Читать книгу Я исповедуюсь за тебя, мама. Пограничное расстройство личности в истории и лицах - Наталия Порывай - Страница 7

Она молчала, а я погружалась в путанные размышления, на которые накладывались слова Отца Даниила о необходимости прощения. И ведь я почти уже готова была простить, только сначала хотела получить ответ на свой вопрос, который до сих пор боялась задать. Я хотела знать, почему она меня так не любила, выделяя среди всех своих детей. Почему именно меня? Да, черт возьми, почему она вообще меня не любила и так со мной поступала? Почему?

И вот я уже собралась силами и выдохнула:

– За что ты меня так не любила? За что, мама?

Она не ожидала этого вопроса. Во-первых, я никогда подобного не спрашивала, а во-вторых, она не считала, что как-то особенно ко мне (и вообще к нам) относилась. В ее понимании мы были обычной семьей без каких-либо особенностей. А то, что творилось за закрытыми дверями, так все так жили!

Но ведь не все! Далеко не все! Я общалась с подружками, была вхожа в их семьи и видела, что там происходило. Да, отшлепать ремнем могли почти каждого, да наказать за плохие оценки или позднее возвращение домой, но не унижать как личность, не оставлять в опасности и не пренебрегать заботой.

Мама молчала, как всегда игнорируя меня. Если бы она не находилась в больнице и была здорова, то этот разговор состоялся бы на кухне, где она проводила большую часть времени. Она бы сидела за столом, а я стояла рядом и задавала свои бессмысленные для нее вопросы. А она бы щелкала семечки и делала вид, что меня с этими вопросами не существует. И сколько бы я не повторяла, она бы молчала и не реагировала.

В такие моменты я остро ощущала себя пустым местом. Но не в смысле самооценки, а в прямом смысле, что меня нет, не существует. Меня не слышат, не видят и уж точно не понимают.

– Ты мне не ответишь? – В моем голосе уже отражались нотки злости. Хотелось разбить эту стеклянную стену, от которой отражался мой голос и возвращался ко мне.

Но мама продолжала молчать, и ее лицо не выдавало никакой эмоции. Тогда я решила пойти другим путем и вспомнить конкретные истории, о которых мы никогда не говорили, но они висели над нами:

– Ты часто рассказывала своим подружкам, как на седьмом месяце беременности захотела меня скинуть, потому что надоело ходить с животом. Тебе было все равно, что я могла умереть?

– Не умерла ведь! – наконец-то оживилась моя до того немая собеседница.

– А если бы умерла? Или у тебя было уже пятеро, и я была лишней?

– Не мели ерунды! Я просто устала и хотела родить тебя раньше. – Тут она переменилась в лице и сквозь улыбку продолжила рассказывать историю, которую я много раз слышала:

– Я днем тащила мешок картошки, а вечером начались схватки. Ты родилась недоношенной с недоформированным носом, и мы тебя все детство спать клали сидя, чтобы ты не задохнулась на спине. А когда ты не умела еще сидеть, то стоя, подпирая подушками.

Раньше, когда я это слышала и видела ее улыбку, меня раздражало то, что она так легкомысленно ко всему относится. Сейчас я смотрела на нее и понимала, что улыбка была лишь защитной реакцией. Она не могла признаться ни себе, ни мне, что совершила ошибку, которая повлекла проблемы с моим здоровьем, а могла бы и вовсе закончиться трагично.

В след за этой историей как по прописанному сценарию следовала вторая и тоже через усмешку:

– Как-то к нам пришла медсестра с проверкой, глянь, а ты без дыхания лежишь. Она тебя за задние ножки подняла, потрясла и ты заорала. Она на меня «Как вы не видите, что ребенок не дышит?». А я что, не орет и ладно!

У меня было ощущение, что со мной разговаривала сумасшедшая. Я задала один вопрос, а она отвечает совсем на другой, просто рассказывая свои истории, которые у нормального человека должны вызывать ужас, а у нее вызывали радость и смех.

И я снова чувствовала себя ненужной, как тогда в далеком детстве, когда так нуждалась в материнской любви и заботе, которых никогда не было. Хотя, я, наверное, обманываю себя, говоря о заботе, ведь мама кормила меня, одевала, делала какие-то элементарные вещи. Но настоящей заботы, той, когда за тебя переживают, тебя оберегают от бед, не было. Или было настолько мало, что я даже не чувствовала.

– Если я тебе не нужна была, то зачем ты меня рожала? – Обида подходила к моему горлу и остро чувствовалась. – Сделала бы аборт.

Мама снова переменилась в лице, вернувшись к агрессии:

– Яйца курицу не учат!

– Да кто тебя учит! Зачем ты рожала меня, не пойму!

– Потому что хотела! Ты маленькая хорошенькая была, а потом…

«Да-да», – подумала я. – «А потом стала невыносимой уродиной, которая не затыкается ни на минуту».

На самом деле мне не понятна была история моего зачатия и вынашивания. Было ли это запланировано или просто по залету? Хотела ли она меня оставить или просто в то время аборты не делали? Жалела ли она о том, что я родилась или и в правду радовалась мне хотя бы маленькой? Я очень хотела все это спросить, но наш разговор с самого начала не клеился.

И все-таки я решилась:

– Я была незапланированным ребенком?

Она снова усмехнулась, а значит, появилась надежда услышать ответ:

– Твой отец был женат, как мы могли планировать? И раз уж так случилось, я решила тебя оставить.

– А он обо мне знал?

– Конечно! И его жена знала, потому они и развелись, и он пропал.

– Но почему он не остался с тобой?

– А зачем он мне? От мужиков одни проблемы!

О, да! Эту ложную истину мне вбивали на протяжении всей жизни. Мужчины козлы, от них одни проблемы, без них лучше! И вот это «лучше» я наблюдала в нашей семье, окруженная пятью братьями и периодически приходящим отцом одного из них. И скажу честно, лучше бы я жила без них!

Но это касалось только тех мужчин, которые находились в одном вибрационном поле с матерью. Знаете, есть такая теория (и физики ее подтверждают), что наши эмоции вибрируют с определенной частотой. Низкие частоты – это негативные эмоции, высокие – позитивные. И люди притягиваются в одинаковых вибрационных полях, позитивные к позитивным, негативные к негативным. Поэтому меня не удивляло, что для такой женщины не нашлось хорошего мужчины, ее вибрационное поле было на таких низких частотах, что просто кошмар.

Мне же в жизни повезло больше, я встречала хороших людей и мужчин в том числе, поэтому теория матери в моих глазах терпела неудачу.

Я еще раз глубоко выдохнула и продолжила свой расспрос, пока получалось добиться ответов:

– А папа какой был?

– Алкаш твой папа и все! Не хочу о нем разговаривать!

– Почему?

– Не хочу и все! У тети Наташи спроси, ты же любишь с ней общаться. – В ее голосе прозвучала обида. Так всегда было, когда она говорила о тете Наташе – бывшей жене отца, матери моей старшей сестры, с которой мы поддерживали тесную связь. Конечно же, и с тетей Наташей я близко общалась, и мама всегда ревновала, обвиняя меня, что той я постоянно улыбаюсь, а ей никогда. Но странно было бы ждать от меня улыбки, если она всегда на меня наезжала, чего не делала тетя Наташа. Я вообще в той семье чувствовала себя своей и главное в безопасности. А вот дома…

Но что касалось отца, то про него и тетя Наташа не особо распространялась, тая давнюю обиду. У нее дома даже не осталось ни одной фотографии отца, но мне удалось найти одну порванную и склеенную, сохраненную бабушкой – мамой тети Наташи.

– Тетя Наташа про него не хочет рассказывать, – констатировала я.

– Вот и я не хочу!

– Но про других отцов ты рассказываешь, я много раз слышала.

Это и, правда, было. Она много раз рассказывала детям про их отцов, а они у каждого почти были свои. И только мой оставался под запретом. Я знала лишь одно, что он был пьяницей, любил гулять по женщинам и возможно у него много незаконнорожденных детей, и что он был музыкантом. Все это мне рассказала тетя Наташа, а от матери я и того не слышала. Видимо, чем-то сильно он ее обидел, раз она так агрессивно реагировала на вопросы о нем. А еще мне казалось, что и к нему она меня ревнует. Ну, не к нему самому, а к тому, как я им интересуюсь, и совсем не интересуюсь ей. Правда, странно интересоваться тем, кто живет возле тебя, и ты его и без того знаешь.

Ответа на мой вопрос снова не было, мама нервничала, и я решила сменить тему с отца на мое детство, которое меня волновало не меньше.

Детство – самый важный период в становлении личности человека. Период, в котором закладываются будущие установки, неврозы и даже расстройства. Хотя, что-то дается нам генетически, а что-то закладывается уже в утробе, но в первые семь лет жизни важно то, как это все сформируется. Проснется, усилится и закрепиться, останется легкой акцентуацией или останется спать на всю жизнь?

В моем случае сыграл первый вариант – мои расстройства формировались с момента зачатия и продолжили свое развитие в детские, а потом и юношеские годы, усиливаясь и закрепляясь. Моя среда обитания прямо прогибала меня под себя, не оставляя ни единого шанса на нормальное существование. Я развивалась в нездоровой семейной обстановке, накапливая негативную симптоматику. И кто-то бы мог сказать, что вместе с этим я закаляла свой характер, и это так. Но лучше бы я росла обычным ребенком без стального характера, чем с ним, но окруженная постоянной физической и душевной болью, от которой порой не хотелось жить, а порой казалось, что я не выживу. Ни один ребенок не должен проходить через тот ад, что прошла я. И никому не желаю той закалки и стальных яиц впоследствии, которые женщине и вовсе ни к чему. Но вернуться в прошлое и что-то исправить невозможно, да и нужно ли? Я такая, какая я есть, и другой жизни уже не представляю. Поэтому остается принять все произошедшее и идти дальше, как бы больно порой не было.