Читать книгу Рудольф – председатель Совета Земли. Книга пятая - Наталия Юрьевна Осядовская - Страница 9

Я помню себя до двух лет! Психологи, работающие с детьми, утверждают, что это невозможно. Я специально проверил – они не правы, редко, но бывает! Я записал своё первое воспоминание – большая комната с розовыми стенами и потолком и женщины с красивыми добрыми лицами. Мне улыбаются, тормошат, берут на руки. И их слова, адресованные то ли мне, то ли друг другу:

– Какой хорошенький!

Свои первые впечатления я смог проверить, когда уже работал в Службе Безопасности постоянно. Я с энтузиазмом взялся курировать детский вопрос – просто потому, что меня всегда это интересовало. Перед визитом в Бейбилон – доскональное обследование врачей по всем только им известным параметрам. А перед входом у них строгий санпропускник – душ, переодевание и даже обработка ультрафиолетом.

Ты уже, наверное, заметил – у нас много таких мест, где «чужим» микробам и вирусам вход закрыт. Это решают медики. Им виднее.

Зато я осмотрел весь цикл.

С рождения и до полугода младенцы проводят время в прозрачных боксах. Кормление и очистка производится автоматически. Умные приборы слежения приводят в действие нужную программу. Все сведения о каждом малыше можно посмотреть на пульте, возле которого дежурят два доктора. Потом мне объяснили, что на эту работу много лет берут только молодых мужчин, соответствующей квалификации. Они справляются лучше всего.

А вот с 6-ти месяцев уход и воспитание проводится в «ручном» режиме. В просторных розовых комнатах младенцы живут до двух лет. В каждой комнате – двое детей. За ними ухаживают четыре няни, меняясь по сменам.

Выходит, если я вспомнил розовые стены – мне не было даже двух лет! В этих розовых комнатах будущая смена учится стоять, а потом – ходить и говорить. Так что эти нянечки стоят, можно сказать, у самых истоков личности. На работу туда отбирают очень тщательно – шансы быть принятыми имеют только молодые женщины приятной внешности с медицинским образованием. Кроме того, что эта работа почётна, она очень хорошо оплачивается. Живут эти феи на поверхности. Но… есть некоторые ограничения – они не имеют права употреблять алкоголь и пряности, а за их здоровьем контроль ежедневный – перед каждой сменой. Конечно, туда отбирают только экстравертов – эмоциональных и открытых, способных полюбить детей.

Мне показали компьютерный тест на профпригодность. Так вот, его успешно проходит лишь треть конкурсанток. Разумеется, за их работой ведётся 100% видеоконтроль. А при малейших отклонениях в развитии за дело берутся детские врачи. Физический контакт и проявление эмоций не только не возбраняется, но и приветствуется.

Я разыскал одну из своих фей. Она в то время была уже в достаточно преклонном возрасте, но вспомнила меня, хотя показанное ей фото было сделано немного позже. – Так у них там положено первое фото – в три года.

– Вы были такой хорошенький и умненький! Все соседки из других комнат приходили на вас посмотреть и подержать на руках. Кроме того, вы развивались чётко в соответствии с программой. Никаких проблем! Я получала за вас только похвалы и поощрения.

Она немного помолчала и, застенчиво улыбнувшись, добавила:

– Вы были самый маленький из детей. Такого у меня больше не было ни «до» ни «после».

Вот оно и прозвучало это слово! Как уж наши «конструктора» умудрились сделать из меня коротышку – сие никому не ведомо! Доноры отбраковываются и по этому признаку. Всё остальное получилось отлично. Но вот рост!

В раннем детстве – это было полбеды. Хорошенькое личико, звонкий голос и детская непосредственность делали из меня ребёнка, которого всем хотелось погладить по головке, потискать, взять на руки. Так что лаской, видимо, я не был обделён в нежном возрасте. Кроме того, ещё до школы оказалось, что я – «артист». Я легко понимал, чего именно от меня хотят, и играл все подходящие главные роли – зайчиков, петушков, а чуть позже – Вини Пуха и даже Карлсона.

В нежном возрасте деток опекают очень плотно. Даже времени не остаётся, чтобы о чём-то задуматься. Любая детская конкуренция за игрушки или внимание воспитателей пресекается в корне. Детки – конфетки получают все и всё. Вот такая старояпонская доктрина! Она звучит примерно так – до пяти лет ты король, а после пяти – слуга. У наших детей королевские привилегии до семи, а после – появляются некоторые обязанности. Уроки вводятся постепенно, Количество их растёт в течение двух лет.

Полноценные 6-ти часовые школьные занятия начинаются в 10 лет. Эти уроки кроме знаний об окружающем мире и сведений об истории цивилизации, дают знания и навыки, которые понадобятся для самостоятельной жизни. Учиться мне нравилось, тем более что преподаватели по всем предметам меня хвалили.

Обычно, к 10-ти годам все дети умеют бегло читать, писать и рисовать вручную, обращаться с компьютером и выполняют свой первый норматив по физической подготовке.

Вот с этим-то нормативом и начались у меня первые в жизни огорчения.

На физподготовке дети стоят в линейку по росту. Я стоял последним. И до меня иногда просто не доходила очередь потренироваться выполнять то, или иное упражнение. Теперь «звёздами» были самые высокие и ловкие мальчики. Я прекрасно понимал, что от меня хочет преподаватель, но… у меня не получилось, так как у других детей. Я привык, что всё получается сразу, если внимательно выслушать и запомнить алгоритм действий. А тут – нет и всё! Это новое ощущение собственного бессилия однажды извергло из меня истерику и горькие слёзы. Отстранив меня от урока, вызвали психотерапевта.

Пришла красивая взрослая женщина и увела меня в специальную комнату. Там журчала вода в фонтанчике, занимавшем одну из стен, был какой-то особенный свет, и даже тихо играла музыка.

Она проговорила со мной долго-долго. Слёзы мои давно высохли. Я сначала односложно отвечал на её вопросы, а потом выложил с подробностями всю подноготную. Поощряя на откровенность, она со всем соглашалась и непрерывно меня хвалила. Когда я иссяк, она поцеловала меня и сказала, что все проблемы уладятся и всё у меня будет хорошо!

Так и случилось. Преподаватель физической подготовки теперь занимался со мной индивидуально. Он учил меня мышечной памяти и тактике приложения усилий. Хвалил за отличную координацию движений и «волю» к победе. Разумеется, после нескольких таких занятий норматив был выполнен. Я получил огромное удовольствие от этой победы. Это тоже было для меня новым ощущением – победа через преодоление оказалась такой сладкой!

И мне очень хотелось снова увидеть ту женщину и рассказать ей о своих успехах. Но я тогда постеснялся сказать об этом воспитателям.

Итак, в 10 лет я выбрал спортивную гимнастику, как основной вид спорта. В эту спортивную секцию записалось всего трое мальчишек. Остальные – девочки.

Большинство мальчиков привлекали другие виды спорта – единоборства, футбол, лёгкая и тяжёлая атлетика. Я уже сообразил, что мои физические кондиции не позволят мне добиться в тех видах спорта высоких результатов.

А гимнастика – как раз подходила. Она развивала и совершенствовала мои природные преимущества – смелость, гибкость и отличную координацию движений. К тому же я научился ладить с девочками, что очень пригодилось мне во взрослой жизни.

В нашем потоке одновозрастных детей было 92 питомца. Потом, проверяя Бейбилон, я узнал и другую, шокировавшую меня новость – нас родилось 100, а 8 – были «отбракованы». «Усыпляют» младенцев, правда, в основном на первой стадии до 6-ти месяцев. Но есть случаи, когда это происходит и на второй и даже на третьей стадии. И я мог быть «отбракован» из-за маленького роста, если бы развивался не так успешно. И только моя активность и сообразительность не позволили свершиться этому злодеянию.

Итак, мы были разбиты на «классы» по 15—16 человек. В каждом училось примерно поровну мальчиков и девочек. Но некоторые занятия проводились и сразу для всего потока. Мы встречались также на праздниках и спортивных мероприятиях. Разумеется, не все друг друга знали по имени в масштабах потока. Но появились некоторые «популярные» личности, которых знали все.

Получилось, что и я попал в их число. В нашей секции занимались девочки из всех классов, а там я был лучшим из мальчишек. Так что на всех общих сборищах меня окружало несколько девчонок, с которыми я и общался весело и непринуждённо. Зависть по этому поводу, видимо, не давала покоя некоторым высоким и сильным моим соученикам.

Однажды на поляне, где мы собрались всем потоком по поводу съёмки выступления нашего хора, ко мне подошёл мой одноклассник и позвал отойти – меня де ждут. Заинтригованный, я доверчиво пошёл за ним. Он привёл меня в пустую беседку, где четверо мальчишек устроили мне «тёмную».

То есть меня накрыли большим куском ткани и били руками и ногами. Под градом ударов, я быстро потерял сознание. Когда пришёл в себя, и доковылял до поляны – там никого не было. Я бросился к выходу-шлюзу, из которого, мы и попадали на поверхность. Из здания Бейбилона именно в это место нас привозил подземный эскалатор. Вход в этот шлюз был перекрыт металлической раздвижной дверью. Быстро темнело, стало очень холодно. Голова у меня кружилась, а места побоев сильно болели. От страха, боли и обиды я начал рыдать и биться о входную дверь шлюза. Но быстро ослабел и снова потерял сознание.

Очнулся я в больнице. Оказывается, меня хватились только за ужином. Тут же была поднята по тревоге группа Службы Безопасности, которая сразу же меня и нашла рядом с выходом.

Я пролежал в госпитале недели две. Опять со мной работала та женщина-психолог. Мы даже познакомились. Её звали Эльза. Первые дни она просто сидела часами рядом с кроватью и гладила мою руку. Даже кормила меня с ложечки, хотя я и сам прекрасно мог бы принимать пищу.

Потом, когда у меня прекратились тошнота и головокружение, она вела со мной долгие разговоры. О том, что жизнь иногда испытывает нас, но, закалившись, мы становимся только сильнее и успешнее. Я потом узнал – это называется психологическая реабилитация. Я был почти счастлив, проведя эти несколько дней в тесном общении с ней.

Никто меня не допрашивал, чтобы узнать имена моих обидчиков. Сами разобрались. Одноклассника, заманившего меня в беседку, перевели в класс, занимавшийся в другом здании. А класс, в котором учились трое остальных участников «казни» вообще расформировали. Так что у нас появилось трое новеньких – Мартин, Филипп и Софья. Её я и раньше знал по гимнастической секции.

Оба новичка сразу пошли со мной на сближение. Разумеется, они не участвовали в моём избиении. Кто были те трое – я так и не узнал. Хотя мог бы, работая в СБ, поднять архивы. Но не стал этого делать, поскольку это прискорбное происшествие, как это ни парадоксально, изменило мою жизнь в лучшую сторону.

Теперь всё свободное время мы проводили втроём, обсуждая наши первые жизненные планы. Нам было тогда по 14 лет.