Москва

Говорят, что опять воровка твоя сорока

А на море горят золотые твои ворота

Словно шапка. Такие нынче пошли деньки.

Ты же знаешь, у нас, прибрежных, со сроком строго

И напомнить про все глубины – твоя работа

Голубиною почтой общаются рыбаки

Этих слов не отыщешь в брокгаузах и ефронах

Помогай уже, соль на лице и зюйдвестит в бронхах

Словно девочка Элли в домишке своем летит

А вокруг – вселенных в капронах и при патронах

Просто не-со-счи-тать – ни ахов твоих, ни охов

Если я не вернусь

к обещанным девяти.

2009, Коктебель

Рубишь фишку, рыболов,

у тебя полно голов

с их печальными глазами —

Эта лав отныне офф.

Ни таланта, ни ума

а бессчетные тома,

по которым не экзамен,

а зачет-неавтомат

И зачем ты, и куда?

мы же  брали города!

мы ведь жгли за всех на свете

и вязали в три ряда

Может, некуда бежать?

Может, просто, не спеша,

Перематывать кассеты

На ребре карандаша

Ты и раньше был в строю,

в смысле – душу по мою.

Нынче ночи долго длятся

и под утро достают

Потому и я пойду —

в Ботаническом саду

летом грех не прогуляться

у прохожих на виду.

2010, Москва

Когда блесна тускнеет на глазах

И звезды зажигаются в тазах,

Где красный парус в пене ариэля —

Внезапно понимаешь, что сгорели

Индейский лик и соль на волосах.

О, где же ты, дурная пахлава,

Какие-то другие острова

Тебя не знают, сливки на клубнике

Ненатуральны, пошлы и безлики

И подбирать приходится слова,

Чтоб расплатиться с местным визитёром.

А за забором – едкая трава,

И море вдалеке едва-едва,

И в небе пролетают метеоры,

И всякая Луна – как голова.

2010, Москва

Моя любовь – в твоем календаре,

Где неизвестный месяц на дворе,

Квадратны графы, числа посерёдке —

Давай с тобой по водке да селёдке

И ночью повисим на фонаре.

В такую глушь не всякий забредёт:

Кто знает, что еще произойдёт,

Пока сорочку в проруби полощешь.

Кто говорил, что дальше будет проще,

Не перенес недельный перелёт.

И, как тогда, в бревенчатых стенах

Мы выберемся на полутонах

К прозрачной мысли – было ли начало,

Когда сильнее сердце застучало,

И есть ли толк в прошедших временах.

2010, Москва

Мой Джим, руки не подавай,

Не жди, пока уйдет трамвай,

А поступи, как хореограф —

Расставь всех «бывших» в «каравай»

И сочиним, как Вонг Кар Вай,

Убийственный кинематограф.

Мой друг, тут всё наоборот —

Изобретен водопровод

И жарят в зимы батареи,

Стареть тут некогда совсем,

И если просыпаться в семь,

То доживешь до юбилея.

Смелее в бой, конкистадор,

Я наблюдаю в монитор

Весь мир под нашими ногами.

Нетерпеливое «Мотор!»

И остается коридор

Отмерить нервными шагами

И вот, кирпич на кирпиче

И есть название на «Ч»

И кульминация – в начале.

Но фильм как будто бы ничей,

Пока звучит виолончель,

И имена не прозвучали.

2010, Москва

Дано: начало февраля,

Сосед из дома-корабля

Спустил собак на белый снег,

И чертят по холсту

Двенадцать лап длинней теней,

На стрелках полночь, а за ней

Бежит какой-то человек,

И смотрит в темноту.

А фонари еще горят

И, продолжая звукоряд,

Влетит в открытое окно

Не то мороз, не то

Запахнет хлебом, молоком,

С простой домашкой дневником

Без лишних «если» и «дано»,

Без шапки и пальто.

Ты время, вроде, указал,

Теперь смотри во все глаза

И слушай: скоро Джо Дассен,

Пока рука легка,

Раскрутится на трёх блатных

И звук знакомых позывных

Из позабытых мизансцен —

Из трёхпрограммника.

Обои старые, комод,

По телевизору идёт

Какой-то праздничный концерт,

И падают ключи

В мешок с распорками для лыж,

А там за дверью ты стоишь,

И снег, и слезы на лице,

И радость без причин.

И вяжет бабушка носок,

И долог времени песок

И Окуджава про Арбат,

И выбивать ковёр.

И можно просто наблюдать,

Пока на стрелках три и пять

И неизвестен адресат,

И длинен коридор.

И стало как-то хорошо —

Какой-то год, и снег всё шел,

И отзывался при ходьбе,

И принял формы крыш.

И ты почти «повтор» нажал…

Но помнишь, кто-то там бежал?

Он так давно спешит к тебе,

Пока ты тут стоишь.

2011, Нью-Йорк

Ночь длинна,

В эфире тишина,

Падают старушки из окна.

Все они не пойманы – не воры,

Только я прекрасная одна.

Cпи спокойно, мокрая страна,

Звуками дождя окружена

Все твои пустые разговоры —

Тоже небольшая глубина

Будет в огороде бузина

Или на подушках ордена —

Разные находятся глаголы,

Но примерно эти времена.

2011, Москва

По сентябрю по сентябрю

На листьях цвета айрн-брю

Возникнут схемы поездов

Ненаших городов

Такие были города!

Но там среда, а мне куда?

Везде дороги без следов

Двухтысячных годов

В глубоких лужах сапоги

Еще не выбраны враги

Никто не знает про вождя

И шумно от дождя

И кажется, мне только шесть