Читать книгу Мой Александр Сергеевич. Дневник мамы из прошлого тысячелетия - Наталья Анатольевна Баева - Страница 2

«Самое интересное в жизни – это собственный ребёнок»…

Это правда, но… Если бы мне такое сказали до появления этого самого ребёнка – от души бы посмеялась.

Как же это – запереть себя в детскую, обречь на скитания по детским поликлиникам и молочным кухням, когда мир так огромен, так многообразен, так бесконечно интересен!

Мне повезло родиться в Воркуте, куда родители поехали за романтикой. Потом – прожила несколько лет в Томске, у дедушки – бабушки.

Каждое лето – поездки то в один, то в другой конец страны. По многочисленной родне, разбросанной от Урала, до Байкала. Подросла – стали колесить по тур. путёвкам вместе с мамой, невероятно жадной до жизни. Так вот, кто не видел тундры, Полярного Урала, тайги, Карпат, Карелии, Эльбруса, Азова, Крыма – тот поистине не видел красоты мира…

***

Зимой, конечно, сильно отравляла существование школа. Но даже в школе была душе отрада – библиотека. И нередко передо мной на парте, вместо учебника, оказывалась интереснейшая книга, не дочитанная ночью. Вернейшие друзья – Дюма, Сабатини, Волков, Стивенсон, Скотт, Бруштейн… И неодобряемый учителями Крапивин, и ещё сотни две авторов из «Библиотеки всемирной литературы». Мама аккуратно выкупала по подписке эти томики в матерчатых обложках.

***

И ещё был Дворец Пионеров – наш центр Вселенной, подарок, сделанный всем детям Воркуты к 50-летию Советской власти. Громадное здание из трёх сросшихся корпусов.

Бассейн с вышками, спортшкола, театр, несколько музыкальных и танцевальных коллективов… Картингисты, филателисты, аквариумисты, моделисты… Невозможно обойти все восемьдесят кружков, но отчётные выступления и выставки, соревнования и парады – это уж обязательно. Одна только Школа Юных моряков чего стоила!

Чем – то заниматься, помимо школы, мы были обязаны, но не припомню, чтобы эта обязанность кого – нибудь тяготила. Было, из чего выбирать!

К десяти годам мы непременно должны были научиться плавать и нырять с вышки – с пяти метров, к двенадцати – ходить на лыжах километров по десять, к пятнадцати – стрелять из винтовки… А турпоходы в пионерских лагерях – это уж само собой. Они усложнялись год от года.

Смешно теперь слышать обвинения в адрес пионерии – она-де растила солдат. Попробуйте найти бывшего пионера, для которого все эти походы – заплывы – стрельбы – костры – не лучшие воспоминания детства!

Сменив с десяток увлечений (музыкальная школа, бассейн, фехтование, КИД, ТЮЗ, литературное объединение), я остановилась на художественной школе. Это – целый мир, в который можно погрузиться надолго.

***

И вот – Ленинград. Приехала на каникулы – и поняла, что это – Город-которого-хватит-на-всю-жизнь. Только здесь хочу учиться, только здесь буду жить!

***

Это было очень непросто – конкурс в Университет – где девять, а где и одиннадцать человек на место. Нам, иногородним, старались больше «четвёрки» не ставить. «Недотянули» полбалла до дневного – к вашим услугам вечернее отделение – и стройка, больница или фабрика. Ленинграду нужна рабсила.

***

При оформлении на ткацкую фабрику – неизбежный медосмотр. «Вы знаете, что резус у вас отрицательный?» – спросил меня врач.

– Нет… А что это значит?

– Это значит, что у вас не должно быть больше двух детей. Третий здоровым уже не будет. Если вообще родится живым…

Кажется, я захлопала глазами от такой неожиданности. И уточнила:

– А аборты считаются?

Врач – я увидела – едва не рассмеялся. Но постарался ответить серьёзно:

– Считаются.

Самая своевременная информация, полученная мною в жизни. В семнадцать лет я поняла раз и навсегда, что ребёнок у меня может быть только законный – желанный – долгожданный. Случайности исключены.

***

Три года работы на ткацкой фабрике, жизни в рабочем общежитии, научили меня не только работать, не только зарабатывать и считать денежки, Не только распоряжаться драгоценным временем, но и гораздо более важным вещам – сосуществовать с людьми, случайными в твоей жизни. Неинтересными, зачастую примитивными. Помнить, что они – явление временное, никого не раздражать, не создавать конфликтов, а если получится – то и порадовать их чем – нибудь. Стихами ко дню рождения, например. Людям приятно – и мне не убыточно.

***

И ведь были же три часа в сутки настоящей жизни: Университет! Философский факультет!

Чем мы там занимались – кратко не рассказать, но интереснее этой «бездны премудрости» человечество точно ещё ничего не придумало. Окончательно счастливой я себя почувствовала, когда перебралась на дневное отделение – и ушла в эти науки с головой. На целых два года.

В порядке практики мы обошли все церкви и секты – писали дипломы на основании увиденного, услышанного и понятого.

Но ведь образование – это то, что остаётся, когда всё выученное забыто? Так основной навык, полученный нами – это умение складно говорить. Часами. На любую тему. И не «гонять порожняк», а действительно, быстро прочитывать, перерабатывать и выдавать любое количество информации. Очень ценно для преподавателя, лектора, экскурсовода…

***

Как раз к этому времени семья получила долгожданную кооперативную квартиру в Гатчине – от Ленинграда час электричкой.

Приехала мама с моим младшим братом Олегом и одиннадцатью чемоданами, огляделась – и решила, что попала в сказку. Дом посреди цветущего луга, справа – слева лес, город не виден из-за громадного парка. В парке – загородный царский дворец (вот и место работы для меня), живописные озёра, вековые дубы, грибы-ягоды… А вокруг Гатчины – колхозы-совхозы. Растёт всё.

***

Мамина мама, моя баба Зоя, решила жить с нами. Поменяла свою квартиру в Томске на ленинградскую, но в Гатчине ей уютнее. Я словно вернулась в детство – в таком окружении «и жизнь хороша, и жить хорошо».

***

Все последующие годы работала и преподавателем, и лектором, и экскурсоводом.

А за бесплатно, для души – торчала в Клубе самодеятельной песни. Гитару, увы, так и не освоила, голоса никакого, но уж очень любила слушать других. Вот и прижилась там в качестве конферансье. Словом, «дозрела» до замужества лишь к тридцати годам.

***

Когда – то, очень давно, мама меня спросила:

– Тебе какого мужа-то хочется? Ленинградца – это понятно. Но всё же какого?

Я тогда отшутилась:

– Чтобы в папы годился – главой семьи быть не хочется! И вообще, чтоб не дурак, не урод – и на год.

И накаркала…

Сергей старше меня одиннадцатью годами, и не просто «не дурак и не урод», а умница и красавец. Инженер, и когда он показывает мне, где и над чем работает, глаза у меня выскакивают не то, что на лоб – на затылок! Техника – область, мне совершенно незнакомая, и тот, кто с ней на «ты», представляется мне сверхчеловеком… А если это ещё и заядлый рыбак, и грибник? И на гитаре играет! Недостаток профессионализма восполняет увлечённостью – а я пытаюсь подпевать. Смешная гармония – но гармония.

***

Первую, едва заметную трещинку я не захотела заметить.

Сергей пришёл к нам – представляться в качестве жениха, и, увидев целую стену книг, сказал:

– Ну, это всё надо продать.

***

Да, семья у моего жениха сверхпрактичная – и это, скорее, достоинство.

Родители, Фёдор Андреевич и Юлия Михайловна, приехали в Ленинград пятнадцатилетними – по оргнабору, с Волги – и с тех пор не расставались, похоже, ни на день. Всю жизнь проработали на «Электросиле».

Жилищную проблему решили героически – получили участок в Стрельне, под Ленинградом – и сами построили дом в полтора этажа.

Внешне – идиллия. Благолепие, какого в наше время не увидишь и в кино.

Симпатичный домик рядом с лесом, ухоженный снаружи и внутри, вокруг, на шести сотках – сад-огород с идеально ровными грядками, яблони, теплички… Соленья – варенья на столе такие, что украсили бы любую выставку!

Оказывается, Ленинград бывает и таким – село в черте города.

***

В этом идиллическом домике мы и сыграли свою скромную свадьбу.

Тамадой и вообще организатором выступила Лина – сестра Юлии Михайловны, личность весёлая, и, с точки зрения семьи, весьма легкомысленная. «Как вышла на пенсию – так с тех пор всё поёт и пляшет в клубах для офицеров!» Но поёт и пляшет мастерски.

***

Чудеса начались на второй день после свадьбы – и, в силу своей ежедневности, превратились в обыденность.

– Ты почему вчера была на каблуках? Чтобы мужа унизить?! Ты же получилась выше!

– Ты как смеешь его получку пересчитывать? Когда он эти деньги зарабатывал, ты ещё его женой не была! Какой ещё семейный бюджет? Зарабатывать себе будешь сама!

– Да, да, – кивает Серёжа. – Каждый должен сам себе…

– И где твоё приданое? Деньги? Да какие это деньги, пусть твоя мать квартиру разменяет, а то больно широко живёт!

И образование у меня, оказывается, никчёмное, раз не разбогатела, и работа языком – это безделье. Работа – это только производство.

91 – 92 год! Какое, к чёрту, производство, какие зарплаты – страна рушилась. Но об этом и думать не полагалось. Газеты и телевизор – это тоже безделье.

***

– Почему не встаёшь раньше мужа?

– Так он же встаёт в пять…

– Значит, жена должна в четыре!

Попробовала. Сварила завтрак. Свекровка – в слёзы…

– Не хозяйка ты, не хозяйка! А если ты – хозяйка, зачем же тогда я?!

Не дай же бог и мне когда-нибудь так рехнуться…

Вся душа, вся любовь вложена в единственного сына – да так, что другим ничего не осталось. И сына это, совершенно очевидно, не радует. Иногда брыкается, как подросток. Прекрасно, однако, сознавая, что без маминой заботы жизнь легче бы не стала.

***

Что правда, то правда – до такого трудового энтузиазма мне, как до Луны – Юлия Михайловна спит по четыре часа в сутки. Я устроилась на две работы – библиотекарем и ночным сторожем – и всё равно остаюсь лентяйкой и неряхой. К кухонным разборкам прибавились разборки по телефону.

– Ну уж извините, какая есть, – «оправдывается» моя мама, – другой дочери у меня нет…

– И слава богу!

***

На общей кухне теперь готовятся два обеда – «семья должна питаться отдельно»!

Мы пообедали, я вымыла тарелки (конечно же, неправильно), и исчезаю. Муж из – за стола не спешит – теперь мама ставит перед ним свои блюда:

– Ешь, ешь, а то с этой женой с голоду помрёшь!

Всякому терпению, видно, есть предел, даже моему:

– Когда помрёшь, напишу на памятнике: «Здесь лежит взрослый, здоровый мужчина, который помер с голоду возле полного холодильника!»

Немая сцена.

***

Окончательное доказательство моего слабоумия – съездила на митинг, помахала там красным флагом. Оказывается, иметь гражданскую позицию – глупо, а высказывать её – самоубийственно. То-то, смотрю, Серёжа всё не определится, за белых он, или за красных…

***

Снохе, попавшей в мир «диких ндравов», конечно же, надо помнить поговорку про чужой монастырь. Это я ни на минуту не забываю и, пока отдельное жильё не светит, пытаюсь приспособиться. Изучаю огородную литературу, и готовлюсь к посевной. Покупаю семена каких – то экзотов. Опять не слава богу:

– И где ты это собираешься сеять? У тебя здесь нет ни одного квадратного метра!

Сроду не интересовалась огородом, но тут – захотелось иметь свои не метры, а сотки. Размечталась о собственной дачке. Никогда не забуду, как пришлось оправдываться за сорванный в огороде огурец:

– Не сама сорвала, свёкор подарил!

А за срезанные стрелки чеснока и оправдаться не смогла – нечем…

Оставалось только любоваться пучками редиски, похожими на букеты. Свекровка поднималась ещё в сумерках, набирала – намывала редиску, вязала красивыми пучочками в огромном количестве – и на рынок, на рынок…

***

Едва ли не первый симптом беременности у меня оказался таким, о каком я не слыхала никогда и ни от кого: меня перестал задевать весь этот «выступёж». Бесконечные драматические монологи свекровки, изредка подкрепляемые мудрыми изречениями мужа – едва слышала, и реагировать на них мне больше не хотелось. Вообще никак.

Это – плен. Заключение. Даже если делишь его с хорошим человеком. Даже если для него эта тюрьма – норма. И побег – право и святая обязанность любого заключённого. Впервые закралась мысль, что бежать можно и одной…

Пришло ещё не понимание, но уже ощущение того, что и эти люди в моей жизни – временные. И свёкор, трудяга со взглядом святого, который не согласен со всем происходящим – но не согласен молчаливо. Неделями не произносит ни слова! Потому, конечно, что ему и дальше жить с женой, а не со мной. И муж, возможно, тоже.

Всё ещё надеялась на отдельное жильё в перспективе, но первую жену Сергея, Иру, уже понимала. Она промелькнула в жизни этой семьи эпизодом. Выдержала полгода – и ушла беременной.

***

Ребёнок, которого я себе ещё никак не представляла, становился главным увлечением в жизни.

Книжка Никитиных «Детство без болезней» попала мне в руки как нельзя более вовремя – и была зачитана до рассыпания листков. Интереснее любого романа.

Инстинктивно – интуитивно я не меняла образа жизни: работа, беготня, сауна и периодическое завязывание йоговскими узлами. Питалась почти исключительно кефиром и зеленью – лето стояло жаркое, и ничего другого просто не хотелось.

Почему – то я была уверенна, что «он» будет девочкой, заранее этому радовалась, и в то же время не очень верила, что можно полюбить «мяч в животе». Сначала – мячик, вроде теннисного, а потом – футбольный. Да какой буйный…

Глядя, как его неожиданные прыжки чуть не сваливают меня с ног, мама смеялась:

– Ну нет, приличная девочка из приличной семьи так себя не ведёт! Точно, парень!

***

Молоденькая «врачиха», к которой я пришла становиться на учёт, посмотрела на мою дату рождения, и предрекла, что я помру от старости, не дожив до родов. Если, конечно, не буду выполнять все её предписания. И настрочила кучу рецептов. Я поблагодарила за заботу, вышла за дверь – и сунула всю кипу бумаг в мусорное ведро. Мнительной, слава богу, никогда не была.

***

«Он» слышит! Если начинает буянить, его можно унять стихами!

Самые длинные стихи, которые я знаю, это «Конёк – горбунок». Начинаю читать – «он» прекращает пляску. Слушает?!

Ну можно ли на фоне таких впечатлений обращать внимание на вечный зуд?

– Как-то это вы с ребёнком поспешили… И не вздумай купить кроватку – здесь его быть не должно!

А другая бабушка, дядюшка и прабабушка его ждут, не дождутся.